Александра воронович, народная артистка СССР друг театра

народная артистка СССР

Слушать их беседы никогда не было скучно. Оба обладали чудесной способностью живого, оптимистического восприятия событий; оба были наделены природным юмором и остроумием. Никогда не забыть, как Антон Семенович, замечательный имитатор, в лицах воспроизводил перед Крамовым какую-нибудь курьезную сценку из будней коммуны. Александр Григорьевич и окружающие от души смеялись, ибо в передаче Макаренко это выглядело правдоподобно, естественно, жизненно.

— Ты — чудесный актер! — говорил Крамов Антону Семеновичу.— У тебя это получается вполне профессионально...

Иногда Антон Семенович приходил к нам озабоченный своими коммунарскими делами, огорченный будничными неприятностями. Мы всегда ценили в нем отсутствие вся­кой рисовки, простоту и искренность.

Антон Семенович горячо, до самозабвения любил театр. Он был настоящим, восторженным театралом, человеком с большим, тонким и серьезным вкусом. Во время каждого своего приезда в Москву Макаренко обязательно, как бы он ни был занят, посещал театры, и особенно МХАТ.

Еще в голодные двадцатые годы в горьковской колонии Антон Семенович создал самодеятельный театр. Не драматический кружок, а именно театр. Чтобы понять отношение Макаренко к нему, стоит вспомнить главу «Педагогической поэмы» «Театр»:

«Театральная наша деятельность во второй колонии развернулась очень быстро и на протяжении трех зим, никогда ни на минуту не понижая темпов и размаха, кипела в таких грандиозных размерах, что я сам сейчас с трудом верю тому, что пишу.

За зимний сезон мы ставили около сорока пьес, и в то же время мы никогда не гонялись за каким-либо клубным облегчением и ставили только самые серьезные большие пьесы в четыре-пять актов, повторяя обычно репертуар столичных театров. Это было ни с чем не сравнимое нахальство, но, честное слово, это не было халтурой»...

А.С. Макаренко придавал самодеятельному театру огромное воспитательное значение: «Благодаря ему (театру) сильно, улучшался язык колонистов и вообще сильно расширялся горизонт»,— писал он.

Разнообразными и богатыми средствами педагогического воздействия владел Антон Семенович. Одним из этих средств и был самодеятельный театр.

О чём бы Антон Семенович ни рассказывал, он всегда увлекал и зажигал своих слушателей. Один же его рассказ о московских театрах, о спектаклях художественного театра, которые он смотрел по два раза, так глубоко взволновал педагогов и колонистов, что когда он сказал в заключение: «А хорошо бы нам организовать собственный театр в колонии»,— все встретили его слова шумным одобрением.

Друг Макаренко Н.Э. Фере вспоминает, что и до поездки Макаренко в Москву горьковцы иногда ставили спектакли. А мысль о создании театра безусловно созрела у Антона Семеновича в Москве. На третий день после беседы о театре начались репетиции. Таков уж был Антон Семенович: если у него появлялась плодотворная идея, он стремился немедленно претворить ее в жизнь. Обязанности режиссера, а часто и главную роль в ставящейся пьесе исполнял он сам.

Антон Семенович обладал несомненными актерскими способностями. Роль городничего в «Ревизоре» была им сыграна блестяще. Антон Семенович перед репетицией анализировал образы пьесы. Хотя репетиции и затягивались порою до двух-трех часов ночи, никто из участников будущего спектакля не высказывал недовольства: Антон Семенович умел вовремя поднять настроение уставших актеров комической сценкой, интересным рассказом, веселой шуткой. Соображения идеологические и педагогические, а также необходимость приспосабливаться к ограниченным сценическим возможностям заставляли Антона Семенови­ча многое изменять и дополнять в текстах пьес. Но с каждой новой постановкой росли и актеры, и зрители.

Театр для Макаренко не был пустым развлекательством. Театр был так же важен, как школа, производственное обучение воспитанников. В самодеятельном драматическом театре Антон Семенович видел, как он говорил, «педагогическую необходимость», средство культурного воспитания молодежи.

Воспитанники коммуны имени Дзержинского приглашали сельскую молодежь из Шишковки участвовать в спектаклях. Коммунары, помимо классических пьес, ставили политические обозрения «Дзержинцы в Европе», «Паровоз», сложную политическую сатиру, в которой высмеивались Пуанкаре, Бриан, Макдональд, Пилсудский... Живущие и поныне в Харькове бывшие дзержинцы рассказывают нам, что спектакли коммуны смотрели не только ее воспитанники, но и жители Померок, Шишковки, Даниловки, Пятихаток.

Мы с Крамовым, да и другие актеры Харьковского русского драматического театра много раз бывали на коммунарских спектаклях. В зрительном зале мы неизменно видели множество гостей.

Эта макаренковская практика культурно-просветительной работы среди населения берет свое начало еще в двадцатых годах, в полтавский период колонии имени Горького.

Любопытно, что культурное влияние макаренковского театра выходило за рамки колонии имени Горького, а затем и коммуны имени Дзержинского. В своем первом же письме к Алексею Максимовичу Горькому 8 июля 1925 года Антон Семенович сообщал: «Имеем свой театр, в котором еженедельно ставим пьесы для селян — бесплатно. Театр собирает до 500 человек зрителей... Все эти четыре года ставим «На дне». Говорят, что хорошо выходит. Пьесу мы знаем почти на память».

Позже Горькому удалось повидать и колонийский театр, и постановку «На дне». В статье Макаренко «Незабываемая встреча» находим такое место: «После работы и ужина все колонисты собирались вокруг Горького. Один вечер был посвящен постановке «На дне» силами ребят. Больше всего понравилась Алексею Максимовичу игра колониста Шершнева, изображавшего Сатина».

В колонии ставилась «Женитьба» Гоголя, были показаны «Блоха» по произведению Н. Лескова «Левша», комедии Гольдони и Мольера, пьесы Чехова.

С первого же знакомства с Макаренко я убедилась в том, что Антон Семенович блестяще знал русский театр, русскую драматургию. Его широкое знакомство с театром, с искусством позволило ему в своих произведениях как бы мимоходом вспоминать то шекспировских «Гамлета» и «Кориолана», то пьесу А. Толстого «Бунт машин».

О большой и настоящей влюбленности Макаренко в искусство рассказывает буквально каждый, кто хорошо знал Антона Семеновича. Это пристрастие к театральным постановкам вскоре передалось всем колонистам. В колонии Горького не было ни одного человека, который так или иначе не был бы причастен к театральной деятельности. В колонии были созданы театральные сводные отряды, обозначенные буквами, определявшими их назначение: А — (артисты), П — (публика), Д — (декорации), Р — (реквизит), О—(одежда), У—(уборка), Ш—(шумы), 3—(занавес). Для постановки выбирались пьесы с большим количеством действующих лиц, так как очень многие колонисты хотели играть. По этому поводу Антон Семенович говорил:

— Нам было выгодно увеличить число умеющих держаться на сцене.

Макаренко видел в самодеятельном театре силу, преобразующую характеры людей.

В повести Макаренко «Честь» есть такой эпизод. В годы гражданской войны группа учителей ставит на рабочей окраине, прозванной «Костромой», спектакль «Ревизор». Большевик Павел Варавва, играющий роль слуги в гостинице, опаздывает на репетицию. Учитель-режиссер с гневом говорит:

— Но нельзя же так, мало ли какие важные дела! Мы ставим «Ревизор» первый раз на «Костроме», это самое важное дело! Большевик должен быть здесь, если такое культурное дело: «Ревизор»! Вы подумайте: на «Костроме» «Ревизор»! Ставить «Ревизора» — это именно за духовной пищей для народа ходить, понимаете?..

Макаренко стремился показать своим питомцам настоящее искусство. Колонисты и коммунары были завсегдатаями харьковских театров, в том числе и нашего русского драматического театра, они видели игру настоящих актеров, видели пьесы великих драматургов в профессиональном исполнении. Это производило огромное впечатление на питомцев Макаренко. Многие харьковские актеры и поныне помнят этих благодарных зрителей. Притихшие, с горящими глазами следили они за поведением на сцене хорошо знакомых им уже героев пьес. Александр Григорьевич Крамов говорил:

— В зрительном зале воспитанники Макаренко умели плакать и смеяться. Это был чуткий, восприимчивый зритель, перед которым мы всегда играли вдохновенно...

В своих высказываниях А.С. Макаренко обращал внимание на воспитательную роль театра и кино. Показательна в этом отношении его статья «Воспитание культурных навыков». В ней А.С. Макаренко предупреждал, что только в исключительных случаях можно допускать посещение детьми младшего возраста театра и кино и только на специальные пьесы: Макаренко считал, что лучше воздерживаться от посещения детьми такого возраста театра и кино, так как количество подходящих пьес очень незначительно. Например, пьесу символиста М. Метерлинка «Синюю птицу» он считал ненужной для маленьких детей. «Очевидно,— говорил Антон Семенович,— родители считают: раз написано, что «Синяя птица» — сказка, нужно показать её детям. На самом деле эта пьеса совершенно недоступна для детей младшего возраста, а в некоторых местах и для детей среднего возраста. В пьесе сложная и напряженная символика, усложненные характеры вещей и животных, много надуманных и натянутых образов».

Антон Семенович Макаренко был не только режиссером и актером самодеятельного театра,— он был помимо всего и драматургом. Для колонийского и коммунарского театров он писал много сатирических обозрений, скетчей, одноактных пьес. Жена Антона Семеновича, Галина Стахиевна, пишет в примечаниях к «Сочинениям» А.С. Макаренко: «Тексты литературно-музыкальных постановок писал сам Антон Семенович...»

Как известно, первым серьезным драматургическим дебютом Макаренко явилась его пьеса «Мажор», рассказывающая о постройке в коммуне имени Дзержинского завода электроинструментов. Герои пьесы всё время как будто заняты прозаическими делами, и всё же на каждом шагу педагоги, инженеры, коммунары обсуждают и решают сложные вопросы морали. Идея пьесы — новая жизнь неизбежно рождает новую мораль.

Пьесу «Мажор» Макаренко представил под псевдонимом Андрей Гальченко на Всесоюзный конкурс пьес. Жюри конкурса приняло ее к постановке; из печати она вышла в 1935 году в Москве, в издательстве «Художественная литература».

Любопытно, что пьеса «Мажор» была написана в сентябре-октябре 1933 года, то есть до выхода «Педагогической поэмы» в свет. В то время Антон Семенович получил уже восторженный отзыв А.М. Горького о главах «Педагогической поэмы» и, естественно, Макаренко послал ему и «Мажор». Горький не замедлил прочитать пьесу, указал автору на недостатки и предложил после переделки передать её в MXAT. И в этом сказалась та благородная, поистине горьковская забота и поддержка, которую неоднократно ощущал Антон Семенович в своем писательском труде. Ведь недаром Макаренко впоследствии множество раз подчеркивал, что успех «Педагогической поэмы» — всецело заслуга Горького.

Одно из писем А.С. Макаренко к А.М. Горькому (26 января 1935 года) как нельзя лучше характеризует роль, которую играл великий писатель в творчестве Макаренко-драматурга. Антон Семенович писал:

«Дорогой Алексей Максимович!

Если Вы помните, весною прошлого года я был принят Вами и представил Вам свою пьесу «Мажор», которая перед тем побывала на конкурсе Совнаркома и удостоилась даже рекомендации.

В общем Вы пьесу мою одобрили, предложили кое-что исправить. Я драматург молодой и мне легче написать новую пьесу, чем исправить старую. Я все-таки еще поработал над «Мажором» и передал ее для печати в государственное издательство «Художественная литература». Оттуда я получил очень хороший отзыв: скоро она должна выйти в свет. Ваше положительное отношение к моему драматургическому дебюту и потом успех пьесы в «Художественной литературе» меня настолько окрылили, что я даже пренебрег полной неудачей моих попыток пристроить ее в театре (МХАТ отозвался отрицательно, все другие даже не ответили), тем более, что эти попытки не отличались особенной энергией.

Короче говоря, я написал еще одну пьесу «Ньютоновы кольца» (почему-то скрываюсь под фамилией Гальченко). Меня увлекла тема изобразить игру мельчайших бликов, зайчиков, на очень ограниченном участке нашей борьбы, мне хотелось этой радужной игрой подчеркнуть величие и уверенность нашего движения...»

Через небольшой промежуток времени, в феврале 1935 года, Антон Семенович получил от Алексея Максимовича отзыв о «Ньютоновых кольцах»:

«На мой взгляд,— писал Горький,—«Ньютоновы кольца» пьеса веселая и, если хотите, я могу передать её в театр Корша или Вахтангова».

Макаренко был до глубины души тронут вниманием Горького. В своем письме к великому писателю, датиро­ванном февралем 1935 года, он взволнованно говорил: «Не знаю, как сказать, как благодарить Вас за то, что прочитали «Ньютоновы кольца». Совесть мучит меня, что в «Ньютоновых кольцах» тема тоже педагогическая. Ведь теперь перевоспитываются не только дети. В пьесе я и хо­тел захватить кусочек великого процесса перевоспитания... И не потому перевоспитываются, что стоит над душой гениальный педагог, а потому, что вся атмосфера, весь гон жизни и отношений новые».

Тема воспитания человека характерна не только для «Ньютоновых колец», но для большинства драматургических произведений Макаренко. Как известно, перу Антона Семеновича принадлежат киносценарии: «Настоящий человек», «Колонисты», «Сила коллектива», пьеса «Забота о человеке» — и все они посвящены воспитанию молодежи, формированию характеров юных патриотов, этике и морали.

Я уже говорила о том, что Антон Семенович был тесно связан с харьковскими театрами. В колонии имени Горького часто бывали русские и украинские актеры, с которыми сдружился Макаренко, сдружились колонисты. После своего перехода в коммуну имени Дзержинского Макаренко и здесь создает самодеятельный театр. К этому времени у него накопился уже известный режиссерский и драматургический опыт. Именно к этому периоду и относится его дружба с Александром Григорьевичем Крамовым.

Воспитанники Макаренко избрали Крамова почетным коммунаром. И я помню, как искренне Александр Григорьевич гордился этим высоким доверием спаянного, веселого и трудолюбивого коллектива коммунаров. А.Г. Крамов охотно присутствовал на репетициях драматического кружка коммуны, глубоко интересовался юными талантами, принимал участие в устроенном коммунарами «суде над Хлестаковым».

Русский драматический театр был шефом коммуны. В одном из писем к А.М. Горькому Антон Семенович упоминал об этих связях театра и коммуны: «Здесь в Харькове есть симпатичный и культурный театр русской драмы. Коллектив этого театра очень воодушевленно и красиво шефствует над коммуной имени Дзержинского, просили дать им «Мажор» к постановке, но я не хочу ставить пьесу в этом городе, где так хорошо знают коммуну,— будут копировать, а это совсем не то...»

В то время, когда Макаренко написал Горькому о нашем театре, шефство уже велось в широких масштабах. Большую работу в коммуне вели артистка Л. Скопина и режиссер Н. Петров.

...Часто Макаренко приезжал к нам в гости в окружении «свиты» — его обычно сопровождали два-три коммунара, в том числе и Александр Гуляев, ставший впоследствии секретарем Крамова в бытность его депутатом Верховного Совета УССР. В присутствии коммунаров беседы Крамова и Макаренко были особенно оживленными. Слышны были смех, шутки, остроумные замечания, веселые возгласы... Сама молодость входила тогда в наш дом. Я как сейчас помню каждую нашу встречу с Антоном Семёновичем. Беседы о театре, об искусстве затягивались иногда до глубокой ночи. Бывало, приедет к нам Антон Семенович после работы, утомленный, уставший — ведь день-то у него был нелегким! Но вот, проходит полчаса, и усталости как не бывало, Макаренко бодр, весел, рассказывает что-то очень занятное, Александр Григорьевич заразительно смеется.

О своей писательской работе Антон Семенович всегда говорил с необычайной скромностью или же, чаще всего, совсем ничего не говорил. Зато он высоко ценил творче­ский труд своих друзей, стараясь подбодрить их, влить веру в свои силы. Эту черту Антона Семеновича подтверждает и надпись, сделанная им на подаренном мне томе «Педагогической поэмы». О своей работе он говорит как-то неуверенно, с подчеркнутой скромностью, зато не жалеет чрезмерных похвал для друга. Вот эта надпись, сделанная 18 марта 1935 года:

«Шура! В нашей жизни меньше всего искреннего таланта. Я хотел быть искренним в этой книге. Удалось ли, не знаю. Но Ваша искренняя игра и Ваша открытая дружба — не подлежит сомнению. У Вас это талантливо. Ваш А. Макаренко».

Антон Семенович был проницательным писателем, горячо любил жизнь, неустанно обогащал свои знания, везде и всегда собирал материал для своих книг. Вспоминается, как однажды Александр Григорьевич долго и обстоятельно рассказывал нам об одной своей режиссерской работе. Мы с увлечением слушали его. Вдруг я заметила, что Антон Семенович, умостившись в глубоком кресле, что-то быстро записывает в своем маленьком блокноте. Заметил это и Крамов и вопросительно посмотрел на друга, но Антон Семенович сказал:

— Говори, говори, продолжай, я люблю тебя слушать...

Так в продолжение всей беседы Антон Семенович делал записи и пометки у себя в блокноте. Это он делал часто. Он записывал понравившееся ему слово, интересный эпизод, новую мысль об искусстве...

Между прочим, эту привычку Антона Семеновича знали многие его друзья. Сам Макаренко в беседе с начинающими писателями в 1938 году говорил:

— При мне всегда есть миниатюрный блокнот, в котором я очень коротко, одним словом, отмечаю то, что потом более подробно вношу в записную книжку...

Страстно и вдохновенно говорил Антон Семенович о своей педагогической работе. Так мог говорить лишь человек, горячо любивший жизнь, детей... С какой гордостью и радостью говорил нам Антон Семенович о хорошей, светлой судьбе своих питомцев! Помню, каким счастьем светились его глаза, когда он рассказывал Крамову что вот еще один бывший колонист окончил институт и стал инженером. Судьба буквально каждого колониста и коммунара глубоко волновала Антона Семеновича. Этот добрый, сердечный, отзывчивый человек полностью отдавался лю­бимому делу.

В качестве почетного коммунара Крамов несколько раз принимал участие в заседаниях Совета командиров, и здесь он мог еще раз убедиться в том, как глубоко верил Антон Семенович в воспитательную силу коллектива. Как-то Совет командиров обсуждал проступок одной коммунарки. Когда вопрос о мере наказания был поставлен на голосование, Александр Григорьевич предложил простить провинившуюся. Предложение Крамова встретило дружную поддержку всего Совета командиров. После заседания Макаренко сказал Крамову:

— Ты в общем правильно поступил... Никакого наказания здесь уже не требуется. Один факт вызова коммунарки на Совет является для нее достаточным испытанием...

Об этом случае Крамов затем с гордостью рассказывал, подчеркивая одобрительный тон Антона Семеновича.

Впрочем, «педагогические эксперименты» Крамова не всегда были успешными и нередко вызывали у Макаренко смех или добродушную иронию. Однажды Крамов вздумал применить педагогический метод Макаренко к вору, забравшемуся к нам в квартиру. Узнав, что Крамов вел с вором «проникновенный разговор» и дал ему еще денег на дорогу, Макаренко расхохотался:

— Да ты бы гнал его в шею!

После смерти Антона Семеновича Крамов продолжал оживленную переписку и встречи со многими горьковцами и коммунарами, живущими в самых различных уголках страны.

В 1949 году, в десятую годовщину со дня смерти Антона Семеновича, Крамов задался целью собрать воспитанников Макаренко, которые живут в Харькове. Назначены были день и час встречи. Крамов заметно волновался: «Кто придет? Кто жив? Кем стали эти люди за последние годы?»

И вот один за другим в театре появляются бывшие горьковцы и коммунары. Пришли мастер Алексей Землянский, инженер Василий Коломийцев, машинист Михаил Долинный, мастер Федор Шатаев. юрист Василий Шапошников, плановик Галина Слуцкая, демобилизованный моряк Евгений Лиф и многие другие. Крамов обводит глазами людей, которых не видел много лет... «Выросли, возмужали, изменились...» Он отечески, тепло, почти шепотом произносит:

— Как жаль, как жаль, что наш Антон Семенович не видит сейчас вас, родные мои...

Макаренко писал в «Педагогической поэме», что не вышло из горьковцев писателей и художников потому, что «захватила их жизнь и сегодняшние практические требования». Этого, конечно, нельзя сказать о воспитанниках Макаренко более позднего периода — о коммунарах. Из коммуны имени Дзержинского, как и из колонии имени Горького, вышло много искусных рабочих, инженеров, техников, конструкторов... Но вышли и люди, которым Макаренко на всю жизнь привил горячую любовь к театру и искусству. Стали артистами бывшие горьковцы и дзержинцы Клавдия Борискина, Александра Сыромятникова, Иван Ткачук, Дмитрий Терентюк, Евгений Семенов, музыкантом — Иван Волченко, художником — Георгий Камышанский.

В судьбе некоторых из этих людей большую роль сыграл А.Г. Крамов, в студию которого приходили из коммуны учиться будущие актеры.

Антон Семенович был смелый, неутомимый, волевой педагог, умевший талантливо решать в своей практической деятельности и литературном творчестве важные проблемы воспитания подрастающего поколения, вопросы советской морали. В его произведениях слились воедино поэзия труда и воспитания нового человека. Писатель и педагог он был настоящим «инженером человеческих душ» — живым свидетельством этого являются не только его книги, но и их герои.

Одно малоизвестное высказывание Антона Семеновича как нельзя лучше характеризует его взгляды на искусство. В декабре 1938 года на страницах «Литературной газеты» он писал: «Чувства, страсти людей меня всегда очень интересовали и в жизни, и в литературе. Мне кажется, что писатели слишком мало пишут о переживаниях своих героев, описывая, главным образом, факты, события, то есть то, что происходит вокруг людей, а не в людях... Очень хочется прочесть книгу, где были бы настоящие переживания, которыми наполнена жизнь каждого из нас».

Эти слова можно поставить эпиграфом ко всем сочинениям Макаренко, в том числе и к его пьесам. В них он рассказывает не только о том, что происходит вокруг, а и о том, что происходит в самих людях, как созревает настоящий характер, как выковывается советский человек. В письме к А.М. Горькому Антон Семенович говорил, что в своих пьесах он раскрывает острые конфликты, которыми была полна колонийская жизнь.

Макаренко смотрел на жизнь бесстрашно и честно, он умел видеть далеко, чувствовать глубоко, правдиво и сильно. Написанное им много лет назад живо и сейчас, потому что проникнуто партийной страстностью, устремлено вперед, в коммунистическое завтра.