Борис Андреевич Богатков

Борис Андреевич Богатков родился 3 октября 1922 года в селе Балахта, близ Ачинска Красноярского края. Отец, Андрей Михайлович, был партийным работником и часто уезжал в командировки. Мать, Мария Евгеньевна, была преподавателем математики.

Борис был единственным и любимым сыном в семье Богатковых. Мальчик рос ласковым, подвижным и любознательным. Родители в любую свободную минуту были с сыном вместе рассказывали сказки, читали стихи. Борис рано научился читать, а поэтому его первыми друзьями были книги. Андрей Михайлович приучал сына к труду, любви к людям. Мария Евгеньевна тяжело заболела и в 1931 из больницы написала записку сыну: "Милый мой мальчик, золотой мой Бориска, мы уже никогда не увидимся, прощай воробышек мой. Я хочу, чтобы ты не плакал, никогда в жизни. Будь хорошим комсомольцем, мой Боря. Будь хорошим человеком, родной мой соколик".

Трудное детство выпало Борису. После смерти матери на воспитание взяла его к себе Татьяна Евгеньевна Зыкова, тоже учительница. Борис приехал в Новосибирск и поселился вместе с тетей Танечкой, как он её звал, и её семьёй, по ул. Октябрьской 3 (первый этаж) и был записан учеником 2-го класса нашей школы. Борис был средним учеником, но больше всего любил историю и литературу, особенно поэзию. Любимым поэтом был Маяковский. Вначале Борис даже подражал Маяковскому и писать стихи начал с 10 лет. Писал их всегда и везде - на клочках бумаги, блокнотах, в тетрадях по арифметике. Его стихи помещались в стенных газетах, печатались в "Пионерской правде". В 1933 году он встал под Красное знамя, пионерское. Борис стал пионером.

Борис Богатков принимал активное участие в жизни школы. Будучи общительным и жизнерадостным, он всегда находился среди своих друзей-сверстников. Но иногда он склонял свою русую голову и его ясные голубые глаза становились грустными. В такие минуты Борис уединялся.

Татьяна Евгеньевна любила Бориса как своего родного сына, заботилась о нём, просиживала бессонные ночи около постели, когда поднималась температура и Борис отдавал должное этой простой и скромной женщине лаской и вниманием. Но нет-нет да и загрустит от того, что не было мамы, которая так нужна особенно в детские годы.

Шли годы. Борис рос, мужал, набирался сил. Будучи подростком он много времени уделял спорту - любил футбол, плавание, лыжи, легкую атлетику. Он был выше среднего роста, легкоатлетического сложения. В эти годы Борис отличается от многих своих друзей твердостью характера, большой силой воли, смелостью. Никогда не был безразличен к тому, что происходит в жизни, любое важное событие в нашей стране и за рубежом волновало его. Мог часами спорить о литературе, поэзии, науке, о месте человека в обществе и на всё у него был установившийся взгляд и убеждение. Уже в возрасте 15-17 лет был внимателен к людям и мог остановить любого хулигана, оскорбляющего прохожих, или разбушевавшегося балбеса. Борису до всего было дело. Это был удивительный человек.

Борис очень любил своего отца. Они тянулись друг к другу, а поэтому он иногда уезжал из Новосибирска к отцу в Ачинск, Омск.

Он учился в автодорожном техникуме, а потом и в вечерней средней школе. Постоянным его спутником была поэзия. Днем Борис учился или работал, а по вечерам занимался в кружках молодых поэтов и писателей. И вот 1940 год, последний предвоенный год. Борис стремиться сделать как можно больше, его пылкий ум и мечущаяся натура мечтает о больших делах. В то время при "Комсомольской правде" был создан совет поэзии, руководимый Антокольским, туда и пришел Борис, совмещая одновременно учёбу в литературном институте (вечернее отделение), 18-летний юноша с голубыми застенчивыми глазами спускается в штрек и вместе с такими же парнями строит Московское метро.

Борис Богатков был настоящим комсомольцем, настоящим человеком.

Грохот пушек 22 июня 1941 года возвестил миру о начале Великой Отечественной войны. Борис Богатков, придя в военкомат, попросился в летное училище. Он мечтал о небе, но не о полёте в мирном небе, а о жесткой борьбе с фашистами, чтобы сегодня ярко сияло солнце.

Но Борис был зачислен курсантом авиационных техников. Об этом он вспоминал:

И Борис предпочитает добровольно уйти в пехоту, сразу на фронт. Но не успел как следует повоевать, не успел по-настоящему схватиться с врагом, и вот тяжелая контузия и госпиталь. Друг, вынесенный из огня, уже снова воевал, а Борису врачи говорят: "Вам грозит глухота, меньше волнуйтесь. Не будете беречься свалитесь в постель. От вас скрывать нечего. Вы человек мужественный".

В один из осенних дней 1942 года, когда деревья сбрасывали свой лиственный наряд, на тихих улицах Новосибирска появился белокурый парень в солдатских обмотках, опиравшийся на палку. Борис поселился в бревенчатом доме по ул. Ленская-85, где жила его тетя Танечка. Отсюда он выходил по утрам, бродил по городу, часами просиживал среди пылающих кленов в первомайском сквере и писал, писал в своей толстой тетради.

Борис начинает работать и драться другим оружием. Его оружием стали перо и карандаш, а его поэтический дар звал наш народ к труду и борьбе. Ночи напролёт просиживал Борис в своей скромной комнатенке, выводя в тетради строчки новых стихов и злых частушек, клеймивших фашистское зверьё.

В “Окнах ТАСС”, в окружной газете “Красноярская звезда”, в сатирических передачах “Огонь по врагу” появились стихи и песни Бориса.

Шел 1942 год. В Новосибирске формировалась Сибирская добровольческая дивизия.

И вот однажды вечером с учений шли солдаты. Несли на плечах минометный стволы, противотанковые ружья, пулеметные станки. “Запевай” - приказал старшина, и запевалы голосами хриплыми от пыли и жажды, начали:

На родном зауральском заводе
Крепко сделан, фашистам на страх,
Он у каждого есть в нашем взводе,
Он в надежных гвардейских руках,
Мы прогоним врага до границы,
С боем вражий рубеж перейдем
До проклятой фашисткой столицы,
С автоматом сибирским пройдем!

Солдаты подхватили:

Они не знали, кто написал слова этой боевой походной песни о гвардейском автомате, не видели, что уже несколько вечеров подряд под высокими тополями стоит белокурый юноша в старой шинели и, слушая песню, кусает губы, чтобы не разрыдаться от счастья.

Богатков продолжает сражаться. Он прислал письмо “треугольник” своему другу Николаю Мейсаку, в котором писал: “Ты и представить себе не можешь, как я счастлив. На мне снова военная форма, я сержант Сибирской добровольческой дивизии. Скоро забегу расцеловать тебя и распрощаться”.

Татьяна Евгеньевна в эти дни получила открытку похожую на телеграмму: “Приезжайте попрощаться, еду воевать. Борис”. Плакала Татьяна Евгеньевна. “Ничего, тетя Танечка! - уговаривал Борис, - ну ничего не случиться. Я даже выздоровею на фронте. Ну, прощай, мамочка моя золотая, - прижал он ее к груди, - до свидания, до свидания!”.

Итак, опять фронт.

В августе 1943 года войска Западного фронта, в составе которого сражалась Сибирская добровольческая дивизия, громя фашистов, вышла на дальние подступы к старинному русскому городу Смоленску. На пути сибиряков встали сильно укрепленные противником Гнездиловские высоты, близ станции Павлиново. “Грозные” - назвали их гвардейцы.

Гнездиловские высоты были важнейшей ключевой позицией: они прикрыли коммуникации фашистках армий.

Особенно сильно укрепил враг высоту, обозначенную на полевых картах отметкой 233,3. Разведчики доносили: немцы опоясали ее несколькими линиями траншей, противотанковыми рвами, километрами колючей проволоки и минными полями. Более двухсот огневых точек насчитывали разведчики, девяносто вагонов снарядов израсходовали на высоту артиллеристы. Гнездиловские высоты надо было брать. И командование приказало: "Высоту 233,3 штурмует Новосибирский полк".

…Уже дважды бросался полк на штурм вражеских укреплений, но откатывался назад, залёг в высокой ржи. Дважды автоматчики гвардии сержанта Богаткова поднимались в атаку и, прижатые бешеным огнём, ложились на сухую дымящуюся землю. Богатков, разгорячённый боем, тяжело дыша, смотрел на своих солдат. Уже второй раз отходит взвод. Сколько погибло ребят, а сколько ещё побьют, Проклятые!

Неужели вражеские пулемётчики сильнее его, Бориса Богаткова, сильнее его товарищей-сибиряков?

А что если… Если вот сейчас в этом адском грохоте запеть песню. Свою новую песню, которую он только что закончил. Запеть во весь голос, чтобы услышал полк?

Огромнейшим усилием воли он заставил себя оторваться от земли. “Стой, Борис! Куда?! – закричали солдаты. – Ложись!”

Но он встал, оглянулся и, бросив потрясённому взводу короткое и властное “запевай” во весь рост двинулся вперёд, прямо на вражеские пулемёты.

Несколько мгновений изумлённые солдаты смотрели на своего командира. Высокий, сильный, с лицом, чёрным от пыли и дыма, он упрямо шёл вперёд, не падая, не оглядываясь, шёл и всё громче пел песню, которую написал сам и теперь, как знамя, понес впереди полка:

В тот миг, когда пробиваясь сквозь шум боя загремела подхваченная сотнями голосов песня, немецкие пулемётчики прекратили огонь. они с ужасом смотрели на людей, поднимающихся в разных концах поля с громкими яростным припевом:

Немцы повели огонь ещё злее, ещё ожесточённее, но первые цепи сибиряков уже прошли вперёд. Люди падали, но песня неудержимо и грозно надвигалась на фашистские окопы и вот в какое-то мгновение перешла на русское “Ура-А-А”!

Сибиряки ворвались в немецкие траншеи. Схватка была стремительной и острой. Борис бил врагов из автомата, колол своим трофейным кинжалом, но когда он преследуя немца, спрыгнул в окоп, другой фашист, раненый, не добитый, напрягая последние силы, дотянулся до автомата и… дал очередь в спину Бориса.

Гнездиловские высоты были взяты. А после боя, собрались на опушке рощи усталые бойцы. И подходя к развесистой березе, низко склоняли головы. В тени ветвей на окровавленной шинели, неподвижно лежал их любимый друг и командир, юноша с чистой душой и ласковыми глазами.