Александр мардань антракт

КАРТИНА VI

На сцене – декорации больничной палаты: кровать, повернутая спинкой к зрительному залу. Рядом — тумбочка, на которой стоит иконка и проигрыватель с пластинками. Платяной шкаф. Окно.

Входит Павел. Он осматривает декорации, затем спускается со сцены в зрительный зал и садится в одно из кресел партера.

На сцене начинается прогон первой картины спектакля. По очереди появляются актрисы. Каждая из них произносит свой монолог.

АНФИСА (сидит возле кровати): Здравствуй, сыночка… Ты молодцом, не бледный… Вчера не смогла прийти – у папы давление подскочило. Но ты не беспокойся, ему лучше. (Пауза.) Я в коридоре медсестру встретила … Говорит мне: «Не беспокойтесь, в нашей клинике уход хороший, мы все вовремя делаем». Страшное слово – уход… Глупенькая. Думает, я каждый день прихожу, потому что… уходу… не доверяю. (Пауза.) Лине говорю – пойдем вместе. А она – не могу, иду с классом на выставку. Потом родительское собрание. Потом юбилей… И Светочки дома никогда нет. (Пауза.) Они ругаются часто. Я к ним приехала, подхожу к двери — крик такой, что на площадке слышно. Лина орет: «Я тебе запрещаю!» А Света ей – «Я все папе скажу!» Бедная девочка! Ей тебя очень не хватает. (Пауза.) Когда свою косметику посмывает – сразу видно: вылитая ты. Глаза и подбородок… И чай пьет, как ты: слабый, заварки мало, варенье кладет и разбалтывает. Лина ее ругает, говорит, что нельзя столько сладкого… А за косметику не ругает. (Пауза.) И сама мажется… (Пауза.) Она мне не нравится… Она мне никогда не нравилась, но я молчала… А сейчас… (Пауза.) У нее был день рождения, и она пригласила гостей! Как же можно?! Когда ты – здесь… Я говорю: «Линочка, не надо праздновать…». А она мне: «Я что – в трауре?» (Плачет.) Дрянь! Ты – тут, а она… Вырядилась в желтое платье. Стол, музыка… Они даже танцевали! (Вытирает слезы.) Не буду, больше не буду… Тебе огорчаться нельзя… (Пауза.) Все будет хорошо, сыночка. Ты поправишься, и мы с тобой пойдем гулять. Как в детстве – за ручку… Наверное, уже будет снег… Белый-белый… Но не сладкий…

(Анфиса встает, подходит к столику, перебирает пластинки, ставит одну из них и уходит со сцены под звуки духового оркестра, играющего вальс.)
* * *

МАША (подходит к шкафу, открывает его, достает халат и набрасывает на плечи. Смотрится в зеркало, которое прикреплено на внутренней стороне дверцы шкафа): Извини, не выспалась. Комары… Откуда они взялись? Холодно уже. Всю ночь гудели!.. Одного хлопнула – кровь на обоях… Смотрю на пятно – и снова вижу этот кошмар… (Пауза.) Мокрый асфальт… Машина врезалась в дерево… И строчки из протокола — «Тойота цвета «мокрый асфальт»… (Пауза.) Сегодня в школу шла — камушек в туфлю попал. Так натер, что в медпункт ходила за пластырем. И все уроки – сидя. (Пауза.) Кстати, об уроках… В десятом рассказывала об эпиграфах и вспомнила твоего Хэмингуэя. «Килиманджаро – высшая точка Африки. Почти у самой вершины лежит иссохший мерзлый труп леопарда. Что понадобилось леопарду на такой высоте, никто объяснить не может». (Долгая пауза.) Что понадобилось тебе на сто первом километре, никто объяснить не может… Светка городит ерунду насчет самовара — будто ты в деревне маме в подарок присмотрел… Ну а мама, конечно, уверена, что я тебя довела… (Пауза.) Скандал мне устроила, из-за дня рождения. «Праздновать нельзя, музыку нельзя… Почему ты в желтом?..» Твоя мать хочет, чтобы я надела траур и все время рыдала, как она… Но у меня муж живой! Я не вдова! И не хочу, чтобы Света плакала. Она должна нормально жить и ждать, когда ты вернешься… (Пауза.) А день рождения… Я позвала Николаевых и Вовку с Катей. Говорили о тебе. (Пауза.) Кстати, в последнее время мы чаще были с ними, чем наедине… Будто прятались друг от друга… (Пауза. Маша ставит пластинку. Духовой оркестр играет марш. Маша направляется к выходу. В дверях останавливается.) Возвращайся. Нам без тебя плохо. (Уходит.)

