Алехандро Касона. Утренняя фея



бет1/5
Дата30.06.2016
өлшемі333.5 Kb.
#167690
  1   2   3   4   5
Алехандро Касона.


Утренняя фея
испанская народная легенда

в четырех действиях


Перевод с испанского Владислава Левитова

Действующие лица


Странница.

Тельба.


Мать.

Адела.


Анжелика.

Дорина.


Первая девушка.

Вторая девушка.

Третья Девушка.

Дед.


Мартин.

Квико.


Андрес.

Фалин.


Первый парень.

Второй парень.



Третий парень.
Моей Астурии, ее земле, ее людям, ее духу.
Действие первое.

Астурия. Первый этаж солидного деревенского дома. Крепкие стены из беленого камня и де­рева. В глубине большая дверь и окно в поле. Направо винтовая лестница, ведущая в верхние комнаты, на первом плане (справа же) выход на скотный двор. Налево вход в кухню. На стене висит коса. Грубая ореховая мебель и старые стенные часы. На полу боль­шие мотки шерсти. Ночь. Свет лампы. Мать, Дед, Андрес, Дорина и Фалин кончают ужинать. Тельба прислуживает за столом.
Дед. (разрезая хлеб). Хлеб все еще горячий. Он пахнет, как цветущий дрок.

Тельба. Дрок и сухая лоза — нет ничего лучше, чтобы топить печь. А что вы скажете об этом цвете? Золото. Это последнее зерно из амбара.

Дед. Пшеница хороша, но не только в ней дело. Господь придумал твои руки для того, чтобы печь хлеб.

Тельба. А яичные гренки? Зимой нет ничего лучше, если смочишь их в горячем вине. (Смотрит на Мать, которая с отсутствующим взглядом опирается локтями о стол.) Что же, хозяйка ничего не будет есть?
Мать молчит. Тельба тихо вздыхает. Наливает молоко в чашки детей.
Фалин. Можно крошить хлеб в молоко?

Андрес. А можно, кот будет есть со мной вместе?
Дорина. Место кота — на кухне. У него лапы всегда золой испачканы.
Андрес. А ты чего суешься? Кот мой.
Дорина. Зато скатерть стираю я.

Дед. Ну, уступи сестре.

Андрес. Почему это? Я старше ее.

Дед. Но она женщина.

Андрес. Всегда одно и то же! Коту нравится есть за столом — нельзя, мне нравится есть на полу — тоже нельзя!

Тельба. Ну, ладно, вырастешь — будешь распоряжаться в доме.

Андрес. Вот-вот, все время говоришь одно и то же.

Фалин. А когда мы вырастем, дедушка?

Дед. Скоро. Когда научитесь читать и писать.

Андрес. Если мы не пойдем в школу, никогда не научимся.

Дед (Матери). Дети правы. Они уже большие и должны идти в школу...

Мать (как одержимая). Не пойдут! В школу надо ходить через реку... А я не хочу, чтобы мои дети приближались к реке.

Дорина. Все другие ходят. И девочки тоже. Почему мы не можем ходить через реку?

Тельба. Хватит, хватит говорить об этом. (Дорине, собирая чашки.) Ты не хочешь испечь кукурузную! лепешку? А то печка скоро остынет.

Андрес (встает). Мы ее снова распалим докрасна. Я тебе помогу.

Фалин. И я!

Дорина. Можно, я положу сверху немного меду?

Тельба. А вниз — лист смоковницы, чтобы не подгорела. Ты должна учиться. Скоро ты станешь женщиной... и будешь одна в доме. (Уходит с детьми в кухню.)

Дед. Ты не должна была говорить об этом при детях. Они все время! дышат воздухом, отравленным горечью.

Мать. Она была их сестрой. Я не хочу, что­бы ее забывали.

Дед. Но они должны бегать на солнце и громко смеяться. Ребенок, который спокоен, — это не ребенок.

Мать. По крайней мере, около меня они в безопасности.

