Чайковский Ю
жүктеу/скачать 1.96 Mb.
|
ОсновательПишут о нем восторженно25, и в этом есть своя правда, но пишут еще и лишнее, что мешает понять его личность – например, о его колоссальной эрудиции и энциклопедизме. Любищев имел приличное образование, цепкую память и хорошо подобранную домашнюю библиотеку, временами следил за несколькими журналами, отлично знал свою область биологии, но вот, пожалуй, и всё. Он часто цитировал худшее (2-е) издание Большой Советской энциклопедии, а не иные энциклопедии, более полезные. Мейен говорил мне полушутя, что львиная доля эрудиции Любищева в истории биологии покоилась на двухтомнике Эмануэля Радля [Radl, 1905, 1909], у Любищева имевшемся. Несмотря на устойчивый интерес к теме вавиловских рядов, он не знал, видимо, интересных наблюдений животновода С.Н. Боголюбского (показавшего26 на параллелях окраски, включая неродственные виды, возможности прогноза в духе Вавилова). Сам Любищев, кстати, в письме к С.В. Мейену выразился на сей счет яснее всех: «Статьи В.Я Александрова “Проблема поведения” не читал. Напишу ему об оттиске, а то возьму в библиотеке. … Я читаю очень мало, но все ценное прорабатываю тщательно и с огромной затратой времени, т.е. очень прочно, поэтому за большую жизнь я и накопил столько, что кажусь чрезвычайным эрудитом» (ЛЧ-2004, с. 32). Он тогда в библиотеке не работал (старик на костылях, понятно), но и взять на дом – крайний для него случай, лучше подождать недели две-три (в его-то возрасте), чем просить аспиранта или жену сходить туда. А ведь он тогда и сам разъезжал по городам. Намеренный поиск литературы виден у него лишь в узкоспециальных статьях. Первые же занятия историей науки убедили меня, что Любищев даже Ч. Дарвина и Ламарка знал плохо (ссылок нет, лишь оценочные фразы), Э. Дарвина и более ранних трансформистов еще хуже. Это сильно мешало ему в исторических оценках27. В гражданской истории (при всем моем уважении к его «Апологии Марфы Борецкой») Любищев не был даже толковым дилетантом28. Велик Любищев явно не как историк, а как «связавший несвязанное» (Ч-08, с. 201). Для нас, не знавших Любищева прежде, он возник из небытия в 1962 году, когда в печати появилась его статья «Понятие сравнительной анатомии»29, а затем и другие. Старшие, знавшие его, указывали нам его работы, его стали приглашать на семинары, сперва в Ленинграде, а затем в Москве, Новосибирске и других городах. Быстро сложился круг новых приверженцев, и мало кто из нас знал, что мы – второй круг, а первый, почти сплошь из его корреспондентов, бытовал еще с НЭПа, пережил большой террор, теплился письмами в годы войны, а сразу после нее оживился поразительно. И вот Любищев начал вторую научную жизнь. В Ленинграде главными, кто делал его известным, были О.М. Калинин и Р.Г. Баранцев, а в Москве, как ни странно, молодые дарвинисты-доктора Н.Н. Воронцов и А.В. Яблоков, ныне покойные. Первый приглашал и печатал Любищева по широте душевной, для Яблокова же Любищев был «забавный дед» (так Яблоков назвал его на заседании Эволюционного семинара МОИП, объясняя, зачем стоит снова пригласить его с докладом. Позже он, однако, увлекся и вступил с «дедом» в переписку). Москвичи Мейен и Ю.А. Шрейдер вступили в дело позже, а я и вовсе узнал, что есть такой Любищев, лишь слушая его доклад в МОИП в начале 1966 года. Слушал с восторгом, хотя, из-за плохой его дикции, понимал далеко не всё. Он поразил тем, что говорил суть дела, тогда как обычно семинар тот предпочитал констатацию «флюктуаций концентрации мутаций в популяции» (выражение Н.В. Тимофеева-Ресовского; из оной констатации сам он, на мой взгляд, так и не выбрался). Вскоре, в единственной нашей беседе, Любищев поразил еще и тем, что серьезно слушал мои полудетские мысли и даже признал в одном пункте мою правоту (что в идее стабилизирующего отбора, для него несерьезной, есть некий смысл, а именно – внимание к автономизации развития от условий среды). Конечно, «своя деревня»30 у Любищева была выстроена прекрасно, но велик он был, на мой взгляд, в другом. За полвека ученой переписки он отправил четыре с половиной тысячи писем семи сотням адресатов, причем некоторые его письма были цельными научными исследованиями. И дело отнюдь не только в его долголетии – свою объединяющую роль Любищев успешно играл в письмах, еще будучи молодым. Самая ранняя и самая долгая (1923-1971) переписка была у Любищева с систематиком-ламаркистом Е.С. Смирновым, а самая удивительная – с И.И. Шмальгаузеном (1926-1962, до его смерти). Казалось бы, что могло их связывать? Слов нет, «Основы сравнительной анатомии позвоночных» руководство великолепное, но едва ли энтомолог Любищев им пользовался, в теориях же они были антиподы. Однако что-то влекло их друг к другу, а в 1937 г. Шмальгаузен даже спас Любищеву жизнь, взяв к себе в Киев. Это вообще характерно для Любищева: его адресаты часто бывали его научными противниками, он не жалел времени и сил на пространные разъяснения, подчас адресатам ненужные, но в целом оказался прав – письма, ходя по рукам, стали основой эволюционного братства. А оно – одной из основ «незримого колледжа». «Любищев оказывается такой фигурой, которая смогла связать те идеи, которыми жила студенческая молодежь в начале [XX] века, с поисками нового поколения… Известно, что термин “невидимый колледж” возник как метафора такого способа обмена и роста научной мысли, когда, несмотря на отсутствие непосредственного общения ученых… существуют возможности взаимного обсуждения самых разных идей, порой даже и противоположных» [Гуркин, Марасов, 2004, с. 404]. Да, именно Любищев раскрыл нам классическую российскую культуру в ее связи с наукой, и никто больше этого не сумеет. Вспомним, что от мобилизации Любищева на военную службу (1914 г.) до «Хрущевской оттепели» прошло всего 40 лет, многие носители дореволюционной культуры еще работали, и она не успела распасться, тогда как от той поры до нас 60 лет. Никакой старый ученый полного зала теперь не соберет, и, главное, никто не соберется затем его мысли обсуждать и развивать. Культура пережила, прячась по щелям, сталинизм, но с крахом СССР распалась. А тогда собирались. После смерти Любищева тут и там собирались люди в его память, причем традиция не затухала, а ширилась. Вопреки воле начальства, уверенного, что «Чтения памяти» положены лишь академикам, термин «Любищевские чтения» входил в изустную традицию31. Их итог подведен в сб. (Шрейдер, 1984), где редакторша издательства вычеркнула все упоминания Чтений, и (где не удалось отстоять) самого Любищева. Так, мой доклад «Анализ понятий эволюционной концепции Любищева» назван как «Анализ эволюционной концепции», что выглядит глупо. Более и долее всего упирались власти Ульяновска, где Любищев жил последние 22 года, где еще работали тогда его ученики, но где, увы, когда-то родился В.И. Ленин. Хоть взрослым он там и не жил, но лениномания цвела там гуще и дольше, чем где-либо. «Ленинский урок» был там обязателен в школах еще в начале 90-х. жүктеу/скачать 1.96 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|