Диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук, Махачкала 2002 г

1. Архив. - СПб. - Отд. ИВ АН РФ. - Раздел II. - Оп. 2. - Д. 104. - Л. 3-4.

2. Марков. Очерки Кавказа. - СПб., 1902. - С. 48.

3. Отчет Начальника Терской области за 1891 г. - С. 27.

4. Марков. Указ. раб. - С. 571.

5. Архив ИИМК. - Ф. 4. - Д. 29. - Л. 17.

6. В-Н-Л (псевдоним А. Ардасенова). Переходное состояние горцев Северного Кавказа. - Тифлис, 1896. - С. 14.

7. Архив ИИМК. - Ф. 3. - Ед. хр. 536. - Л. 50-52.

8. Там же. - Л. 53.

9. Величко В.Л. Кавказ. Русское дело междуплеменные вопросы. - СПб., 1904. - С. 18.

10. АрМАЭ РАН. - Ф. 25. - Оп. 1. - Д. 496. - Л. 17.

11. Там же. - Л. 18.

12. ЦГИА РФ. - Ф. 1276. - Оп. 2. - Д. 102. - Л. 147.

13. ЦГВИА РФ. - Ф. 1300. - Д. 29.

14. Ортабаев Б.Х. Социально-экономический строй горских народов Терека на кануне Великого Октября. - Владикавказ, 1992. - С. 99.

15. ЦГВИА РФ. - Ф. 1300. - Оп. 7. - Д. 86. - Л. 28.

16. ЦГВИА РФ. - Ф. 1300. - Оп. 7. - Д. 112. - Л. 4.

17. Шацкий П.А. Русская колонизация территории Карачаево-Черкессии // История горских и кочевых народов Северного Кавказа. - Вып. 1. - Ставрополь, 1975. - С. 38.

18. Гордин Я. Кавказ: земля и кровь. - СПб., 2000. - С. 323.

19. Информаторы Кучменов А.Х. 1928 г. - С. Шалушка; Анаев Т.О. 1924 г.р. - С. Безенги, Анаев А.Б. 1922 г.р. - С. Безенги.

20. Малявин Г. Очерк общинного землевладения в Кабарде. "Терские ведомости", 1891. - № 96.

21. Улигов К.А. Социалистическая революция и гражданская война в Кабарде и Балкарии (1917-1937 г.г.). - Нальчик, 1976. - С. 203.

22. Тульчинский Н.П. Пять горских обществ Кабарды. Терский сборник. - Вып. 5. - Владикавказ, 1903. - С. 172.

23. Кавказские горцы: Сб. сведений. Т. 2. - М., 1992. - С. 65.

24. ЦГА РСО-А. - Ф. 224. - Д. 96. - Л. 8.

25. Там же. - С. 176.

26. Там же. - С. 85.

27. ЦГВИА РФ ф. 1300. - Оп. 7. - Д. 190. - Л. 5.

28. Земля и хозяйство Терской области. Материалы по изучению Терской области. - Вып. 1. - Издание Терского союза учреждений мелкого кредита. - Владикавказ, 1920. - С. 11.

29. Там же.

30. Там же. - С. 7.

31. Расчеты произведены по данным Терского календаря на 1910 г. - С. 380-406.

32. ЦГА КБР. - Ф. 6. - Д. 458. - Л.л. 1-28.

33. Петрусевич Н. Заметка о карачаевских адатах по долговым обязательствам // ССКГ. - Вып. 4. - Тифлис, 1870. - С. 45.

34. Цит. по Ортабаев Б.Х. Указ. раб. - С. 114.

35. Сидоров М. Балкарские проблемы. Революция и горец. 1932. - № 89. - С. 111.

36. Архив Музея антропологии и этнографии им. П. Великого РАН. - Ф. 25. - Оп. 1. - Д. 496. - Л. 10.

37. АИИМК. - Ф. 40. - Д. 28. - Л. 31.

38. Там же. - Ф. 40. - Д. 29. - Л. 28, и. об. 29.

39. Тульчинский Н.П. Указ. раб. - С. 210-211.

40. Там же. - С. 215.

41. Величко В.Л. Указ. раб. - С. 25.

42. Шрадер Х. Экономическая антропология. - СПб., 1999. - С. 39.

43. В-Н-Л. Указ. раб. - С. 36.

44. Там же. - С. 39.

45. Величко В.Л. Указ. раб. - С. 183-184.

46. Чурсин Т.Ф. Этнографические заметки о Карачае // Кавказ, 1901. - № 306.

47. Материалы по обозрению Горских и Народных судов Кавказского края. 1912. - С. 114.

48. Бродель Ф. История и общественные науки. Историческая длительность // И.С. Кон (ред). Философия и методология истории. Сб. переводов. - М.: Прогресс, 1977. - С. 119.