ИРИНА (начинает говорить ровным тоном, будто заученный урок):

Здравствуй. Как ты? У меня все хорошо, английский сдала. Сама. Наша англичанка денег не берет — не потому что честная, а потому что боится. (Пауза.) Что у меня еще? Записалась на аэробику. (Пауза.) Что еще? У нас в институте компания собирается в Крым… Но мама меня не пускает. Поругались… (Пауза. Продолжает не таким натянутым тоном.) Короче, я не знаю, что еще… Бабушка говорит: «Рассказывай, что у тебя происходит. Как в письме». Помнишь, как я тебе в детстве из лагеря писала? Сейчас так не напишу… Не про все хочется… Хотя за последний месяц я тебе рассказала больше, чем за последний год. Мы молчали после того… Ты знаешь, о чем я. (Пауза.) Когда я увидела тебя в ювелирном… Подумала, что серьги ты покупаешь не для мамы. И ушла, чтобы ты меня не заметил. Но когда ты пришел домой, поняла, что знаешь… что я знаю… И мы молчали. Ты боялся, что я спрошу. А я боялась, что начнешь объяснять… (Пауза.) Может, ты из-за этого и попал в аварию? Был рассеянный, постоянно думал… об этом… И мама, наверное, всё знала. Она за последний год стала другой… (Пауза.) А может, мне кажется? И в магазине ты меня не видел. И серьги покупал кому-то на взятку?.. (Пауза.) Когда я первый раз сюда пришла, врачиха сказала: «Говори, он слышит. Зови его». Я поверила. Что ты слышишь… Теперь сомневаюсь. Я боюсь, что ты так и будешь… лежать… и я уже не смогу верить, что я говорю не просто так… (Пауза.) Короче… Извини. (Вытирает слезы. Пауза.) Если вдруг не приду – не обижайся, это значит, я маму уговорила, и она меня отпустила в Крым. (Ира ставит пластинку – звучит марш. Она идет к двери, останавливается на пороге.) А сережки эти модные. Я здесь на одной медсестре видела… (Выходит.)
* * *

ОЛЬГА (входит в палату. На ней – белый медицинский халат и шапочка медсестры. Подходит к кровати, снимает шапочку, оглядывает комнату):

Часов нет… (Пауза.) В других палатах есть, а здесь нет. (Пауза.) Свои сегодня утром разбила. Поскользнулась в ванной… (Подходит к окну.) Сколько сейчас?.. С каждым днем темнеет все раньше… Скоро твоя жена придет. Отсюда видно, кто в отделение заходит. (Пауза.) Интересно, что она тебе говорит? Наверное, вспоминает о прошлом. А я… Что вспоминать? Встречи по вторникам и пятницам… как у всех… Сначала – роман, потом – повесть… женатого мужчины и одинокой женщины. С таким неожиданным финалом… Как случилось, что тебя привезли именно в нашу больницу? Их в городе еще четыре… И на мою смену?.. Хотя есть других три. (Пауза. Снова подходит к кровати.) Врачи советуют: говорите с ним, чтобы он захотел вернуться. (Пауза.) Все эти беседы — чушь. Ты не слышишь. А если слышишь – это никак не влияет… Знаешь, зачем советуют разговаривать? Для родственников. Им так легче. Вроде, делом заняты… (Пауза.) «Вспоминайте прошлое, но только хорошее… Стройте планы…» Но ведь никто не следит, что мы тут говорим. Вдруг кто-нибудь из нас специально скажет плохое?.. (Пауза.) Пооткровенничает… насмерть… И никто не узнает. (Отходит к окну.) Темнеет… (Пауза.) Я позавчера встретила твою жену. Она посмотрела на меня и мимо прошла… Потом догнала, говорит: «Куда он ехал в этот день?» Я говорю — о чем Вы?.. Она ушла. Молча. А что я могла сказать? Сама не знаю… (Пауза.) За неделю до этого сказала – выбирай. Между мной и ней… Ты неделю не звонил. А потом поехал выбирать между жизнью и смертью?.. И снова ничего не выбрал… Ни туда, ни сюда. (Пауза.) Теперь они приходят… Говорят… Плачут… Мне их жалко. И тебя жалко… И себя. Еще больше, чем вас. (Пауза.) Время остановилось… Хотя, я все решила. Пока работаю. В марте уйду в декрет. (Пауза.) Не хотела тебе говорить про ребенка, но… Сказала – так сказала…

