 Елена Уварова

Протопоп родился в 1621 году. Он был сыном сельского священника из села Григорово Нижегородской губернии. Отец пил. Мать же была, как пишет Аввакум: «постница и молитвенница… всегда учаше мя страху божию». Она женила семнадцатилетнего сына на четырнадцатилетней сироте Анастасии – дочери кузнеца Марка. Анастасия становится истинной помощницей Аввакуму. В двадцать один год он рукоположен во дьяконы и в тридцать один становится протопопом. Но большого поста в церковной иерархии он так и не займет. Уж слишком принципиальным он казался своим прихожанам. Аввакум обличал тех, кто распутничал, творил беззаконие, обижал бедных и сирот. Его били, пытались утопить, стреляли в него из луков, «среди улицы били батожьем и топтали. И бабы были с рычагами (ухватами)». Гонимый паствой, Аввакум перебирается в Москву.

Его знакомят с государем Великой, Малой и Белой Руси Алексеем Михайловичем. В «Житии» Аввакум скромно упоминает об этом факте: «С тех мест государь меня знать почал».

Роковую роль в судьбе Аввакума будет играть патриарх Никон, земляк Аввакума по нижегородской губернии. Русский историк С. Соловьев отмечает, что «у Никона был раздражительный и жестокий характер, вовсе несогласный со званием патриарха; все имевшие дело с Никоном встречали в нем не кроткого пастыря, не отца, а строгого господина, скорого на гнев, и гнев неумеренный».

В. Ключевский писал о Никоне: « Это словно парус, который только в буре бывает самим собой, а в затишье трепыхается на мачте беспомощной тряпкой».

Никон, считая более высоким достоинство священника по сравнению с властью царя, сознательно посягнул на самую суть русского православия. Его советниками становятся иноземные богословы. Аввакум видит в лице Никона вероотступника. Он знает какими мотивами движим Никон и его сторонники. Поведение князей церкви определялось, по мнению Аввакума, материальными интересами. Побуждая царя к репрессиям против «раскольников», сторонников Аввакума, иерархи церкви говорили ему: «Жги, государь, крестьян тех, и мы рады тебя, государя, тешить, лише нам потребы давай, да кормы з дворца».

С помощью Никона шло мощное наступление на русскую веру. Почему это было так необходимо?

Потому что с самого начала существования славянских государств проявляли себя мощные попытки завоевать, подчинить себе хотя бы верою, а еще лучше уничтожить более духовные арийские народности, какими являются славяне. Психология агрессора типична для более невежественных, темных народов.

Становится понятным яростная борьба Аввакума и его сторонников за независимость нашей веры от западной. Ведь речь шла о независимости духовной. Продолжение этой борьбы мы видим и наши дни.

Аввакума тревожит и возмущает ущемление русского национального духа. Как отмечает историк С. Соловьев, пока на Руси идет раскол, в Москве становится все больше иностранцев и все больший вес приобретают они в русском государстве. В Москве при Никоне начинают строить кирхи, рядом с православными храмами. Такого не было ни в одном из европейских государств!

Никону хватает наглости на церковном соборе заявить, что хотя он русский, но его вера и убеждения греческие. Он снимает с себя белый клобук, символизирующий чистоту и святость русского духовенства, и вместо него надевает, как пишет один знаток той поры, «рогатую колпашную камилавку» греков.

Огромная страна раскалывается на два непримиримых лагеря – приспешников Никона и сторонников Аввакума.

Аввакум с протопопом Костромы Даниилом пишут царю о нововведениях Никона, о троеперстном крещении, которое в девятом веке даже у римлян считалось еретическим и было введено римским папой Формозом, «проклятым» после его смерти следующим за ним папой Стефаном. Затем оно все же утвердилось у католиков Рима, и постепенно «были прельщены» Польша, Германия, Албания, Греция. Иными словами, в Европе постепенно установилась самая догматичная из форм христианства. Нововведения не ограничивались только изменением формы, но влияли на суть. Весь Запад окутался мраком дряхлого христианства. Вера всей Европы стала прокатолической, называйся оно католицизмом или православием – неважно.

В «Житии» Аввакум яростно обличает троеперстное крещение. Но был ли в этом какой - то смысл? Он приводит слова Ипполита Святого и Ефрема Сирина, предсказавших наступление "сего времени": «И дает им скверный печать свою за знамение Спасителево. Се о трех перстах реченно: егда сам себе волею своею печатает тремя персты, таковаго ум темен бывает и не разумевает правая, всегда помрачен, печати ради сея скверныя».