49. Herder Y.G. Metakritik zur Kritik der der reinen Vernunft. Berlin: Aufbau-Verlag, 1955. S. 68.

50. Савельева И.Н., Политаев А.В. История и время в поисках утраченного. - М.: Языки русской культуры, 1997. - С. 157.

51. Lu Kacs Y. Die Geschichte gebt weiter. Das End des 20. Jahrhunderts und die WiederKehr des Nationalismus. Munchen, Leipzig: List Verlag, 1994. - Р. 337-338.

52. Зиммель Г. Проблема исторического времени (1917) // Г. Зиммель. Избранное. В 2-х т., Пер. с нем.. - М.: Юрист, 1996. - Т. 1. - С. 524.

53. Ленин В.И. Пол. собр. соч. - Т. 36. - С. 9.

54. Земля и хозяйство Терской области ... - С. 55.

55. Ушков М.К. Несколько цифр по земельному вопросу в Терской области. Статистический материал по данным 1915-1916 годы. - Кисловодск, 1919. - С. 45-47.

56. Информаторы Сюдюмов И.Ч., 1918 г.р.; Анаев А.Б., 1922 г.р.; Чоччаева З.А., 1916 г.р.

57. Тульчинский Н.П. Указ. раб. - С. 187.

58. Там же.

59. Маргграф О.В. очерк кустарных промыслов Северного Кавказа. - М., 1882. - С. 17.

60. Дьячков-Тарасов А. Заметки о Карачае и карачаевцах // СМОМПК, 1897. - Вып. 25. - С. 53.

61. Мамбетов Г.Х. Из истории овцеводческого быта кабардинцев и балкарцев во второй половине XIX-начале XX века // Вестник КБНИИ. - Вып. 7. - Нальчик, 1972. - С. 29.

62. Калоев Б.А. Скотоводство народов Северного Кавказа. - М., 1993. - С. 38.

63. Информаторы Джаппуева С.К., 1901 г.р.; Теммоева А., 1909 г.р.

64. Микоян. Отчетный доклад о работе Северо-Кавказского Крайкома РКП (б) на 3-й Северо-Кавказской Краевой партконференции. - Ростов-на-Дону, 1925. - С. 20.

65. Газ. "Терские ведомости". - № 67, 1891.

66. Информатор Шаханов Т.Б., 1917 г.р.

67. Цифры даны по: Ортабаев Б.Х. Указ. раб. - С. 44.

68. Щетнев В.Е. Население северокавказской деревни в начале социалистической реконструкции // Октябрьская революция и изменения в облики сельского населения Дона и Северного Кавказа (1917-1929 г.г.). Сб. научных трудов. - Краснодар, 1984. - С. 91.

69. Янчевский Н. Революционное прошлое Северного Кавказа // Весь Северный Кавказ. - Ростов-на-Дону, 1931. - С. 12.

70. Приказы Терского областного революционного комитета, Владикавказ, 1920, Революционные комитеты Кабардино-Балкарии (дек. 1919-июль 1920). Сб. документов и материалов. Нальчик, 1968; Революционные комитеты Терской области в борьбе за восстановление и упрочения Советской власти (окт. 1919-авг. 1920 г.). Сб. документов и материалов. - Сухуми, 1971.

71. ПФА РАН. - Ф. 135. - Оп. 3. - Ед. хр. 315. - Л. 1-2; Ф. 135. - Оп. 3. - Д. 317. - Л. 2.

72. Исрапилов А.К-М. Революционные комитеты в борьбе за установление и упрочение Советской власти в национальных районах Северного Кавказа. - хачкала, 1976. - С. 35.

73. ЦГАСА ф. 107. - Оп. 1. - Д. 124. - Л. 69.

74. Информаторы Анаев А.Б., 1921 г.р., Гемуев М.А., 1919 г.р.

75. ЦНД КБР. - Ф. 1. - Оп. 1. - Д. 11. - Л. 2.

76. Там же. - Л. 3.

77. Информатор Мусукаева Б., 1903 г.р.

78. Информатор Оттоева К.К., 1900 г.р.

79. Информатор Оттоева-Холанханова К., 1900 г.р.

80. Информатор Гаева З.А., 1889 г.р.

81. ЦДНИ КБР. - Ф. 1. - Оп. 1. - Д. 224. - Л. 128.

82. Информатор Чоччаева З., 1916 г.р.

83. Информатор Гаева З.А., 1889 г.р.

84. Узнародов М.Т. Деятельность Кавказского и Юго-Восточного бюро ЦК РКП(б) по руководству партийными организациями Юго-Востока России в 1920-1924 гг. - Орджоникидзе, 1968; Овчиникова М.И. Советское крестьянство Северного Кавказа. - Ростов-на-Дону, 1972; На путях к социализму. - Краснадар, 1966.

