Алферова О. А. Соотнесение свободы и исторической необходимости в политико-философской концепции И. Берлина Тезисы к докладу

Центральное место в политико-философской концепции И. Берлина занимает понятие свободы. Но одной из главных сфер в которой реализуется человеческая свобода является история. Соответственно этому вопрос о свободе человека в истории является одним из основных аспектов проблемы свободы человека. Этот вопрос оказывается одним из центральных и в творчестве Берлина. Он рассматривает его в целом ряде эссе – таких, как «Историческая неизбежность», «Понятие научной истории», «Еж и лиса» (об исторических взглядах Л.Н. Толстого), «Не ведайте ни страха, ни надежды» и др. Суждения об истории в ее соотнесении со свободой человека и об истории вообще, высказываемые Берлиным, основываются на глубоком знании им специфики исторической науки, методологии исторического исследования, а также концепций философии истории самых различных мыслителей.

Центральным ядром, вокруг которого вращаются рассуждения Берлина об истории, является антитеза свободы человека в истории и исторической необходимости. Он предлагает свое решение данной проблемы, которое органически вписывается в его концепцию либерализма.

Свобода человека, как подчеркивает Берлин, тесно взаимосвязана с ответственностью человека. Без свободы не может быть ответственности. И этот вопрос об ответственности приобретает исключительное значение применительно к истории. Свобода и ответственность человека в истории напрямую зависят от того, присутствует ли в истории какая-либо необходимость, которой подчиняется ход исторического процесса, или необходимости исторического процесса нет. Если в истории присутствует необходимость, то, значит, определенный ход истории является неизбежным и человек не способен его изменить. В этом случае свободой в истории человек не обладает и, следовательно, с него снимается и ответственность за исторические события.

В истории философии неоднократно делались попытки совместить признание исторической необходимости и признание свободы человека. У Берлина к подобным попыткам отношение критическое, он считает их несостоятельными. По его убеждению не может быть свободы индивида без свободы выбора, а признание исторической неизбежности закрывает перед человеком возможность выбора в истории и, тем самым, лишает его свободы. Признание исторической необходимости исключает возможность осуждения чего-либо, имевшего место в истории, оправдывает историю, делает ее неуязвимой для критики, поскольку предполагается, что все, что произошло в истории, не могло не произойти, и не могло произойти иначе.

Природа предполагаемой исторической необходимости мыслилась по-разному. Берлин называет теологическую и метафизическую трактовку истории. При теологическом подходе к истории источником исторической неизбежности является замысел Бога, божественный промысел, метафизическая интерпретация истории связывает историческую неизбежность с действиями в истории тех или иных трансцендентных сил (мировой дух, абсолютный разум, мировая воля и т.д.). Эта интерпретация истории тоже может иметь теологический характер. В метафизической интерпретации человек с его побуждениями рассматривается как орудие трансцендентных сил, действующих в истории не прямо и непосредственно, а через человека. При подобном взгляде на историю он перестает быть субъектом истории, подлинным историческим деятелем, субъектом истории при подобном подходе оказываются трансцендентные силы.

Метафизический взгляд связан с удвоением реальности, когда за непосредственно обнаруживаемым предполагается существование некоего глубинного слоя, уровня, выражением и проявлением которого и является непосредственно наблюдаемое, причем если на внешнем уровне царят беспорядок, столкновения и противоречия, то этот беспорядок является только кажущимся, потому что на подлинном, трансцендентном уровне он погашается в универсальном порядке и гармонии. Примыкая к антиметафизической традиции мысли, Берлин отвергает подобное удвоение реальности, считает его вымышленным. Относительно телеологического взгляда на историю он подчеркивает, что этот взгляд имеет сугубо антиэмпирический характер. Доказать присутствие в истории цели, опираясь на данные исторической науки, по его мнению, невозможно.