Не забудем, что Аввакум был очень просвещенным человеком, прекрасно знавшим исконно русские религиозные тексты, основанные на ведической вере. Поэтому он, зная истину «от разумеющих», запишет о троеперстном крещении: «Идол в руке слагая, на чело возлагая, еже есть мерский образ».

Соотнесем эти слова с выдержкой из «Велесовой книги», книги новгородских волхвов: «В Греции ведь не богов почитают, а людей, высеченных из камня. А наши боги суть образы».

Становится понятным, что двуперстное и троеперстное крещение являются символами, за которыми скрываются совершенно определенные понятия.

Двуперстное крещение являлось символом почитания Бога – образа, а троеперстное – Бога личностного, антропоморфического. Западная христианская вера сделала понимание Бога более примитивным.

А что же «тишайший царь» Алексей? «Много писано было, - вспоминает Аввакум, - он же не вем, где скрыл их, мнит ми ся – Никону отдал».

После того Никон посадил Даниила «в земляную тюрьму и уморил».

Царь Алексей и патриарх Никон становятся предателями своего народа.

Аввакума арестовывают, сажают в монастырскую темницу и держат на цепи. От него требуют покорности патриарху, бьют, чтобы заставить принять Никоновы «новизны». Аввакум же молится за своих врагов. Так его держат четыре недели, а затем снова везут в Москву. Патриарх приговаривает протопопа к ссылке в Сибирь. Лишь одну поблажку выпросил царь у Никона: не расстригать протопопа.

Жена Аввакума вместе с детьми отправляется с ним в ссылку.

Аввакум вспоминал в «Житии»: «И колико дорогою было нужды, тово всево говорить много. Разве малое помянуть. Протопопица родила младенца, больную в телеге и потащили».

Двоих детей потеряет семья за время ссылки.

Так привозят их в Енисейск, в распоряжение воеводы Пашкова. Аввакум называет его «безчеловечным человеком», который пытал, бил людей.

Однажды, когда Аввакум заступается за двух вдов, его настолько жестоко избивают, что Аввакум, человек терпеливый, не выдерживает и кричит: «Полно бить – тово!»

В «Житии» Аввакум воздает должное долготерпению своей жены Марковны: «В ыную пору протопопица, бедная, брела, брела, да и повалилась, и встать не может… Опосле на меня, бедная, пеняет: «Долго ль – де, протопоп, сего мучения будет?» И я ей сказал: «Марковна, до самыя до смерти». Она же против тово: «Добро, Петрович. И мы еще побредем вперед». »

По собственному убеждению и мнению окружавших его людей, Аввакум способен был творить чудеса.

Он вспоминал, как на озере Иргене никто не мог добыть рыбы. Аввакум помолился богу и поймал «шесть язей да две щуки». Пашков исполнился зависти, прогнал Аввакума с того места: «Насмех и ругаясь, указал место на броду, где коровы и козы бродят».

Аввакуму становится горько, и он обращается к Богу: «Владыко человеколюбче. Не вода дает рыбу, - ты вся промыслом своим, Спасе наш, строишь на пользу нашу. Дай мне рыбки на безводном том месте, посрами дурака – тово, прослави имя Твое святое».

Наутро у него каждый день сети полны рыбы.

«Богу нашему слава ныне и присно и во веки веком.

Терпение убогих не погибнет до конца», - заключает Аввакум.

Он умел и лечить. Однажды он исцелил кур боярыни, когда «они все занемогли и переслепли». Жена воеводы тайно подкармливала семью протопопа.

Как – то у нее заболел младенец. Она послала ребенка к шептуну – мужику. И младенец еще «пущи занемог: рука и нога засохли», а потом и вовсе был при смерти. Младенца приносят Аввакуму.

Аввакум вспоминал в «Житии»: «Помоля Бога и покадя, помазал маслом во имя Христово и крестом благословил. Младенец же и здрав паки (опять) стал -–с рукою и ногою, манием Божественным. Я, напоя водой, и к матери послал».

Об этом узнает Пашков и благодарит Аввакума. После этого случая протопопа больше не пытают. Аввакум вспоминает: «Десять лет он меня мучил или я ево – не знаю, Бог разберет».

За это время царь рассорился с Никоном. Он посылает в Сибирь высочайшее дозволение протопопу вернуться в столицу. Аввакум добирается до Москвы три года.

Большое впечатление на него производит озеро Байкал: «Птиц зело много – гусей и лебедей, - по морю, яко снег, плавает. Рыба в нем – осетры и таймени, стерляди, омули и сиги, и прочих родов много».