Дед. Не бойся, пуля никогда не попадает в одно и то же место дважды. Не думай об этом.

Мать. А ты не думаешь? Я знаю, о чем ты думаешь, когда часами сидишь молча с пога­шенной трубкой во рту.

Дед. К чему оглядываться назад? Что было, то было, но жизнь продолжается. У тебя есть дом, и он должен снова стать счастливым, как раньше.

Мать. Раньше все было так просто. Тогда здесь была Анжелика.

Дед. У тебя есть еще трое. Думай о них.

Мать. Сегодня я могу думать только об Анжелике, это ее день. Была такая же ночь. Четыре года назад.

Дед. Уже четыре года... (В задумчивости сворачивает самокрутку около огня.)

Со скотного двора входит парень с мельницы. Это Квико.

Квико. Отличная лунная ночь. Как раз для путешествий. Лошадь уже оседлана.

Мать (поднимает голову). Оседлана? Кто приказал?
Дед. Я.

Мать. Зачем?

Дед. Мартин хочет подняться в горы, чтобы самому отобрать быков для праздника.

Мать. И именно сегодня? В такую ночь он мог бы посидеть дома.

Дед. Но праздник завтра.

Мать (ворчит). Что же, если он так хочет, пускай...

Входит Тельба.

Квико. Хозяйка что-нибудь - прикажет?
Мать. Ничего. Пойдешь на мельницу в такой час?

Квико. Всегда найдется работа. А когда ее нет, приятно поспать под звуки цикад и воды.

Тельба (язвительно). И, кроме того, мель­ница стоит рядом с усадьбой алькальда... а у алькальда есть три дочери, одна другой хуже. Говорят, они отравили собаку, потому что она лаяла, когда какой-нибудь парень лез ночью через забор.

Квико. Говорят, говорят... Еще говорят, что ад вымощен женскими языками. Храни вас бог, хозяйка.

(Уходит, весело насвистывая.)



Тельба. Да, да. Будто я вчера родилась. Когда он идет на мельницу, глаза так и свер­кают.

Дед. Ты не помолчишь?

Тельба (убирая со стола). Я ни на кого не наговариваю. А если и говорю лишнее, так для того, чтобы стало легче... это - как бить по­суду. Разве тут жизнь? Хозяйка сидит, уставив­шись в стену, вы все время молчите по углам... И дети отвыкли говорить громко, стараются не шуметь, будто они ходят голые. Если я за­молчу, дом будет как мертвец.

Мать. В этот день не надо говорить громко. В тишине легче вспоминать.

Тельба. А вы думаете, я забыла? Но жизнь не останавливается. Зачем опускать шторы и твердить, что ночь? За окном каждый день встает солнце.

Мать. Не для меня.

Тельба. Послушайте меня, хозяйка. Рас­кройте настежь двери комнаты Анжелики, вы­тащите на балкон простыни, сотрите пыль

с сундуков.



Мать. Даже солнце не имеет права войти в ее комнату. Эта пыль — единственное, что мне осталось от того дня.

Дед (Тельбе). Зря стараешься. Она как человек, который не дает выдернуть занозу.

Мать. Прекрасная заноза! Лучше каждый день чувствовать ее вонзившейся в тело, чем забыть, как все вы.

Тельба. Молчать не значит быть бесчувст­венным. Когда я вышла замуж, мне казалось, муж не любит меня, потому что он никогда не говорил красивых слов. Но он всегда приносил мне первую гроздь винограда, и за семь лет он мне оставил семерых детей — все маль­чишки. Каждый выражается по-своему.

Дед. Да, у, тебя был муж что надо. Мужчины такими всегда были на этой земле.

Тельба. Как дуб. Его и топор бы не взял.

Мать. Муж приходит и уходит. Это не плоть от плоти, как дитя.