(Она ставит пластинку – духовой оркестр играет марш. Уходит.)

НАТАША (что-то шепчет, потом крестится, повернувшись к иконке, стоящей на тумбочке): Прости нам, Господи, прегрешения наши… (снова крестится): Полтора месяца… Я на сороковой день исповедаться ходила, батюшку спрашивала – как же твоя душа? Батюшка говорит – душа рядом… И видит все… (Пауза.) Эта женщина тоже здесь… Нехорошо. Грех! (Пауза.) А вообще… Наверное, и она с тобой говорит?.. Тоже ждет… (Пауза.) Мама рассказывала – когда я родилась, ты так ревел! Брата хотел. Потом сына, а родилась дочка… Не повезло – вокруг одни бабы. А может, повезло?.. Ты нам нужен! Вот мы тебя и не отпускаем. (Пауза.) А вдруг ты сам? Вдруг это не авария? Я в компьютере нашла твое письмо другу, в Москву… Прочитала, прости… Там слова: «Все надоело… Куда бы исчезнуть?..» (Пауза.) Неужели ты сам?.. (Плачет.) Нет, нет! Если бы ты сам захотел, зачем уезжать так далеко?! (Пауза.) Значит, просто так поехал. Поругался дома – и рванул за город, у речки посидеть. Как раньше ездили. Ты на траву ложился и в небо смотрел. Светка тебя спрашивала: «Пап, что ты там видишь? Сегодня даже облака не показывают…» (Пауза.) Хотела тебя в парк вывезти, а врачи не разрешают... Я тебе листьев принесу… Они сейчас так пахнут… (Затемнение.)

(Зажигается свет. Павел поднимается на пустую сцену. Звонит мобильный. Павел достает из кармана телефон.)

ПАВЕЛ: Алло. Слышно. (Пауза.) Да ничего дела… Репетирую. (Пауза.) Исключено. Я из этого возраста вышел. (Достает из кармана сигарету.) Да, звонил. Перешел на генеральское «ты», спрашивал, сколько буду дурака валять. (Достает зажигалку и закуривает. На сцене появляется Ирина. Павел, посмотрев на нее, продолжает говорить.) А когда это решится? (Пауза.) В любой момент? Пожалуйста, узнай точно! Я перезвоню. (Отключает телефон.)

ИРИНА: Павел Андреевич… (Замечает сигарету.) Вы курить начали?

ПАВЕЛ: Балуюсь.

ИРИНА: Вас Петр Никитич вызывает.

ПАВЕЛ: Ира! Петр Никитич меня может только пригласить! Ладно… скажи, что сейчас приду.

(Ирина уходит. Павел ставит пластинку – играет марш. Павел садится на кровать и набирает номер на мобильном. Затемнение.)

НАТАША: …В зале сто человек, и все безрукие. Похлопать не могут.

(Наташа садится за свой гримировальный столик. Ольга подходит к своему, но не садится, а рассматривает стол, потом проводит по нему рукой.)

НАТАША: Ты чего?

ОЛЬГА: Что-то рассыпано… Пепел, кажется.

НАТАША: Может, Анфиса курила? Кстати, где она?

ОЛЬГА: Это Машка.

НАТАША (смеется): Ты что – Шерлок Холмс? По пеплу определяешь, чьи сигареты?

ОЛЬГА: Да при чем здесь сигареты! Она на меня порчу насылает!

НАТАША: Как?!

ОЛЬГА: Ведьма! (Роется в ящиках своего стола.) Это она из-за Павла! Ничего… (Находит целлофановый пакет, сметает в него салфеткой пепел со стола и сует пакет под Машин стол.)

НАТАША: Оль, ты чё творишь?

ОЛЬГА: Помнишь, она на мне «молнию» зашивала?

НАТАША: Когда?

ОЛЬГА: В допотопные времена! В тот день, когда Богомолов приехал… У меня теперь спина болит!

НАТАША: Из-за «молнии»? Не выдумывай!

ОЛЬГА: Ну ничего… Она у меня получит! (Достает из сумки бутылочку.) Вот!

НАТАША: Змеиный яд?

ОЛЬГА: Святая вода! В церкви взяла.

(Ольга льет воду на салфетку, вытирает стол, потом начинает брызгать водой по углам комнаты.)

НАТАША (раздраженно): Господи…

(Ольга брызжет водой на дверь, в этот момент входит Ирина. Ольга обливает ее.)

ИРИНА: Блин, что за номера?!

ОЛЬГА: Извини.

НАТАША: У нас тут… санобработка.

ИРИНА (вытирает лицо ладонью, принюхивается): С хлоркой, что ли?

НАТАША: Со святым духом!

(Ирина садится за столик, включает лампу, смотрится в зеркало.)

ИРИНА: Размазала всё… (Поправляет грим.)

(Входит Маша.)

ОЛЬГА: Метлу за дверью оставила?

МАША: Какую метлу?..

ОЛЬГА: Ведьма!

МАША: Ты что, сбесилась?

ОЛЬГА: Подсыпаешь, да?!

НАТАША: Девочки, перестаньте…

МАША: Тебе что-то померещилось? Перекрестись!

ОЛЬГА: Уже!

(Входит Анфиса с тортом.)

НАТАША: Анфиса Михайловна, зачем? Официальные поцелуи — после спектакля.

АНФИСА: После – само собой. А сейчас — по кусочку. Чтоб силы были. А то не доиграем. (Смотрит на Ольгу и Машу.) Вы чего? Поцапались?

МАША: Ольге опять что-то мерещится…

АНФИСА: Сестрички, сегодня — перемирие! Завтра продолжите… Где у нас нож?

(Ирина достает нож и тарелки. Анфиса режет торт. Маша закуривает, ищет, куда стряхнуть пепел.)

МАША: Где пепельница?

АНФИСА: Извините, девочки, разбила. Как раз перед выходом. Даже пепел собрать не успела…

ОЛЬГА: А осколки где?

АНФИСА: В корзине… А тебе зачем?

НАТАША: Посуда бьется к счастью!

МАША: Счастья у нас… до утра.

ИРИНА: А что? Вот закончим «Паузу», поедем на фестиваль! В Германию!

ОЛЬГА (с иронией): Ирка слова перепутала. Было: «В Москву, в Москву…», а теперь – «В Бонн, в Бонн… На биеннале».

(Анфиса раздает тарелки с тортом. Ирина незаметно выходит.)

НАТАША: Кстати, спектакль будет называться не «Пауза», а «Антракт». (Хочет взять у Анфисы тарелку.) Ой, мне поменьше, поменьше… (Выбирает другой кусок.)

МАША: А мне – побольше! С розочкой!

АНФИСА: Ты же говорила, что торты не ешь.

МАША: Я уже толстею не от котлет, а от лет.

АНФИСА (с тарелкой в руках, оглядывается): Куда Ирка исчезла?

ОЛЬГА: У нее вся жизнь – в антракте между спектаклями.

АНФИСА: Как и у всех нас…

МАША (ест торт): Сладкий. Запить бы…

АНФИСА: Ой! Я минералку забыла!

(Маша замечает бутылочку со святой водой, стоящую на столике Ольги.)
МАША: Оль, дай глоточек.

ОЛЬГА: Пей на здоровье.

(Входит Ирина. В руках у нее что-то, закрытое куском ткани.)

ИРИНА: Дорогая Анфиса Михайловна! Раз мы уже начали праздновать… (Ирина снимает ткань, под которой оказывается клетка с канарейкой.)

ИРИНА: Она поет. По утрам… как во сне…

АНФИСА: Девочки! Ну… Господи! И деду будет развлечение. Как вы придумали?

АНФИСА: Спасибо! (Целует Ирину, берет у нее клетку.) Девочки! Сегодня в гримерке не курим! Птице вредно.

МАША: О-о-о… Общество охраны природы…

(Раздается звонок мобильного. Наташа достает из сумочки телефон.)

НАТАША: Да. (Пауза.) Я сейчас. (Выходит из гримерки.)

АНФИСА (разглядывает птицу): Ирочка, это мальчик? В смысле – самец? Ну, как это у канареек называется?

МАША: Кобель.

ОЛЬГА: Орнитолухи!.. Кенар.

(Пауза.)

МАША: Куда это Наталья?..

АНФИСА: К Добрыне, наверное.

ОЛЬГА: Чего он на прогоне такой мрачный сидел?

АНФИСА: Ревнует.

ОЛЬГА: Кого?

АНФИСА: Всех. Мы же – его хозяйство. А тут — чужой командует…

ОЛЬГА: Павел ему не чужой.

ИРИНА: Что значит – хозяйство? Мы что – крепостные?

АНФИСА (смеется): Дурочка… Мы не крепостные. Мы утварь.

МАША: Кажется, Петр Никитич краситься начал. Никто не заметил?

АНФИСА: Разве?

ОЛЬГА: Мне тоже показалось…

(Звенит первый звонок.)

МАША: Я все-таки думаю, что Павел сам эту пьесу написал.

АНФИСА: Почему?

МАША: Очень на него похоже.

АНФИСА: Я думаю, что не он. Просто режиссер ставит про себя.

ОЛЬГА: А мы играем про себя…

ИРИНА: И зритель смотрит про себя.

(Входит Наташа.)

НАТАША: Девочки, Павел Андреевич уехал…

МАША: Куда?

НАТАША: В Москву.

АНФИСА: Завтра не репетируем?

НАТАША: Он совсем уехал.

ОЛЬГА: Когда?..

ИРИНА: Как?!

МАША: А премьера?

НАТАША: Сказал, что Петя доставит …

МАША: Почему?!

НАТАША: Он толком ничего не объяснил.

(Пауза.)

ИРИНА: А как же мы?..

МАША: А что – мы? Утварь.

(Пауза.)

АНФИСА: Режиссер Иванов решил поставить «Гамлета». «Гамлет» у Иванова не встал… Ничего, девушки, не расстраивайтесь! Через двадцать лет опять приедет.

МАША: Подколесин хренов. Надлюбил и бросил…

ИРИНА: Кого?

(Ольга вскакивает и выбегает из гримерки.)

МАША: Всех нас…

ИРИНА: Куда она? На вокзал?

НАТАША: В туалет! Рыдать…

АНФИСА: А чего рыдать? Может, он ее завтра телеграммой в Москву вызовет? Может, ему в самом деле театр дали?

ИРИНА: Да? Если бы хотел в Москву забрать, стал бы он ее на роль назначать?

МАША: Как же она играть будет?

(Пауза.)

ИРИНА: А фестиваль?..

НАТАША: Какой фестиваль?! Вот вам… Мэтр!.. Правильно Петя говорит: заезжие режиссеры – шабашники от Мельпомены. Как в «Поминальной молитве»: ждем Мессию, а приходит урядник… Явился! «Бомбу» ставить! Интервью раздал — и смылся. А доделывать все Пете…

АНФИСА: Ты же сама хотела, чтобы он уехал.

НАТАША: Мало ли, чего я хотела… А он чего хотел? Чего он вообще приехал? Свою пьесу ставить? Или романы крутить? Что это за история? Неприличное название!

АНФИСА: Да утихни ты…

НАТАША: Нет, кто-нибудь понял, чего его сюда занесло?

(Пауза.)

МАША (напевает):

Миленький ты мой,

Возьми меня с собой.

Там в краю далеком

Буду тебе чужой…

(Пауза.)

ИРИНА (расстроенно): А как же Европа? Биеннале?

АНФИСА (рассматривает подол платья, отряхивает его): Опять запылилось…

(Слышен второй звонок. Маша направляется к двери.)

МАША: Пойду Ольгу в чувство приводить. (Наташе): Кто тебя за язык тянул? Радость распирала? Могла после спектакля поделиться… А если она на сцену не выйдет? Кто за нее играть будет? Ты? Сцена – не жизнь: две роли сразу не сыграешь. (Выходит.)

АНФИСА: И я пойду Ольку успокаивать… (Ирине): Пошли. Чистый платок есть?

(Ирина выходит.)

АНФИСА: Антракт окончен. Наташа, не забудь шаль, как в прошлый раз… (Выходит.)

(Наташа набрасывает шаль, поправляет прическу. Входит Петр.)

ПЕТР: Где все?

НАТАША: В туалете. Ольгу утешают.

ПЕТР: Чего?

НАТАША: Истерика. Из-за Павла.

ПЕТР: Да… Друг мой заклятый… Еще записку передал, представляешь? (Достает листок, читает.) «…А пьесу доставишь. Не в первый раз. Теперь точно Госпремию дадут. Твой Павел». Нахал! Перебаламутил всех…

(Третий звонок. Голос из динамика: «Занятые в первой картине второго акта приглашаются на сцену!»)

ПЕТР: Что они себе думают?

НАТАША: Ничего не думают. Как обычно…

ПЕТР: А тебя кто за язык дергал?! Не могла конца спектакля дождаться? Сейчас придется деньги за билеты возвращать!

НАТАША: Кто о чем, а шелудивый о бане…

ПЕТР: Молчи, блин-президентша! Вечно впереди паровоза…

(Голос из динамика: «Исполнительницы ролей Оли и Маши, на сцену! Актрисы, на сцену!»)

НАТАША: Может, ты Ольгу утешишь? Хотя, в прошлый раз, как говорят, у тебя не получилось.

ПЕТР: Жаль, что не получилось!

НАТАША: А ты знаешь, я ее понимаю!

ПЕТР: В каком смысле?

НАТАША: Дома договорим. Я в туалет. (Выходит.)

(Затемнение. Духовой оркестр играет марш «Прощание славянки».)

КАРТИНА VIII
Зажигается свет. На сцене — финал спектакля «Три сестры». На авансцене – Ирина, Ольга, Маша, Анфиса и Наташа. Духовой оркестр продолжает играть марш.

МАША: О, как играет музыка! Они уходят от нас, один ушел совсем, совсем, навсегда, мы останемся одни, чтобы начать нашу жизнь снова. Надо жить… Надо жить…

ИРИНА: Придет время, все узнают, зачем все это, для чего эти страдания, никаких не будет тайн, а пока надо жить… надо работать, только работать! Завтра я…

ОЛЬГА (перебивает Ирину): Музыка играет так весело, бодро, и хочется жить! О, боже мой! Пройдет время… (Сбивается, не может говорить.)

АНФИСА (продолжает вместо Ольги ее монолог): Пройдет время, и мы уйдем навеки, нас забудут, забудут наши лица, голоса и сколько нас было, но страдания наши перейдут в радость для тех, кто будет жить после нас…

(Вслед за Анфисой Наташа, Ирина и Маша продолжают монолог Ольги.)

НАТАША: Счастье и мир настанут на земле, и помянут добрым словом и благословят тех, кто живет теперь.

ИРИНА: О, милые сестры, жизнь наша еще не кончена. Будем жить!

МАША: Музыка играет так весело, так радостно и, кажется, еще немного, и мы узнаем, зачем мы живем, зачем страдаем…

ОЛЬГА (вновь найдя силы, завершает монолог): …Зачем мы живем, зачем страдаем… Если бы знать, если бы знать!