Аввакум побывал в руках восставших сибирских народов (башкир, чувашей, калмыков).

«Подержав у берега, да и отпустили. Бог изволил», - вспоминает Аввакум.

Аввакум возвращается в Москву и его милостиво встречает царь. Но Аввакум убеждается, что царь, отдалив от себя Никона, оставил в силе все его нововведения. Он вновь ринулся в бой. Его ссылают на Мезень и держат там полтора года. Затем снова волокут в Москву, вновь уговаривают соединиться с ними. Приезжал к нему и ярославский дьякон Козьма, который при всех уговаривал Аввакума подчиниться новым установлениям, а втайне поддерживал: «Протопоп, не отступай ты старого тово благочестия! Велик ты будешь у Христа человек, как до конца претерпишь. Не гляди ты на нас, что погибаем мы!»

Затем в Москве был созван церковный собор, чтобы покаялись Аввакум и его единомышленники.

Аввакум много говорил с патриархами: «Бог отверз уста мои грешные, и посрамил их Христос устами моими».

«До Никона – отступника у наших князей и царей все было православие чисто и непорочно и церковь была немятежна. Никон, волк, со дьяволом предали тремя перстами креститца».

«Лутче един, творяи волю Божию, нежели тьмы беззаконных!»

И священное собрание грудою бросилось на Аввакума, толкали и били его. Тогда Аввакум обращается к ним со словами апостола Павла: «Таков нам подобаше архиерей: преподобен, незлобив», и прочая; а вы, убивше человека неповинна, как литоргисать станете?» Так оне сели».

Аввакум был предан анафеме и, единственный из осужденных, в ответ сам проклинает этот собор.

Потом Аввакума в цепях держат на Воробьевых горах. От имени царя его пытается увещевать Артем Матвеев. Он просит Аввакума уступить хотя бы в чем – то. Но Аввакум так же тверд: «Аще мне и умереть – со отступниками не соединюсь!»

Но за царя – отступника Аввакум продолжает молиться. Он симпатизирует царю, хотя всегда говорит ему правду:

«…Любя я тебе, право, сие сказал, а иной тебе так не скажет, но вси лижут тебя, - да уже слизали и душу твою!.. Ты, ведь, Михайлович, русак, а не грек. Говори своим природным языком; не унижай ево и в церкви и в дому, и в пословицах».

Значительная часть русских людей – крестьяне, ремесленники, купцы, казаки, стрельцы, низшее и среднее духовенство, некоторые аристократы (боярыня Морозова, ее сестра княгиня Урусова) восприняли реформу как крушение истинного православия. «Раскольников» не пугали ни пытки, ни ссылки, ни казни… Истинно верующие люди вынуждены были скрываться «в темных лесах, спасая свою старую веру от новых законов Никона, а затем Петра». Отверг реформу Соловецкий монастырь и восемь лет сопротивлялся осаждавшим его войскам.

Своими духовными дочерьми называет Аввакум Феодосью Морозову и ее сестру Евдокию. Он много беседовал, особенно с Феодосьей. Она вместе с Феодотом Стефановым тайно готовила правый собор. Феодосья входила в ближайшее окружение царицы Марии Ильиничны. При жизни царицы Морозовой удавалось избегнуть преследований за свои убеждения. Но после смерти царицы сестры были арестованы, подвергнуты пыткам и сосланы в Боровск, где были фактически уморены голодом (1675 г.) Вскоре после ареста Феодосьи «уморили», как пишет Аввакум, и ее девятнадцатилетнего сына Ивана.

Своими духовными сыновьями Аввакум называет Авраамия, Федора и Луку Лаврентьевича. Они были истинными мучениками за веру. После ареста Аввакум связывался со своими сторонниками в Москве через Авраамия. В 1670 году Федор и Лука Лаврентьевич были повешены. Авраамий же после пыток был сожжен в 1672 году.

После собора нераскаявшихся Аввакума, монаха Епифания, попа Лазаря и дьякона Федора в 1667 году сослали в далекий Пустозерск у Полярного круга. Всем им, кроме Аввакума, урезали языки и укоротили пальцы на правой руке, чтобы не крестились двуперстно и не писали. Но для Аввакума царь сделал исключение.

Узников посадили в отдельные земляные темницы. По ночам они общались, вылезая из темниц через окна. Из Пустозерска Аввакум отправил царю два послания. Второе из них (1669 г.) было адресовано не только царю, но и рассчитано на широкое распространение. Аввакум старался повлиять на царя, чтобы вернуть его к старой вере. Также он описал явление ему Богородицы и Христа, который произнес: «Не бойся, Аз есмь с тобою».

