Год 437
Главный военный руководитель гуннского похода этельбер Усур отдал распоряжение по всем туменам зимовать в долине реки Родана в местности между городом Виенной и городом Лугдуном180, последний располагался вниз по течению не дальше трех конских переходов от первого кастелла. Огромное количество людей и лошадей (девяносто тысяч воинов, каждый с тремя конями) собралось на ограниченном пространстве между восточным берегом потока и вздымающимися ввысь снежными альпийскими вершинами. Многоопытный туменбаши Усур крепко знал свое дело, он собрал здесь всех рядом и вместе с умыслом, так как ожидал в любой день выдвижения вниз по течению этой реки опасных бургундов: конных, пеших или же на судах. Но громадную гуннскую армию нужно было кормить. По распоряжению галльского префекта Бонифация ежедневно в гуннские тумены подвозили на подводах, возах и фурах181 зерно и масло для людей, сено и зерновой фураж для лошадей. Через день пригоняли стада быков, отары овец и гурты свиней для забоя.
Большей частью это продовольствие и фураж должны были поставлять замиренные вестготы и сарматы, но ввиду нехватки у них съестных припасов и сена также было привлечено и галлороманское население, которое роптало, высказывало недовольство, но все же делилось продуктами питания и сеном.
В середине зимы гунны организовали обширную облавную охоту, но результаты ее не были впечатляющими, так как пойма реки Родана была не только отчасти холмистой, но также лесистой и болотистой, а верхоконным загонщикам было несподручно пробираться, загоняя тигров, волков, шакалов, туров, зубров и оленей, по густым чащобам и непроходимому валежнику. Такая облава заняла около полумесяца времени и задействовала лишь всего три исконно гуннских тумена, состоящих из сабиров, акациров, утургуров и кутургуров. Остальная же часть гуннского степного воинства (кангары, остготы, аламаны, анты, венеды и роксоланы) продолжали нести караульную службу и совершенствовать свое мастерство (в общем строю и в единоборстве между собой, используя деревянные мечи и копья с тупыми концами).
Туменбаши Усур велел поставить свою небольшую белую юрту под склоном горы у маленького родника с прозрачной и холодной до ломоты в зубах пенящейся водой. Уже вечер. Горят два костра, один небольшой в жилище, его дым выходит через верхнее откидное светодымовое отверстие – тюндюк, а другой, большой и яркий, перед юртой, около которого хлопочет старый и давний чорбачы жаувизиря, а по совместительству повар, седой биттогур по имени Алмаши182. Он с помощью двух молодых пленных вестготок варит для своего всесильного господина вечернюю сурпу из мяса дикого вепря. В молодые годы тогда еще тысячник Усур ни за что бы не согласился на вечернюю сурпу из мяса только что добытого камана183, а повелел бы зажарить его, освежеванного целиком, на медленном огне, разведенном из буковых или арчовых стволов, или же, на худой конец, запечь эту свинью среди камней в яме под громадным костром. Но сейчас годы и, соответственно, зубы уже не те. Все-таки прожито шестьдесят шесть зим. Биттогур Усур ясно осознает, что это уже старость, но как хочется еще пожить и совершить какие-либо новые победоносные деяния.
Несмотря на наступающий вечер, над головой проносятся, громко шелестя широкими крыльями, дрофы. Обычно они предпочитают держаться в широкой степи и иметь обозрение и возможность вовремя взлетать и скрываться от пикирующего сверху ширококрылого орла или же подкрадывающейся среди пожухлой травы рыжей лисицы, почти не выделяющейся своим окрасом из окружающей отцветшей растительности. Эти дрофы, крупные как гуси, с сизыми шеями и белыми пятнами на серо-рыжих упитанных телах, пролетали над маленьким стойбищем жаувизиря, натужно и медленно рассекая воздух своим тяжелым весом. Сейчас эти птицы уже начинают спадать в теле, но их перья в это время года наиболее хорошо годятся для оперения дальнобойной боевой стрелы.
Гуннский пожилой руководитель похода любил в вечернюю пору, когда сумерки ниспадают на широкую степь, сидеть в своем небольшом войлочном белом шатыре около затухающего костерка, попивать отстоявшийся за день верблюжий кумыс, который он с некоторых пор полюбил более, чем кобылий (когда ему поведали, что такой лучше продлевает жизненные силы старого человека). Работящие вестготские малайки два раза на день пригоняли к жаувизирскому маленькому, но тщательно охраняемому неукротимыми биттогурскими нукерами, аулу с десяток одногорбых и двугорбых верблюдиц, молоко первых считалось отлично пригодным для приготовления легкого хмельного перебродившего кумыса, а вторых – для изготовления пяти-семидневной выдержки крепкой араки, ничем не отличающейся по своему терпко-кислому, но приятному вкусу от отменных сортов знаменитого северогалльского душистого светлого вина.
Германские рабыни, по всей видимости, имели нежные руки и добрый нрав, так как строптивые верблюдицы, могущие в момент кормления своих маленьких верблюжат в порыве злости и ревности укусить и даже забить насмерть ногами неосторожного пастуха, отдавали им каждый раз абсолютно спокойно свое молоко два раза в день. Поскольку их верблюжата были еще сосунками, хотя уже и питались травой, постольку третий вечерний удой от них не производился, к ним подпускали их детенышей.
Интерьер войлочного жилища знаменитого гуннского военачальника отличался простотой. С левой мужской стороны на сандыках184 были сложены стопками стеганые однотонные одеяла и кожаные подушки. Напротив входа на самом почетном месте, перед висящим кошмовым разноцветным ковром с прямоугольными и ромбовидными орнаментами, была расстелена высокая мягкая постель для немолодого жаувизиря. Пол юрты вокруг очага бьгл устлан шкурами диких и домашних животных. С левой женской стороны хранилась самая необходимая домашняя утварь, очень нужная в дальнем сапари, в виде деревянной, керамической и металлической посуды. Также на женской левой половине юрты за неимением в походе гуннских жен, которые заботились бы об этой стороне жилища, скопом были свалены седла, оружие и охотничьи принадлежности.
Обычно главный гуннский военный руководитель сапари рано отходил ко сну, но сегодня сон не шел к нему. Он сидел на своей постели за тлеющим кимеге185, расстегнув ворот своей белой полотняной рубашки (специальная готская малайка заботилась о чистоте и белизне его верхней одежды и нательного нижнего белья), расчесывал синьским гребнем свою седовато-рыжую бороду и усы и размышлял. А мысли были очень интересные. Сегодня он получил три важных срочных сообщения.
Во-первых, не доезжая до города Грационополя186, в узком горном ущелье попал то ли в вестготскую, то ли в сарматскую засаду и был убит префект и претор Галлии, румийский сенатор и консул этого года Бонифаций. Погибли и все три сотни статных и наилучшим образом обученных преторианских солдат из его личной охраны. Их расстреляли из луков с близкого расстояния с горных склонов, заблокировав стволами срубленных деревьев путь вперед и отход назад, не оставив ни одному человеку никаких шансов на выживание, раненых добили мечами.
Туменбшаи Усур морщил лицо, как будто от зубной боли, хотя у него во рту осталось только небольшое их количество; поэтому приходилось пить мясную сурпу с размягченными в ней лепешками. Он всегда так кривил свою физиономию, когда что-то становилось ему непонятным – эту привычку он приобрел после последнего похода с покойным каганом Ругилой, подражая тому. А сейчас ему было не понятно и не ясно, кому же была выгодна смерть этого Бонифация, который все же благоволил к степным жителям-гуннам?
Во-вторых, прибыл гонец от великого гуннского кагана Беледы, который на среднем Рейне сдержал, не дав переправиться на южный берег, воинственные племена германских лангобардов, маркоманов, херусков и других, за исключением саксов и англов, последние ушли по правобережью далеко к устью Рейна и смогли переправиться там в Галлию. Каган Беледа сообщал также, что румийские пограничные отряды на рейнском оборонительном лимесе хорошо взаимодействовали с гуннами и также были готовы выступить совместно против германских пришельцев, если бы те вздумали начинать переправу. Для темника Усура здесь было ясно, что бургунды около города Аргентората на сегодня остаются без серьезной подмоги со стороны своих отдаленных германских родичей. Это была хорошая новость. В пергаменте верховного гуннского хана также сообщалось, что бургунды никак не могут начать свой поход на юг против румийцев ранее весны. Но ранней весной, при разлившемся половодье, им будет никак невозможно по раскисшим и затопленным прибрежным дорогам начинать движение. Следовательно, бургундский конунг Гундахар начнет марш своих войск только в середине весны, а, может, и поздней весной. Это тоже была очень полезная информация для главного военного руководителя гуннского сапари жаувизиря Усура.
И самую последнюю новость привез сегодня прибывший со своим воинским десятком, сопровождаемый охранной готской сотней (последние посланы по приказу хана Аттилы), из наиболее отдаленной северо-западной румийской провинции Германии Секунды молодой наблюдательный каринжи-полусотник Стака. Он оставил своих купцов, под прикрытием которых производил разведку, и безотлагательно поспешил сюда, в орду руководителя гуннского похода в Галлии, к темнику Усуру и к своему хану-сюзерену сенгиру Аттиле. Тархан Стака, запыленный, в готских одеяниях и при готском же оружии, обстоятельно доложил, с употреблением пергаментной рисованной карты огромной галльской префектуры, местонахождение германских франков, ведомых их бесстрашным херицогой и конунгом Меровигом. Этот германский полководец собрал под своими знаменами значительное количество рыжеволосых нукеров, до семи-восьми туменов. Они запасают сейчас провиант и фураж, обучают юных новобранцев, составляют боевые дружины и отряды, назначают крупных и мелких херицог и, в общем, серьезно готовятся к походу в центральную часть Галлии вместе с бургундами, чтобы сломить здесь румийскую власть и установить свое господство. Франки твердо уверены, что вместе с бургундами они разнесут в пух и прах не только изнеженных латинян и галлороманов, но даже и степных гуннов. Их самомнение о своих воинских доблестях и умениях распростерлось даже до того, что они намереваются, в отличие от своих германских собратьев-бургундов, идти в боевой поход вместе со своими семьями, скотом и всем своим скарбом, чтобы потом лишний раз не возвращаться назад, а сразу же осесть на завоеванных землях. Начало их выступления на Центральную Галлию назначено где-то на середину весны, когда спадут речные паводки и высокие воды.
Да, было от чего задуматься самому многоопытному по боевому стажу и по возрасту среди гуннских военачальников туменбаши Усуру. А ведь заслуженно утвержденных гуннским курултаем командующих – баши туменов (отрядов в 10 000 человек) в степной державе осталось всего двое: он, старый этельбер Усур, и лишь немногим моложе его антский коназ Радомир. Сенгир-ханы Беледа, Аттила и Атакам не в счет. Они получили воинский ранг начальника тумена, конечно же, за дело, но, в первую очередь, из-за своего высокого царственного происхождения. Но жаувизирь не уверен в том, был ли утвержден последний сенгир курултаем в данном почетном воинском звании.
Достарыңызбен бөлісу: |