А. Ю. Смирнов литературная антиутопия
жүктеу/скачать 88.08 Kb.
|
| А.Ю.Смирнов
ЛИТЕРАТУРНАЯ АНТИУТОПИЯ КАК ФЕНОМЕН УТОПИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ Этимология термина «антиутопия» предполагает его тесную связь с утопией. В современной науке понятие «утопия» употребляется широко и многопланово: оно рассматривается в самых разнообразных аспектах и при этом наделяется различными смысловыми значениями. Тем не менее, понятие «утопия» стало нарицательным для изображения идеального общественного строя, которое лишено строгого научного обоснования. В обыденном употреблении оно приобрело отрицательно-оценочный смысл, характеризуя нереальные и неосуществимые сочинения, проекты и ожидания. Однако широко распространенное представление об утопии как проекте, реализация которого в принципе невозможна, было опровергнуто К.Мангеймом, утверждающим, что утопической является всякая «…идеальная конструкция, дающая неадекватное представление о социальной реальности, поскольку фиксирует в ней только отрицающие ее элементы, и которая впоследствии получает практическое осуществление, оказывая воздействие на ход исторического процесса» [3, с.238]. Наиболее очевидно это проявилось в ХХ веке, примером чему служат коммунистическая и национал-социалистическая идеологии, на протяжении десятилетий выступавшие в качестве программы действий и источника идей для огромного числа социально активных субъектов. Таким образом, в строго научном смысле под утопией следует понимать изображение социального идеала, не зависимо от возможности его реализации в данный момент или в обозримом будущем. Соответственно, литературная утопия представляет собой художественное воплощение утопического идеала. Сущность феномена антиутопии состоит в принципиальном отрицании утопии («anti-utopia» – то есть обращенный против утопии). Антиутопия направлена на дискредитацию утопического мышления вообще, а не только полемизирует с утопической традицией в литературе и конкретными проектами, затрагивающими проблему социального идеала. В этом заключается ее отличие и от конкурирующих утопий (например, «Утопии» Т.Мора и «Государства» Платона, «Новой Атлантиды» Ф.Бэкона и утопии Т.Мора и т.д.), которые «…сохраняют все признаки утопии и отрицают не столько сам утопический подход к моделированию социальных идеалов, сколько конкретные формы утопии, поскольку любая утопия, заключающая в себе полемическое начало, выступает одновременно и в качестве контрутопии по отношению к другим утопическим конструкциям» [1, с.65]. Собственно литературная антиутопия изображает художественную модель мира, иллюстрирующую в негативном аспекте результаты реализации социальной утопии. Причем, социальный идеал исторически детерминирован, отражая потребности конкретной эпохи. Так, например, вопреки очевидной дидактике и назидательности авторов, ставящих своей целью убедить нас в совершенстве описываемых ими вариантов социальной организации общества, классические утопии Т.Мора и Т.Кампанеллы могут быть восприняты в антиутопическом ключе, поскольку с точки зрения современного читателя изображаемая авторами модель идеального общества имеет ряд признаков антиутопического мироустройства: тотальный контроль за обитателями земного рая, взаимное доносительство, жесткая регламентация личной жизни и т.д. Поэтому главным критерием, определяющим антиутопический характер произведения, в первую очередь выступает авторская позиция. В антиутопии, как и в сатирических произведениях, авторская позиция выражена четко и недвусмысленно: автор критически относится к изображаемому миру и дает ему негативную оценку. Если сатира в утопии направлена вовне, указывая на несовершенство существующего общественного устройства, которому предлагается альтернатива, – то в антиутопии ситуация обратная: изображаемый мир не является идеальным, поэтому должен быть разоблачен и осмеян. То есть антиутопия в полной мере обнаруживает двойственную природу утопического мышления: критическая функция утопии переносится с современного общества на продуцируемый ею идеал, вследствие чего нормативная реализуется в качестве негативной интерпретации данного идеала. Таким образом, антиутопия соединяет в себе бинарность мышления: утопического и антиутопического. Утопическое проявляется в изображаемой модели мира, а антиутопическое – в авторской позиции. При этом рассчитано, что утопическая модель мира будет воспринята критически. Автор намеренно создает такую модель, чтобы подчеркнуть ее опасность для человечества. С нашей точки зрения, антиутопию следует рассматривать в качестве литературного проявления феномена утопизма. Так, в философии принято разграничивать понятия «утопия», «утопическое сознание» и «утопизм»: под «утопией» понимается конкретное целостное произведение