Андрей Кузнецов булат минжилкиев очерк жизни и творчества

Произведение публикуется с письменного разрешения автора

Не допускается тиражирование, воспроизведение текста или его фрагментов с целью коммерческого использования

Дата размещения на сайте www.literatura.kg: 18 ноября 2008 года

К 89

К 97—91

Пение — древнейшее из искусств — обладает удивительным свойством передачи тончайших душевных движений человека и воздействия на слушателей. Хороший голос — редкий дар природы, но сам голос это еще не все. Чтобы стать настоящим певцом, разумеется, обладая и другими необходимыми данными (музыкальность, артистические наклонности и пр.), нужны долгие годы учебы под руководством опытного наставника. Известный итальянский певец и знаток бельканто Дж.Лаури-Вольпи писал: «Пение — важнейшее проявление человеческой натуры, потому что оно представляет собой выражение чувства, страстей, работы воображения, мыслей... Недостаточно просто петь, нужно уметь петь (выделено мной. — А. К.), чтобы служить искусству и сохранить голос»¹.

Путь восхождения Булата Минжилкиева к вершинам творчества был долог — только одной учебе он отдал 12 лет жизни (студия, консерватория, стажировка в Италии). Но в то же время он был и стремителен: в 25 лет вокалист стал петь на сцене оперного театра, в 28 блестяще выступил на Всесоюзном фестивале молодых оперных певцов, в 33 он уже был лауреатом двух международных конкурсов, в 36 — народным артистом Советского Союза.

Только труд — повседневный, кропотливый, вдумчивый — и настойчивость в достижении поставленной цели помогли Булату Минжилкиеву стать выдающимся певцом. Сегодня он — один из лучших басов современности. Его голос — редкий по красоте и выразительности — подобен отлично отстроенному музыкальному инструменту, который в состоянии передать любое художественное намерение певца, богатейший спектр штрихов и нюансов.

Голос Минжилкиева восхищает своей мощью, широтой, пластичностью. Он одинаково хорошо звучит во всех регистрах его обширного певческого диапазона: мягок и насыщен в низах, певуч и мужественно-благороден в центральном регистре, героичен и экспрессивен в верхнем.

Минжилкиев первым из киргизских певцов заявил о себе как вокалист самого высокого класса и стал известен не только в Советском Союзе, но и за рубежом. Он достойно представляет республику, советское многонациональное искусство во многих странах мира. Но певец не останавливается на достигнутом, а постоянно находится в поиске, творческом горении. Об этом красноречиво свидетельствуют его работы конца 80-х годов — партии Хованского и Кончака, исполненные на сцене Ленинградского академического театра оперы и балета им. С.М.Кирова, новые концертные программы, зарубежные выступления.

Своим вдохновенным искусством певец прославил талантливый и трудолюбивый киргизский народ, одним из лучших представителей которого он является.

Благодаря счастливому стечению обстоятельств, автору этой книги довелось в течение длительного времени, начиная с детских лет, находиться вблизи Булата Минжилкиева, следить за становлением и развитием его таланта. При написании настоящей книги были использованы как личные наблюдения, результаты изучения творческой, деятельности певца, так и сообщения самого артиста и его коллег, а также различные публикации в советской и зарубежной печати.

Эта книга — дань глубокого уважения артисту, его лучезарному таланту.
ДЕТСТВО
Весна в Киргизии наступает рано. Уже во второй половине марта под лучами яркого южного солнца тает последний снег в долинах. Земля постепенно прогревается, повсюду весело журчат говорливые ручьи, а на лужайках и обочинах дорог появляется свежая трава. Вскоре зацветает урюк, и воздух наполняется неповторимым ароматом весны. К середине апреля деревья покрываются листвой и ничто уже больше не напоминает о минувшей зиме, и лишь только высоко в горах все еще лежит и искрится на солнце ослепительно белый снег.

В
С мамой. Фрунзе, июнь 1941 г.

Мать — Бахруш Хасановна в юности училась хореографии, танцевала, за год до рождения Булата вместе с коллективом национального музыкально-драматического театра побывала на Декаде киргизского искусства в Москве. Однако профессиональной артисткой она так и не стала, хотя любовь к музыке, театру сохранила на всю жизнь и сумела передать ее своим детям... Время было тревожное — в Европе уже шла война, муж постоянно пребывал в длительных экспедициях, нужно было как-то устраивать жизнь. Пришлось пойти работать на завод, а сына отправить к бабушке на Иссык-Куль.

Здесь и прошли ранние детские годы Булата. На западе страны уже грохотала война, кипели кровопролитные сражения, отзвуки фронтов доходили и на Иссык-Куль. Все меньше мужчин остава­лось в селах и аилах, всю тяжесть крестьянского труда взяли на свои плечи женщины, старики и подростки.

Бабушка Урумкан окружила своего внука теплом и лаской. Селение Ак-Кочкор, расположенное у восточной оконечности Иссык-Куля, находилось в живописном месте — куда ни кинешь взор, всюду горы и лазурная гладь озера. А какие красивейшие места были в округе! Одно из них — жемчужина Прииссыккулья — ущелье Джеты-Огуз.

Это был привольный и благодатный край. И люди здесь были отзывчивые, радушные, с широкой, открытой душой, а главное, очень музыкальные. Это родина многих выдающихся киргизских народных певцов и, музыкантов — Чалагыза Иманкулова, Кара-молдо Орозова, Ибрая Туманова. Здесь жили великий сказитель, «Гомер XX века»— манасчи Саякбай Каралаев, прославленная темир-комузистка Бурулча. Прекрасные мелодии песен и виртуозные наигрыши на комузе, старинные легенды и предания с детства окружали будущего певца.

Булат рос крепким и здоровым мальчиком. Он рано научился плавать, хорошо держался в седле, быстрее всех своих сверстников бегал наперегонки... Когда ребенку исполнилось шесть лет, дедушка разрешил ему ездить на своем иноходце. Спустя некоторое время мальчик стал лихим наездником и, благодаря этому, его знакомство с окружающим миром значительно расширилось. Часто по поручению старших он ездил в горы, на джайлоо и привозил оттуда свежий кумыс. Эти поездки запомнились Булату на всю жизнь. Больше всего запомнились песни, звучавшие в чабанской юрте, звуки комуза, рассказы о подвигах легендарного Манаса. Все это волновало душу, будило воображение. Хотелось петь, но, как большинство мальчишек, петь на людях Булат стеснялся, и поэтому предпочитал заниматься этим делом наедине. Подражая акынам или манасчи, он пел на один запомнившийся мотив о том, что видел, что волновало его. Далеко вокруг разносился голос мальчика, и лишь горы были его молчаливыми слушателями.

В школу Булат пошел в Ак-Кочкоре, но вскоре переехал во Фрунзе, к родителям. Отец получил квартиру в новом двухэтажном доме, построенном для сотрудников Киргизского филиала Академии наук СССР. В те послевоенные годы Фрунзе был еще небольшим тихим городком с неторопливым, размеренным ритмом жизни. Весь город буквально утопал в зелени. Машин было немного, и только что пущенный троллейбус дополнялся истинно восточным видом транспорта — повозками с впряженными в них неказистыми на вид осликами и лошадями. В час прибытия московского поезда на привокзальной площади выстраивалась целая кавалькада таких повозок.

Дом, в котором стал жить Булат, находился на пересечении улиц Дунганской (ныне Киевская) и Дзержинской — самой широкой и красивой улице города. В сущности это был бульвар с множеством различных деревьев и кустарников. Выделялись своими громадными размерами полувековые дубы, тополя, карагачи. Летом растительность разрасталась столь густо и обильно, что образовывала сплошной зеленый массив, где в знойный летний день было всегда свежо и прохладно. «Дзержинка» была излюбленным местом игры проживающей в округе детворы. Вдоль бульвара протекал широкий с крутыми, высокими берегами арык. Зимой здесь ребятишки катались на санках, а летом устраивали запруду и с наслаждением купались в холодной арычной воде.

Булат сразу же был принят в компанию своих сверстников и принимал самое активное участие в их забавах и развлечениях: с шумной ватагой ребятишек ходил в близлежащие кинотеатры «Ала-Too» и «Ударник», иногда забравшись на ветвистый карагач, смотрел «взрослые» фильмы, демонстрировавшиеся в летнем кинозале... С радостным криком «Поливашка!» вместе с такими же босоногими сорванцами кидался наперерез поливочной машине и, окатываемый с ног до головы мощными струями воды, бежал до следующего перекрестка...

Мужская средняя школа № 6, в которой учился Булат, находилась в десяти минутах ходьбы от его дома. Путь в нее лежал через бульвар, и нужно было иметь немало мужества и твердости характера, чтобы гордо, с независимым видом пройти мимо мальчишек, азартно игравших на полянке в какую-нибудь веселую игру. Правда, иногда случалось, что этого мужества у школьника не хватало...

В детстве Булат мечтал стать летчиком, моряком, а чуть повзрослев — геологом. Этому выбору во многом способствовал отец, с ранних лет бравший сына в свои летние экспедиции. Наравне со взрослыми, подросток делил все невзгоды нелегкой кочевой жизни: помогал вьючить лошадей, следил за костром, собирал образцы пород, бил шурфы. Но жизнь в геологической партии — это не только одна работа. Были и длительные переходы по узким горным тропам, где дух захватывает от высоты, и один неверный шаг может стоить жизни, были и песни у костра, и рассказы бывалых геологов об интересных случаях из их жизни, о свойствах горных пород и минералов, о людях этой удивительной профессии. Во время одной из экспедиций произошел случай, который Булат запомнил на всю жизнь: «После целого дня работы, когда все крепко устали, он (отец. — А. К.) попросил Булата взобраться на каменистую кручу и взять еще несколько образцов. Двенадцатилетний Булат легко это сделал, но когда спускался вниз, решил столкнуть рюкзак, чтобы не тащить его за плечами. Ожидал похвалы за сообразительность, получил жестокую взбучку.

«Запомни: легко и просто ничего не дается. Схитрил — и вот уже не образцы, а каменное крошево. Завтра снова полезешь — так крепче запомнишь, что каждый должен нести свой рюкзак сам»².

Беспокойная профессия геолога накладывала отпечаток на условия жизни семьи. В начале 50-х годов Абдулла Мунайтбасович получил новое назначение — его направили на работу в Заполярье. Сборы были недолгими, и вот уже спустя месяц Булат вместе с отцом месил сапогами грязь на далеком Кольском полуострове. Природа здесь была совсем иной — невысокие сопки, реки, озера, болота... Поражали своей бескрайностью таежные просторы, бездонные чаши озер, громадный, словно застывший багровый диск солнца на горизонте.

Вначале жили в Пин-Озере, а затем в небольшом поселке Ковдоре, расположенном почти у самой границы с Финляндией. Зима в этом заснеженном краю царствовала долго — более полугода, поэтому пришлось осваивать лыжи, коньки, санки. Вместе со своими новыми друзьями Булат строил снежные крепости, играл в снежки, лихо скатывался с крутых склонов сопок на лыжах.

Учась в школе, Булат стал посещать хоровой кружок, освоил нотную грамоту. Если раньше он не придавал пению особого значения, то теперь оно доставляло ему явное удовольствие и с каждым днем все сильнее захватывало и увлекало. Звонким мальчишеским голосом он распевал популярные тогда песни «Севастопольский вальс», «Подмосковные вечера» и другие. В Кировске на областном конкурсе художественной самодеятельности школьник из отдаленного поселка занял второе место. Это была первая награда Булата Минжилкиева, полученная им за песню. Однако готовился он стать геологом... К этому были серьезные основания: как и в Киргизии, так и здесь в Заполярье, Булат каждое лето уходил с отцом в геологические партии. В 16 лет, успешно сдав необходимые нормативы, Булат получил квалификацию бурового мастера.

И все же Булат не стал геологом. Жизнь распорядилась по-своему. По-видимому, любовь к музыке, к театру была заложена у будущего певца еще в ранние годы. Может быть, сказалось то, что в доме Минжилкиевых нередко бывали в гостях известные народные певцы и музыканты, такие как, например, Муса Баетов, и своим вдохновенным искусством тронули сердце впечатлительного мальчика? Или, возможно, оставило неизгладимый след в детской душе посещение оперного театра?

Первый раз Булат попал в оперный театр, когда ему было десять лет. «Это было одно из самых ярких впечатлений детства,— вспоминает певец. — В театр привела меня близкая нашей семье балерина Чолпон Джаманова. В тот вечер показывали «Ай-чурек»— первую киргизскую национальную оперу, написанную по мотивам эпоса «Манас». Волшебный мир театра поразил меня. Здесь все было необычно: внешний облик артистов, их действия и поступки, костюмы и декорации, обилие света и красок. Все время звучала музыка — она, кажется, была мне знакома, но исполнялась совсем по-иному. Удивило и то, что артисты между собой не разговаривали, а пели. И, конечно, вызвало мое восхищение появление на сцене всадников на конях и последовавшая затем сцена поединка... Вторая встреча с театром произошла четыре года спустя. Во время летних каникул отец взял меня с собой в Москву, и как-то вечером мы пошли с ним в Большой театр на оперу Мусоргского «Борис Годунов». Бориса пел Пирогов. И хотя я в то время не очень разбирался в оперном искусстве, но тем не менее, пение и игра Пирогова настолько поразили меня, что я и сейчас не могу забыть того потрясения, которое я пережил тогда».

Как ни парадоксально, но тем, что Булат стал певцом, он отчасти обязан и геологии — ведь жизнь в экспедиции невольно располагала к пению. «У нас, как бывало, — вспоминал впоследствии Минжилкиев, — едешь на лошади один, а кругом на десятки километров ни души. Чтобы не скучать поешь... Да и не так страшно, если орешь во все горло»³.

В 1957 году Булат окончил среднюю школу. К этому времени у него созрело окончательное решение посвятить себя музыке, пению и, несмотря на возражения отца, осенью этого же года он подал документы в хоровую студию при Киргизском театре оперы и ба­лета во Фрунзе. Этому важному в жизни будущего певца шагу во многом способствовал дядя Булата — тромбонист театра 3.Мамбеталиев (впоследствии — заслуженный деятель искусств Киргизской ССР, профессор).

Успешно сдав приемные экзамены, Булат был включен в число учащихся студии.

На сцене театра шли признанные шедевры мировой оперной и балетной классики, произведения русских и советских композиторов, современные национальные спектакли. В их числе — оперы «Севильский цирюльник» Дж.Россини, «Травиата» Дж.Верди, «Кармен» Ж.Бизе, «Фауст» Ш.Гуно, «Лакме» Л.Делиба, «Чио-Чио-сан» Дж.Пуччини, «Паяцы» Р.Леонкавалло, «Русалка» А.Даргомыжского, «Демон» А. Рубинштейна, «Пиковая дама» и «Черевички» П.Чайковского, балеты «Раймонда» А.Глазунова, «Лебединое озеро» П.Чайковского, «Бахчисарайский фонтан» Б.Асафьева, «Красный мак» Р.Глиэра и другие. Особой любовью киргизских слушателей пользовались спектакли национального репертуара — оперы «Айчурек» и «Токтогул», музыкальная драма «Аджал орду на», балеты «Анар» и «Чолпон».

Весной 1957 года театр осуществил постановку редко исполняемой оперы П.Чайковского «Опричник», а месяц спустя группа киргизских артистов успешно выступила на VI Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве. Эти события были еще свежи в памяти, о них часто вспоминали, обсуждали. Ежедневно шли репетиции — готовили к сдаче новый спектакль, посвященный 40-летию Великого Октября. Это была опера московского композитора Сергея Ряузова «Ак-Шумкар» («Белый сокол»), написанная по заказу театра.

Вот в такую атмосферу окунулся Булат Минжилкиев, начавший посещать свои первые уроки в хоровой студии. Занятия по вокалу вел Сергей Константинович Шехов — известный оперный певец (бас). Он был не только хорошим вокалистом, но и талантливым педагогом. Почти все питомцы С. Шехова, обучавшиеся тогда в студии, стали впоследствии признанными мастерами оперной сцены. Это народные артисты СССР Токтоналы Сейталиев и Хусейн Мухтаров, народный артист Киргизской ССР Владимир Муковников, заслуженный артист республики Аманбек Нуртазин, заслуженный деятель искусств Киргизской ССР, режиссер Кубанычбек Арзиев.

«Сколько времени, сил, душевного такта тратил на своих подшефных Сергей Константинович,— вспоминает Хусейн Мухтаров. — Сейчас я такой самоотверженности не наблюдаю... Я не помню других студийных выпусков, которые бы дали нашему киргизскому оперному искусству столь ярких, интереснейших исполнителей»⁴.

Круг дисциплин, которые изучали студийцы, был разнообразен — постановка голоса, музыкально-теоретические предметы, ритмика, грим... Подготовка будущих хористов была поручена опытным специалистам. Так, занятия по сольфеджио и музыкальной грамоте вел главный хормейстер театра С.Юсупов, ритмику — опытный педагог-хореограф Г.Даниярова, грим — Л.Ефимова. С благодарностью вспоминают бывшие студийцы концертмейстеров — С.Окунь и С.Мнацканову, не жалевших сил и времени на своих подопечных.

Занятия по специальности проходили три раза в неделю. Булату повезло — у него были хорошие учителя, а к своему первому наставнику он всегда питал чувства искренней признательности и благодарности. Сергей Константинович сразу разглядел в своем ученике незаурядный талант, отличные природные данные, и бережно, но целеустремленно и последовательно развивал их. Студийцы старались как можно больше приобщаться к жизни театра: они основательно изучили обширное театральное хозяйство, подружились с молодыми артистами, посещали почти все спектакли и репетиции. Постепенно их стали привлекать к участию в массовых сценах в опере «Токтогул», балетах «Эсмеральда» и «Спящая красавица». Позже у них появились и первые сольные роли. Так Булат Минжилкиев «дебютировал» в роли пленника в опере Дж.Верди «Аида». Играл он и... Мышку в балете П.Чайковского «Щелкунчик».

Как-то студийцы заметили, что их товарищ зачастил на балетные спектакли. Причина этого «увлечения хореографией» стала вскоре ясна — Булат явно был неравнодушен к молодой солистке балета, недавней выпускнице Ленинградского хореографического училища им. А.Вагановой Рейне Чокоевой. Несмотря на то, что Рейна танцевала только второй сезон, ей уже был доверен ряд сольных партий в балете «Лебединое озеро», в танцевальных сценах из опер «Фауст» («Вальпургиева ночь»), «Князь Игорь», «Проданная невеста». Молодые люди подружились — у них ведь много было общего и прежде всего большая любовь к искусству.

В канун новогодних праздников в театр пришло радостное известие: на Всесоюзном фестивале музыкальных театров его коллективу был присужден диплом Первой степени (за спектакли «Ак-Шумкар», «Опричник» и «Анар»). В начале 1958 года театр приступил к работе над новой постановкой балета М. Раухвергера «Чолпон». Рейне Чокоевой была поручена заглавная партия. Понимая ту большую ответственность, которая ложилась на нее, молодая балерина трудилась не щадя себя. Булат часто бывал на репетициях и искренне радовался успехам своей подруги.

Премьера балета состоялась в марте. Большой успех выпал на долю Рейны Чокоевой. «В основе успеха юной балерины — хорошая школа и отличная природная музыкальность. Партия Чолпон удивительна в характере дарования Чокоевой, танцовщицы лирического склада, неброского, скромного душевного обаяния»,— писала в те дни республиканская газета⁵. Постановку балета осуществили балетмейстер Н.Тугелов (при участии Н.Холфина), дирижер Р.Миронович, художник А.Арефьев. В спектакле были заняты артисты У.Сарбагишев (Нурдин), Е.Воеводкин и А.Абдрахманов (Джин).

После премьеры балета «Чолпон» театр приступил к постановке оперы В.Власова, А.Малдыбаева и В.Фере «Токтогул». Это произведение, рассказывающее о жизни выдающегося сына киргизского народа — акына-демократа Токтогула Сатылганова, композиторы написали специально к предстоящей декаде в Москве. Премьера оперы состоялась 22 июня 1958 года.

Осенью подготовка к декаде вступила в свою завершающую стадию. И вот настал долгожданный день отъезда. Вместе с коллективом театра в Москву ехали учащиеся студии — они привлекались к участию в массовых сценах, в хоре. Ехали поездом почти четверо суток, но путь не казался долгим — у всех было хорошее настроение, пели песни, шутили. Это был самый «музыкальный» поезд. То из одного, то из другого купе доносилась музыка, пение, веселый смех. Так незаметно и приехали в Москву.

Столица страны радушно встретила посланцев солнечной Киргизии. Кроме театра оперы и балета, сюда приехали коллективы киргизского и русского драматических театров, филармонический хор, оркестр народных инструментов, ансамбль танца и другие коллективы. В выставочных залах Москвы экспонировались произведения киргизских художников и скульпторов; широко было представлено и творчество поэтов, прозаиков республики. Оперные и балетные спектакли шли на сцене филиала Большого театра. Особенно тепло принимали столичные зрители национальные спектакли — оперу «Токтогул» и балет «Чолпон». В газете «Правда» появилась статья известного музыковеда Виктора Виноградова⁶, в которой исследователь киргизской музыки давал высокую оценку работе национального музыкального театра. Булат читал газетные строки, и сердце его наполнялось гордостью — ведь он тоже, хоть и немного, был причастен к этому знаменательному для республики событию.

В свободное от репетиций и спектаклей время Булат вместе с друзьями бродил по Москве, знакомился с ее достопримечательностями. Подходил он и к консерватории. Стоя около памятника П. И. Чайковскому, с замиранием сердца вслушивался в звуки, доносившиеся из учебных классов. На заключительном концерте декады юноша пел в сводном хоре, и его еще неокрепший бас сливался в мощном звучании других голосов.

Вернувшись во Фрунзе, молодой певец с удвоенной энергией принялся за учебу. Все чаще он задумывается о своей будущей профессии. Позже, вспоминая об этом периоде своей жизни, Минжилкиев скажет: «И вот тут я начал по-настоящему открывать для себя искусство. Мне непременно захотелось стать оперным певцом. Забыты любимые увлечения, все свободное время посвящено одному: занятиям. После учебы в студии я оставался в театре, наблюдал, как готовятся ведущие певцы к выходу на сцену, слушал, как они исполняют свои партии. А если у нас иногда давали концерты или участвовали в постановках известные исполнители из Москвы, Ленинграда, Киева, Новосибирска, то я приходил домой только ночевать. Чуть свет я снова был в театре»⁷.

Булат радовал педагогов своими успехами. Уже многие ведущие солисты театра заметили в юноше перспективного оперного певца. Главный режиссер театра В. Шахрай, выступая на страницах республиканской печати, писал: «Недавно организованная студия уже сейчас стала серьезным источником пополнения вокальных кадров.

Первый выпуск дал возможность не только обновить состав хора, но и послать несколько самых способных певцов для продолжения своего образования в специальных учебных заведениях»⁸.

В феврале 1959 года в жизни Булата Минжилкиева и Рейны Чокоевой произошло важное событие — они стали мужем и женой. Это обязывало молодого человека всерьез задуматься о своем будущем. На семейном совете решили, что Булату нужно учиться дальше. К этому мнению пришло и руководство театра, когда занятия в студии подошли к концу и нужно было решить дальнейшую судьбу ее питомцев. Как один из лучших выпуск­ников студии Булат Минжилкиев получил рекомендацию для поступления в Ташкентский театральный институт.

До вступительных экзаменов оставался еще целый месяц, и юноша решился на смелый шаг — поехать в Москву и попробовать поступить в консерваторию. Но, к сожалению, попытка оказалась неудачной. Успешно сдав вокал, абитуриент «срезался» на экзаменах по теоретическим дисциплинам. Вконец расстроенный, сидел Булат на скамейке у памятника Чайковскому и обдумывал свое незавидное положение: в консерваторию не поступил, деньги кончились. Рейна в это время находилась в Ленинграде на студии «Ленфильм», где шли съемки цветного художественного музыкального фильма «Чолпон — утренняя звезда». Решив во что бы то ни стало увидеться с молодой супругой и рассказать ей обо всем случившемся, Булат отправился на железнодорожный вокзал, но, прежде чем сесть в поезд, ему еще пришлось основательно потрудиться на разгрузке вагонов. Тяжелые мешки прогибали спину, ныли мышцы, обильный пот устилал лицо, но он превозмогал себя и продолжал работать...

После счастливой встречи с женой Булат поехал в Ташкент. Здесь его судьба решилась быстро и самым неожиданным образом: перед началом экзаменов в театральный институт он зашел в консерваторию, прослушался и тут же был зачислен на подготовительное отделение вокального факультета.

О
В студенческом общежитии. Ташкент, начало 60-х годов.
сенью начались занятия. На первых порах Булату приходилось нелегко — сказывалось отсутствие необходимой профессиональной подготовки. Знания, полученные в студии, были явно недостаточными. Вокалисты, поступившие в консерваторию, имели подготовку в объеме музыкального училища, тем же, кто не имел ее, предстояло в течение двух лет учиться на подготовительном отделении при консерватории. Требования здесь тоже были высокими. Трудно давались теоретические предметы, игра на фортепиано, но студент был настойчив и постепенно овладевал знаниями. Не давали покоя мысли о семье, оставшейся во Фрунзе. Нередко приходилось испытывать материальные трудности, однако просить помощи у родителей Булат считал неудобным. Нужно было искать какой-то приработок к стипендии. Иногда выручало испытанное студенческое средство — разгрузка вагонов на железнодорожной станции.

Трудности и невзгоды скрашивали занятия любимым делом. Булату всегда везло с учителями, и здесь, в консерватории он стал заниматься в классе Валентины Ивановны Казанской — опытного наставника молодежи, прекрасного специалиста. Двадцать пять лет спустя, вспоминая о своих педагогах, Булат Минжилкиев говорил: «Мои первые шаги в музыкальном искусстве были счастливыми потому, что окружали, воспитывали, пестовали меня замечательные, самоотверженные, преданные своей профессии и любящие ее люди. Безмерно благодарен я Султану Юсуповичу Юсупову, который помог мне сделать первые шаги в искусстве — в студии при театре оперы и балета, а также его коллеге, басу театра Сергею Константиновичу Шехову. В дальнейшем восхождении в творчестве мне помогали прекрасные ташкентские педагоги В. Казанская и Н. Калинкова.... У Валентины Ивановны я учился первые четыре года. Она мне дала очень много. Ее уроки были всегда интересные, целенаправленные. Валентина Ивановна сразу же обращала внимание на индивидуальные способности студента, умела найти к каждому свой подход. И еще она умела привить любовь к музыке, к искусству. Требовательная в вопросах, касающихся учебы, Валентина Ивановна искренне любила нас, своих питомцев, и мы ей платили тем же»⁹.

В те годы во Фрунзе еще не было института искусств (он был открыт в 1967 году), поэтому юноши и девушки из Киргизии получали высшее образование в консерваториях других республик — Москва, Ленинград, Алма-Ата, Ташкент... Вместе с Булатом в Ташкентской консерватории учились певцы Владимир Муковников, Вячеслав Балабанов, Наринэ Акрамова, Маргарита Васильева, пианисты Михаил Бурштин и Юрий Кузнецов, дирижер-хоровик Амангельды Керимбаев, исполнитель на народных инструментах Абдрахман Барпиев и другие. Посланцы Киргизии жили дружно, вместе ходили в театры и на концерты, помогали друг другу.

Два года учебы на подготовительном отделении прошли в напряженном труде и дали хорошие результаты: в сентябре 1961 года Б.Минжилкиев стал студентом консерватории. Предстояло учиться еще целых пять лет. Были моменты, когда подступало отчаяние, хотелось все бросить и вернуться домой. Особенно эти настроения усилились после рождения сына Мирада — 20 января 1962 года Булат стал отцом. Во время приезда мужа во Фрунзе, Рейна не раз убеждала его в необходимости продолжать учебу: «Ты же — Булат, ты все сможешь и выдержишь. Потерпи еще немного, а мы будем тебя ждать».

Вскоре после рождения сына Булата вызвали в военкомат — студент консерватории призывался для службы в рядах Советской Армии. Будущий воин устроил проводы, щедро раздарил свои вещи друзьям и отправился на призывной пункт. Предстояло еще пройти медицинскую комиссию. Процедура ее прохождения известна: призывники раздеваются догола, обходят всех врачей, а затем предстают перед военным комиссаром. Такой путь проделал и Булат. Посмотрев в документы, военком спросил: «Вот консерватория ходатайствует о предоставлении тебе отсрочки, ты что — хорошо поешь?» Будущий воин неопределенно пожал плечами. Тогда военком предложил ему что-нибудь спеть. Булат людской...». Это была незабываемая сцена: перед военным комиссаром стоял совершенно голый, обритый наголо парень и распевал куплеты Мефистофеля. Привлеченные пением, у двери столпились медсестры и врачи и, еле сдерживая смех, изумленно слушали этот импровизированный концерт. «Ну, что ж, — сказал военком, — петь ты умеешь. Учись дальше, служба подождет».

И Булат продолжал учиться. Как певец, он уже заметно выделялся среди своих сокурсников. Многочисленные певческие упражнения, вокализы благотворно влияли на звучание голоса. Уже было спето немало романсов, песен, оперных арий, но главные трудности ожидали впереди — в оперном классе. Здесь нужно было не только хорошо петь, но и уметь играть на сцене, входить в образ исполняемого персонажа. Первое время Булату это никак не удавалось. Иной раз студент взрывался: «Брошу все к черту. Шурфы бить — и то легче!» Но у него были умные, терпеливые педагоги. «Ты пойми, — говорили Булату, — голос у тебя есть. Но глина еще не скульптура, а голос — еще не пение. А только инструмент, который сам по себе не играет. Учись владеть инструментом, учись вкладывать душу»¹⁰.

Начиная с третьего курса, Б.Минжилкиев стал заниматься в классе доцента Н. Калинковой. Под руководством Наталии Ивановны Булат стал готовиться к межреспубликанскому конкурсу молодых музыкантов-исполнителей, который должен был состояться в Ташкенте в декабре 1964 года. Тщательным образом был подобран репертуар, наиболее подходивший индивидуальным особенностям певца. В него вошли арии Филиппа («Дон Карлос» Дж.Верди), Гремина («Евгений Онегин» П.Чайковского) и Кривоноса («Богдан Хмельницкий» К.Данькевича), «Рассказ старого цыгана» из оперы С.Рахманинова «Алеко», узбекская народная песня «Кюйляма» и несколько романсов. Работа полностью захватила студента — он много репетировал, подолгу отрабатывая наиболее трудные места, старался добиться ровного, эмоционально-насыщенного звучания. Большую помощь оказывала вокалисту концертмейстер консерватории С.Коганцева.

В начале декабря в столицу Узбекистана стали съезжаться участники конкурса — молодые певцы и инструменталисты из республик Средней Азии и Казахстана (всего в конкурсе приняло участие 170 человек). 10 декабря в торжественной обстановке конкурс был открыт. В течение полумесяца не смолкала музыка в залах консерватории, где проходило творческое состязание моло­дых музыкантов. Выступление участников конкурса привлекло внимание музыкальной общественности города. «Пожалуй с самого дня своего открытия большой зал Ташкентской консерватории не видывал такого паломничества. Учащиеся музыкальных школ, музыкальных училищ, студенты консерватории, вузов столицы, любители классической музыки заполнили все проходыопешил — в такой обстановке ему еще никогда не приходилось петь. Потом, вдруг решившись, громко и отчаянно запел: «На земле ве-есь род и выходы в зале, как будто концерт давал, по меньшей мере, сам Рихтер...», писала тогда газета «Правда Востока»¹¹.

С каждым днем число участников заметно уменьшалось, но Булат уверенно шел к финалу. Наконец, и финал был пройден — настал час, когда жюри объявило результаты. Булат Минжилкиев занял одно из призовых мест и стал лауреатом конкурса.

На четвертом курсе, одновременно с подготовкой к конкурсу, Б. Минжилкиев стал петь в оперной студии при консерватории. Студенческий коллектив взялся за довольно смелую задачу — он решил поставить оперу В. Моцарта «Свадьба Фигаро», произведение, представляющее немалые трудности и для профессиональных исполнителей. Минжилкиеву была поручена партия главного персонажа оперы — Фигаро. Не говоря уже о сложностях вокальной партии, включающей несколько арий, ариозо, речитативов и ансамблевых сцен, роль Фигаро — находчивого и остроумного молодого человека, хитреца и мастера на всяческие проделки, сложна и с точки зрения сценического воплощения, актерского мастерства. А этого студенту как раз и не хватало, однако, благодаря помощи режиссера, педагога, концертмейстера и завидной настойчивости самого исполнителя, все трудности, в конечном итоге, были постепенно преодолены.

В январе 1965 года на сцене государственного академического Большого театра оперы и балета Узбекской ССР им. А. Навои состоялась премьера спектакля, вызвавшая широкий резонанс в музыкальных кругах города. Постановку оперы осуществили руководитель спектакля М.Ашрафи, режиссер Г.Миллер и дирижер Ю.Петров. В рецензии, опубликованной в газете «Комсомолец Узбекистана», была дана высокая оценка работе студенческого коллектива. «Остроумный и находчивый, темпераментный и дерзкий, предприимчивый и нежно любящий Фигаро (Б.Минжилкиев), властный и ревнивый, деспотичный граф Альмавива (А.Попов), безвольная, скучающая Розина (А.Меньшикова и Р.Свисткова) — все эти образы яркие, запоминающиеся. Выразительны в спектакле не только главные, но и второстепенные персонажи... Спектакль очень динамичен...», — отмечалось в рецензии¹².

Еще учась на втором курсе, Булат начал петь в платных хорах музыкального училища и консерватории — это немного поддерживало его материально, а после удачного дебюта в «Свадьбе Фигаро» студент был приглашен на работу в оперный театр. В течение двух театральных сезонов солист-стажер успешно выступил в партиях Гремина, Алеко, купца Собакина («Царская невеста» Н.Римского-Корсакова), Мендозы («Обручение в монастыре» С.Прокофьева) и в других. Одной из самых значительных работ была партия летописца Пимена в опере М.Мусоргского «Борис Годунов». Молодому певцу предложили после окончания консерватории остаться работать в театре. Но у Булата были другие планы...

Приближались государственные экзамены. К ним выпускник готовил большую программу, состоящую из восьми разноплановых произведений вокальной литературы. В нее вошли центральные басовые арии из «Ксеркса» Г.Генделя и «Дон Карл оса» Дж.Верди, песня М.Мусоргского «Полководец», романс П.Чайковского «Нет, только тот, кто знал...» и другие сочинения. К экзамену по камерному ансамблю Булат подготовил вокальный цикл Дм.Шостаковича «Пять романсов» на слова Е.Долматовского.

Но в размеренный ритм учебы вторглись непредвиденные обстоятельства: в апреле произошло событие, которое отозвалось болью в сердцах миллионов советских людей. Это было известное ташкентское землетрясение 1966 года. Его эпицентр находился почти в самом центре города, поэтому многие здания разрушились или же получили серьезные повреждения. Пострадали и корпуса консерватории, студенческого общежития. Пришлось студентам выносить свои кровати во двор и спать под открытым небом — благо погода стояла хорошая, правда, под утро было еще прохладно...

Постепенно обстановка в городе нормализовалась. Здание кон­серватории было надлежащим образом укреплено,- и занятия постепенно вошли в свою колею. В связи с этими событиями, некоторым студентам было разрешено сдавать экзамены по сокращенной программе, но Булат сдавал их полностью. На экзамене по оперному классу им были исполнены три партии — Фигаро, Собакина и Алеко, хорошо знакомые ему по работе в театре. Решение государственной комиссии было единодушным: по трем профилирующим дисциплинам — вокалу, камерному и оперному классам — Булат Минжилкиев удостаивался высших баллов. Несколько дней спустя вокалисту был вручен диплом об окончании консерватории, где в графе «квалификация» стояли слова: оперный, камерный певец, преподаватель сольного пения. Перед молодым певцом открывался широкий путь.