Забота о себе



бет5/23
Дата04.06.2016
өлшемі1.76 Mb.
#113238
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   23

себе Сенека: посвятив себя ей, нужно оставить все прочие занятия,-- только

так можно освободить свою душу (sibi vacare)3. Но эта

"вакантность" формирует активную деятельность и требует, не теряя времени и

не жалея усилий, "сделать себя", "преобразовать себя", "повернуться к себе".

Se formare4, sibi vindicare5, se facere6,

se ad studia revocare , sibi applicare8, suum fieri9,

in se recede10, ad se recurrere11, secum

morari12...-- весь этот вокабулярий Сенека использует, описывая

многообразие форм, которые принимает забота о себе и тяга к воссоединению с

собой (ad se properare)13. Марк Аврелий тоже полон нетерпения

заняться собою: ни чтение, ни письмо не в силах более удержать его от

непосредственной заботы о своей сущности: "Не заблуждайся доле; не будешь ты

читать своих записок, деяний древних римлян и эллинов, выписок из писателей,

которые откладывал себе на старость. Поспешай-ка


______________

1 Сенека. Нравственные письма, LXVI, 46.

2 Musonius Rufus. Reliquiae, XXXVI; цит. в: Плутарх. О подавлении

гнева, 2, 453d.


* Ср. это место в русском переводе Я. Боровского: "Кто хочет пребыватьв

благополучии, тот должен всю жизнь проводить как нуждающийся во

врачевании".-- Прим. ред.

3 Сенека. Нравственные письма, XVII, 5; De brevitati vitae, VII,

5.

4 Seneca. De brevitati vitae, XXIV, 1.



5 Сенека. Нравственные письма, I, 1.

6 Там же, XIII, 1; О счастливой жизни, XXIV, 4. .

7 Seneca. De tranquilitate animi, III, 6.

8 Ibid., XXIV, 2.

9 Сенека. Нравственные письма, LXXV, 118.

10 Там. же, LXXIV, 29; De tranquilitate animi, XVII, 3.

11 Seneca. De brevitati vitae, XVIII, 1.

12 Сенека. Нравственные письма, II, 1.

13 Там. же, XXXV, 4.

55
лучше к своему назначению и, оставив пустые надежды, самому себе --

если есть тебе дело до самого себя [sautoi boethei ei ti soi melei

sautou],-- помогай как можешь"1*. Но наиболее утонченной

философской разработкой этой темы отличаются, несомненно, сочинения

Эпиктета. В его Беседах человек определяется как существо, посвятившее себя

заботе о себе. В этом состоит его главное отличие от прочих живых существ,

которые "все необходимое телу" находят "готовым",-- поскольку они созданы

"не ради самих себя, а для служения, было бы нецелесообразно сотворить их

нуждающимися еще и в другом"2. Люди же, напротив, должны сами о

себе печься, однако вовсе не оттого, что из-за какого-то изъяна человек

ущербнее зверя и уступает ему в самодостаточности и совершенстве, но оттого,

что бог угодно было предоставить нам свободно располагать собой, наделив

"способностью разума", которая не просто заменяет отсутствующие естественные

данные, но и позволяет "постигать" и использовать по мере необходимости

прочие способности; более того, эта уникальная способность, и "только она

одна", может обращаться к себе, избирая в качестве объекта изучения "и самое

себя, и все остальное"3. Увенчав разумом данное природой, Зевс

даровал нам возможность и вменил в обязанность заниматься собой. Именно

постольку, поскольку человек свободен и разумен, и свободен в разуме, он

является существом, предназначенным заботиться о себе. Бог придал тебе иную

форму, нежели Фидий мраморной Афине,-- учит Эпиктет,-- с неподвижной и

окрыленной победой в вечно простертой руке. Зевс "не только создал тебя, но

и тебе одному вверил и поручил тебя"4. Таким образом, забота о

себе для Эпиктета -- это привилегия-и-долг, дар-и-обязательство; она

обеспечивает нам свободу, вынуждая принимать самих себя как предмет всей

нашей деятельности5.

______________

1 Марк Аврелий. Размышления, III, 14.
* Еще более определенно в старом русском переводе С. Роговина: "Пора

угомониться. <...> Итак, спеши к цели и, оставив пустые надежды, сам,

пока еще не поздно, приди себе на помощь, если только ты сколько-нибудь

заботишься о самом себе".-- Прим. ред.

2 Эпиктет. Беседы, I, XVI, 1-- 3.

зТам же, I, I, 4.

4 Там же, II, VIII, 18-- 23.

5 См. М. Spanneut. Epiktet//Reallexikon fur Antike und

Christentum.

56
Когда философы советуют заботиться о себе, они требуют такого рвения не

только от тех, кто избрал жизнь, схожую с их собственной и не только на то

время, которое мы проводим в их обществе. Этот принцип пригоден для всех,

всегда и на протяжении всей жизни. Можно не знать правил живописи или игры

на цитре,-- замечает Апулей,-- это вовсе не порок и не ведет к бесчестью; но

правило, "равно необходимое для всех людей", заключается в умении

"совершенствовать свою душу с помощью разума". Случай Плиния может служить

наглядным тому примером: не следуя какому-либо определенному учению, он

строил свою карьеру согласно требованиям чести, занимался адвокатской и

литературной деятельности, и вовсе не думал порывать с миром. Вместе с тем,

всю свою жизнь Плиний неустанно заботился о себе, и эта забота была, видимо,

самым важным из его занятий. Когда его еще юношей послали в Сирию по делам

военной службы, он прежде всего постарался сблизиться с Эвфратом, надеясь не

только послушать его лекции, но и постепенно сойтись с ним ближе, внушить

ему любовь к себе и извлечь пользу из уроков этого учителя, который

преследовал "пороки, но не людей"1. И когда впоследствии, по

возвращении в Рим, ему случилось отдыхать в своем Лаврентийском поместьи, он

проводил дни, занимаясь собою: "...Читаю, пишу или даже уделяю время на уход

за телом <...> разговариваю только с собой и с книжками"2.


Итак, в деле заботы о себе возраст не играет роли: "Для душевного

здоровья никто не может быть недозрелым или перезрелым",-- как сказал

Эпикур. "Кто говорит, что заниматься философией еще рано или уже поздно,

подобен тому, кто говорит, будто быть счастливым еще рано или уже поздно.

Поэтому заниматься философией следует и молодому и старому:

первому -- для того, чтобы он и в старости оставался молод благами в

доброй памяти о прошлом, второму -- чтоб он был и молод и стар, не испытывая

страха перед будущим"3. По словам Сенеки, учиться жить всю жизнь

-- значит превратить свое существование в непрерывное упражнение, и если

важно
______________

1 Плиний Мл: Письма, I, 10. 2 Там. же, I, 9.

3 Диоген Лаэртский, О жизни... философов, X, 122.

57
рано начать, еще важнее -- никогда не расслабляться1. Сенека

или Плутарх обращаются уже не к отрокам, жадным и робким, которых призывал

заняться собою Сократ Платона или Ксенофонта. Это мужчины, мужи. Серен,

например, которому адресован De tranquilitate (наряду с De constantia и,

возможно, De otio)*-- молодой родич и протеже Сенеки -- ничуть не похож на

мальчика в "годы учения". Во времена De tranquilitate это провинциал, только

что приехавший в Рим и все еще колеблющийся в выборе карьеры и образа жизни,

но уже вступивший на путь философии; его нерешительность главным образом

касается вопроса о том, чем этот путь следует завершить. Луцилий же,

вероятно, лишь немногим моложе Сенеки. Прокуратор Сицилии, он шестидесяти

двух лет от роду затевает оживленную переписку с Сенекой, в ходе которой тот

излагает ему принципы своей мудрости и описывает ее практическое применение,

рассказывает о своих недостатках, слабостях, все еще не завершенных битвах,

порой даже просит совета. Между прочим он, нимало не смущаясь сообщает, как

сам, уже на седьмом десятке, слушал лекции Метронакса2. Вполне

зрелым людям адресованы и трактаты Плутарха, которые содержат не только

общие размышления о добродетелях и пороках, о счастье души и жизненных

невзгодах, но и наставления, о том, как себя вести,-- часто в совершенно

определенных ситуациях.