художественного или концептуального характера, под «утопическим сознанием» – устойчивый тип сознания с определенной установкой подхода к исторической реальности, а под «утопизмом» – соответствующий способ теоретической и практической деятельности вне зависимости от формы выражения [2, с.37]. Возможна ситуация, когда утопическая природа построенной концепции или гипотезы остается скрытой от самого автора (то есть сам писатель, субъективно не будучи носителем утопического подхода к действительности, в произведении отражает объективные тенденции развития общественного сознания). При этом в процессе развития утопического сознания утопия может принимать как позитивную, так и негативную форму (или форму «негативной утопии»). В отличие от позитивной негативная утопия (или дистопия) изображает такое воображаемое общество, которое заведомо должно восприниматься как нежелательное, хотя и возможное. Следует подчеркнуть, что антиутопия подвергает критике феномен утопизма как таковой и имеет ярко выраженную направленность на дискредитацию утопического мышления, а дистопия изображает будущее как «идеально плохое общество» [4, с.19], но при этом не отрицаются ни сама ориентация на создание совершенного общества, ни традиционные утопические идеалы, ни принципы, на которых они строились. Предлагаемый подход позволяет более точно атрибутировать антиутопию и не относить к этому виду литературы произведения, имеющие иную жанровую направленность, поскольку дистопия, в отличие от антиутопии, представляет собой художественную модель мира, воплощающую негативный идеал, который является результатом преимущественного развития деструктивных тенденций современного общества. При этом специфика антиутопии заключается в том, что она не содержит позитивных идеалов, поскольку ее критический пафос направлен против социальной организации современного общества; дистопия же конструирует пессимистические образы будущего, которые являются результатом абсолютизации некоторых реальных тенденций в общественном развитии. Вместе с тем, мы полагаем, что реализация литературной утопии стала возможной лишь на определенном этапе развития утопического сознания, возникнув вследствие кризиса идей позитивного утопизма, поставившего под сомнение возможность безболезненного осуществления утопических идеалов на практике. Литературная антиутопия представляет собой художественную модель мира, который пережил катастрофу, являющуюся результатом социального эксперимента. Заведомая обреченность на неудачу при попытке воплотить утопию (понимая последнюю как идеальную организацию социума, призванную обеспечить комфортное существование его членов в целом), на практике оборачивающуюся личной трагедией каждого индивида, – родовая черта антиутопии. Однако среди антиутопий встречаются произведения, «посткатастрофический» мир которых является не следствием реализации утопии, а обусловлен иными катаклизмами: ядерным («Последняя пастораль» А.Адамовича, «Кысь» Т.Толстой, «Друг утят» Д.Галковского), политическим («Завтра в России» Э.Тополя, «Невозвращенец» А.Кабакова, «Новые робинзоны» Л.Петрушевской, «Лаз» В.Маканина, «Якутия» Е.Радова), социальным («Суть» Е.Радова, «Глобальный человейник» А.Зиновьева, «316, пункт «В» Э.Лимонова), историческим («Остров Крым» В.Аксенова, «Французская Советская Социалистическая Республика» А.Гладилина) и т.п. Данный признак характерен для дистопии. Поэтому мы считаем целесообразным разграничивать в художественной литературе понятия «антиутопия» и «дистопия». Дистопия может быть определена как смоделированный образ нежелаемого будущего – своего рода футурологический прогноз негативных тенденций в развитии современной цивилизации, который, по мнению автора, представляют глобальную угрозу для человеческого сообщества. Типичными примерами дистопии в данном случае будет являться роман «1984» Дж.Оруэлла, а примером антиутопии – «Мы» Е.Замятина и «О, дивный новый мир» О.Хаксли. Дистопия, в отличие от антиутопии, представляет собой художественную модель мира, отражающую деструктивные тенденции современного общества, но не дискредитацию утопического идеала, что присуще антиутопии. Характерна судьба классической антиутопии, которая на рубеже ХХ-ХХI вв. оказывается практически невостребованной. Причин тому несколько, и главная из них – прямая зависимость от политической конъюнктуры и ситуации в обществе; другая же – собственно литературного свойства. В силу изначальной заданности и рационалистичности, художественные достоинства произведений подобной направленности оказываются весьма спорными. Поэтому в литературной критике, как правило, акцентируется внимание не на эстетическом качестве, а на прогностической значимости текста. Однако, с нашей точки зрения, последнее высказывание в большей степени относится