Д. М. Затуловский

В то время года, когда таяние льда и снега в горах происхо­дит интенсивно, р. Танымас очень многоводна. Вся долина у по­ворота ее на юг была залита быстрым шумным потоком воды. Быстрое и сильное течение увлекало за собою каменные глыбы диаметром до 0,5 метра. Первая попытка перебраться через этот поток чуть не закончилась катастрофой: лошадь подо мною была сбита водою, ее закрутило, я едва успел освободить ноги из стре­мян и выброситься из седла, что спасло и меня и лошадь. Нако­нец, после долгих поисков брода, мы благополучно переправились на правый¹ берег, где была устроена база экспедиции.

24 июля мы перебрались за язык ледника Муз-кулак², тем самым переступив границу, дальше которой еще не ступала нога человека. Этот хорошо развитый ледник, берущий начало в си­стеме горных вершин, расположенных южнее долины Танымас и имеющих высоты около 7000 м, своим мощным языком упирается в р. Танымас, которая уносит все его моренные наносы. Воды ре­ки подмывают язык ледника, поэтому он в некоторых местах заканчивается отвесными стенами высотой до 40-50 метров. Ледник оканчивается на высоте 3564 м (восточный край) и 3680 м (западный край), главный поток имеет на всем протяже­нии ширину около 2 км, лишь в верховьях расширяясь до четырех.

Ледник имеет три основные ветви, подходящие с юго-запада, две первые являются притоками к третьему, основному руслу. Эти притоки имеют длину по 15 км, первый из них шириной около 1 км, второй — до 2 километров. Главный поток ледника Грумм-Гржимайло тянется почти на 40 километров¹. Как и все горно-долинные ледники, в нижней части он имеет профиль выпуклый, в верхней части — в мульде и в фирновых полях — вогнутый.

Для своего первого маршрута я выбрал ущелье, подходящее с севера к долине Танымас, напротив ледника Грумм-Гржимайло. Это ущелье таджики называли двояко: Тор-дара и Кара-дара-джидга; в 1,5 км от долины Танымас в нем виднелся ледник. В это время немецкая группа занялась обследованием ледника Грумм-Гржимайло; астроном Я.И. Беляев и немецкий альпинист Кольхаубт направились вверх по Танымасу, намереваясь через перевал Танымас спуститься в Язгулем.

Утром 27 июля я вышел с 5 рабочими (двумя красноармей­цами, которые прошли уже со мной от оз. Кара-куль, и тремя таджиками из селения Орошор на Бартанге) из первого, «Пыль­ного», как мы его называли, лагеря. Из рабочего инструмента я взял малую мензулу, 2 рейки, буссоль и анероид.

Переправившись через Танымас, мы поднялись на морену, которая полуметровым слоем земли и камней покрывала чистый голубой лед. Оказалось, что ледник начинается не в 1,5 км от р. Танымас, где его поверхность свободна от морены, а «подкра­дывается» почти к самой р. Танымас.

Середина ледника имеет выпуклый продольный профиль, ко­торый по краям сменяется небольшими понижениями вдоль боко­вых моренных валов. Эта форма характерна только для нижней части ледника. Выпуклость середины ледника является, по-видимому, результатом более замедленного таяния, благодаря боль­шему отдалению от сильно нагретых склонов сжимающих ледник хребтов и большей циркуляции холодных ветров, дующих по ущелью с верховий гор.

Ущелье Тор-дара на протяжении 7 км от долины Танымас имеет почти меридиональное направление. Начальная ширина его около 300 м; боковые склоны хребтов скалистые и почти отвесные; относительная высота их колеблется от 1000 до 1500 метров.

Пройдя 1,5 км по очень изрезанному, покрытому мореной лед­нику, мы выбрались на сравнительно гладкую поверхность льда. Попадалось много ледяных столов, красивых, отшлифованных во­дой и теплым ветром ледяных пещер. Вскоре появились и пер­вые трещины. Таджики-рабочие стали все чаще и чаще подолгу отставать от нас; они идут босиком, обуваться не хотят, говорят, что им и так тепло. С трудом заставил их обуться и надеть на ботинки кошки. Выяснилось, что они никогда не бывали на лед­никах и поэтому очень боятся трещин. Наконец, на одной оста­новке они заявили, что дальше не пойдут и просят отпустить их обратно в лагерь.

Меня это очень огорчило, так как с двумя рабочими вести мензульную съемку я не мог. Для окончания съемки я решил подняться на гребень хребта, возвышающегося над ледником с юга (таджики были согласны идти по скалам и боялись только ледника).

По первой удобной на вид складке склона мы начали подъем. К сожалению, поднявшись уже очень высоко, мы очутились перед отвесной стеной, ни преодолеть, ни обойти которую не было ни­какой возможности; пришлось опять спуститься на ледник и от­пустить таджиков в лагерь, отправив с ними мензулу.

Дальше мы пошли втроем. Для начала буссольной съемки
у меня уже имелись засечки соседних гор. На их основе я мог
развить дальнейшую буссольную съемку, определяя высоты
барометром.

Мы очень медленно пробирались вперед по бугристой по­верхности ледника. Вскоре после бугров и ледяных пиков появи­лись и ступени ледника, подъем на который был довольно тру­ден. Только на высоте 4000 м поверхность ледника изменилась: ручьи исчезли, бугры огладились, появился толстый плотный слой снега, предательски маскировавший трещины, число которых увеличилось.

В 4 км от р. Танымас с северо-востока по узкому ущелью спускался первый боковой ледник. Здесь же появилось очень много трещин, которые продолжались до поворота ледника на запад. Двумя километрами дальше с северо-востока спускался висячий ледник, конец которого на 1 км не доходил до основного. За вторым ледником ущелье повернуло на запад и перешло в долину шириной до 5 и более километров. Западный конец до­лины упирался в небольшой, еле заметный перевальчик, который, как мы выяснили впоследствии, вел к леднику Федченко через ледник Наливкина. С южного хребта, отделяющего ледник от долины Танымас, к основной ветви ледника спускалось еще шесть мелких ледников; ширина их различна — от 400 до 1000 м, длина почти одинакова — около 2 километров. С севера спускалось четыре ледника; два восточных имели длину 3 км и ширину до 1200 метров; два западных — несколько большую длину при ширине свыше 2,5 километра. Наиболее западный приток выхо­дил непосредственно к перевалу и расширялся на запад и на восток от перевала, представляя яркий пример бифуркации.

Вся эта мощная система вечных снегов и фирнов питает очень узкий ледник, который нами был назван № 1. Казалось бы, при таком мощном питании язык ледника должен быть мощным, однако он очень скромно заканчивается под слоем морены, не дойдя даже до р. Танымас, не в пример своему соседу — лед­нику Грумм-Гржимайло, который мощной стеной упирается в р. Танымас. Причиной этого, по-видимому, является то, что лед­ник на протяжении около 7 км идет точно на юг, подставляя себя горячим солнечным лучам и будучи защищен к тому же высокими отвесными стенами ущелья от боковых ветров.

Неслучайно ни на одном другом леднике мне не приходи­лось наблюдать таких энергичных процессов таяния льда, как здесь. Под палящими лучами солнца ледяные иглы таяли на гла­зах, уменьшаясь сверху, подтаивая в основании и опрокидываясь. От этого на леднике в течение всего дня слышался сильный шо­рох, ледник буквально плавился под горячими солнечными лучами.

Ледник № 1 имеет длину, считая от р. Танымас до перевала, около 21 км, низшая его точка — 3640 м, высшая — на перевале — 4780 метров.

После ухода таджиков мы остались без палаток и спальных мешков. Одна из последних ночей была особенно холодной, мо­роз достигал 20°, поднялся сильный ветер. Нам было весьма свежо в одних полушубках. Эта ночь вывела на несколько дней из строя двух моих верных спутников: болезнь приковала их к постели.

Когда мы возвращались в «Пыльный» лагерь, нам расска­зали, что Кольхаубт ослеп на леднике и все альпинисты ушли к нему на помощь.

На следующий день возвратился Я.И. Беляев. Он рассказал: «Мы не обнаружили никаких признаков перевала. Танымасская долина, вместо того чтобы упереться в хребет, продолжается на запад, что совершенно непонятно. В этой долине расположен ог­ромный ледник. Он очень труден для прохождения из-за обилия трещин и подснежной воды. По середине ледника протекает река, которая делит его на две части. Пытаясь найти проход по этому леднику, от сильного освещения ослеп Кольхаубт. Никаких пе­ревалов — Танымас или Кашал-аяк мы не видели»¹.

Сообщение Я.И. Беляева очень заинтересовало нас: загадка не только осталась неразгаданной, но оказалась еще таин­ственнее.

На следующий день, 1 августа, быстро собравшись, я с одним красноармейцем и пятью рабочими-таджиками вышел вверх по Танымасу для расшифровки этого узла.

Выше ледника Грумм-Гржимайло идущая в широтном на­правлении долина р. Танымас имеет ширину 400-500 метров. Русло реки блуждающее, пойма сплошь усеяна окатанными во­дой камнями и засыпана песком. По правому берегу на протя­жении 4 км тянется древняя морена, покрытая густой травой.

В 4 км от западного края ледника Грумм-Гржимайло в до­лину Танымас с юга спускается второй ледник (№ 2 на схеме), длиной около 12 м, шириной 1 километр. Он также упирается в р. Танымас, которая срезает лед и уносит все моренные наносы. Язык его спускается до 3850 м, поверхность сильно изрезана ледяными буграм» и пиками различных форм и размеров.

За вторым ледником мы снова вышли на засыпанную камнями долину и через 3 км подошли к третьему правому леднику. Он также не имеет конечной морены, но боковые морены (особенно западная) хорошо развиты. Ледник доходит до р. Танымас. По­верхность его значительно ровнее первых двух; это игольчато-бугристый ледник, иглы которого достигают метровой высоты, но не являются серьезным препятствием при ходьбе.

Через 2 км от левого края третьего ледника мы вышли на пологую площадку лагеря № 2, расположенную напротив четвертого ледника, которому впоследствии присвоили название Астро­номического. (Он находился вблизи астрономического пункта, определенного Я.И. Беляевым).

Ледник Астрономический берет начало с вершины, поднимаю­щейся южнее долины Танымас, и двумя параллельными рука­вами длиной по 3 км спускается к долине Танымас. Там рукава соединяются и образуют ледяную кромку (язык), вытянутую вдоль реки Танымас на 5 км в длину и до 1400-2000 м в ширину. Поверхность кромки гладкая, покрытая снегом, профиль вы­пуклый. Нижний (восточный) край ледника спускается до 4310 метров. За этим ледником имеется озеро длиною 1200 м и шириною около 300 метров.

За лагерем № 2 слева подходит небольшой висячий ледник, и в двух километрах от него имеется второй. Это — первые лед­ник» на южном склоне левого Танымасского хребта.

От озера мы уже вторгались в область «белого пятна» За­падного Памира, подошли к самой трудной части необследован­ной области.

Схема бифуркации ледника Федченко.

Это весьма интересное явление бифуркирующего гиганта на­талкивает на предположение, что при благоприятных условиях, когда в верховье ледника будет большое количество осадков, масса льда ледника увеличится, следовательно, увеличится и сброс в сторону долины Танымас (см. схему бифуркации).

Итак, долина Танымас пройдена до самого ее верховья, до перевала Танымас, все географические открытия в этом районе впервые нанесены нами на карту, загадка верховий Танымаса, наконец, разгадана.

Необходимо отметить, что все существовавшие до 1928 г. предположения о Танымасе и его ледниках оказались не соот­ветствующими действительности. Это объясняется тем, что трем экспедициям, посещавшим до нас долину Танымае (Г.Е. Грумм-Гржимайло в 1887 г., Н.И. Косиненко в 1909 г. и Н.Л. Корженевский в 1926 г.), не удалось пройти дальше ледника Грумм-Гржимайло.

Оказалось, что длина долины от поворота ее на юг до пере­вала Танымас равна 40 километрам. От поворота до ледника Грумм-Гржимайло на протяжении 18 км долина проходит в глу­боком ущелье, стесненном с юга и с севера высокими, почти от­весными склонами, до половины покрытыми вечными снегами. Выше ледника Грумм-Гржимайло боковые горы несколько отсту­пают от реки, имеют сравнительна пологую форму и почти до самой подошвы покрыты снегом. К долине Танымас с севера спускаются всего три ледника, один из них (№ 1) — мощный, два других — небольшие висячие леднички перед перевалом, все они не доходят до р. Танымэс. С юга спускаются 4 ледника: Грумм-Гржимайло, № 2, № 3 и Астрономический, упирающиеся непо­средственно в р. Танымас. Река Танымас берет свое начало из озера, на высоте 4550 м перед кромкой перевального ледника. На всем своем протяжении она принимает один значительный приток — р. Тор-дара, вытекающую из ледника № 1, в основном же питается водамb ледников правого берега.

НА ЛЕДНИКЕ ФЕДЧЕНКО
Танымас нами весь пройден, весь позади. Впереди огромное оледенение. Что за ледник? Он пока никому не известен. На нашу долю выпала почетная задача — выяснить эту загадку и первыми пройти по этому гигантскому оледенению.

Много легенд слыхали исследователи об этих краях...

Когда мы подошли к озеру у Астрономического ледника, таджики-рабочие наотрез отказались сопровождать меня дальше; идти по леднику они не соглашались. С трудом удалось уговорить одного из них. И вот мы втроем (два рабочих и я) налегке, только с инструментами, отправились к перевалу Танымас, производя мензульную съемку, оставив остальных у озера.

С перевала перед нами открылась грандиознейшая панорама ледника-гиганта. Встав лицом по направлению азимута 240°, мы увидели ледник шириною в 3-4 км и длиною около 30 километ­ров. Его верхний конец с многочисленными боковыми прито­ками упирался в белоснежную стену какого-то хребта. Склоны сжимающих долину гор были покрыты вечными снегами, только кое-где чернели отвесные скалы.

Около перевала ледник резко поворачивал на северо-запад и спускался далее по азимуту 315°. На общем белом фоне выделялись черные ленты срединных морен. Километрах в 15 от нас его продолжение скрывалось за поворотом склона, и в этом месте к нему подходил с запада большой ледник, обозначенный мною № 4. Почти прямо против нас к основному леднику при­мыкал с юго-запада широкий и очень красивый ледник, назван­ный нами ледником Академии наук.

Глядя вниз по леднику, мы увидели высокий скалистый хре­бет, в котором особенно выделялась раздвоенная вершина одного пика. Она была выше остальных, но еще выше нее поднималась неправильная усеченная пирамида гигантского пика, явно господ­ствовавшего над всем хребтом. В то время мне и в голову не приходило, что передо мной находится наивысшая точка нашей Родины.

Закончив работу на перевальной точке, мы под покровом наступающих сумерек спустились к озеру, чтобы на следующий день с новыми силами приступить к штурму «белого пятна». За­гадка пока оставалась неразрешенной.

Следующий день начался крупной неприятностью: по распо­ряжению заместителя начальника экспедиции, немецкого профессора Рикмерса, я был вынужден отправить обратно вниз че­тырех рабочих и палатку.

Пришлось расстаться с мензулой и переходить к буссольно-глазомерной съемке.

С удвоенной энергией мы вышли в поход для разгадки таин­ственного ледника. Быстро добрались до перевала Танымас, но куда идти с него? Вниз или вверх по леднику? Я решил идти вниз, это скорее позволит определить ледник.

С большим удовлетворением мы шли вниз от перевала по пологому спуску неизвестного нам гигантского ледника. Приятно идти по местам, где до тебя не ступала еще нога человека, на­строение приподнятое, с каждым шагом, в каждом ущелье, на каждой вершине ожидают новые и новые географические откры­тия. План, составляемый мною, постепенно расширяется и по­полняется новыми ледниками, вершинами, хребтами, перевалами. Вот в километре от перевала с востока спускаются два неболь­ших ледника, а еще через 4 км подходит широкий, с ровной по­верхностью ледник, впоследствии названный именем известного исследователя Памира Д.В. Наливкина. Верховье этого ледника уходит на восток и через небольшой, легко проходимый на вид,, перевал перебрасывается к леднику № 1. Таким образом, хребет, идущий севернее Танымаса, оказывается хребтом-островом среди ледниковых полей, а ледник № 1 — переметным.

Напротив ледника Наливкина с гор, поднимающихся запад­ней ледника Академии наук, спускаются три небольших лед­ничка; в 5 км ниже с этих же гор подходит ледник шириной около 1 километра. Мы назвали его ледником № 8. У ледника № 8 основной ледник делает поворот почти на 90° на северо-восток.

С утра по морозцу идти легко, корка замерзшего снега держит нас. Днем температура поднимается до +24°C, снег стано­вится рыхлым, ноги тонут в снегу.

По поверхности ледника сбегают бирюзовые ручейки. Эти ру­чейки очень красивы, вода в них чистая, гладкие ледяные берега словно отшлифованы. Погода стоит ясная, тихая. Кругом — нет даже мух. Слышно только журчание ручейков, да изредка на­рушает тишину шорох падающего подтаявшего серака. По пра­вому краю ледника мы прошли без особых препятствий до места поворота его на северо-восток. У поворота появились трещины, сначала небольшие, перекрытые широкими снежными мостиками. Затем трещины стали больше, ширина их доходила уже до десяти метров, а расстояние между ними сократилось до 3-5 метров. Переходить такие трещины по узким и тонким снежным мостикам было очень трудно, да и мостиков было очень мало.

С большим напряжением перейдешь но узкому мостику через зияющую трещину, сядешь на маленьком островке и слышишь, как трещит лед, дрожит от внутренних перемещений, как сосульки со звоном падают вниз. Становится неприятно от этого шума и движения, создается впечатление, как будто под тобою живое существо, медленно сползающее вниз и стремящееся стряхнуть тебя в пропасть и подмять под себя. Интересно, что на других ледниках и даже в других местак того же ледника мы не наблю­дали подобных явлений¹.

Дойдя до ледника № 4, я отметил его короткое и пологое падение в южной части. В этом месте намечался легкий перевал на запад. Впоследствии этот перевал, ведущий в долину р. Ванч, был назван нами Кашал-аяк.

Пройдя ниже ледника № 4, я убедился, что мы идем по лед­нику Федченко. Значение этого открытия трудно было переоце­нить: не только изменялась предположительная схема располо­жения горных хребтов в районе «белого пятна», но и ледник Федченко оказывался одним из величайших горнодолинных лед­ников мира, имеющим, по нашим измерениям, протяжение около 76 километров.

Итак, мы оказались на леднике Федченко!

До нашего вторжения в область «белого пятна» мало что было известно об этом леднике, который в 1878 г. был открыт В.Ф. Ошаниным и назван им именем Алексея Павловича Фед­ченко — талантливого исследователя Средней Азии. В 1909 г. Н.И. Косиненко исследовал нижнее течение ледника на протя­жении 30 километров. Дальше проникнуть никому не удавалось.

На предварительной схеме профессора Н.Л. Корженевского в верховьях открытого Н.И. Косиненко ледника Бивачного был помещен пик Гармо.

Установив, что верховья Танымаса выводят на ледник Фед­ченко, я задался вопросом: какая же из вершин пик Гармо?

Сравнив результаты своей съемки со схемой Н. Л. Корженев­ского, я совершенно естественно принял за пик Гармо трапецие­видный пик (впоследствии названный «пиком Сталина»), нахо­дящийся в системе хребта Академии наук¹ и господствующий над остальными вершинами. Это предположение не вызвало никаких сомнений ни у кого из участников экспедиции 1928 г. Из-за от­сутствия инструментов я не мог точно определить его высоту: высота пика была несколько позже инструментально определена немецкими участниками экспедиции и оказалась равной 7495 мет­рам¹.

Георгий Николаевич Николадзе 1888 – 1931

(снимок 1926 г.)

Поверхность ледника Федченко у места слияния

двух составляющих его потоков.

Второй Танымасский ледник

По нашим наблюдения, перевалы имелись в верховьях лед­ников № 4 и № 8. Точнее говоря, в эти верховья намечался нетрудный подъем с ледника Федченко, возможность спуска на запад, естественно, оставалась невыясненной. Не исключена была возможность существования перевала в верховьях ледника Ака­демии наук. Я решил произвести разведку этого ледника, но наши продовольственные запасы иссякли, и вечером 5 августа я спустился во второй горный лагерь. Выздоровевший красноар­меец Сохоутдинов охотно согласился пойти ночью в лагерь «Пыльный» за продовольствием и палаткой. Он вернулся на сле­дующий день рано утром, и впятером (я и четверо рабочих) мы опять направились к леднику Федченко.

Переночевав у Астрономического ледника, мы рано утром, 7 августа, выступили в путь. Стремясь избежать трещин на по­вороте ледника Федченко, я выбрал путь несколько выше пово­рота. По мерзлой корке снега мы довольно быстро перешли через весь ледник и подошли к леднику Академии наук. Несколько ниже оконечности выступающего горного отрога нам преградила путь пятидесятиметровая ледяная стена. Для ее обхода я решил пройти вниз по леднику, но там оказалась морена с непроходи­мыми трещинами, а выше вздымались отвесные скалы. Пришлось, вырубая ступеньки, лезть по ледяной стене. Вскоре после пре­одоления стенки мы вступили на гладкую поверхность ледника, покрытого толстым и рыхлым слоем снега.

У последнего ручейка, где мы остановились для завтрака, красноармеец Гизятов заявил, что после проделанного перехода он очень ослаб и дальше идти не может. Отпустить его обратно одного я не мог, отправить с ним кого-нибудь еще — значило настолько сократить группу, что это привело бы к срыву плана работы. Я снабдил Гизятова достаточным количеством теплых вещей и продовольствия и велел ему дожидаться нашего возвра­щения.

Теперь вес нашей ноши увеличился, к тому же снег стал глубже и более рыхлым, поднимающееся солнце припекало все сильнее и сильнее. Передний, пройдя несколько метров, выби­вался из сил и уступал дорогу следующему.

Ко всему этому движение сильно осложнялось полным отсут­ствием воды. Здесь, на высоте 4600 м, тающий снег не превра­щается в воду, а из-за сухости воздуха сразу переходит в газо­образное состояние. Отсутствие воды очень сказывалось, осо­бенно если принять во внимание нашу пищу — вареную баранину и сухие лепешка. Утолять жажду снегом было бесполезно, я пы­тался растопить на солнце снег в кружке, но он растаял, почти не смочив ее стенок.

Пройдя так 7 км, мы достигли еле заметного перевала высо­той в 4920 м, впоследствии названного нами Абдукагор I. Подъем и спуск с перевала очень пологие, за перевалом ледник повора­чивает на юг и в этом направлении идет 4 км, оканчиваясь цир­ком, окруженным невысокой стеной, местами очень пологой, с доступными перевалами. Ширина ледника в верхней его части около 2 км, у перевала он местами расширяется до 5 километров.

Через 2 км от перевала перед нами открылось узкое и очень глубокое ущелье, уходящее на запад. Глубоким провалом оно срывалось не менее чем на 1000 м по высоте на протяжении одного километра. Дно ущелья было заполнено бесснежным, сплошь изрезанным трещинами, ледником.

От края провала открылся прекрасный вид на дикий Дарваз. Острые скалы горных вершин как бы громоздятся друг на друга, всюду скалы и льды. Иногда зловещую тишину глубоких ущелий нарушал гул обвала, порой настолько мощного, что под ногами дрожала земля.

Пока я производил съемку с этого края обрыва, тщательно зарисовывая окружающие ледники, горы и ущелья, задули пер­вые сильные порывы ветра. Через несколько минут неожиданно началась метель, с обильным снегопадом. Продолжать наблюде­ния было невозможно, и пришлось разбивать бивуак, отойдя по­дальше от грозящих обвалов скал.

Вечером во время перезарядки кассет, проводя по фото­пластинке рукой, я наблюдал светящиеся электрические разряды от трения руки по стеклу. Пластинки впоследствии оказались за­свеченными.

Ночь прошла в тревоге за палатку: сорвись она, вряд ли мы уцелели бы в такую бурю и мороз. Еще больше я беспокоился за судьбу оставленного на леднике Гизятова.

К утру буря не утихла. Кругом ничего не было видно, все скрывала носившаяся в воздухе снежная масса. Только в 2 часа дня мы свернули обмерзшую палатку, с трудом надели окостене­лые сапоги, собрали заваленное снегом снаряжение и, связавшись веревкой, двинулись обратно'. За 20 м я не видел идущего первым, пришлось укоротить веревку. Чтобы не сбиться с правильного пути, я направлял идущего впереди строго по азимуту, записан­ному мною при съемке ледника Академии, пользуясь створом, получаемым из трех человек. В одном месте я ошибся при отсчете и мы уперлись в скалу, которую едва удалось обойти. Задыхаясь от усталости, мы до самой темноты шли, не уменьшая шага: холод гнал, не давая ни минуты отдыха.

Вторая ночь была не лучше. К утру мы выступили в даль­нейший путь. Ко всем вчерашним трудностям прибавились но­вые— трещины, закрытые рыхлым свежевыпавшим снегом. Не­смотря на все предосторожности, то один, то другой из нас про­валивался. Вытаскивание провалившегося из трещины, постоян­ное напряжение очень изнуряли, но холод и жажда неумолимо подгоняли нас вперед и вперед.

В 11 часов дня вдруг среди бесцветной мглы бурана пока­зался маленький клочок темно-голубого неба. Это нас очень обра­довало и вселило надежду на скорое окончание бури. Действи­тельно, через несколько минут мы увидели еще кусочек неба, а через час от бури и след простыл, на небе не осталось ни об­лачка, солнце заливало засыпанные чистым снегом горы и лед­ники. Трещины и морены — все было скрыто под снегом, только отвесные, стены скал сохранили свой стальной цвет. Оказалось, что мы прошли почти весь ледник Академии и подошли к леднику Федченко. Красноармейца Гизятова нигде не было видно. Осмот­рели внимательно в бинокль всю местность, кричали, стреляли, никаких признаков человека не было. Лишь во втором горном лагере мы нашли Гизятова, который спустился сюда в первый же день.

Спустившись во второй горный лагерь экспедиции, я узнал, что в лагерь «Пыльный» через 2-3 дня приезжает руковод­ство экспедиции. Для доклада о результатах наших работ я на­правился вниз по долине, а немецкая часть экспедиции только теперь пошла на ледник Федченко. До этого немецкие альпинисты ходили ради тренировки на ближние вершины. Финстервальдер и Бирзак занимались съемкой долины Танымас.

На совещании в лагере «Пыльный» после моего сообщения о проделанных работах было решено прежде всего заняться розыском перевалов, ведущих в верховья рек Язгулем и Вавч. Для этого решено было разбиться на две группы: первая обход­ным путем должна была итти вниз по рекам Танымас, Кудара, Бартанг, пройдя р. Язгулем до последнего кишлака в ее верховьях; вторая группа со мною во главе должна была под­няться на ледник Федченко И, найдя какой-нибудь перевал, пройти через него в Язгулем или Вамч, добравшись затем также до последнего кишлака верховьев Язгулема. После встречи обе группы должны были вместе подняться вверх по оставшейся неисследованной долине и попытаться вернуться на ледник Фед­ченко через перевал, не пройденный по пути на запад.

17 августа моя группа выступила вверх по Танымасу и через 12 часов прибыла во второй горный лагерь. Когда немецким альпинистам было сообщено наше решение, они заявили, что после разведки перевалов в сторону Дарваза с ледника Федченко они пришли к твердому убеждению, что туда перевалов нет и наш план обречен на неудачу. Они ручаются, что спуститься в Ванч или Язгулем невозможно.

Меня их мнение не переубедило, но некоторых моих спут­ников смутило столь категорическое заявление авторитетных европейских альпинистов. Поэтому О.Ю. Шмидт предложил произвести совместно с немцами предварительную трехдневную разведку перевалов и, если перевалы будут пройдены, идти по одному из них.

Я был столь глубоко уверен в возможности перехода по леднику № 4 или № 8, что мне было жаль терять шесть дней на эту разведку, тем более что за это время нельзя будет устано­вить, куда выводят перевалы. Но мои товарищи не согласились со мною, и тогда я предложил отправить разведку по трем направлениям: вверх по леднику Федченко, по леднику № 8 и по леднику № 4. Немецкие альпинисты Альвайн и Шнейдер пошли по леднику Федченко, вторая группа — О.Ю. Шмидт, автор этих строк, и другие пошли по леднику № 8, третья группа в составе немецких альпинистов Борхерса и Винна вышла на ледник № 4. К вечеру третьего дня все должны были вернуться в лагерь.

Холодным и туманным утром 19 августа мы вышли из лагеря по знакомому, не раз пройденному мной пути. Выйдя на ледник Федченко, южная немецкая группа свернула налево, а мы нача­ли пересекать ледник, направляясь к черной полосе срединной морены. Мы достигли ее только к трем часам дня. Еще через два часа мы достигли противоположного края ледяного поля и остановились у входа в намеченное для поворота ущелье. Морена подходила здесь почти к подножию хребта. Ледник № 8 широким пологим языком выходил из ущелья и под острым углом упи­рался в морену. Здесь мы расстались с Борхерсом и Винном, договорившись, что та из групп, которая вернется раньше, сложит на этом месте тур, оставив в нем записку с результатами своих изысканий. Впоследствии на этом месте был организован третий лагерь экспедиции. До темноты мы успели пройти 6-7 км по леднику № 8 и разбили бивуак в снежной котловине перед крутым подъемом на высоте 4360 метров.

Утром следующего дня мы с О.Ю. Шмидтом, взяв с собой еще одного спутника, отправились налегке вверх. Наш путь лежал теперь прямо в лоб крутому снежному склону, под кото­рым мы ночевали, затем резко вправо вдоль обледенелой отвесной стены ледника. Далее мы вышли на изрезанное глубокими трещинами снежное поле, за которым поднимался крутой снеж­ный склон в 150 метров высотой.

В западной части этой снежной стены, увенчанной черными каменными зубцами, виднелись две седловины, через которые можно было проникнуть на ту сторону хребта. Мы направились к более южной и ровно в 12 часов оказались уже на гребне. Но за ним шел небольшой спуск, а далее — опять подъем.

Поднявшись на второй гребень, мы увидели впереди крутой спуск, за которым шло огромное снежное поле, изрезанное тре­щинами, а дальше виднелся ледник. Кругом со всех сторон под­нимались горные вершины, просветы между которыми были заполнены облаками. Время позволяло произвести частичную разведку спуска с перевала на запад.

Спустившись к снежному полю и перейдя его, мы остано­вились на вершине снежного холма. Отсюда было видно, что наш ледник после довольно крутого спуска упирался внизу в другой ледник, тянущийся перпендикулярно ему из соседнего ущелья. Этот второй ледник своим правым концом упирался в третий, более широкий ледник, идущий параллельно нашему. Чтобы разобраться, куда ведет этот большой ледник, мы подня­лись на склон одной из вершин, поднимавшейся к северу от вас. Оттуда, пользуясь кратковременным разрывом в облаках, мы увидели, что большой ледник уходил далеко вниз по широкой долине, в нижней части которой сверкала узкая лента реки.

Большего требовать от разведки было нельзя, перевал был открыт, оставался неясным лишь вопрос, какая долина лежала перед нами: долина Ванча или Язгулема. Можно было с чистой совестью возвращаться вниз. Мы использовали для этого север­ную седловину в гребне, оказавшуюся более удобной.

На следующий день мы спустились вниз, и уже к трем часам дня пришли во второй лагерь. Вечером того же дня вернулись Альвайн и Шнейдер. Они не могли, однако, рассказать ничего нового, поскольку, вместо разведки, занялись тренировочным восхождением. Группа, отправившаяся по леднику № 4, не вер­нулась ни в этот, ни на следующий день. (Впоследствии мы узнали, что она вернулась лишь через несколько дней, не выдер­жав обусловленного срока). Ожидать ее не имело смысла.