Это упорство взрослых мужей в заботе о своей душе, это рвение, с

которым они, точно школяры-переростки, ищут философов, которые бы указали им

путь к счастью, раздражало многих, в том числе, и Лукиана. Так, он

высмеивает Гермотима, который встав посреди улицы, бормочет, пытаясь

вытвердить заданный урок. Достигнув преклонного возраста, этот человек уже

двадцать лет, как решил не иметь дела с несчастными смертными и

рассчитывает, что ему понадобится еще добрых два десятка лет, чтобы достичь

блаженства. Гермотим
_____________

1 См. также Сенека. Нравственные письма, LXXXII, 76; ХС, 44-- 45.


* Трактаты Сенеки: De tranquilitate animi -- "О спокойствии духа"; De

constantia sapientis -- "О постоянстве мудреца"; De otio sapientis -- "О

досуге мудреца".-- Прим. ред.

2 Сенека. Нравственные письма, LXXVI, 1-- 4. См. также A. Grilli.

II problema della vita contemplativa nello mondo grecoromano.-- P. 217--

-280.


58
начал заниматься философией сорока лет (о чем сам и сообщает несколько

ниже) и, следовательно, четыре последние десятилетия своей жизни

посвятит-таки заботе о себе под руководством наставника. А его собеседник

Ликин потехи ради заявляет, что ему-де тоже уже исполнилось сорок и приспела

пора изучать философию: "Итак, возьми меня с собой,-- обращается он к

Гермотиму,-- и веди тем же путем"1. Как заметил в связи с Сенекой

И. Адо, вся эта деятельность по направлению сознания была ни чем иным, как

разновидностью "взрослого воспитания" -- Erwachsenerziehung2.


2. Следует помнить, что вся эта "работа над собой" отнюдь не

исчерпывалась только общей установкой, некоей смутной и расточительной

озабоченностью. Термин epimeleia подразумевал не просто хлопоты, но целый

комплекс вполне [конкретных] дел,-- так, например, его применяли, когда

хотели обозначить заботы домовладельца3*, задачи правителя,

пекущегося о подданных4, уход за больными и

ранеными5** либо долг перед богами или умершими6. Если

же речь шла о "себе", то и в этом случае epimeleia предполагала весьма

тяжкий труд.

Такой труд требовал времени. И одна из серьезных проблем культуры себя

состояла в том, чтобы определить, какую часть дня или жизни следует ей

отвести. Вариантов решения известно множество. Например, можно было утром

или вечером некоторое время уделить погружению в себя и, сосредоточившись,

обдумать предстоящие дела, припомнить полезные принципы, разобраться, как

прошел день: пифагорейская традиция таких утренних и вечерних

размышлений-"отчетов"***


_____________

1 Лукиан. Гермотим, 13.

2 I. Hadot. Seneca und die griechisch-romishe Tradition der

Seelenleitung.-- S. 160.

3 Ксенофонт. Домострой, V, 1.
* В этой главе Ксенофонт очерчивает круг обязанностей гражданина в

целом ("труд, приличный свободному человеку"); о занятиях домоуправителя см.

Домострой, XIII, 1.-- Прим. ред.

4 Dio Chrysostomus. Orationes, III, 55.

5 Плутарх. Изречения царей и полководцев, 197d.
** По всей видимости, ошибка Фуко: в этом фрагменте Плутарх приводит

высказывание Тита Квинкция о Филопомене, ахейском стратеге, "у которого

пехоты и конницы было много, а денег мало": "руки-ноги свои, а брюха нет".--

Прим. ред.