к дистопии, утверждающей абсолютный пессимизм, исключающий какую бы то ни было веру в духовные и нравственные силы человека. Паразитируя на массовом психозе «катастрофического ожидания», которым характеризуется общественное сознание ХХ века, дистопия как типологическая разновидность антиутопии являет собой пример успешного завершения процесса коммерциализации литературы. Соответственно, ее социальный прогноз определяется не столько историческими реалиями, сколько спросом на читательском рынке товаров и услуг. При этом антиутопическое видение мира, которое явилось следствием кризиса исторической надежды, как в антиутопии, так и в дистопии обнаруживает амбивалентность. Мы сталкиваемся в них с художественной моделью мира, которая воплощает определенный тип сознания и ценностного отношения к действительности, предметом рефлексии которых является проблема социального идеала (причем, вне зависимости от результатов осмысления – в позитивном или негативном аспекте). Поскольку в основе данного типа мышления лежит установка на произвольное конструирование идеала, то в конечном итоге перед читателем возникает образ искусственного мира, подчиняющегося своим собственным законам, которые могут совпадать с действительными лишь по чистой случайности. Считаем нужным еще раз подчеркнуть, что принципиальным здесь является не положительная или отрицательная оценка идеала, а сама методология его конструирования. Поэтому мы утверждаем, что принципам художественного конструирования социальной реальности в произведениях антиутопического характера свойственен антиисторизм, который в свою очередь является родовым признаком утопического сознания. Конечный продукт такого творчества оказывается уязвимым прежде всего в прогностическом отношении, поскольку автор, абсолютизируя генерируемые цивилизацией глобальные угрозы, не учитывает или сознательно абстрагируется от того факта, что человеческое сообщество как самоорганизующаяся система вырабатывает механизмы стихийной регуляции, нивелирующие фатальность негативных процессов. На первый взгляд, может сложиться впечатление, что, в отличие от абстрактных мечтаний утопистов, авторы антиутопий черпают сюжеты в действительности, обозначая те деструктивные процессы, которые в дальнейшем могут привести к социальной катастрофе. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что субъекту антиутопического творчества присущ «факторный» подход к реальности, когда отдельные негативные тенденции общественного развития абсолютизируются и произвольно экстраполируются в будущее. Так, в классических антиутопиях «Мы» Е.Замятина и «О, дивный новый мир» О.Хаксли главными объектами футурологической экстраполяции были технократизм и тоталитаризм. Последние ко времени создания произведений еще только обретали зримые очертания, и, как показала логика исторического процесса в ХХ столетии, опасения Е.Замятина и О.Хаксли оказались несостоятельными именно в исторической перспективе. Во-первых, тоталитаризм в качестве типа организации общества оказался неосуществимым (то есть утопическим) проектом. Для практической реализации тоталитарной модели социума необходимо выделение автономной иерархической структуры, которая бы имела возможность беспрепятственно осуществлять свою функцию тотального контроля. В противном случае понятие «тоталитаризм» становится языковой фикцией. На современном этапе развития европейская цивилизация не обладает достаточными материально-техническими ресурсами для обеспечения полной автономии гипотетической надобщественной структуры и ее полноценного функционирования. Даже в романе Е.Замятина, где указанная крайность возведена в абсолют, прозрачные жилища в известное время перестают быть прозрачными, а правящая элита вынуждена мириться с наличием в своей среде периодически исторгаемых ею инородных элементов. Во-вторых, несмотря на бурное развитие науки и техники на протяжении всей новейшей истории, так называемая «научно-техническая революция» поставила человечество на пороге третьего тысячелетия перед проблемой ограниченности его возможностей в познании и освоении окружающего мира. Свидетельством чему является сворачивание таких метаглобальных проектов, как программы стратегического освоения космоса, отказ от планов по изменению климата в планетарных масштабах и т.п. Однако следует подчеркнуть, что Е.Замятин и О.Хаксли ставили своей целью не спрогнозировать развитие цивилизации, а лишь обозначить подстерегающие ее опасности. Произведения же дистопического характера, лишенные философской глубины осмысления классической антиутопии, превратились в обычное клонирование возможных кошмаров, которые ожидают человечество в будущем. ___________________________________
жүктеу/скачать 88.08 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|