Тельба (медлит какой-то момент). И вы мне будете говорить, что такое дитя? Мне! Вы поте­ряли одну, мир ей и покой. А я потеряла семерых в один день! С землей в глазах, чер­ных от угля их вытаскивали из шахты. Я сама вымыла семь тел, одно за другим. И что же? Я покрыла голову и села около двери плакать? Я оплакивала их стоя, работая! (Её голос прерывается. Она утирает слезу краем передника и продолжает убирать приборы.) Я уже не могла иметь других, и я посадила на своем огороде семь деревьев, высоких и красивых, как семь юношей. (Еще тише.) Летом, когда сажусь вязать в их тени, мне кажется, что я не так одинока.

Мать. Это не одно и то же. Твои лежат в земле, и над ними растет трава и даже рожь., А моя лежит в воде. Можешь ты поцеловать, воду? Может ли кто-нибудь обнять ее, зарыдать над ней? Вот что сжигает мою кровь.

Дед. Ее искало все село. Лучшие пловцы ныряли в самые глубокие места.

Мать. Ее мало искали. Иначе бы нашли.

Дед. Это уже случалось раньше. У омута нет дна.

Тельба. Говорят, что там, в глубине, целый город со своей церковью и всем остальным, Иногда, в ночь святого Иоанна, из-под воды слышится звон колоколов.

Мать. Пусть там будет хоть дворец, не хочу, чтобы она была в реке, куда, проходя мимо, все кидают камни. В Писании сказано: «Чело­век — земля и должен снова стать землей». Только когда ее найдут, я обрету мир.

По лестнице спускается Мартин, молодой горец, крепкий и сильный, в одежде для верховой езды. Он снимает с гвоздя и надевает меховую куртку.

Мартин. Лошадь оседлана?

Дед. Квико оседлал ее, прежде чем идти на мельницу.

Тельба уносит приборы.

Мать. Ты обязательно должен ехать в горы этой ночью?

Мартин. Я сам хочу отобрать быков, они будут украшением праздника.

Дед. Если только это, справится и пастух.

Мартин. Он не любит их так, как я. Еще телятами они ели соль из моих рук. И сегодня, когда они уходят, хочу сам поставить на них клеймо моего дома.

Мать (с упреком). А ты не подумал о том, что в эту ночь я нуждаюсь в тебе больше, чем обычно? Ты забыл, какая сегодня ночь?

Мартин. Сегодня?.. (Смотрит на Деда и Тельбу, которая вернулась. Они опус­кают головы.) Да...

Мать. Знаю, тебе не хочется вспоминать. Но я не прошу, чтобы ты говорил. Мне было бы достаточно видеть тебя сидящим здесь - молча.

Мартин (холодно). Пастух ждет меня.

Мать. Так необходима эта поездка?
Мартин. Даже если и нет. Лучше посеять новое дерево, чем плакать по засохшему.
Мать. Понимаю. Анжелика была твоей невестой два года, а женой — три дня. Мало времени, чтобы полюбить.

Мартин. За тридцать лет я бы не полюбил ее больше, чем за те три дня.

Мать (идет на него, глядя в упор). Тогда почему же ты ее никогда не называешь по имени? Почему, когда все село - плача искало ее, ты, сжав кулаки, сидел дома? (Подходит ближе.) И почему ты не смотришь мне в глаза, когда я говорю о ней?

Мартин (не выдержав). Хватит! (Решительно уходит на скотный двор.)

Дед. Ты добьешься того, что Мартин возне­навидит этот дом. Нельзя превращать воспоми­нание в незаживающую рану.

Мать (горько). И ты?.. Уже никто, никто ее не любит... (Тяжело садится.)

Тельба садится рядом с ней, ставя между собой и Матерью корзину с горохом. Слышится лай собаки.
Тельба. Вы не поможете мне лущить горох? (Начинает лущить.) Когда я сижу так, руки работают, а мысль где-то витает.
Пауза. Обе лущат горох.
Мать. Куда летит твоя мысль, Тельба?

Тельба. Туда, где семь высоких деревьев. А ваша, хозяйка?

Мать. Моя всегда в одном месте, в воде. Снова слышится лай.

Тельба. Что-то собака лает.
Дед. Должно быть, кто-то чужой. Ведь сельских она узнает издали.
Вбегают дети, полные любопытства и страха.
Дорина. Там женщина, мама. Она, навер­ное, заблудилась.

Тельба. Она идет сюда или мимо?

Фалин. Сюда.

Андрес. У нее капюшон и палка в руке, как у странников.
Стучат в дверь. Тельба вопрошающе смотрит на Мать.
Мать. Открой. Ночью нельзя закрывать дверь перед путником. Тельба открывает засов, в дверях появляется Странница.

Странница. Сохрани бог этот дом, и счастья всем, кто в нем живет.

Тельба. Аминь! Ищете гостиницу? Она на другом берегу реки.

Странница. Но уже поздно, и лодка не ходит.

Мать. Пусть войдет. Странники имеют право на тепло, они приносят мир в дом, который их принимает.

Странница входит в дом. Тельба закрывает дверь.
Дед. Потеряли дорогу?

Странница. Силы нет, чтобы идти. Я изда­лека, а на улице холодно.

Дед. Садитесь у огня. И если вам что-нибудь нужно... Дороги рождают голод и жажду.

Странница. Мне ничего не нужно. Немно­го огня, и все. (Садится у огня.) Я была уве­рена, что найду его здесь.

Тельба. Это не так трудно угадать. Вы увидели дым из трубы?

Странница. Нет. Я увидела лица детей за окнами. Дома, где есть дети, всегда теплые.
Она откидывает капюшон, открывая красивое, бледное лицо со спокойной улыбкой.
Андрес (тихо). Какая красивая!..

Странница (Деду, который ее присталь­но разглядывает). Почему вы так на меня смот­рите? Кого-нибудь вспомнили?

Дед. Я бы поклялся, что мы видимся не впервые.

Странница. Возможно. Я прошла столько деревень и столько дорог!..

(Детям, которые созерцают ее с любопытством, уцепившись за юбку Тельбы.)

А вы? У вас станут расти глаза, если будете так на меня смотреть. Вы боитесь подойти?



Тельба. Простите их. Они не привыкли к незнакомым.

Странница. Вы меня боитесь?

Андрес (решительно подходит). Я — нет. Другие еще маленькие.

Фалин (выступает вперед). Мы никогда не видели странников.

Дорина. Я видела на гравюрах. Они носят вокруг головы эту круглую штуку, как святые.

Андрес (с превосходством). Святые — ста­рики, и у них бороды. А у нее волосы как колосья, а руки белые, как у важной сеньоры.

Странница. Я кажусь тебе красивой?

Андрес. Очень. Дедушка говорит, что кра­сивое всегда приходит издалека.

Странница (улыбается, гладит его по го­лове). Спасибо, малыш. Когда ты станешь муж­чиной, тебя будут слушать женщины.

(Огляды­вает все вокруг.) Внуки, дед и огонь в камине. Счастливый дом.



Дед. Был таким.

Странница. Его называют домом Мартина де Нарсеса?

Мать. Это мой зять. Вы его знаете?

Странница. Слышала о нем. Цвет рода, кипящая кровь и лучший наездник в округе.
Входит Мартин.
Мартин. Кобылы нет в загоне. Калитку оставили открытой, и теперь ее ржание слышно в горах.
Дед. Не может быть. Квико оседлал ее.
Мартин. Значит, он ослеп? Оседлана белоногая.
Мать. Жеребенок?.. (Решительно встает.)
Ну, нет! Ты не поскачешь на этом комке нервов.

Мартин. А почему нет? Когда-нибудь надо попробовать. Где шпоры?

Мать. Побойся бога, сынок. Дороги обледе­нели, это опасно.

Мартин. Ты всего боишься. Хочешь усадить меня в угол, как своих детей? Мне надоели эти вечные женские советы. (Энергично.) Где шпоры?

Тельба и Дед молчат. Тогда Странница спо­койно снимает шпоры с камина.

Странница… Эти?


Мартин (смотрит удивленно, понижает голос). Извините, я вас не видел.

(Вопроси­тельно смотрит на остальных.)


Дед. Она странница.

Странница. Мне предложили место у огня, и я хотела бы отблагодарить. (Опускается на колени.) Разрешите?.. (Надевает ему шпоры.)
Мартин. Спасибо…

Какой-то момент смотрят пристально друг на друга. Она все еще на коленях.

Странница. Нарсесы всегда были хоро­шими наездниками.

Мартин. Говорят. Если я вас больше не увижу, счастливого пути. Мама, спи спокойно, я не люблю, когда меня ждут со светом в окнах.

Андрес. Я подержу тебе стремя.
Дорина. А я уздечку.

Фалин. Мы все вместе!

Уходят с ним.



Тельба (Матери). Это вы виноваты. Что вы, не знаете мужчин? Скажите им — идти туда, и они пойдут сюда.

Мать. Почему женщины всегда хотят сыно­вей? Мужчинам нравятся кони, горы. Только дочь делает дом счастливым. (Встает.) Сеньора, простите, что я вас оставляю. Если решите остаться у нас на ночь, вам дадут все, что нужно.

Странница. Кроме времени для отдыха. Я должна продолжать свой путь.

Тельба (идет с Матерью до лестницы). Вы идете спать?

Мать. Побуду одна. Если никто не хочет меня слушать, закроюсь в комнате и буду молиться. (Поднимаясь.) Молиться — это как кричать... только тихо... (Выходит).

Пауза. Снова лает собака.

Тельба. Чертов пес, что с ним случилось в эту ночь? (Кончила лущить горох и прини­мается за шитье.)

Странница. Как, вы сказали, называется это опасное место - в горах?

Дед. Рабион.

Странница. Рабион? Это рядом с большим каштаном? Сто лет назад его разбила молния, но до сих пор там торчит его изогнутый ствол и вонзившиеся в скалу корни.

Дед. А вы неплохо знаете наши места.

Странница. Я бывала здесь. Но всегда мимоходом...

Дед. Вот это-то я и пытаюсь все время вспом­нить. Где я вас видел... и когда?! Вы меня не помните?

Тельба. С чего ей тебя помнить? Ну ладно бы молодой, красивый, а старики все оди­наковы.

Дед. Это могло быть только здесь, я никогда не путешествовал. Когда еще вы здесь бывали?

Странница. Последний раз? Тогда был большой праздник, играли волынки, били бара­баны. По всем тропинкам с гор спускались пары на лошадях, украшенных цветами, а ков­ры со снедью покрыли поле.

Тельба. Свадьба наследницы. Боже милостивый! Устроили фонтан сидра, и все окрестные деревушки сошлись на площадь плясать ригодон.

Странница. Я видела их издали, с горы.

Дед. Это было два года назад… А раньше?

Странница. Помню другой раз, зимой. Огромный снегопад занес все дороги. Деревня была как толпа карликов, с белыми капюшо­нами труб и ледяными бородами, свисавшими с крыш.

Тельба. Ураган. Другого такого и не было.

Дед. А раньше... гораздо раньше?

Странница (старается вспомнить). Рань­ше... Так давно, что я почти уже забыла. Стоял густой, черный дым, мешавший дышать. Сирена на шахте выла, как волк... Мужчины бежали, сжимая кулаки... А ночью все двери были открыты настежь, и женщины громко

рыдали в домах.



Тельба. (возбужденно крестится). Пресвятая богородица, сотри этот день!

Весело вбегают дети.

Дорина. Мартин уже мчится по горам!

Фалин. Он — лучший наездник в деревне!

Андрес. Когда я вырасту, буду укрощать жеребцов, как он.

Тельба (встает, собирая шитье). Когда ты вырастешь, тогда и увидим. А пока — в кровать, уже поздно. Во сне растут быстрее.

Андрес. Еще совсем рано. А сеньора видела столько интересного, она может рассказать сказку... Или спеть романс.

Тельба. Этот, насчет белых простыней, самый лучший.

Странница. Оставь их. Дети — мои друзья, а я пробуду здесь так недолго.

Андрес. Вы отправитесь в путь этой ночью? Если боитесь, я провожу вас до болота.

Странница. Ты? Но ты же еще маленький.



Андрес. Ну ж что? Маленький мужчина стоит больше, чем большая женщина. Так говорит дедушка.

Тельба. Вы слышите? Им палец в рот не клади. Ну-ка, быстро в кровать!

Странница. Оставь их, Тельба. Я побуду с ними.

Тельба. Ну да! Нечего сказать, хорош при­мер. (Уходит ворча.) Верно кто-то сказал: «Если поп играет в карты, что же делать пастве?»

Дед. Если вы идете в Компастеллу, я могу показать дорогу.

Странница. Не нужно, она начертана звездной пылью на небе.

Андрес. А для чего этот путь показывают звезды?

Странница. Для того чтобы не заблуди­лись паломники, которые идут в Сантьяго.
Дорина. А почему все паломники должны идти в Сантьяго?

Странница. Потому что там гробница апостола.

Фалин. А почему там гробница апостола?

Дед. Не обращайте на них внимания. У ре­бенка больше вопросов, чем у мудреца — отве­тов. (Видя, как она прячет руки в рукава.)

Гаснет камин. Вам холодно?



Странница. Рукам всегда.

Дед. Я принесу вереска. Когда он горит, идет такой запах. (Уходит.)
Дети спешат окружить Странницу.
Дорина. А теперь вы нам расскажете сказку?

Странница. Разве дедушка вам не рассказывает?



Андрес. Дед их все начинает, но ни одной не заканчивает. Сигара у него во рту гаснет, он забывает, и «дрец - грец — тут и сказочке конец».

Дорина. Раньше все было по-другому. Анже­лика знала их сотни, некоторые даже напе­вала. И она рассказывала так, будто все это сама видела.

Андрес. Про хитреца. И про девушку, кото­рая переоделась мужчиной, чтобы идти воевать за Арагон.

Дорина. И эту, про Коану, которая пряла золотые нити у источника.

Фалин. И про слепую, которая ходила лечить глаза к святой Лючии...

Странница. Кто такая Анжелика?

Дорина. Старшая сестра. Вся деревня лю­била ее. Но однажды ночью она утонула.

Андрес. И с тех пор нельзя ни кричать, ни играть.

Фалин. А ты знаешь какую-нибудь игру?

Странница. Наверное, уже все забыла. Но если вы мне покажете, я научусь.
Дети окружают ее, крича наперебой.
Фалин. Давайте «Тири-тан, тири-тан» по­явился Саза-Хуан!..»

Дорина. Нет. Давайте «Ты внизу поджи­дай, ты на бочку не влезай!»

Андрес. Нет-нет. Подождите. Поверните голову и не подглядывайте, ладно?

Странница закрывает глаза, а они шепчутся.

Все! Во-первых, надо сесть на пол.



Все повинуются.
Так. Теперь один будет говорить, а остальные повторять. Кто ошибется, платит. Идет?

Все. Идет!
Начинают играть весело показывая то, о чем говорят.

Андрес (встает).

Это красного вина бутыл­ка,

которую сосед охраняет пылко.

(Садится.)


Все хором.

Это красного вина бутылка,


которую сосед охраняет пылко.
Фалин (встает).

Это пробка, которая затыкает вина бутылку,

Которую сосед охраняет пылко.

Все хором.

Это пробка, которая затыкает вина бутылку,


которую сосед охраняет пылко.
Дорина (встает, Фалин садится),
Это пенька, которой привязывают пробку,

которая затыкает вина бутылку,

которую сосед охраняет пылко.

Все хором.

которой привязывают пробку,

которая затыкает вина бутылку,

которую сосед охраняет пылко.




Достарыңызбен бөлісу:
  1   2   3   4   5




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет