Глава II. «Аксиологизм антропоцентрических фразеологизмов русского, английского и татарского языков» посвящена описанию аксиологического аспекта исследований во фразеологии как продолжению и дополнению антропоцентрического и состоит из четырех разделов. Антропоцентрический подход в лингвистических исследованиях предполагает, на наш взгляд, не только определение того, как человек репрезентирован в языке, но и то, что человек считает для себя или своего общества ценным.
Раздел 1. «Аксиология и аксиологическая лингвистика. К истории вопроса» представляет историю изучения проблемы ценностей/антиценностей в философии и фразеологии.
Проблема ценностей – вечная проблема, ставшая вновь современной и актуальной, связана с вопросами о полезном и вредном, добре и зле, справедливом и несправедливом, должном и недопустимом, прекрасном и безобразном, об идеале и благе. В специальный философский лексикон понятие ценности вводится лишь в 60-х годах ХIХ столетия: немецкий философ, врач и естествоиспытатель Герман Лотце (1807–1881) ввел понятие «ценности» в этику. В первом десятилетии ХХ века наука о ценностях выделяется в самостоятельное учение – аксиологию. Авторами этого термина считаются французский философ П.Лапи (1902) и немецкий философ-иррационалист Эдуард фон Гартман (1904).
Глубокий обобщающий анализ изучения системы ценностей в зарубежной и отечественной философии дан в ряде работ отечественных философов [О.Г.Дробницкий; Г.К.Гизатова; М.С.Каган и др.]. Отправной точкой в понимании проблемы ценностей создатели аксиологии справедливо считали философско-этические взгляды И.Канта, который дал людям своего времени заряд оптимистически-этического мировоззрения [Швейцер 1973]. Свой вклад в исследование аксиологии внес оригинальный мыслитель конца прошлого века Н.Ф.Федоров (1828–1903), создав этику «Общего дела», ставшую известной особенно в последние годы. Добро как форму всеединства в этике разработал В.Соловьев (1853–1900). Необходимо отметить, что в русской философии в первые десятилетия ХХ в. единственным сочинением, специально посвященным теории ценности, была работа русского философа Н.Лосского (1870–1965) «Ценность и Бытие: Бог и Царство Божие как основа ценностей». В советское время проблемами ценностей в культуре и жизни занимались В.П.Тугаринов, В.О.Василенко, О.Г.Дробницкий, И.С.Кон и др. Этими философами разработано несколько видов классификаций ценностей: «предметные» и «субъектные»; материальные и духовные и т.д.
Как известно, мир знает такие общечеловеческие нравственные ценности, как справедливость, добро, милосердие и т.д., в основе которых лежит человеческий опыт, свойственный всем социальным коллективам. Среди общезначимых ценностей можно выделить два класса ценностей: кардинальные, означающие первичные условия выполнения каких-либо ценностей (человеческая жизнь, здоровье, достоинство, свобода), и субкардинальные, означающие условия, необходимые для выполнения этих первичных условий [Розов 2004: 70].
Из современных отечественных исследователей по лингвистической аксиологии можно указать работы Л.К.Байрамовой [Байрамова 1999: 79–82], Г.Г.Слышкина [Слышкин 2001:87–90], В.И.Карасика [Карасик 2004: 28–32] и др. Оригинальный проект «Славянского аксиологического словаря» [М., 2000–2001] предлагают Е.Березович, Н.Зубов, А.Юдин и др., которые видят необходимость в создании сопоставительного лингвистического словаря базовых ценностей славянских национальных традиций с учетом «истории», «географии» и «социологии» аксиологических систем на базе определенного представительного корпуса текстов. Однако необходимо отметить, что антропоцентрические фразеологизмы в аксиологическом аспекте не были пока ещё объектом специального исследования.
В разделе 2. «Философия и фразеология о счастье как ценности» рассмотрены основные подходы к изучению концепта «счастье» в философии и фразеологии.
Как известно, к созданию всестороннего, философски обоснованного понятия счастья стремились многие ученые во все времена. Первые известные трактаты о счастье уходят корнями в древность. Однако в науке отсутствует однозначная дефиниция этого понятия в силу сложности представления о нём.
Существует большое количество философской литературы по проблеме счастья. Однако литературы другого плана и прежде всего лингвистической, в которой анализируется отражение в языке представления о счастье и рассматривается оценка счастья как высшей ценности, очень мало. Среди этих работ интерес представляют монография С.Г.Воркачева «Концепт счастья в русском языковом сознании: опыт лингвокультурологического анализа» [Краснодар, 2002], а также отдельные статьи на материале хорватского, русского, английского и татарского языков [Байрамова 2001: 471–473; Воркачев 2002: 36–40].
Высшая ценность для человека – счастье – нашла свое отражение в фразеологии русского, английского и татарского языков. В лингвистическом материале, который отражает существующие в обществе и философски осмысленные воззрения, представлены следующие положения о счастье и счастливом человеке:
1. Счастье человека не зависит от него: оно дается ему судьбой или обусловлено благоприятным стечением обстоятельств. Взгляд на счастье как на не зависящее от человека явление выражен, например, в таких пословицах и поговорках: рус. Счастье – вольная пташка: где хотела, там и села; англ. The lines have fallen to me in pleasant places – счастливый удел выпал мне на долю; тат. Бәхет чакырсаң да килми – бәхетсезлек кусаң да китми.
В русской, английской и татарской фразеологии нашло отражение представление людей о том, что счастье человеку дается свыше. У русских, англичан и татар это связывается с наблюдением за младенцем, родившимся в рубашке – родиться в рубашке/сорочке; англ. be born with a caul/on one’s head ; тат. бәхет йөзлеге белән туу. Однако фразеология отражает и национальное своеобразие отношения к счастью. Так, по представлениям англичан, родиться счастливым – это родиться в богатой семье: be born with a silver spoon in one’s mouth (букв. родиться с серебряной ложкой во рту). У татар существует поверие: человек будет счастливым, если он родился ранним, чистым свежим утром, когда только-только начинают просыпаться природа и домашние животные: ишәк төчкергәндә туу (букв. родиться, когда чихнул ишак).
Мифы и легенды также нашли отражение в мечтах о счастье человека. Например, татары о счастливом человеке говорят, что он родился с кольцом счастья: бәхет йөзеге белән туган. Этот фразеологизм этимологически восходит к мифу о пророке Сулеймане, ставшем сказочно богатым благодаря волшебному кольцу, которое обладало силой подчинять духов, птиц, ветры и воды [Мәхмутов 1999: 135].
Приведенные выше фразеологизмы в русском, английском и татарском языках раскрывают понимание человеком счастья в объективном значении – как удачное стечение обстоятельств, как благоприятные условия жизни, счастливый случай.
2. Субъективное понимание счастья раскрывается фразеологизмами, выражающими приятные переживания, интенсивную радость, ликование, блаженство, упоение.
В английском языке ощущение и переживание счастья передаются фразеологизмами, в которых присутствует компонент, указывающий на высоту: a cloud (облако): be / sit on a cloud ; the heaven (небо): the moon (луна) и т.д. Кроме того, в фразеологизмах английского языка использованы оригинальные сравнения человека, ощущающего себя счастливым, с жаворонком: (as) happy as a lark; с опоссумом на эвкалиптовом дереве: (as) happy as a possum up a gum-tree; с моллюском: (as) happy as a clam.
В татарской фразеологии для передачи чрезвычайной радости используются оригинальные образы – образ смеющегося солнца счастья: бәхет кояшы көлү ; и образ земли и неба: җир–күге белән шатлану и т.д.
Таким образом, вышеприведенные русские, английские и татарские фразеологизмы по-разному представляют субъективное счастье.
3. Однако большинство людей объединяет субъективное понимание счастья с объективным, связывая понятие счастья с удачей и везением.
Почти все древние философы: Аристотель, Боэций, Геродот и др. понимали счастье как высшее благо, доступное человеку, но вкладывали в это понятие разный смысл: это и моральное благо, и цель жизни, и равномерное сочетание всех благ и т.д., то есть эвдемония понималась как обладание наивысшим благом, которое очень разнообразно.
Разное понимание наивысшего блага представлено в фразеологизмах сопоставляемых языков. Для русского человека – это счастливая жизнь: Аркадская идиллия ; место, где царит счастье: обетованная земля; здоровье: Дал бы бог здоровья, а счастье найдем; ум: Счастье без ума нипочем и т.д.
У татарского народа – это осуществление мечты: моратына ирешү; дети: Балалар – безнең бәхетебез вә сәгадәтебез (Г.Тукай); счастье страны: Яхшы адәм – илнең ырысы, яхшы сүз – җанның тынычы (Хороший человек – счастье страны, хорошее слово – душевное спокойствие) и т.д.
Философы разных времен утверждали, что счастлив тот человек, который не только обладает высшими благами, но и ценит добро и имеет, таким образом, «положительный баланс жизни». Этот баланс жизни счастливого человека создается и особым мудрым поведением человека, обладающего такими положительными чертами характера как: великодушие, совестливость, терпение и др. В татарском языке представлена большая группа фразеологизмов, раскрывающих положительные черты характера человека, благодаря которым человек может стать счастливым. Это великодушие: бәхет киң күңелле кешене ярата, ди; нравственность: бәхет башы – тәүфикъ; совестливость: бәхетне вөҗданыңнан сора ; старательность: ырыс тырыш кулында и т.д. Комплексное представление о счастье отражено в татарской пословице Бәхетле булыр өчен өч нәрсә кирәк: тән саулыгы, фикер саулыгы, күңел саулыгы (Чтобы быть счастливым, нужны три вещи: здоровое тело, здравые мысли, здоровый дух).
Представление англичанина о счастливой жизни, безмятежном существовании связывается с образом пуховой постели: a bed of down или с ложем из роз: a bed of roses [выражение восходит к обычаю богачей в древнем Риме устилать свое ложе лепестками роз].
Из черт характера, которые сопутствуют счастью, англичане отмечают смелость: fortune favours the bold/the brave – счастье сопутствует смелым.
Своеобразно представлены в разных фразеологиях пожелания счастья: рус. в добрый (счастливый) путь! англ. for luck – на счастье; тат. ак юл теләү. Татарский колоратив ак (белый) использован не случайно, ибо самое большое счастье в татарском языке именуется ак бәхет (букв. белое счастье).
4. Представление о счастье как «удовлетворении жизнью в целом» также имеет место и в философских воззрениях на счастье, и в осмыслении счастья великими людьми. Их высказывания стали афоризмами. Достаточно вспомнить Б.Шоу: «На свете нет и не может быть ничего более страшного, чем вечное счастье».
Английский язык представляет целую группу фразеологизмов с обозначением ‘счастливого времени, счастливой поры в жизни’, которое конкретизируется в каждом отдельном случае с помощью временных лексем: day out – лучший день (в жизни); a high spot – счастливая минута, примечательное событие; a red-letter day (букв. день, отмеченный красными буквами) и т.д.
Жизнь показывает, что каждый человек может быть счастлив, ибо: Всяк своего счастья кузнец, Every man is an architect of his own fortunes и т.д. Счастье хотя бы раз в жизни придет ко всякому, хотя бы раз постучится к нему в дверь: fortune knocks once at least at every man’s door/gate. Даже если это счастье маленькое, не стоит пренебрегать им, ибо, как говорят татары, бәләкәй бәхетне ташласаң, зурысын көтмә – если будешь пренебрегать маленьким счастьем, не жди и большого счастья.
Такова философская и лингвистическая корреляция трактовки ценности «счастье». Что касается антиценности – «несчастья», то оно связано с такими антиценностями, как «смерть», «болезнь», «бедность», «плач» и др., которые, в свою очередь, коррелируют с ценностями «жизнь», «здоровье», «богатство», «смех» и др., образуя своеобразные аксиологические диады: «Жизнь – Смерть»; «Здоровье – Болезнь»; «Богатство – Бедность», «Смех – Плач».
В разделе 3. «Аксиологические диады во фразеологии русского, англий-ского и татарского языков» дается анализ аксиологической фразеологической диады, представляющей собой единство двух блоков: один из них включает фразеологизмы, семантика которых коррелирует с конвенциональными ценностями, а другой – фразеологизмы, семантика которых коррелирует с конвенциональными антиценностями. Понятие аксиологической фразеологической диады является универсальным для разных языков. Фразеологические диады включают русские, английские и татарские фразеологизмы. Их содержание, связанное с ценностями/антиценностями, можно рассматривать на различных уровнях и прежде всего на физиологическом, материальном, эмоциональном и др.
I. Физиологический уровень ценностей может быть представлен двумя видами аксиологических диад: «Жизнь – Смерть»; «Здоровье – Болезнь».
II. Материальный уровень ценностей может быть представлен аксиологической диадой «Богатство – Бедность».
III. Эмоциональный уровень ценностей может быть представлен аксиологической диадой «Смех – Плач».
Ценности и антиценности присуще свойство амбивалентности, которое, как пишет А.В.Петровский, «коренится в неоднозначности отношения человека к окружающему, в противоречивости системы ценностей» [Петровский 1970: 507]. Это находит отражение и во фразеологии, ср.: Не было бы счастья, да несчастье помогло. Бедность не порок. Из дурака и смех плачем прет.
В каждой из вышеназванных диад можно выделить основные компоненты. Например, в диаде «Жизнь – Смерть» – компонент «Жизнь» и компонент «Смерть».
Исследованию концепта «Жизнь» было посвящено немало работ, особенно в последние пять лет [Л.О.Чернейко, Хо Сан Тэ 2001; Э.В.Грабарова 2002; Н.А.Новикова 2003; Л.К.Байрамова 2003 и др.].
Ценность, выраженная компонентом «Жизнь», отражена в русских, англий-ских и татарских фразеологизмах, входящих в разные фразеосемантические группы. Содержание этих фразеологизмов раскрывает: рождение человека; периоды в жизни человека; образ жизни; светлые и мрачные стороны жизни и др. Некоторые фразеологизмы являются эквивалентными; другие отражают специфику истории, культуры разных народов и являются лакунарными.
Так, в фразеосемантической группе «Рождение человека» эквивалентными являются русские, английские и татарские фразеологизмы со значениями:
– ‘родить’: рус. давать жизнь; англ. bring into the world; тат. тереклек бирү;
– ‘родиться’: рус. появляться на свет; англ. come into the world; тат. дөньяга килү;
– ‘родиться в бедной семье’ (есть фразеологизмы только в русском и английском языках): рус. выйти из низов; англ. be born on the wrong side of the tracks.
– ‘родиться в богатой семье’ (есть фразеологизмы только в английском и татарском языках): англ. be born in/to purple; тат. хан кызы булу и т.д.
В целом, сравнение русских, английских и татарских фразеологизмов этой группы показало, что английские фразеологизмы больше связаны с обычаями, историей, этимологически богаче.
Интерес представляют русские, английские и татарские фразеологизмы фразеосемантической группы «Образ жизни». Здесь можно обнаружить большие расхождения, хотя образ жизни русского человека, американца, англичанина и татарина в определенной степени совпадает. Среди русских, английских и татар-ских фразеологизмов группы «Образ жизни» эквивалентны фразеологизмы со значениями:
– ‘вести безнравственный, распутный образ жизни’: рус. прожигать жизнь; англ. be/go/live on the loose; тат. типтереп гомер итү; бозыклыкка бирелү;
– ‘вести бесполезное существование’: рус. даром хлеб есть; англ. cumber the ground ; тат. ипи черетү (букв. гноить хлеб);
– ‘жить за чужой счет’: рус. есть чужой хлеб; англ. eat smb’s bread; тат. кеше җилкәсендә яшәү;
– ‘отставать от жизни’: обрастать (зарастать) мхом; англ. stick in the mud ; тат. мүк белән каплану и т.д.
Фразеологизмы русского и татарского языков, в отличие от английских, раскрывают и другие стороны жизни человека: беззаботную жизнь (рус. жить как птица небесная; тат. Алла бәндәсе булып яшәү), спокойную жизнь без хлопот и под надежной защитой кого-либо (рус. как за каменной стеной; тат. мәшәкәть күрмичә яшәү), беспечную радость от жизни (рус. срывать цветы удовольствия; тат. тормышның артына тибеп яшәү) и т.д..
Принцип и образ жизни трусливого и нерешительного человека выражаются уникальным русским фразеологизмом как бы чего не вышло, этимологически восходящим к рассказу А.П.Чехова «Человек в футляре».
Ряд английских фразеологизмов, указывающих на определенный образ жизни англичан и американцев, не имеет аналогов ни в русском, ни в татарском языках. Это прежде всего американский устаревший фразеологизм draw a straight furrow (букв. тащить по прямой борозде); или go Fantee/fantee – поселиться с туземцами и перенять их обычаи и образ жизни [fantee – африканское негритянское племя ]; а также разговорный фразеологизм it is no honeymoon – малоприятное времяпрепровождение; нелегкая, полная трудностей, беспокойная жизнь.
Приведенные примеры русских, английских и татарских фразеологизмов показывают, что «культуры и отдельные индивидуумы могут быть охарактеризованы по системе ценностных приоритетов, что язык и коммуникативная деятельность выступают важной формой репрезентации ценностей и открывают доступ к ценностно-нормативной системе социума» [Бабаева 2004: 8].
Второй компонент приведенной выше аксиологической фразеологической диады – «Смерть» – представлен в десяти эквивалентных фразеосемантических группах, фразеологизмы которых (безусловно, не все) также эквивалентны:
«Умирать»: рус. отправиться к праотцам; англ. be gathered to one’s fathers; тат. әрвахлар янына китү и др.;
«Самоубийство»: рус. покончить счеты с жизнью; англ. be called (gone) to one’s account; тат. тормыш белән араны өзү и др.
Среди фразеологизмов с темой смерти немало и лакунарных фразеологизмов, отражающих представление у русского, английского и татарского народов о смерти, а также несущих информацию об их истории, культуре, менталитете. Так, лакунарными по отношению к английскому языку являются русские и татарские фразеологизмы со значением внезапной, скоропостижной смерти: рус. карачун пришел (кому); тат. Газраил килде, а также фразеологизмы со значением ‘погибнуть напрасно, зря’: рус. ни за грош/копейку; тат. юк өчен генә (һәләк булу) .
Английские фразеологизмы со значением ‘быть казненным на электрическом стуле’: get his/go to the chair, со значением ‘умереть старой девой’: lead apes in hell и ‘умереть, будучи сброшенным в море’: walk the plank лакунарны по отношению к фразеологизмам русского и татарского языков.
Обращение к опыту философского осмысления смерти при анализе фразеологизмов помогает раскрыть отношение человека к смерти.
С точки зрения аксиологии, исследующей ценность/антиценность явлений, смерть трактовалась мыслителями разных эпох и направлений неоднозначно. Многие ученые-гуманисты и естествоиспытатели, натурализуя событие смерти, отводили ему только негативную роль, считая смерть победой хаоса и неразумной природы над мировым порядком и разумностью (Н.Пирогов, Н.Федоров, Н.Рерих, К.Циолковский и др.). Они не признавали за смертью функции порождения жизненных смыслов: смерть есть отрицание, негация всякого смысла, апофеоз бессмысленности вообще.
Экзистенциалисты, наоборот, поставили тему смерти в центр всех размышлений о человеческом существовании, «возвысили» смерть, связав ее со смыслом жизни. Осознание человеком неизбежности собственной смертности они посчитали критерием подлинного бытия. М.Хайдеггер пришел к убеждению, что человек сущностно определяет себя на пути к смерти; «бытие–к–смерти» открывает человеку смысл его существования [Хайдеггер 1993: 22]. Позитивный смысл смерти признавали и такие мыслители, как Б.Паскаль, М.Элиаде, Ж.Бодрийяр и др.
Не натурализируя событие смерти, философы видели в ней сакральный смысл, склонялись к признанию ее позитивности (А.Сурожский, А.Кураев и др.). Так, Владыка Антоний Сурожский писал: «Все в жизни – каждое слово, каждое движение, все самое малое – должно быть совершенно, чтобы, если смерть застанет в этот миг, можно было сказать: это последнее действие было самым прекрасным, что сумел сделать этот человек...» [Сурожский 1996: 99].
Таким образом, позитивность смерти состоит в ее предназначении поднимать нравственную «планку жизни» до высоты, предельно достижимой для человека, заставляет человека жить прекрасно и совершенно.
Фразеологизмы на тему о смерти как раз и отражают позитивные и негативные аспекты образа смерти.
Позитивно представлен образ смерти в русских, английских и татарских фразеологизмах благодаря определенному компонентному составу, который включает:
а) религиозную лексику – рус. бог, господь, душа (бог/господь прибрал); англ. angel (join the angels); тат. Аллаh, Аллаh тәгалә (Аллаh тәгалә үзенә алды);
б) лексику возвышенной семантики – рус. вечность, вечный (отойти в вечность); англ. fame (a niche in the temple of fame); тат. мәңгелек (мәңгелеккә китү).
Устрашающий образ смерти нейтрализуется в русских и английских фразеологизмах эвфемистической формой выражения (рус. уснуть вечным сном; англ. close one’s eyes – скончаться; тат. җаны җәһәннәмгә китү).
Небольшая группа фразеологизмов, позитивно освещающая смерть, посвящена смерти на войне, в боях за Родину: рус. пасть смертью храбрых; англ. catch/got/stop a packet ; тат. батырлар үлеме белән үлү (букв. умереть смертью храбрых) и т.д.
Среди фразеологических единиц, связанных с темой смерти, особую группу представляют те, которые раскрывают суицид – интеллектуальное самоубийство. Этих фразеологизмов в русском, английском и татарском языках немного: рус. выходить в тираж; пустить (себе) пулю в лоб; англ. be called to one’s account; тат. тормыш белән исәп-хисапны өзү. С точки зрения аксиологии, самоубийство является антиценностью. Но в некоторых случаях люди считают его ценностным. Вот почему в произведениях художественной литературы можно найти очень убедительные и яркие примеры позитивной оценки самоубийства. Один из таких героев – Мартин Иден в романе Д.Лондона «Мартин Иден». В русской литературе образ такой сильной натуры, решившейся на самоубийство, представлен героиней драмы А.Н.Островского «Гроза» Катериной.
Во второй аксиологической фразеологической диаде «Здоровье – Болезнь» выделяются два компонента: «Здоровье» и «Болезнь».
В русском, английском и татарском языках компонент «Здоровье» формируется фразеологизмами шести одинаковых фразеосемантических групп:
«Здоровый. Бодрый. Жизнерадостный»: рус. в добром здравии; англ. alive and kicking; тат. көр куңелле;
«Здоровый. Выносливый. В прекрасной форме»: рус. здоров как бык ; англ. a good life; тат. яхшы формада;
«Выздоравливать после болезни»: рус. воскрешение/воскресение святого Лазаря; англ. be (get) on one’s feet ; тат. авырудан савыгу;
«Средства для здоровья»: рус. баня – мать вторая: кости распаришь, все тело поправишь; англ. an apple a day keeps the doctor awаy; тат. тәңгә мунча – җанга шифа (букв. телу – баня, душе – здоровье);
«Внешний вид здорового человека»: рус. кровь с молоком; англ. have roses in one’s cheeks; тат. чиртсәң каны чыгар.
Несмотря на сходство в фразеосемантических группах русского, английского и татарского языков, в подобных фразеологизмах есть некоторые отличия: в русских фразеологизмах заостряется внимание на психическом здоровье человека – в здравом уме; в полном рассудке; из народных средств, приносящих здоровье, указываются лук, хрен, редька и, конечно же, баня.
В английских фразеологизмах – другие образы, олицетворяющие здоровье (блоха, сверчок); другие средства, приносящие здоровье (яблоко), а лакунарными фразеологизмами, указывающими на неподверженность человека морской болезни, являются: a good sailor; have good sea legs.
Второй компонент указанной аксиологической фразеологической диады «Болезнь» представлен семью фразеосемантическими группами, одинаковыми для русского, английского и татарского языков:
«Плохо чувствовать себя, болеть»: рус. лежать в лежку; англ. feel cheap; тат. урын өстендә яту ;
«Внешний вид больного человека»: рус. бледен как смерть; англ. a bag of bones; тат. сөяккә генә калган.
«3аболевания»:
– уныние, хандра: рус. впасть в хандру; англ. the black dog is on one’s back; тат. эч пошу;
– сумасшествие; потеря сознания: рус. белены объелся ; англ. be/go/pass out like a light ; тат. тилебәрән орлыгы ашаган и т.д.
Помимо сходных для английского и русского языков фразеосемантических групп, необходимо отметить и отличные для каждого из языков фразеосемантические группы. В частности, в русском и татарском языках имеются фразеосемантические группы с обозначением таких болезней, как паралич: рус. удар хватил кого-либо; тат. паралич сукты (кемнедер); а в английском – простуда, грипп; catch a cold/catch/take a cold ; туберкулез: the white scourge; морская болезнь: feed the fishes. Особую группу в английском языке составляют лакунарные фразеологизмы со значением так называемых ‘мнимых болезней’: diplomatic cold – ‘дипломатическая болезнь’, ссылка на нездоровье (как предлог, чтобы уклониться от чего-либо).
Аксиологический взгляд на приведенные выше фразеологизмы диады «Здоровье – Болезнь» показывает, что для человека ценностным является его здоровье. Как утверждают аксиологи, именно потребность субъекта есть непосредственная предпосылка ценности. И поскольку подход человека к миру является оценочно-дифференцированным, то естественное благо для человека и есть здоровье, а болезнь – естественное зло, антиценность. Большая часть исследованных фразеологизмов данной диады носит констатирующий характер, хотя сквозь многие из них высвечивается оценка субъекта (о здоровье – положительная, о болезни – отрицательная): рус. болезнь входит пудами, а выходит золотниками; англ. wealth is nothing without health; тат. чир потлап килә, мыскыллап китә.
Третья аксиологическая фразеологическая диада «Богатство – Бедность» включает компоненты «Богатство» и «Бедность».
Такие социально значимые темы, как «богатство», «бедность», несомненно, привлекали внимание многих исследователей разных специальностей, в том числе и лингвистов. В лингвистических работах дан аксиологический взгляд на материально-денежные отношения, нашедшие отражение в языке.
Так, Р.А.Сафина, исследуя русские и немецкие фразеологические единицы, выражающие материально-денежные отношения, пришла к выводу, что фразеологические единицы с семантикой ‘жить в достатке’ имеют в абсолютном большинстве случаев положительную оценочность, однако именно в данной группе наблюдается различие фразеологизмов в количественном отношении: 33 ФЕ – в немецком языке и 5 ФЕ – в русском. Автор объясняет эту картину «определенным влиянием экстралингвистического фактора: в силу ментальных особенностей достаток, прочное материальное положение в немецкой культуре имеют более весомое значение и вызывают большую степень общественного одобрения, чем это свойственно для русской среды, где эмоционально-экспрессивные средства служат прежде всего для обозначения крайних полярных состояний бедности и богатства» [Сафина 2002: 14–15].
С.Б.Куцый доказала, что исследуемые концепты «чувствительны к изменениям в социальной среде, экономическом укладе и нравственных установках общества» [Куцый 2003: 6]. Ряд работ посвящен отдельным фрагментам материальной картины мира, получившей отражение в русском и английском языках (Н.Н.Панченко, Ф.В.Боштан, Ю.А.Шашков и др.).
Компонент аксиологической фразеологической диады «Богатство» представлен в русских, английских и татарских фразеологизмах, тематически связанных с богатством и указывает на связь богатства с разными сторонами жизни человека:
богатство и здоровье: рус. Здоров буду и денег добуду; англ. Good health is above wealth; тат. Саулык – байлы;
богатство и деньги: рус. денег куры не клюют; анг. be flush with money; тат. Байның даны акыл күплеге белән түгел, алтын күплеге белән (букв. Слава богача не в уме, а в деньгах);
богатство и друзья: рус. Не имей ста рублей, а имей сто друзей; англ. Money makes friends; тат. Йөз акча/тәңкә булганчы, йөз дустың булсын.
Неоднозначное соотношение между богатством и умом отражено в русских, английских и татарских фразеологизмах и пословицах. С одной стороны, утверждается, что ум лучше богатства и, обладая умом, станешь богатым: рус. Не штука деньги; штука – разум; тат. Алтыннан акыл кыйбат; с другой стороны, – без богатства нет ума: рус. Деньга ум родит; тат. Акча булса, гакыл табыла. Как видно, в шкале ценностей ум и богатство взаимно дополняют друг друга. В английском языке, согласно пословице Early to bed and early to rise makes a man healthy, wealthy and wise, мудрость/ум считаются одинаково ценными наряду с богатством и здоровьем.
На фоне русских и английских фразеологизмов оригинальной является татарская пословица, в которой главным богатством провозглашаются дети: Әүвәлге байлык – бала, икенче байлык – белем, өченче байлык – мал. Причем из трех видов богатства на первом месте – ребенок, на втором – знания и лишь на третьем месте – материальный достаток. В русском афоризме: Дети – цветы жизни дети как ценность сравниваются не с материальным богатством, а с духовной жизнью.
В русских, английских и татарских фразеологизмах обозначены некоторые отрицательные черты богатого человека: скупость, жадность – рус. Туг мешок, да скуповат мужичок; англ. He is so covetous that he would shave an egg (букв. он такой жадный, что может скоблить яйцо); тат. Байның күзе комсыз/көнче (букв. у богача глаза завистливые); ложь, нечестность – рус. Богатый врет, никто его не уймет; англ. Money has no smell (букв. деньги не пахнут); тат. Ярлы чагымда чын сүземә дә ышанмадылар, баегач, ялган сүземне дә дәрес таптылар (букв. когда я был беден, моему честному слову не верили, разбогател – стали верить моей лжи).
И в русских, и в татарских фразеологизмах отмечается, что богатство часто наживается нечестным трудом: рус. От трудов праведных не построишь палат каменных; тат. Кем талый, шул байый. И в русском, и в татарском вариантах поговорок богатство связывается с «темными силами»: Богатому черти деньги куют; тат. Кеше баеса, безнеке була, дигән шайтан.
В то же время в русских, английских и татарских фразеологизмах выражено: уважение к богатству, добываемому честным трудом: рус. Деньги на дороге не валяются; англ. money doesn’t grow on trees; тат. Байлык җирдә ятмый; признается несовместимость лени и богатства; рус. Без денег – бездельник; англ. Early to bed and early to rise makes a man healthy, wealthy and wise; тат. Байыйсың килсә, мич башыннан төш!
Деньги и богатство олицетворяют силу, власть, влияние – такова идея многих русских и некоторых татарских фразеологизмов: рус. Денег наживешь – без нужды проживешь; тат. Акча мулланы да, алланы да сатып ала. Татарским фразеологизмом «акча колы» (букв. раб денег) презрительно обозначается бездуховность человека.
Таким образом, в русских и татарских пословицах и поговорках о богатстве утверждается превосходство духовного над материальным.
В русских, английских и татарских фразеологизмах номинируются и средства обогащения; к ним относятся:
– накопление (рус. деньги к деньгам; англ. rake together a fortune; тат. байлыкка чама юк);
– бережливость (рус. Копейка рубль бережет; англ. A penny saved is a penny gained ; тат. Артын кыскан бай булган;
– зарабатывание денег (рус. деньги лопатой грести; англ. to make money; тат. акча сугу – зашибать деньги);
– финансовые операции, сделки: (рус. горячие деньги; англ. black money; тат. акча балалату).
– брак по расчету: рус. жениться на деньгах; тат. акчага иләнү, англ. marry a fortune.
Новые фразеологизмы, связанные с финансовой деятельностью, появились в русском языке, видимо, под влиянием английского языка.
В татарском языке отсутствуют неофразеологизмы, обозначающие такие средства обогащения, как бизнес, карьера и т.п., представленные в русском и английском языках:
– бизнес (бизнес есть бизнес – калька англ. business is business);
– карьера (рус. сделать карьеру; англ. push one’s fortune(s));
– открытие месторождения золота (напасть на золотую жилу; англ. strike it rich).
Второй компонент аксиологической фразеологической диады «Бедность» представлен в русских, английских и татарских фразеологизмах, раскрывающих различные стороны жизни, связанные с моралью.
Бедность имеет следующие недостатки:
– является причиной голода: рус. перебиваться с корочки на корочку; англ. live close to one’s belly; тат. hава белән туену (букв. питаться воздухом);
– является причиной нищенства: рус. идти по миру с сумой; англ. a barred–house bum; тат. хәер сорану – просить милостыню;
– является причиной ссор; с бедностью уходит любовь, с бедными не знаются родственники: рус. нужда в дверь – любовь в окно; англ. When a poverty comes in/at the door, love goes up the chimney; тат. Бай булсаң, кардәшең күп булыр, ярлы булсаң (кардәшең), юк булыр (букв. если ты богач – родственников и друзей много, если беден – их нет) и т.д.
Положительные стороны бедности отмечаются во всех трех языках, однако они не всегда совпадают: в русском и английском языках отмечается, что бедность – это хороший учитель, источник хорошего, например, дружбы, а в татар-ском языке – учителем, источником хорошего, например ума, является богатство. Ср.: рус. Беды мучат, (да) уму учат; англ. Poverty makes good fellowship; тат. Байлык акыл тудыра.
Языковая специфика приведенных пословиц и фразеологизмов выражается в том или ином образном наполнении единиц и связана с национальными и культурными особенностями.
В четвертой аксиологической фразеологической диаде «Смех – Плач» выделяются два компонента: «Смех» и «Плач». Первый компонент указанной диады – «Смех» – нашел отражение в научных трудах различного содержания.
Известный философ М.М.Бахтин выделяет три античных источника в определении сущности смеха: первый источник – гиппократовская философия смеха, которая сводится к учению о целебной силе смеха; вторым античным источником философии смеха стала знаменитая формула Аристотеля: «Из всех живых существ только человеку свойствен смех», третьим источником является созданный Лукианом образ смеющегося в загробном царстве Мениппа, чем подчеркивается связь смеха с преисподней (со смертью), со свободой духа и со свободой речи [Бахтин 1990: 79–81].
Интересны и наблюдения известного ученого В.Я.Проппа, который писал, что имеется некая исторически сложившаяся национальная дифференциация смеха: «Можно сказать, что французский смех отличается изяществом и остроумием (Анатоль Франс), немецкий – некоторой тяжеловесностью (комедии Гауптмана), английский – иногда добродушием, иногда едкой насмешкой (Диккенс, Бернард Шоу), русский – горечью и сарказмом (Грибоедов, Гоголь, Салтыков-Щедрин)» [Пропп 1976: 18].
Представление о смехе во фразеологии пока осталось вне поля зрения лингвистов, хотя в русском, английском и татарском языках эмоция смеха часто передается фразеологизмами. Они могут быть представлены четырьмя фразеосемантическими группами:
«Смех. Смеяться»: рус. валяться/кататься со смеху/от смеха; англ. burst into laughter ; тат. ауный-ауный (тәгәри-тәгәри) көлү ;
«Хохот»: рус. гомерический хохот; англ. Homeric laughter ; тат. тыела алмыйча шаркылдап көлү;
«Насмешить. Насмешка»: рус. Поспешишь – людей насмешишь; англ. have/lay/send smb. (rolling) in the aisles; тат. Ашыккан – көлкегә калган;
«Улыбаться. Улыбка»: рус. мефистофельская улыбка; англ. ghost of a smile ; тат. мыскыллы елмаю.
Сравнение русских, английских и татарских фразеологизмов, посвященных смеху, демонстрирует эквивалентность большей их части. К ним относятся исконные фразеологизмы (рус. умирать со смеху – англ. tickle to death – тат. эч катып көлү, а среди русских и английских фразеологизмов, имеющих одинаковый источник происхождения (мифология, произведения мировой литературы и т.п.: гомерический хохот – Homeric laughter).
Тем не менее, в русском, английском и татарском языках немало оригинальных и лакунарных фразеологизмов: смеяться (посмеиваться) в бороду ; три ха-ха – о чем-, ком-либо, вызывающем смех (первоначально – письменное замечание режиссера в рукописи пьесы, указывающее актеру, сколько раз надо смеяться в данном месте [СРФ 1998: 574]).
В английском языке оригинальными фразеологизмами со значением смеха являются фразеологизмы, имеющие библейский источник: the crackling of thorns under a pot ; laugh like little Audrey (букв. смеяться, как малышка Одри); grin like a Cheshire cat (букв. ухмыляться подобно чеширской кошке).
Аксиологически смех имеет положительную ценность, но он многозначен. Теоретик и историк советской кинокомедии Р.Юренев писал, что «смех может быть радостный и грустный, добрый и гневный, умный и глупый, гордый и задушевный, снисходительный и заискивающий, презрительный и испуганный, оскорбительный и ободряющий, наглый и робкий, дружественный и враждебный, иронический и простосердечный, саркастический и наивный, ласковый и грубый, многозначительный и беспричинный, торжествующий и оправдательный, бесстыдный и смущенный. Можно еще и увеличить этот перечень: веселый, печальный, нервный, истерический, издевательский, физиологический, животный. Может быть даже унылый смех!» [Юренев 1964: 8]. В большей части смех раскрывает радость, сияние души человека. В рассказе В.Шукшина «Сапожки» «смеются» даже предметы: «Клавдия извлекла из чемодана коробку, из коробки выглянули сапожки... При электрическом свете они были еще красивей. Они прямо смеялись в коробке».
Фразеологизмы о смехе типа: надрывать животики от смеха; burst /rupture a gut; тәгәрәп-тәгәрәп шаркылдап көлү – разговорные, просторечные, грубоватые, но они в традиции народно-праздничного смеха.
В то же время фразеологизмы мефистофельский смех; мефистофельская улыбка отражают иное предназначение смеха: выражение злорадства, коварства, а английский фразеологизм the crackling of thorns under a pot имеет значение ‘дурацкий, глупый смех’. Окказиональный фразеологизм Н.В.Гоголя разрешится междометием смеха, раскрывает не только свободу смеха (вырвавшегося наружу, на свободу), но и зависимость, заискивание обладателя этого смеха ‘на букву э’.
Второй компонент указанной аксиологической фразеологической диады – «Плач» – связан с эмоциями, противоположными смеху. Со значением плача в русском, английском и татарском языках имеются фразеологизмы следующих фразеосемантических групп:
«Плакать» (горько, громко, часто и т.п.): рус. во всю ивановскую; англ. burst into tears; тат. акырып елау.
«Готовность расплакаться»: рус. глаза на мокром месте ; англ. enough to make in angels weep; тат. күз яшьләренә буылу.
«Слезливость»: рус. петь панихиды; англ. a crying jag – пьяная истерика; тат. күз яше кипми.
Русские, английские и татарские фразеологизмы со значением плача характеризуются эквивалентностью: рус. выплакать все глаза; англ. cry one’s eyes out; тат. елый-елый күзсез калу.
Иногда эквивалентность наблюдается только между русскими и английскими фразеологизмами: рус. крокодиловы слезы; англ. crocodile tears; или только между русскими и татарскими фразеологизмами: рус. глотать слезы; тат. күз яшь-ләре йоту.
Лакунарными фразеологизмами в русском языке являются фразеологизмы, происхождение которых связано с обычаями, существовавшими на Руси: во всю ивановскую; петь панихиды [этим. панихида – церковная служба по усопшему]; в английском языке источниками лакунарных фразеологизмов являются произведения В.Шекспира: enough to make in angels weep; in the melting mood. В татарском языке оригинальным фразеологизмом является такмаклап елау (плакать причитая), имеющий этническую коннотацию.
Аксиологический статус приведенных антропоцентрических фразеологизмов со значением смеха и плача, на первый взгляд, определяется в пользу фразеологизмов смеха (они выражают ценность, полезность смеха), но семантика ряда русских, английских и татарских фразеологизмов уравнивает их: и плач может быть ценным и иметь положительный статус: рус. радость со слезами на глазах; англ. mingle tears; тат. шатлыктан елау, и смех может иметь отрицательный статус: рус. смех до плача доводит; тат. артык көлмә – еларсың; англ. laugh on the other/wrong side of one’s face/mouth. Во фразеологизмах такого типа смех, улыбка не выражают радости, веселья: англ. to grin and bear (букв. улыбаться и терпеть).
Некоторые фразеологические выражения, заключающие в себе аксиологическую амальгаму, имеют и сложную этимологию. Так, известное фразеологическое выражение сардонический смех, употребляясь в значении «смех с горем», этимологически восходит к обычаю древних приносить в жертву стариков. Эта церемония сопровождалась всеобщим смехом, в котором принимали участие и приносимые в жертву [СРФ 1998: 534] .
Смех и плач амбивалентны, что и нашло отражение в русских и английских фразеологизмах со значением смеха и плача.
Таким образом, аксиологические фразеологические диады «Жизнь – Смерть», «Здоровье – Болезнь», «Богатство – Бедность», «Смех – Плач» тесно связаны с конвенциональной ценностью счастье и конвенциональной антинценностью несчастье. Именно счастье и несчастье как ценность и антиценность получили наиболее несходную трактовку в русских, английских и татарских фразеологизмах.
Раздел 4. «Социолингвистический мониторинг как выражение аксиологического плюрализма» посвящен социолингвистическому мониторингу как методу исследования аксиологической лингвистики.
В разделе анализируются полученные в ходе мониторинга статистические данные в виде диаграмм, графиков, таблиц, полный объем которых представлен в приложении.
Указанный мониторинг дал возможность проследить, какова аксиология идей того или иного фразеологизма, каким образом она отражается в сознании людей, как люди воспринимают идею, переданную фразеологической единицей, насколько близко ими принимается или не принимается заложенная в них мысль. Проведение социологического эксперимента в виде анкетирования позволило получить статистические данные и определить, что является ценностным/антиценностным для того или иного слоя населения, существует ли асимметрия между моралью, заключенной в языковых единицах (фразеологизмах, пословицах, поговорках, созданных народом в «добрые старые времена»), и мнением современных людей.
Социологический мониторинг как один из новых методов в области исследования лингвоаксиологии проводился в виде анкетирования на базе аксиологических фразеологизмов русского, английского и татарского языков. В содержание анкет входили вопросы, составленные на базе фразеологизмов, формирующих диады: «Смех – Плач», «Богатство – Бедность», «Счастье – Несчастье», «Здоровье – Болезнь» «Жизнь – Смерть». Ответы на поставленные вопросы и дали возможность проследить аксиологическую реакцию на идею или мораль того или иного фразеологизма. Респондентами были русскоязычные студенты КГУ, студенты факультета татарской филологии КГУ и студенты Лондонского, Гилфордского и Сассекского университетов в возрасте от семнадцати до двадцати трех лет.
Анализируя все ответы на поставленные вопросы, можно прийти к заключению, что восприятие и отношение к таким ценностям/антиценностям как счастье – несчастье, богатство – бедность, жизнь – смерть, смех – плач, здоровье – болезнь в самосознании молодежи, в целом, совпадают, хотя в ряде случаев наблюдаются разброс мнений, раскрывающий аксиологический плюрализм, множественность равноправных мнений людей, говорящих на разных языках, а также асимметрия между моралью, заложенной во фразеологических единицах, пословицах, поговорках в «старые добрые времена» и мнением современных людей, что объясняется прагматизацией в обществе ценностных ориентаций, возрастными особенностями респондентов и, безусловно, разной средой обитания, воспитания русских, татар, с одной стороны, и англичан, с другой.
Мониторинговая программа является важнейшим средством проверки методологической надежности инструментов исследования. Близость результатов многомесячных и многолетних замеров по определенному показателю дает принципиальную возможность считать результаты достоверными.
В заключении диссертации подведены итоги исследования и представлены его основные научные результаты.
В ходе исследования на материале сопоставительного изучения антропоцентрической фразеологии таких генетически неродственных и типологически разнородных языков, как русский, английский и татарский:
– представлена классификация русского, английского и татарского фразеологического, паремиологического и афористического материалов;
– раскрыты универсальные и уникальные образы, которые, отражая способ мировидения носителей трех исследуемых языков, определяются в рамках десяти универсальных культурных кодов; универсальные образы составляют универсальную парадигму образов, уникальные образы – уникальную парадигму образов;
– разработана классификация субъективных и объективных факторов ценностей и определены отражения ценностей и антиценностей во фразеологизмах с учетом основных положений теоретических исследований отечественных и зарубежных исследователей-аксиологов;
– проведен анализ фразеологизмов в соответствии с имеющимися и обоснованными философскими взглядами на ту или иную ценность/антиценность, что позволило утверждать, что философские, поэтические, социологические и т.д. представления о ценностях и антиценностях нашли отражение во фразеологии русского, английского и татарского языков;
– на основе лингвоаксиологического аспекта исследования ценностей и антиценностей на фразеологическом уровне представлено формирование аксиологической фразеологической диады, состоящей из двух блоков: один из них включает фразеологизмы, семантика которых коррелирует с конвенциональными ценностями, а другой блок – фразеологизмы, семантика которых коррелирует с конвенциональными антиценностями. Аксиологическая фразеологическая диада обладает параметром универсальности и может заполняться разноязычными фразеологизмами, отражающими ценности и антиценности;
– проведена классификация «фразеологических диад» в соответствии с классификацией ценностей и антиценностей и определена их иерархическая структура;
– когнитивная интерпретация семантической структуры отдельных фразеологизмов позволила выделить идиоэтнический компонент их семантики, что является коммунникативно и концептуально значимым и отражает представление о ценностях/ антиценностях сквозь призму языкового сознания и мышления носителей русского, английского и татарского языков;
– доказано, что анализируемая антропоцентрическая фразеология непосредственно связана с антропологической парадигмой лингвистики и с гуманизацией – стремлением человечества к самосознанию, самосохранению и сохранению человеческих ценностей;
– определены универсалии, отражающие ценностные/неценностные потребности человека, а также уникалии, отражающие специфику культуры носителей разных языков;
– выявленные в результате лингвистического анализа положения тесно связаны с дефинициями той или иной ценности/антиценности прежде всего в философской литературе (начиная с античности), в лингвокультурологических исследованиях, что и позволило прийти к выводам относительно сходств и различий взглядов на ту или иную ценность у русских, англичан и татар, нашедших отражение в различных фразеологизмах сопоставляемых языков;
– доказано, что во всех исследованных блоках аксиологических фразеологических диад имеются национально-специфические единицы, при этом из всех фразеологических трактовок ценности и антиценности наиболее ярко национальное своеобразие отмечается во фразеологизмах о счастье, богатстве и смерти;
– установлено, что уникальные (лакунарные) фразеологические единицы как отражение своеобразия национальной культуры, менталитета и языка имеются во всех блоках исследуемых аксиологических диад;
– результаты социолингвистического мониторинга свидетельствуют, с одной стороны, о совпадении взглядов современной молодежи на различные ценности, заложенные в фразеологизмах, а с другой стороны, указывают на аксиологический плюрализм и асимметрию между моралью, содержащейся в языковых единицах, и мнением современных людей.
Достарыңызбен бөлісу: |