Борьба за науку в ленинградском университете

Академик Александр Данилович Александров. Воспоминания. Публикации. Материалы. – М.: Наука, 2002. С. 73–77.

Против присуждения ему премий был один аргумент – преклонный возраст со всеми вытекающими из этого последствиями. И этот аргумент взял верх. А жаль, очень жаль. Уж кто-кто, а Александр Данилович заслужил самые высокие награды за свои выдающиеся достижения в математике. В данной книге воспоминаний, рассчитанной на широкого читателя, не место для конкретного описания научных достижений А.Д. Александрова. Скажу лишь несколько слов о влиянии его работ на современные разделы теории уравнений в частных производных. Его классический результат начала 1940-х годов о наличии у любой выпуклой функции почти всюду второго дифференциала является одним из краеугольных камней в современной теории обобщенных, вязкостных решений, а его результаты и методы по принципу максимума оказались важнейшей ступенью в изучении полностью нелинейных уравнений эллиптического и параболического типов. В 1960-е годы, когда писались монографии «Линейные и квазилинейные уравнения второго порядка эллиптического типа» (О.А. Ладыженская и Н.Н. Уральцева) и «Линейные и квазилинейные уравнения второго порядка параболического типа» (О.А. Ладыженская, В.А. Солонников и Н.Н. Уральцева), эти результаты Александра Даниловича, выполненные в 1950-е и в начале 1960-х годов, еще не были глубоко поняты, и мы лишь отметили во Введении, что они, по всей видимости, еще окажут влияние на создание теории обобщенных решений для нелинейных уравнений в частных производных. Так оно и произошло – с 1980-х годов началось бурное освоение таких уравнений, и принцип максимума Александрова заработал в ней в полную силу.

Удивительны были результаты и методы работ, условно объединенных как работы по принципу максимума. Но не менее удивительным было и то, когда они были сделаны. Возраст Александра Даниловича для них был еще приемлем (40-50 лет), а вот время – совсем неподходящим. Ведь Александр Данилович с 1952 г. стал ректором Университета и был главной движущей силой в очищении всех подразделений Университета от недостойных, плохо работающих людей, в создании нового научного и преподавательского потенциала. Шли непрерывные баталии за отстаивание всего ценного и перспективного, и нередко это делалось на «острие ножа». Во всех известных мне случаях Александр Данилович вел себя мужественно и достойно и много раз добивался успеха. Расскажу об одном из таких случаев, показавшем мне истинное лицо Александра Даниловича. В 1951 г. нависла угроза над кафедрой анализа – старейшей кафедрой математико-механического факультета. Ее возглавлял Г.М. Фихтенгольц. В его адрес выдвигались обвинения в том, что на кафедре работают в основном люди еврейской национальности и что эту же национальность имеет и большая часть подготовленных студентов, аспирантов и научных работников. Год был страшный, и такие обвинения грозили не только смещением с должности. В воздухе носились слухи и о готовящейся лысенковщине в математике.

Я к этому времени проработала один учебный год (1949/50) на кафедре дифференциальных и интегральных уравнений, возглавляемой Н.П. Еругиным, и успела «выставить» из научно-исследовательского городского семинара, возглавляемого В.И. Смирновым, своего шефа – доцента Д.М. Волкова, грубо нападавшего на профессора С.Г. Михлина, одного из ведущих членов семинара. Ввиду этого мне самой надо было убираться с кафедры, и меня взял к себе, на физфак, В.И. Смирнов (на кафедру Общей математики).

Никто из почтенных профессоров не соглашался подать заявление на «живое место» Фихтенгольца, а противная сторона выдвинула на него Д.М. Волкова. В это время Волкова курировал (как докторанта) С.Л. Соболев, и Волков подготовил докторскую диссертацию.

Узнав от Владимира Ивановича положение дел с кафедрой анализа и обсудив с ним разные варианты, я отправилась к Сергею Львовичу за поддержкой, полагая, что он может убедить Волкова снять свою кандидатуру. Я не раз обсуждала с Сергеем Львовичем разные научные проблемы (он был официально моим руководителем по аспирантуре) и всегда находила понимание с его стороны. Но тут, в проблеме с Фихтенгольцем, я увидела другое лицо Сергея Львовича и услышала непривычные для моего слуха слова: «Я – человек государственный и исполняю то, что требует партия и правительство». Я все-таки попыталась убеждать, что предполагавшаяся акция на матмехе может не быть приказом сверху, но Сергей Львович был глух к моим рассуждениям. И тут я поняла, почему Владимир Иванович не вдохновился моим намерением обратиться к С.Л. Соболеву за помощью (он и впоследствии давал мне возможность убедиться самой кто есть кто). После этого я поехала в Москву, к Ивану Георгиевичу Петровскому, недавно назначенному ректором Московского университета. Я была его дипломницей и много раз, сделав какую-либо приличную работу, приезжала к нему в Москву и рассказывала. Он всегда был приветлив и внимателен и нередко приглашал к себе домой, где Ольга Афанасьевна, его жена, угощала нас чем-нибудь домашним, вкусным, и где они показывали мне вновь приобретенные картины наших отечественных художников. Я видела их трогательную привязанность друг к другу и старым русским традициям. Я рассказала Ивану Георгиевичу все как есть и просила помочь нам, ибо сил на факультете для борьбы с наступающим злом было мало. Он все внимательно выслушал и ... начал рассказывать, что делается в Московском университете, как его, ректора университета, не пускают на заседания парткома, а потом шлют решения и требуют их исполнения. После длинного разговора и размышления я поняла, что Иван Георгиевич сейчас не в силах нам помочь, хотя и очень хотел бы это сделать. Что же делать теперь? И я решилась поговорить с Александром Даниловичем. Нашла его на каком-то заседании и говорю, что так-то и так-то. Он на меня «набросился»: «Язвить по поводу моих философских выступлений всегда готова, а тут извольте – спасайте...». И спас. Все выслушал и одобрил придуманный план – просить Владимира Ивановича взять на себя управление кафедрой анализа. А сам Владимир Иванович, как услышал о таком плане, глубоко вздохнул и сказал: «Ну что же, давайте пробовать». Положили на весы все возможности Владимира Ивановича и Александра Даниловича и выиграли. Кафедру спасли, и она процветает до сих пор.

Другой эпизод, связанный с профессором В.А. Рохлиным, относится к началу 1960-х годов. К этому времени во многом благодаря Александру Даниловичу Университет не только восстановил свои былые силы, но и пополнился большим числом новых талантливых молодых людей, по сей день составляющих основной научно-педагогический костяк Университета. На математическом факультете работали разнообразные научно-исследовательские семинары, среди которых выделялся и семинар самого Александра Даниловича. В их работе принимали активное участие и молодые люди. Из-за границы начали приезжать знаменитые ученые и выступать на наших семинарах. Ленинградский университет вышел на мировую арену. Но... не было у нас топологии в ее современном виде, а она царствовала во многих странах. И узнала я, что есть в нашей стране человек, который имеет серьезные заслуги в топологии, следит за ее развитием, прекрасно объясняет сделанное и любит обсуждать нерешенные проблемы. Ему принадлежат также интересные результаты и в теории динамических систем и в функциональном анализе. При этом человек этот «не привязан» к месту своей работы. Более того, он гоним и ему плохо. Все это я узнала от своих московских друзей – братьев Ягломов и Г.Е. Шилова, а также от Л.С. Понтрягина. Затем я стала слышать ему похвалы и от талантливой московской молодежи – СП. Новикова, В.Н. Арнольда, Я.Г. Синая и других.

Я рассказала о В.А. Рохлине Владимиру Ивановичу и Александру Даниловичу и заручилась их поддержкой. Затем я связалась с Рохлиным. Он сказал, что с большим удовольствием приехал бы жить и работать в Ленинград, но что это вряд ли реально, ибо за ним тянется многолетний хвост доносов. Я предупредила Александра Даниловича, что если он решится вытаскивать Рохлина к нам, то действовать надо быстро, пока эти хвосты не дошли до города. И Александр Данилович сделал почти невозможное: взял Рохлина в Университет и «выбил» ему прописку и квартиру на Мойке. А Рохлин был на высоте: читал прекрасные лекции, открыл семинар по динамическим системам, а потом и по топологии. Он никогда не отказывался от чтения докладов на Ленинградском Математическом Обществе. Вскоре появились ученики, из которых первым и самым ярким стал М.Л. Громов, ныне действительный член Французской Национальной Академии Наук, лауреат разных почетных премий, живущий в Париже.

Александру Даниловичу и за это прекрасное дело поставили жирный минус. Он, как всегда, истратил без оглядки все имевшиеся на руках козыри.

Я могла бы рассказать и о многих других хороших делах Александра Даниловича, способствовавших развитию Университета и улучшивших жизнь его сотрудников, но объем статьи не позволяет это сделать. Поэтому я коснусь только одного предмета, который до сих пор вызывает разноречивые суждения – это перебазирование Университета в Петергоф. Я помню многочисленные разговоры и переживания по поводу необходимости получения новых зданий для Университета и ремонта имеющихся зданий. Александр Данилович много времени бился за получение зданий и территорий на Васильевском Острове, но высокое начальство его не поддерживало. Однажды, после Венгерских событий и ареста студентов, Александр Данилович приехал на дачу к Владимиру Ивановичу и сказал: «Все. Обустройство Университета на Васильевском Острове не получается. Сказали, чтобы мы со всеми бузотерами шли подальше, а то будет еще хуже». После такого поворота дела пришлось Александру Даниловичу переключиться на другие варианты – выбирать из всех зол меньшее. И он выбрал Петергоф, ибо именно в его сторону предполагалось развивать город и вести метро.

Не вина Александра Даниловича, что эти планы были нарушены, а многие обещания не выполнены. В последующие годы не однажды возникала возможность начать возвращение факультетов, работающих в Петергофе, в город. Но каждый раз находились в самом Университете силы, не желающие этого (они же охотно критиковали Александра Даниловича за «отправление Университета в Петергофскую ссылку»).

Конечно, Университет надо полностью вернуть городу. Это одна из его ценнейших структур, а работать полноценно в Петергофе она не может. Проведение туда метро улучшило бы дело, но его быстрое строительство нереально.