Согласно Берлину, представление об исторической неизбежности может быть продуктом не только метафизического, но и научного мышления. Во-первых, идея исторической неизбежности может проистекать из представления о жесткой причинно-следственной связи, пронизывающей все исторические события. Если эта связь мыслится непроницаемой для свободной причинности в лице человека, для свободного человеческого выбора, то получается вывод об исторической неизбежности. Во-вторых, на историю может переноситься общенаучное требование к научному познанию, состоящее в том, что наука должна устанавливать законы. Но закон, если он установлен применительно к историческому процессу, как раз и подразумевает историческую неизбежность того, что устанавливается данным законом. Получается, что историческая наука и должна заключать в себе представление об исторической неизбежности. В данном случае, однако, как показывает Берлин, не учитывается специфика исторического познания, отличие исторической науки от других наук. А эта специфика состоит в том, что история творится людьми, является продуктом их деятельности, и историческое познание, следовательно, должно учитывать людей, мотивацию их деятельности, что разрушает представление об исторической неизбежности.

В истории философии были отдельные мыслители и философские течения, которые просто отвергали свободу человека, считали представление о свободе иллюзией, поскольку все, по их мнению, совершается строго необходимым образом. Другие же философы, признавая, что все совершается по необходимости, предпринимали попытки совместить признание необходимости с признанием свободы человека. Это совмещение пытались осуществить на основе познания, знания. Отношение Берлина к подобному совмещению состоит в том, что познание не способно превратить необходимость в свободу. Знание и свобода не тождественны. Для Берлина свобода – это возможность выбора. И в этом смысле познание не прибавляет свободы. Если возможности выбора для человека нет, то нет и реальной свободы. Знание может сделать наше поведение более рациональным, но оно не увеличит сферу свободного выбора.

И. Берлин делит концепции истории на личностные и безликие. Подобное деление показательно для его взглядов на историю. Основанием этого деления является у него признание или непризнание роли мотивации индивидов в развертывании исторического процесса. Личностные теории признают эту роль, а безликие исходят из того, что представление о роли мотивов людей в истории – иллюзия. О вторых он говорит, что они ищут конечную причину происходящего в действиях безликих, «транс» или «сверхличностных» сущностей и сил. К ним относятся все концепции истории, которые признают историческую неизбежность - обусловленную действием каких-либо трансцендентных сил или проистекающую из подчинения истории какому-либо закону. К «безликим» Берлин относит и такие теории истории, в которых в качестве субъектов исторического процесса фигурируют нация, государство, культура, цивилизация, если они мыслятся как надличностные сущности, развивающиеся по своим особым законам. Именно таковы, по его мнению, концепции истории Гегеля, Шпенглера и, с некоторыми оговорками, Тойнби. К безличностным концепциям Берлин относит и марксистскую философию истории. В ней безличностным носителем исторического процесса является «класс», который выступает в качестве самостоятельной сущности и силы, а индивиды вполне определяются принадлежностью к тому или иному классу, представая лишенными какой-либо личностной мотивации.

Все концепции, отвергающие свободу человека в истории, Берлин рассматривает как проявления детерминизма в отношении истории. Рассуждая о детерминизме, он имеет в виду и признание обусловленности истории различными трансцендентными силами и влияниями, и признание обусловленности истории теми или иными законами, и признание универсального характера причинно-следственной связи исторических событий, обусловленности всякого события предшествующими событиями, будущего – настоящим и прошлым. То есть, детерминизм в понимании истории соответствует у него всем выделяемым им способам признания исторической неизбежности, и этот детерминизм, как и историческая неизбежность, проистекает как из метафизического, так и из научного мышления.

Говоря о детерминизме Берлин имеет в виду также утверждение о том, что отдельный человек, индивид, полностью обусловлен различными естественными факторами и влияниями, а также обстоятельствами его жизни. Признание полной обусловленности индивида, то есть признание, что индивид, каков он есть, сформирован не зависящими от него факторами и обстоятельствами, вело сторонников этой точки зрения к выводу, что и поступки человека вполне детерминированы и от него самого не зависят. К аналогичному выводу приходили и те ориентированные на науку мыслители, которые полагали, что поведение человека вполне исчислимо и предсказуемо научным образом, на основе законов, устанавливаемых физиологией, психологией, социологией и другими науками, рассматривающими человека. То есть, те и другие приходили к выводу об отсутствии у человека свободы воли.

Берлин показывает, что именно в отрицании свободы воли, разрывающей цепь причинной обусловленности и делающей человека субъектом свободного выбора, заключен порок детерминистского мышления о человеке.

Неприятие английским мыслителем детерминизма в понимании истории и в понимании человека имеет причину в том, что детерминизм отвергает свободу выбора человека и, соответственно, снимает с него ответственность за происходящее, а также делает невозможными оценочные суждения применительно к истории, порицание или одобрение тех или иных исторических событий и исторических деятелей. В свете детерминизма история приобретает не зависящий от человека, безличный характер, с чем Берлин решительно не согласен. Исходным и ключевых моментом, определяющим его критику по отношению к историческому детерминизму, является то, что детерминизм устраняет историческую ответственность (людей, партий, народов).

Один из аргументов, используемых Берлиным в критике детерминизма – это аргумент «от языка» – обычного языка, которым пользуются люди, и который в основном использует и историк. А этот язык таков, что его словесные обороты подразумевают и свободу воли человека, и свободу выбора для человека, и личную ответственность за происходящее. Это означает, что люди в своей повседневной жизни и деятельности не разделяют предпосылку детерминизма – предпосылку полной обусловленности человека не зависящими от него факторами и обстоятельствами. Как подчеркивает Берлин, и историки в своих профессиональных изысканиях не отвергают роли человеческого выбора в формировании исторических событий, то есть не придерживаются детерминизма. Не может историк уйти и от оценок исторических явлений, которые он воспроизводит. Берлин не согласен с утверждением, что историк должен только описывать события и не прибегать к их оценкам. Он считает, что для историка это невозможно хотя бы потому, что он пользуется обычным языком, а в не встроенными в него моральными понятиями.

В детерминистском мышлении истории Берлин выделяет различные его тональности. Есть детерминизм оптимистический, считающий, что историческая необходимость ведет человечество в лучшее будущее, есть детерминизм пессимистический. Определенный вариант детерминизма представлен рационалистическими мыслителями, ориентирующимися на науку и верящими в силу научного знания, в то, что на основе растущего научного знания можно вполне рационально устроить жизнь людей и достичь благоденствия человечества (Ф. Бэкон, Ж.-А. Кондорсе, просветители и их последователи, О. Конт и многие др.), а все зло в мире проистекает от незнания, невежества. Гегель и Маркс тоже признают историческую неизбежность и тоже считают, что ход истории ведет человечество по пути прогресса. Но у них силы, определяющие историю, оказываются совершенно анонимными для людей, они подчеркивают, что люди могут об этих силах ничего не знать и на протяжении прошедшей истории ничего и не знали. У Маркса эти силы действуют через социальную (классовую) борьбу и революции и он эту борьбу приветствует. Поэтому, считает Берлин, тональность этого детерминизма иная, чем у предыдущего. Берлин называет детерминизм Гегеля и Маркса апокалиптическим.

И. Берлин задается вопросом, почему детерминизм в понимании истории учитывая то, что он не подтверждается человеческим опытом, продолжает существовать? Причину этого он усматривает в человеческом стремлении установить единство в многообразии, найти единую модель, которая бы все упорядочила и объяснила в истории. Он считает, что подобная всеобъемлющая модель продуцируется не на почве исторической науки, но чаще всего представляет собой метафизическое, философское построение. В этой связи Берлин говорит об отношении между исторической наукой и философией истории, о противоречиях, которые могут возникнуть между ними. Он считает, что историк, твердо стоящий на почве собственной науки, не склонен к детерминистской интерпретации истории и вполне осознает роль человеческой свободы в определении исторического процесса, детерминизм же в толковании истории есть для науки истории нечто внешнее, привнесенное.

Еще одну причину живучести исторического детерминизма Берлин видит в стремлении людей уйти от ответственности за свершившиеся исторические события. Исторический детерминизм снимает с человека ответственность за историю, одновременно «освобождая» его и от возможности что-либо хвалить и порицать в истории. И часть людей с радостью принимает подобное избавление от ответственности.

Английский мыслитель указывает и на еще один исток детерминизма в понимании истории. А именно, он высказывает предположение, что для многих из тех, кто потерял веру в ортодоксальную религию, вера в исторический детерминизм явилась ее заменителем.

Исторический детерминизм, признавая все события и явления строго необходимыми, не зависящими от человека, делает невозможными оценочные суждения в отношении истории, делает невозможным что-либо в истории хвалить или порицать. С этим и связана суть выступления Берлина против детерминизма. Отвергая исторический детерминизм, он стремился именно судить исторические явления и события, высказывать к ним свое отношение.

Берлин не считает, что принципу детерминизма вообще не должно быть места в объяснении исторических явлений. Выявлением причин тех или иных явлений занимаются все науки, устанавливает причины и историческая наука. Но поскольку история формируется через деятельность людей, то для исторической науки особое значение приобретает проблема отношения детерминизма и свободы воли человека.

По Берлину, человеческое действие отчасти обусловлено, а отчасти является продуктом свободной воли человека. Свободное действие определяется им как действие не полностью обусловленное предыдущими событиями, природой или врожденной предрасположенностью людей или вещей. Здесь речь идет о том, что если хотя бы что-то выводится за пределы причинной обусловленности и последней причиной хотя бы в чем-то признается сам человек, то это уже не детерминизм. С другой стороны, если что-то в человеческом поведении находится во власти детерминизма, то это не дает оснований отрицать свободу воли человека. Предлагаемое совмещение детерминизма и свободы воли человека Берлин распространяет и на историю, на деятельность человека в истории. Это означает, что историческое событие отчасти обусловлено, а отчасти является продуктом свободы воли людей, свободной человеческой деятельности.

Размышления Берлина об истории концентрируются вокруг вопроса о возможности или невозможности пользоваться применительно к истории оценочными суждениями. В этой связи он обращается не только к детерминизму, но выявляет и критикует все позиции в мышлении истории, которые ведут к выводу о неправомерности оценок исторических явлений. Много внимания он уделяет историческому релятивизму. Если детерминизм делает невозможными оценочные суждения применительно к истории в силу убеждения, что в истории все совершается строго необходимым образом и от человека ничего не зависит, то релятивизм делает невозможным судить историю потому, что он не усматривает в ней никаких абсолютных ценностей, исходя из которых, можно было бы производить оценку.

Берлин считает, что морализирующий, оценочный подход к истории возможен и нужен. Осуждение чего-либо в истории нельзя рассматривать как свидетельство нашего непонимания тех или иных исторических реалий. По его убеждению понимание прошлого и оценка совместимы: можно понимать прошлое и вместе с тем осуждать определенные исторические события и определенных исторических деятелей.

Критикуя исторический релятивизм, Берлин привлекает, в общем, те же аргументы, что и в критике детерминизма. Так, он указывает на специфику исторического познания, принципиальное отличие исторической науки (и гуманитарных наук вообще) от точных естественных наук. Отличие исторической науки видится ему, в частности, в том, что в ней невозможно и не нужно уходить от оценок. Применение оценочных суждений в исторической науке связано с тем, что история творится людьми, руководствующимися в своей деятельности определенными целями и мотивами. Применение оценок не лишает историческую науку объективности. Объективность исторической науки имеет специфическое значение по сравнению с объективностью естественных наук, то есть это – такая объективность, которая предполагает и включает оценки.

Берлин проводит грань между плюрализмом ценностей и релятивизмом, полагая, что ценностный плюрализм не есть релятивизм. Он настаивает на том, что различные системы ценностей сопоставимы и в них есть нечто общее, некоторое общечеловеческое содержание, благодаря которому мы только и способны понимать людей других эпох и культур. По мысли Берлина именно в силу присутствия этого общечеловеческого содержания в различных системах ценностей ценностный плюрализм не оборачивается релятивизмом и именно это содержание дает нам критерий, по которому мы можем судить историю.