85. Парыгин Б.Д. Общественное настроение. - М., 1966. - С. 177.

86. Миронов Б.М. Степанов З.В. История и математика. - М., 1975. - С. 31.

87. ЦГА КБР. - Ф. 4. - Ед. хр. 69. - Л.л. 256-257.

88. Цыганаш Н.Г. Общественно-политические настроения сельского населения Дона и Северного Кавказа в период перехода к НЭПу // Октябрьская революция и изменения ... - С. 74.

89. Янчевский Н. Указ. раб. - С. 10.

90. ЦНД РО. - Ф. 1966. - Оп. 1. - Д. 6. - Л. 6.

91. Газета "Советский Кавказ", 26 августа, 1920 г.

92. ЦДНИ КБР. - Ф. 1. - Оп. 1. - Д. 96. - Л. 26.

93. Журн. "Революция и горец". 1932. - № 4. - Парт. издат. - Ростов- на-Дону. - С. 25.

94. ЦДНИ КБР. - Ф. 1. - Оп. 1. - Д. 117. - Л. 96.

95. ЦДНИ КБР. - Ф. 1. - Оп. 1. - Д. 58. - Л. 1.

96. ЦДНИ КБР. - Ф. 1. - Оп. 1. - Д. 108. - Л. 151.

97. ЦДНИ КБР. - Ф. 1. - Оп. 1. - Д. 11. - Л. 7.

98. ПФА РАН. - Ф. 135. - Оп. 2. - Ед. хр. 167. - Л. 1.

99. ЦДНИ КБР. - Ф. 1. - Оп. 1. - Д. 117. - Л. 31.

100. Там же. - Л. 28.

101. Гугов Р.Х. Кабардино-Балкария в первые годы социалистической реконструкции народного хозяйства СССР. - Нальчик, 1961. - С. 98.

102. Отчет Кабардино-Балкарского ЦИКа V областному съезду Советов, 1925 г. - С. 73.

103. ЦГА КБР. ф. р-2. - Оп. 1. - Д. 419. - Л. 45; д. 568. - Л. 364; д. 765. - Л.л. 25, 36.

104. ЦГА КБР. ф. р-6. - Оп. 1. - Д. 332. - Л. 4 и об.

105. ЦДНИ. - Ф. 1. - Оп. 1. - Д. 95. - Л. 107.

106. Информаторы Кулиева Ф., 1918 г.р.; Кучменов А., 1911 г.р.

107. Мамбетов Г.Х. Маметов З.Г. Социальные противоречия в Кабардино-Балкарской деревне в 20-30-е годы. - Нальчик, 1999. - С. 172-173.

108. Информатор Анаев А.Б., 1921 г.р.

109. Информатор Гемуев М., 1922 г.р.

110. ЦГА КБР. - Ф. 183.

111. ЦДНИ КБР. - Ф. 1. - Оп. 1. - Д. 117. - Л. 103.

112. Там же. - Л. 105.

113. ЦГА РО. - Ф. 1235. - Оп. 126. - Д. 12. - Л. 38.

114. Бюллетень Северо-Кавказского Краевого статистического управления № 2, окт. 1925 г. - Ростов-на-Дону. - С. 55.

115. Там же. - С. 41.

116. Полевой материал.

117. Ар. РЭМ ф. 11. - Оп. 3. - Д. 24. - Л. 1.

118. Там же. - Л. 2.

119. Keleti Sзemlete? t. 10. Karatschaische Studien (Ethnografisches № 8).

120. Информатор Данашев Л., 1901 г.р.

121. Абраменко М., Смотров М. Грамоту в аул. (о работе по ликвидации неграмотности и малограмотности) район ОДН в национальных областях Северного Кавказа. - Ростов-на-Дону, 1929. - С. 7.

122. Там же. - С. 18.

123. Там же. - С. 22.

124. Информаторы Джаппуева С.К., 1901 г.р., Теммоева А., 1909 г.р., Сюдюмов И.Ч., 1918 г.р. и др.

125. ЦДНИ КБР. - Ф. 1. - Оп. 1. - Д. 117. - Л. 116.

126. Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Т. 39. - С. 201.

127. ЦГА КБР. - Ф. 393. - Ед. хр. 1. - Л. 23.

128. Кешева Е.Т. Дочери горного края. - Нальчик, 1981. - С. 122.

129. КПСС в резолюциях и решениях ... - Т. 3, 1970. - С. 151-152.

130. Бердяев Н.А. Судьба России. - М., 1918. - С. 188.

131. Бугай Н.Ф. 20-40-е годы: депортация населения с территории европейской России // Отечественная история. - № 4. - М., 1992. - С. 37.

132. Бибикова О. Репрессии длиною в жизни // Азия и Африка. - № 1. - М., 1995. - С. 3.