6 Платон. Законы, 717е.
*** См. Порфирий. Жизнь Пифагора, 40.-- Прим. ред.
59
вновь возрождается,-- несомненно, уже переосмысленная,-- у стоиков.

Сенека1, Эпиктет2, Марк Аврелий3 часто

упоминают о мгновениях, которые надлежит посвятить обращению к себе. Можно

было время от времени оставлять свои обыденные занятия и совершать одно из

тех "отступлений", что, помимо прочего, так настоятельно рекомендовал делать

Мусоний4: они позволяют человеку побыть наедине с собой,

вспомнить прошлое, вглядеться в картины минувшей жизни, почитать,

познакомиться с наставлениями и примерами, которые окажут [на душу]

благотворное влияние, наконец, избавившись от бремени излишеств, обрести

искомые принципы разумного поведения. Еще можно было, достигнув вершины или

венца карьеры, уйти от дел и, пользуясь тем, что на склоне лет желания

утихают, полностью посвятить себя задаче овладения собою, погрузившись в

философскую работу, подобно Сенеке, или наслаждаясь покоем размеренной

жизни, подобно Спуринне*.


Это время не уходит попусту: оно заполнено множеством практических дел

и всевозможных занятий. Забота о себе -- вовсе не синекура. Здесь и уход за

телом, и режим, помогающий поддерживать здоровье, и постоянные физические

упражнения, и по возможности умеренное удовлетворение потребностей. Здесь и

размышления, и чтение, и составление выписок из книг или записей бесед, к

которым стоит возвращаться, и припоминание истин, хорошо известных, но

требующих более глубокого осмысления. Прекрасный пример такого "внутреннего

анахоресиса", или "уединения в себе", дает Марк Аврелий, описывая

кропотливый труд установления общих принципов и рациональных аргументов,--

"кратких основных положений", убеждающих нас не сетовать на людей,

обстоятельства и силу вещей5**. Сюда же относятся беседы с

наперсником, с друзьями, с учителем или руководителем; прибавьте к этому

переписку, где сообщают о состоянии духа, просят советов, дают
___________

1 Сенека. О гневе, III.

2 Эпиктет. Беседы, II, XXI; III, X, 1-- 5.

3 Марк Аврелий. Размышления, IV, 3; XII, 18.

4 Musonius Rufus. Reliquiae, LX.
* См. Плиний Мл. Письма, VII, 1.-- Прим. ред.

5 Марк Аврелий. Размышления, IV, 3.


** Собственно, на "порочность людей", на то, что нам "уделено из

целого" и на "телесное",-- Прим. ред.


60
их нуждающимся (впрочем, это полезно и наставнику, так как позволяет

ему повторить свои наставления для самого себя)...1 Вокруг заботы

о себе, таким образом, разворачивается бурная деятельность (как устная, так

и письменная), в которой тесно переплелись работа над собой и общение с

другими.

Так мы подходим к одному из важнейших аспектов заботы о себе: по

существу, эта деятельность предполагает не упражнения в одиночестве, но

поистине общественную практику. Причем, [общественную] во всех смыслах

слова. Действительно, она часто практикуется структурами, более или менее

институциализированными, такими, например, как неопифагорейские общины или

кружки эпикурейцев, описанные Филодемом:

признанная иерархия обязывала наиболее "продвинутых" руководить

остальными (как персонально, так и коллективно), но практиковались и

совместные занятия, когда забота о себе получала стороннюю помощь (to di'

allolen sozesthai2). Что касается Эпиктета, то он учил в среде,

очень близкой к школе. У него были различные категории учеников: одни ходили

к нему временно, другие оставались на более длительный срок и готовили себя

не только к жизни простого гражданина, но и к более высокой деятельности,

наконец, третьи, сами решившие стать профессиональными философами, проходили

школу правил и практик руководства сознанием3. Получил

распространение (особенно, в кругах римской аристократии) и институт частных

консультантов, которые служили семье или кружку, выступая советниками в

житейских делах, вдохновителя/ли политических решений, а иногда и

посредниками на переговорах: "Встречались богатые римляне, считавшие

полезным содержать философа на жалованьи, и многие достойные люди не

находили такое положение унизительным". Они должны были "наставлять в морали

и поддерживать своих патронов и их близких, а те черпали силы" в одобрении

философов4. Так, Деметрий, наставник Тразеи Пета, вынужден был

принять уча-
____________

1 Семка. Нравственные письма, VII; 1С и CIX.

2 Philodemus. Peri parrhesias, 36 (Olivieri, S. 17).

3 О практике этой школы см. В. L. Hijmans. Askesis, Notes on

Epictetus' Educational System,-- P. 41-- 46.

4 P. N. Sandbach. The Stoics.-- P. 144; см. также I. H.

Liebeschbtz. Continuity and Change in Roman Religion.-- P. 112-- 113.

61
стие в "постановке" его самоубийства и помочь ему в последний момент

завершить жизнь прекрасно и достойно. Впрочем, функции учителя, наставника,

советника и конфидента далеко не всегда разграничивались: в практике

культуры себя эти роли часто оказывались взаимозаменяемы и их поочередно

могло исполнять одно и то же лицо. Мусоний Руф, политический советник

Рубеллия Плавта, сосланный после его смерти, собрал вокруг себя слушателей и

последователей и создал нечто в роде школы, а под конец жизни, вернувшись в

Рим из новой ссылки (куда его отправил Веспасиан), читал публичные лекции и

входил в число приближенных Тита.

Но не только наличие школ, образования и профессиональных духовных

наставников обеспечивало социальную базу этой работы над собой; она без

труда могла опереться на всю сеть привычных отношений родства, дружбы или

долга. Когда тот, кто практикует заботу о себе, взывает к другому, угадывая

в нем способность вести и советовать, он как бы осуществляет некое свое

право, оказывая же другому щедрую помощь или с благодарностью принимая его

уроки,-- исполняет долг. В этом смысле показателен текст Галена об исцелении

страстей: тому, кто действительно желает заботиться о себе, он советует

искать помощи у другого, однако рекомендует не специалиста, известного своей

компетентностью и ученостью, но просто любого человека с хорошей репутацией,

в чьем чистосердечии представится случай убедиться'. Но случается и так, что

игра между помощью другого и заботой о себе проникает в уже существующие

отношения и придает им новые оттенки и теплоту. Стало быть, забота о себе --

или труды, предпринимаемые затем, чтобы другие прониклись такой заботой,--

интенсифицирует социальные отношения. Находясь в ссылке, Сенека утешает

мать, стремясь помочь ей перенести разлуку, а впоследствии, возможно, и

большие несчастья. Пространные советы о спокойствии души он адресует Серену,

своему молодому провинциальному родственнику и протеже. А их переписка с

Луцилием,-- переписка двух мужчин, почти ровесников,-- углубляет уже

сложившиеся ранее отношения и [с каждым новым письмом] все более

превращается из духовного руковод-
_____________

1 Galenus. De cujuslibet animi peccatorum dignotione et medela,

III, 6-- 10.

62
ства в совместный опыт, который приносит пользу обоим его участникам. В

письме тридцать четвертом Сенека пишет Луцилию: "Я притязаю на тебя: ты --

мое создание",-- но сразу же добавляет: "Я взялся за тебя, подбадривал,

давал шпоры и не позволял идти медленно, то и дело подгонял тебя, да и

сейчас занимаюсь тем же, однако подбадриваю бегущего и подбадривающего меня

самого"; а следующие письма посвящены рассуждению о взаимном даре

совершенной дружбы, когда каждый из друзей неизменно служит другому опорой,

о которой речь идет в письме сто девятом: "Опытные борцы упражняются друг с

другом, музыканта наставляет другой, равный ему выучкой. Мудрому тоже нужно,

чтобы его добродетели не были праздны; и как он сам не дает себе лениться,

так же не дает ему этого и другой мудрец"1. Таким образом, забота

о себе по своей сути оказывается связанной со "службой души", предполагающей

возможность игр обменов с другим и системы взаимных обязательств.

3. По традиции, уходящей к истокам греческой культуры, забота о себе

тесно связана с медицинской мыслью и практикой. Эта давно возникшая

взаимосвязь все более и более усиливалась, пока, наконец, Плутарх во

вступлении к Наставлениям. о здоровье не заявил, что философия и медицина

действуют в "одних пределах" -- mia chora2. Действительно, и той,

и другой присуща общая терминологическая игра, в центр которой поставлено

понятие namoc, равно приложимое и к страсти, и к болезни, к расстройствам

плоти и к непроизвольным движениям души; в обоих случаях оно относится к

состоянию пассивности, которое в теле принимает форму заболевания,

нарушающего равновесие жидкостей-"гуморов", или качеств, а в душе -- форму

движения, способного увлечь ее вопреки ей самой. Опираясь на это общее

представление, можно разработать сетку анализа для заболеваний тела и души.

Именно такова предложенная стоиками "нозографическая" шкала, фиксирующая

различные степени развития болезни, вплоть до ее


___________________

1 Сенека. Нравственные письма, CIX, 2. Подробнее о Сенеке, его

отношениях с окружающими и деятельности наставника см. Р. Grimal. Seneque ou

la conscience de I'Empire.-- P. 393-- 410.

2 Plutarchus. De tuenda sanitae praecepta, 122e.

63
перерастания в хроническую форму. Прежде всего стоики выделяют

"болезненность" (proclivitas), предрасположенность к заболеваниям,

открывающую путь возможным хворям; за ней идет "недомогание", нарушение или

расстройство здоровья, которое по-гречески называлось pathos, а на латыни

affectus; далее следует собственно "недуг" (nosema, morbus),-- он

открывается, когда тело и душа уже глубоко поражены и расстроены, затем

переходит в более серьезную и затяжную стадию -- "немочь" (arrhostema, или

aegrotatio) и, наконец, в застарелую болезнь -- "порок" (kakia, aegrotatio

inveterata, vitium. malum), не поддающийся исцелению. Стоики разработали и

схемы, показывающие различные стадии, точнее, возможные формы исцеления;

так, Сенека различал больных, избавившихся от своих недугов полностью либо

частично; тех, кто поборол острую форму заболевания, но не его причину; а

также тех, кто восстановил здоровье, но еще слаб и предрасположен к

болезни'. Эти концепты и схемы, в равной степени пригодные и для медицины

тела, и для терапии души, не только позволяли применять единый тип

теоретического анализа к физическим расстройствам и к нравственной

распущенности, но и предполагали как в первом, так и во втором случае один и

тот же способ действий, вмешательство: и тем, и другим "повреждением"

следовало заняться, лечить его и по возможности добиться исцеления.

Целый ряд медицинских метафор систематически используется для

обозначения операций, составляющих заботу о душе:

ввести в рану скальпель, вскрыть нарыв, ампутировать, вывести излишки,

назначить лечение, прописать горькое снадобье, успокоительное или

укрепляющее2. Искомое исправление души, самосовершенствование,

путь к которому лежит через философию или воспитание -paideia, все более

приобретает медицинский оттенок. Формировать, образовывать себя и заботиться

о себе -- два эти занятия суть взаимосвязаны. Такова была точка зрения

Эпиктета, не желавшего, чтоб его школу воспри-
________________

1 Цицерон. Тускуланские беседы, IV, 10; Сенека. Нравственные

письма, LXXV, 9-- 15; подробнее об этом см. I. Hadot. Seneca und die

griechisch-romishe Tradition der Seelenleitung (II, 2).

2 О сравнении лекарств для тела и для души см., например: Сенека.

Нравственные письма, LX, 8.


64
нимали как место, куда идут только в поисках "формы": получить

образование, приобрести некий объем познаний, которые впоследствии помогут



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   23




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет