Александр Асадов

(«Табурет», февраль-2004)

Чем больше проектируешь, тем меньше задумываешься, под какие стилистические определения подпадаешь. Со временем все меньше хочется классифицировать собственный стиль. В проектах все больше прагматизма, и все труднее подобрать дефиницию. Да и зачем?

Наверное, наш стиль — постмодернизм. В самом широком понимании, то есть все, что после модернизма, есть постмодернизм. Я специально над этим не задумывался. Только лишь разговоры с журналистами и заставляют формулировать свое кредо. Ну что ж. Мы придер-живаемся модернистских принципов. Мы воспитаны на средовой архитектуре. Нам присуще сильное позитивное начало; у нас сохранилась романтическая, еще со студенческих времен, вера в высокое предназначение архитектуры.

Однако я не воспринимаю отсутствие «большого стиля» как проблему и спокойно отношусь к тому, что архитектура перестала быть стилеобразующим искусством. По-моему, у нее сейчас задачи гораздо важнее и интереснее: энергосбережение, ресурсосбережение, экологичность. И если решать их творчески, то про стиль забываешь, он сам собой приходит (или нет — это не так важно).

Мы и заказчику не предлагаем априорных стилевых решений. Когда-то мы сформулировали для себя принцип «выращивания домов»: задаем основные параметры, а дальше — что-то диктуют внешние обстоятельства, чего-то требует заказчик, в предварительный проект вносятся изменения, и таким образом дом развивается сам. И чем выше заинтересованность заказчика, тем интереснее с ним работать.

Но так бывает, к сожалению, не всегда. Мы много занимаемся муниципальными заказами, бюджетными работами — там зачастую заинтересованность напрочь отсутствует. К счастью, новые заказчики не такие. Хороший пример — наша работа с компанией «Миэль-Недвижимость».

Проектируя для них новый поселок, мы впервые столкнулись с блокированной коттеджной застройкой — то, что называется «town-house». Работать было интересно: заказчик хотел построить современный поселок с террасированным жильем — для подмосковной архитектуры это ново. Такую работу мы восприняли как удачу. Мы увлеклись рациональным, плотным размещением застройки на генплане — а заказчику нужно было в этом поселке внутреннее безопасное пространство, чего на стадии конкурса он не смог сформулироватъ, хотя и чувствовал интуитивно. И тогда возникла мысль выделить озелененную сердцевину этого поселка, своего рода площадь, причем предложение это пришло не от нас. Заказчик принял решение объединить два творческих коллектива, которые занимались один — коттеджами, другой — генеральным планом, и сделать комплексный реальный проект, который сейчас уже осуществляется.

Что же касается «градостроительной политики» вообще, то мне трудно о ней говорить — я внутри процесса. В самых общих чертах — я надеюсь, придет время, когда удастся собрать в единую программу реконструкции разные деньги и разные интересы разных инвесторов. Потому что сейчас то, что происходит в центре, в наиболее исторически насыщенной среде, где наиболее ярко проявляются все возможности развития архитектуры, можно охарактеризовать как дисперсную, очень выборочную реконструкцию, часто в ущерб соседям. А надо бы создать схему реконструкции и развития города, объединяющую корпоративные и частные интересы в большую программу с комплексным охватом какой-то территории — чтобы постоянно не возвращаться

на одни и те же участки, не раскапывать одни и те же сети. Но, видимо, время для этого еще не пришло. Надеюсь, придет — у города на глазах появляется опыт так называемых больших проектов — это МКАД, это «третье кольцо». Хотя опять же, то, на что конкретно отпущены деньги, делается. А то, что вокруг, — пока еще нет.

А что касается возникающего при внедрении новых зданий в историческую застройку столкновения (или диалога) эпох, то тут все просто. То, что нам кажется единым историческим городом, на самом деле разнородно. Наверное, во все времена появление новых зданий воспринималось как вызов. Есть такое банальное мнение, что в архитектуре важно в первую очередь качество. Различные стилистики, если они сделаны хорошо, уживаются достаточно быстро, и не надо специально стремиться к историзму. Новая архитектура должна оставаться новой, старая — старой. Просто новая должна быть одушевленной, интересной и достойной того, что рядом; должна по возможности подчеркивать достоинства старой, если они есть, или отвлекать на себя максимум внимания, если старый дом решен скромно. Здесь есть еще и этический момент: максимальное сохранение того, что было до тебя. А в конечном итоге надо стремиться к тому, чтобы дом был не придуманной из головы архитектурной композицией, а единственно возможным для данного конкретного места.

Яркий тому пример — здание на Красносельской, которое предполагалось совсем не таким, каким получилось. Там произошла забавная история. К старому дому нужно было сделать небольшую пристройку для лифтов. Начали копать — под землей рвануло: наткнулись на какие-то кабели, которых не было в геоподоснове; выяснилось, что там проходят какие-то коммуникации, из-за которых пристройке совершенно некуда опереться. Тогда главный архитектор проекта Алексей Юрьевич Частнов с бутылкой водки за пазухой в воскресенье поехал к рабочим, и они лопатой стали тыкать, чтобы найти место, где можно воткнуться между кабелями. И одно такое место нашли. Так выяснилось, что у нашей пристройки может быть одна несущая опора. Когда эта мощная опора определилась и стало понятно, что на нее можно опереть вестибюль, я сказал: «Ребята, если опора одна, ее нельзя не показать». И мы этой опорой проткнули вестибюль, вылетели на улицу, она разветвилась в «зонтик». Колонна, летящий зонтик, ажур наверху — этого не было в проекте, все это появилось в процессе стройки благодаря тому столбу, которому нашлось место среди кабелей.

Как ни умножается собственный опыт, люди, на работах которых мы учились, остаются кумирами — Мис ван дер Роэ, Корбюзье, Мельников из наших. Интересно, что когда подводились итоги XX века, то ведущие мастера первой половины и середины столетия остались лучшими, несмотря на множество новых блистательных имен. Что же касается современников на Западе... Боюсь кого-то обидеть, много хороших архитекторов. Очень нравится Кристиан де Портзампак; Тадао Андо все болыше нравится — он, впрочем, скорее на Востоке. Я работаю абсолютно иначе, но в его решениях чувствуется огромная сила.

Мне сложно оценивать место и значение отечественной архитектуры, но... Русские склонны к самоуничижению. Когда смотришь журналы, всегда возникает ощущение своего недопрофессионализма. Это вполне объяснимо — многолетнее отсутствие контактов, «железный занавес» — мы оказались вне мирового процесса. Теперь потихонечку в него входим. Но нам-то все равно важно и интересно то, что делается у нас. Да и часто какая-нибудь провинциальная вещь становится мировым хитом. Много есть тому примеров. Вот вилла «Савой» стала лучшим из объектов Корбюзье — а ведь он потом строил много больших объемов в столицах.