133. Касумов А.Х., Касумов Х.А. Геноцид адыгов. - Нальчик, 1992. - С. 147.

134. Боров А.Х., Дзамихов К.Ф. Россия и Северный Кавказ: этапы взаимоотношений // Известия КБНЦ РАН. - № 1. - 1998. - С. 143.

135. Некрич А. Наказанные народы. // Родина. - № 6. - 1990. - С. 31.

136. Бугай Н.Ф. Л. Берия - И. Сталину: "Согласно Вашему указанию…". - М., 1995. - С. 63.

137. Бугай Н.Ф., Гонов А.М. Кавказ: народы в эшелонах (20-60-е годы). - М., 1998. - С. 170.

138. Репрессированные народы. Чечены и ингуши. Пакет 1 // Шпион, 1993. - № 1. - С. 50.

139. Алиева С. Карачай и Балкария в составе России // Ас-Алан. - М., 1998,

140. Х. Ибрагимбейли. Плоды произвола // Литературная газета, 1987, 17 мая.

141. Бугай Н.Ф., Гонов А.М. Указ. раб. - С. 166.

142. Карачаевцы. Выселение и возвращение. (1943-1957 г.г.) Материалы и документы. - Черкесск, 1993. - С. 14-15.

143. Бугай Н.Ф., Гонов А.М. Указ. раб. - С. 165.

144. Рулан Н. Юридическая антропология. - М., 1999. - С. 153.

145. Szabo D. Adressiom, violence ef systemcs socto-culturels: essai de typologie//Revue de sciences criminelles. 1976. - Р. 383.

146. Полевой материал.

147. Информатор Теммоева А., 1909 г.р. с. В. Баксан.

148. Бугай Н.Ф., Гонов А.М. Указ. раб. - С. 150-151.

149. Информатор Жашаева Х.А., 1905 г.р. - С. Кенделен.

150. Лебедева Н. Введение в этническую и кросс-культурную психологию. - М., 1999. - С. 193.

151. История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли. - М., 1962. - С. 507-509.

152. Дубова Н.А. О биологических аспектах групповой адаптации // Методы этноэкологической экспертизы. - М., 1999. - С. 33.

153. Гумилев Л.Н. Конец и вновь начало. - М., 2000. - С. 19.

154. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. - Л., 1979. - С. 181.

155. ЦДНИ КБР. - Ф. 1. - Оп. 1 д. 1541. - Л.л. 2-7.

156. Информаторы Жангуразов С., 1931 г.р. - С. Кенже, Кучменов А.Х., 1928 г.р. - С. Шалушка.

157. Wicksell K. Value, Capital and Rent. L: Allen  Unwin, 1954.

158. Манхейм К., фон. Идеология и утопия (1929) В: К. Манхейм. Диагноз нашего времени. Пер. с нем. и англ. - М.: Юрист, 1991. - С. 179.

159. Кунафин М.С. Эволюция принципа объекта власти. - Уфа, 1998. - С. 167.

160. Лурье С.В. Историческая этнология. - М., 1997. - С. 336-337.

161. Гегель Г.В. Философия духа // Энциклопедия философских наук. - М., 1977. - Т. 3. - С. 63.

162. ЦГА КБР. - Ф. 774. - Оп. 1. - Д. 17. - Л.л. 1-18.

163. ГАРФ. - Ф. 207. - Т. 14. - Разд. 15. - Л.л. 1-3.

164. Ачел Е. Этос и история. - М., 1988. - С. 110.

165. Информатор Анаев Т.О., 1924 г.р. - С. Безенги.

166. Информаторы Мизиева Б., 1928 г.р., Жангуразов С., 1932 г.р.

167. ЦГА КБР. - Ф. 774. - Оп. 1. - Д. 17. - Л. 2.

168. ЦДНИ. - Ф. 1. - Оп. 2. - Д. 911. - Л. 6.

169. Там же. - Л. 8.

170. Ар. МАЭ. ф. 25. - Оп. 1. - Д. 112. - Л. 10.

171. Блок М. Апология истории. - М., 1986. - С. 27.

172. Кляшторной С.Г. Россия и тюркские народы Евразии // Цивилизации и культуры. - Вып. 2. - М., 1995. - С. 196.

173. Блок М. Указ. раб. - С. 25-26.

174. Sites P. Needs as Analogues of Emotions // Ed. by J. Burton. Conflict: Human Heeds Theory. N.Y. 1990.

175. Солдатова Г.У. Психология межэтнической напряженности. - М., 1998. - С. 32.

176. Козлов В.И. Методологические основы этнической этнологии и вопросы их практического применения // Методы этнологической экспертизы. - М., 1999. - С. 17.

177. Лурье С.В. Метаморфозы традиционного сознания. - СПб., 1994. - С. 26.

178. Triandis H. Collectirism vs individualism: A reconceptualization of a basic concept in cross-cultural psychology // Bagley C., Verma es. Personality, cognition, and values: cross-cultural perspectives of childhood and adolescence. London. 1986.

179. Информаторы Эльканов И., 1882 г.р.

180. Информаторы Тилов З.Д. 1951 г.р.

181. Архив МЭА РАН. - Ф. 25. - Оп. 1. - Д. 496. - Л. 21.

182. Мыльников А.С. Народы центральной Европы: формирование национального самосознания XVIII-XIX вв. - СПб., 1997. - С. 15.

183. Степанов В.В. Теория этноэкологической экспертизы // Методы этноэкологической экспертизы. - С. 65.

184. Русские: этносоциологические очерки. - М., 1992. - С. 192.

185. Аларов М.А. Сельская община в Нагорном Дагестане в XVII-начале XIX в. - М., 1988. - С. 204.

186. Почепцов О.Г. Языковая ментальность: способ представления мира // Вопросы языкознания, 1990. - № 6. - С. 111.

187. Шпет Г.Г. Введение в этническую психологию. - СПб., 1996. - С. 74.

188. ЦГА КБР. - Ф. р. - 2. - Оп. 1. - Ед. хр. 765. - Л. 9.

189. Аккиева С. Кабардино-Балкарская республика. Модель этнологического мониторинга. - М., 1998. - С. 54.

190. Дробижева Л.М. Духовная общность народов СССР. - М., 1981. - С. 35.

191. Солдатова Г.У. Указ. раб. - С. 56.

192. Колачева О. Быть, оставаться, становиться: этническая идентичность петербургских эстонцев // Конструирование этничности. - СПб., 1998. - С. 172.

193. Урусбиева Ф. Этнокультурные ценности тюркских народов Северного Кавказа как предмет социально-философского анализа. - М., 2000. - С. 166.

194. Архив МАЭ. - Ф. 25. - Оп. 1. - № 6. - Л. 21.

195. Галлямов Р.Р. Урбанизация национального региона: этноэкологические проблемы // Этносы и природа: проблемы этноэкологии. - Уфа, 1999. - С. 128.

196. Дубова Н.А. Антропологические аспекты урбанизации (к постановке вопроса // СЭ, 1989. - № 6. - С. 77-79.

197. Избранные произведения прогрессивных польских мыслителей. - М., 1956. - Т. 1. - С. 489.

198. Анчел Ф. Этос и история. - М., 1988. - С. 94.

199. Урусбиева Ф. Указ. раб. - С. 79.

200. Архив ИИМК. - Ф. 3. - Ед. хр. 536. - Л.л. 31, 32.

201. Там же. - Л. 32.

202. Русские: этносоциологические очерки. - С. 369.

Эволюция этда прошла долгий путь, начиная с момента зарождения этноса, трансформируясь под влиянием разнообразных политических, экономических, культурных и геофизических факторов, имевших место в истории карачаево-балкарцев и пройдя ряд этапов. Каждый этап в развитии этнического сознания исследуемого народа был отмечен определенными маркерами в карачаево-балкарском образе жизни, мироощущении и культуре. В своей работе мы попытались отметить наиболее яркие и существенные моменты эволюционного развития карачаево-балкарского этнического сознания, выстроив их в хронологический ряд и высвечивая определяющие этнические константы на том или ином этапе истории Карачая и Балкарии. Проанализировав и обобщив большой этнографический, фольклорный и социологический материал, прибегнув к помощи смежных этнологической науке дисциплин, мы пришли к следующим выводам.

Корни этнического сознания карачаево-балкарцев очень глубоки и соотносятся с периодом зарождения и становления данного этноса. Древнейший пласт карачаево-балкарского этнического сознания тесно переплетен с его этнической историей. Поскольку в основе этногенеза карачаево-балкарского этноса лежат кочевые тюркские племена, их образ жизни и мышления лег в основу этнического сознания карачаево-балкарцев. Результаты нашего исследования, тем не менее, показывают, что не только кочевые племена образуют первооснову (ядро) карачаево-балкарского народа, хотя несомненно то, что древние кочевники составили значительный компонент в процессе его формирования. Не менее значимым явился кавказский компонент, который с течением времени приобрел доминирующий статус. Однако, как на первом, так и на последующих этапах, именно смешение автохтонного кавказского и тюрко-кочевнического компонентов определяло своеобразие карачаево-балкарского этнического сознания. Выдвижение кавказского субстрата на первый план во времени связано, во-первых, с изоляцией предков карачаево-балкарцев от общетюркского мира. Во-вторых, с многосторонними контактами с соседними кавказскими народами, в-третьих, с влиянием кавказского горного ландшафта. Но это было всего лишь наложением на древнетюркский этногенетический пласт.

Вторым определяющим этническое сознание компонентом, являлись "экофильные" тенденции, разрешающие проблемы взаимоотношения этноса с природой и зафиксированные в области мифологии. В мифах представлены образно-эмоциональные и рационалистически осознанные этносом начала, позволяющие рассматривать миф как концентрат основ этнического сознания. В карачаево-балкарской мифологии явно проступает идея биологической совместимости всего сущего. Единство человека и природы свойственно этническому сознанию карачаево-балкарцев. Это подтверждается тем, что:

а) сам человек сделан из природным материалов (напр. рождение Сосруко из камня);

б) многие карачаево-балкарские рода ведут свое начало от птиц и зверей (многочисленные апеллятивы в основе их фамилий);

в) этническим сознанием допускается не только побратимство с животными, но также смешанные браки и уподобление животным;

г) особым отношением и почитанием отмечены отдельные животные (конь, баран, любое другое животное непременно белой окраски - белая собака, белый заяц и т.д.).

Мифоэкологическое сознание, воплощаясь в мифопоэтическое определяло мифоритуальное сознание и ложилось в основу этнического сознания карачаево-балкарцев.

В пространственном природном измерении важными для них выступают две духовно связанные константы - Земля и Небо, при этом Небо выступает основным первоэлементом мировоззрения. Это, главным образом, выразилось в том, что верховным божеством карачаево-балкарского пантеона является бог неба - Тейри (др. тюрк. Тенгри). Ему было подвластно все сущее. Совместно с другими божествами он распоряжался всем происходящим в мире и предопределял судьбы людей. С принятием мусульманства, Тенгри трансформировался в один из эпитетов Аллаха. Это подтверждает мысль о том, что мифологические константы сознания карачаево-балкарских предков играли важную роль в процессе формирования этнического сознания на последующих этапах. С именем Тейри связывались все небесные явления, отсюда их почитание и магический характер. Обожествлялось все - луч солнца, радуга, лунный свет и пр. Небесные символы были тесно соединены с символами других природных стихий. Особое место среди них карачаево-балкарцы уделяли Земле и ее производным. У Земли было множество ипостасей - камни, деревья, железо и пр. Применительно к высокогорному ландшафту карачаево-балкарцы наделили живительной силой ледники. В мифоэкологическом сознании карачаево-балкарцев снежные вершины способны дать магическую, сверхъестественную энергию и мощь, т.е. древнетюркское поклонение Земле преломляется в этническом сознании карачаево-балкарцев через призму высокогорного ландшафта. Отсюда проистекает необычайное поклонение камням. Магические свойства камней были очень разнообразны. Ими координировались как обыденные дела, так и судьбоносные решения или события. Сила и магия камня оставила отпечаток в карачаево-балкарском языке и проходит сквозной линией через всю человеческую жизнь, затрагивая все возрастные этапы и различные сферы жизни. Это дает право утверждать, что феномен поклонения камням выступает одной из составляющих этнического сознания и мировосприятия карачаево-балкарцев.

Не менее важным в процессе эволюции этнического сознания было почитание дерева. Этот культ, зародившийся в древний период истории карачаево-балкарцев ярче всего проявлялся в матриархальном обличье, переплетаясь с культом женщины и символизируя жизнь и плодовитость. К священным деревьям были отнесены: береза, сосна, груша, тополь. Магической силой были наделены также рябина и боярышник. В культе дерева у карачаево-балкарцев прослеживаются различные стадиальные пласты, демонстрирующие эволюцию этнического сознания народа от жертвоприношений священным деревьям и рощам в средневековье до деревянных амулетов и оберегов в новейшее время. Переплетение культа дерева с другими культами (такими как культ неба, культ охоты и т.д.) подтвержденное разнообразным фольклорным и этнографическим материалом, дает основание утверждать, что обрядово-культовая жизнь карачаево-балкарцев предполагала существенную роль и место дерева в ней, а следовательно этот культ становился одной из композиционных частей в формировании эволюции их этнического сознания и являлся связующим звеном между небом и Землей. Этот тезис подтверждается и тем фактом, что в системе художественной условности карачаево-балкарского народного творчества дерево также занимает одно из ведущих мест. Этническому сознанию карачаево-балкарцев было свойственно представление о единстве всего сущего в природе, часть которой выступает человеческий организм. Он являлся наглядной моделью для создания картины мира, в которой были переплетены различные стихии, явления, объекты природной и психологической принадлежности. Природные проявления жизни соотносились с функционированием человеческого организма и с человеческим обличьем (напр. проявление нечистой силы). С помощью одинаковой терминологии в карачаево-балкарском языке описывается анатомия, социальные явления и структуры, топография, временные и пространственные параметры, а также категории морально-нравственного ряда. С помощью природных явлений и объектов передаются и объясняются эмоциональные состояния героев карачаево-балкарского фольклора. Число природных маркеров весьма велико и охватывает все поле жизнедеятельности народа, что позволяет говорить о теснейшей связи этнического сознания с окружающей экосистемой.

Следующим моментом преломления карачаево-балкарского этнического сознания выступают общественные институты, регулирующие систему жизнедеятельности общества. Среди них ведущую роль, на наш взгляд, занимают политико-правовые воззрения, институализированные и оформленные в политическую культуру народа и отражающие его потестарно-политическое сознание. Этническое сознание всегда политично, потому что это сознание исторической судьбы народа. В генетическом плане современное состояние карачаево-балкарского потестарно-политического сознания восходит ко времени, когда оно определялось мифологическими представлениями, а позднее конфессиональным фактором и потестарно-политическим опытом, закрепленным традицией. Первый шаг в эволюционном развитии потестарно-политического сознания был связан с зооморфным олицетворением сил природы, которое сменилось антропоморфизмом природных стихий и их персонификации. Цепочка, по которой духи-хозяева превращаются в культ богов-отцов, продливалась полифункциональным божеством Тенгри и завершалась появлением на территории Балкарии и Карачая ислама. Среди властных институтов административного, гражданского и уголовного управления наиболее архаичным являлось народное собрание - Тёре, имеющее разветвленную систему. Функционирование данного института имело двустороннюю связь с этническим сознанием. С одной стороны, Тёре отражал уровень этнического сознания, демонстрируя принципы жизнеустройства карачаево-балкарского общества, с другой стороны, влиял на процесс воспроизводства этнического сознания в последующих поколениях, выполняя воспитательные функции. К числу основополагающих черт, воспитываемых народными сходами относятся гласность, открытость, внимание к общественному мнению, целостность. Модификация и искажение традиционного потестарно-политического сознания карачаево-балкарцев происходит со второй половины XIX века вследствие появления элементов инородной политической культуры. А именно, с появлением шариатских судов и русских административных и судебных учреждений, которые потеснили горские адаты.

Новые социально-политические реалии, в совокупности с принятием ислама, способствовали отделению этнопотестарного сознания от этнического, способствуя зарождению общероссийского гражданского видения. Появляется двойственность сознания, сопровождающаяся десакрализацией власти и трудностями в формировании новых потестарно-политических установок. С наибольшей очевидностью эти затруднения проявились в вопросе кровной мести - традиционного способа урегулирования конфликтных ситуаций.

В эволюционном развитии этнического сознания карачаево-балкарцев большую роль играло обращение к монотеическим религиям - христианству и исламу. В период христианизации Балкарии и Карачая, в обществе преобладало родовое, коллективное сознание, что лишало актуальности вопрос о человеческой "несвободе", находящийся в центре христианской догматики и служило тормозом в распространении этой религиозной ветви. Кроме того, существовали и объективные причины, не давшие христианству утвердиться в исследуемой регионе. Тем не менее нельзя отрицать влияние христианства на этническое сознание карачаево-балкарцев. Об этом свидетельствует карачаево-балкарский календарь, отдельные календарные праздники, памятники материальной культуры и пр. Более того, развивая эту мысль, можно утверждать, что специфика карачаево-балкарского этнического сознания кроется от части именно в том, что в своем духовном развитии народ прошел несколько стадий: язычество - христианство - ислам. Последний определял вектор духовной наполненности этнического сознания на протяжении последних двухсот лет. Однако карачаево-балкарцы не стали мусульманами-ортодоксами. Отступления от ислама наблюдались и наблюдаются по сей день во всем комплексе повседневности. Языческая эмоциональность оказалась гораздо ближе духу карачаево-балкарцев, что отчасти объясняется длительностью языческого периода в их истории. В результате, этническое сознание, закрепив многие постулируемые исламом ценности, приняло ислам как дополнение к традиционным религиозным регуляторам, придав четкость внешней обрядности и атрибутики. При известной набожности карачаево-балкарского народа, внутреннее глубокое религиозное мусульманское чувство не является основополагающей чертой его этнического сознания, оставаясь, тем не менее, одним из его слагаемых. Цельность конфессиональности карачаево-балкарского общества была нарушена антирелигиозной пропагандой Советской власти, последствия которой преодолеваются сегодня. Перспективу развития этнического сознания в свете религиозности обеспечивает либерализованный и адоптированный к национальным особенностям карачаево-балкарцев ислам.

Формируясь через посредство обычаев, жизненных порядков, этностереотипов, этносознание впитывает в себя рудименты разных эпох и проносит их из поколения в поколение. В широком спектре общественных институтов для развития этносознания наиболее значимыми во времени оказались институт гостеприимства и аталычества. Эти обычаи запечатлены бытописателями прошлого и фольклорным материалом. Сложная и строгая этикетная структура института гостеприимства, зафиксированная морально-этическим кодексом (Ёзден адет) подтверждает этот тезис и дает право говорить об этнообразующей и этнодифференцируемой функции названного института, несмотря на современные процессы европеизации карачаево-балкарского общества. В отношении института аталычества, следует отметить его значимость вплоть до начала XХ века. Его широкое распространение, разнообразные формы, правила и нормы составляли неотъемлемую часть жизни карачаево-балкарцев, санкционируемую этническим сознанием. Исчезновение же этого института демонстрирует эволюцию в развитии этнического сознания под влиянием общественно-политических и экономических перемен.

Более консервативны в своих проявлениях обычаи жизненного цикла. Их эволюция также тесно связана с эволюцией этнического сознания и демонстрирует преимущественно устойчивый и малоподвижный характер последнего. Рождение, свадьба и смерть - это те вехи жизненного пути, духовная наполненность которых наиболее ярко выражена, а следовательно, наиболее информативна для исследования этносознания. Рождение ребенка в карачаево-балкарском обществе было окружено ареолом таинственности, сопровождалось многочисленными магическими действиями и табу. Ожидание и появление ребенка в семье накладывало отпечаток на поведение всех ее членов и способствовало выработке определенных этикетных норм. Рождение ребенка укрепляло статус женщины-матери. В отношении самого новорожденного производился ряд мероприятий, направленных на то, чтобы уберечь дитя от дурного влияния извне. При этом важно отметить то, что мероприятия эти производились в обязательном порядке всеми карачаево-балкарцами, не зависимо от социального статуса. Различие было лишь в масштабности производимого. Общим же для всех была вера в необходимость, правильность и эффективность этих действий. Частичное сохранение этих действий в наши дни, говорит о консервативности этнического сознания с одной стороны, и о трепетном отношении к появлению на свет ребенка, с другой. Об этом свидетельствует и довольно лояльное отношение к незаконнорожденным детям. Институт брака и открывающие его свадебные мероприятия составляют второй по значимости и информативности этап жизненного цикла. Свадебный цикл у карачаево-балкарцев характеризуется сложным сочетанием разновременно возникших обрядов, значительная часть которых связана с пережитками ранних форм религии. Их бытование на протяжении многих веков выступает своеобразным стержнем, отражающим специфику карачаево-балкарского мировосприятия. Древнейшие магические представления и связанные с ними обрядовые действия подвергались со временем трансформации и переосмыслению, усиливалась их эстетическая направленность, вперед выдвигалась игровая сторона. Изменения в свадебном обряде связаны, главным образом с изменением социально-экономической сферы, нежели с эволюционным развитием этносознания. Так, при сохранении ряда магических ритуалов, изменились размеры и формы калыма, видоизменился дарообмен, был утрачен социальный фактор выбора невест и женихов.

Завершающим этапом жизненного цикла является смерть. Для исследователей этносознания - это своеобразный концентрат всех жизненных характеристик этноса. Эмоциональная напряженность, связанная с непостижимым таинством смерти сопутствовала всем обрядно - ритуальным действиям погребально-поминального цикла. Что касается форм духовной обрядности, то они претерпевали существенные изменения в связи с проникновением в карачаево-балкарскую среду христианства и ислама. На сегодняшний день отправление всех обрядов, связанных со смертью, происходит по мусульманским законам. Однако, несмотря на исламизацию обрядов, имеют место традиционные языческие представления о смерти. Для карачаево-балкарцев характерно двойственное отношение к смерти: ее боязнь и одновременно восприятие ее как начало новой жизни (несомненно лучшей), что составляет одну из черт их этнического сознания. По карачаево-балкарским представлениям ментальная граница между жизнью и смертью была очень прозрачна. Отсюда, тесная взаимообусловленность человеческой чести, имени и формы смерти. Единое ментальное поле объединяет жизнь и смерть, при чем смерть как физическую, так и социальную. Кроме этого, участие в погребально-поминальных мероприятиях формировали определенную культуру поведения и общения, насыщенную разнообразными символами-признаками и символами-атрибутами.

Для народов Северного Кавказа события, связанные с основными вехами жизненного цикла имеют ряд общих характеристик, которые определяют особенности регионального северокавказского этнокультурного сознания, имея в то же время собственную тональность у каждого этноса. К этим характеристикам относятся:

Эволюция этнического сознания карачаево-балкарцев прошла долгий путь. На каждом из его этапов этническое сознание было маркировано определителями, отражающими специфику поведения, характера и культуры народа. Но несмотря на многочисленные трансформационные процессы оставались незатронутыми главные константы, обеспечившие сохранность этноса и позволяющие сегодня говорить о его здоровье.