«Видишь ли, самодержавне? Ты владеешь на свободе одною русскою землею, а мне Сын Божий покорил за темничное сидение и небо и землю», - заключает Аввакум.

Сочинения Аввакума и трех единоверцев с помощью охранявших их стрельцов тайно пересылались сподвижникам в Москву, соловецкий монастырь и другие места. Так была передана в Москву «правоверным гостинца» – книга «Ответ православных» – коллективное богословское сочинение, изложенное дьяконом Федором. Книга критиковала реформы Никона. Она попала в руки царя и невольно послужила причиной новых казней. Тогда – то и были повешены Федор и Лука Лаврентьевич. Должны были повесить и двух сыновей Аввакума – Ивана и Прокопия, но они повинились перед государем, и их вместе с матерью «закопали в землю».

Аввакум печалился об отступничестве своих сыновей: «Ну, да Бог вас простит, не дивно, что так зделали, - и Петр – апостол некогда убоялся смерти и Христа отрекся, и о сем плакася горько, даже помилован и прощен бысть».

А пустозерских узников снова «казнят»: попу Лазарю, дьякону Федору и старцу Епифанию вновь укоротили пальцы и урезали языки. Они же окровавленными устами продолжали славить имя Христа. Аввакума же посадили на хлеб и воду. Он же плакал, что отлучен от братии.

Несмотря ни на какие мучения, дух узников не сломлен. Всей силою своей любви, сидя в земляном «гробе», они поют Песню песней Соломона, воздавая хвалу церкви, истинно русской вере.

В условиях, непригодных для творчества, много лет работает Аввакум над своим «Житием». Он рассматривал свою книгу как проповедь «дела Божия» и исповедь духовному отцу и другу Епифанию. Аввакум строго оценивает себя как писателя, но признает оценку своего ученика Сергия, который отмечал «огненный ум» Аввакума. Своим духовным долгом Аввакум считает правдивое написание книги, как это понимает его разум: «Но аще и неучен словом, но не разумом; не учен диалектики, и риторики, и философии, а разум Христов в себе имам, якоже и апостол глаголет: « Аще и невежда словом, но не разумом». Это принципиальное самоутверждение Аввакума, признающего за собой достоинство высокого религиозного сознания. Именно поэтому он считает себя вправе обличать реформы патриарха и самого царя. Аввакум отстаивал право на свободу религиозной совести. Он утверждал, что нельзя «огнем, да кнутом, да висилицею в веру приводить». Он указал на единство репрессий государственных и церковных властей: « В Москве жгут и по городам жгут митрополиты и воеводы, везде их воля и сила». Много древнерусских книг было уничтожено в это время. Много книжной мудрости, накопленной веками, было предано огню. Потому так мало знаем мы о древней истории своего народа. Тем более ценной становится каждая находка древнерусской книги.

«Житие» Аввакума обладает большой силой эмоционального воздействия, и сам он был уверен: «…Глаголет Дух Святой мною грешным».

После смерти царя Алексея в 1676 году Аввакум посылает челобитную его старшему сыну, теперь уже царю, Федору в надежде на изменение отношения властей к старообрядцам. Но и здесь он выразит свою уверенность, что Алексей в муках сидит на том свете за дела земные: « …то ему за свою правду».

Это письмо остается без ответа. Позже, 14 апреля 1682 года, Федор отправит узников на костер. Через несколько дней царь умрет и сам, как было предсказано накануне казни Аввакумом…

В повествовании о боярыне Морозовой русский писатель Иван Лукаш напишет о последствиях раскола и расправы над старообрядцами: «Вот, будет Русь блистать и лететь и греметь в победах Петровых, будут везде парить ее орлы и гореть ее молнии, а все, а всегда в русских душах будет проходить тайная дрожь, не то страх, что все равно, как ни великолепна Россия, в чем – то она не жива, не дышит она. В чем – то отлучена. И в нестерпимой тоске Пушкина, и в сумашествии Гоголя, в смуте Толстого и Достоевского… тоже страшное чуяние какого – то отлучения и предчувствия за то великих испытаний и наказаний…»

1. 
   «Житие Аввакума и другие его сочинения». М., 1991 г..
   
2. 
   С. Соловьев. «Избранные произведения», т. 1. Ростов – на - Дону, 1997 г..
   
3. 
   И. Зюзюкин. «Сожжен, за что?» («Смена», № 2, 1998 г.).
   
4. 
   В. Пузицкий. «Родная история». Саратов, 1994 г..