Дополненное и переработанное

И.Л. БУНИН (1870–1953)

Творчество Бунина, как и творчество Куприна, связано с идейно-творческими принципами и традициями русской классической лите­ратуры. Но реалистические традиции, которые Бунин стремился сохранить, воспринимались им через призму нового переходного вре­мени. Бунин всегда отрицательно относился к этическому и эстетиче­скому декадентству, литературному модерну, он сам испытал если не воздействие, то определенное влияние тенденций развития «нового искусства».

Общественные и эстетические взгляды Ивана Алексеевича Бунина формировались в обстановке провинциальной дворянской культуры. Происходил он из древнего, к концу века окончательно обедневшего дворянского рода. С 1874 г. семья Бунина живет в последнем остав­шемся после разорения поместье – на хуторе Бутырки в Елецком уезде Орловской губернии. Бунин писал в автобиографии: «... в глубочайшей полевой тишине, летом среди хлебов, подступавших к самым нашим порогам, а зимой среди сугробов, и прошло все мое детство, полное поэзии печальной и своеобразной»⁴⁹. Впечатления детских лет отрази­лись впоследствии в произведениях писателя, в которых он писал о распаде усадебного барства, о бедности, настигавшей и барскую усадь­бу, и крестьянские избы, о радостях и печалях русского мужика.

В Ельце, где Бунин учился в уездной гимназии, он наблюдает жизнь мещанских и купеческих домов, в которых ему приходилось жить нахлебником. Учение в гимназии пришлось оставить из-за материаль­ной нужды.

Девятнадцати лет Бунин навсегда покидает родовую усадьбу. На­чинается полоса скитаний. Он работает в земской управе в Харькове, затем в «Орловском вестнике», где ему приходится быть «всем, чем придется,– и корректором, и передовиком, и театральным критиком». К этому времени относится начало литературной деятельности Бунина.

Признание и известность Бунин приобрел прежде всего как про­заик. Но значительное место в творчестве писателя всегда занимала поэзия. Он начал со стихов и писал стихи до конца жизни. В 1887 г. в петербургском журнале «Родина» были опубликованы первые бунин-ские стихотворения «Деревенский нищий» и «Над могилой Надсона»; вскоре появились и другие его стихотворения. Стихи Бунина раннего периода несли на себе печать настроений гражданской поэзии 80-х годов. В них чувствовалось влияние Кольцова, Надсона. Но уже в этих стихотворных опытах обнаруживался и самостоятельный, оригиналь­ный голос Бунина.

В раннюю пору своей литературной деятельности Бунин защищал реалистические принципы творчества, говорил о гражданском назна­чении искусства (статьи «Недостатки современной поэзии», 1888; «Маленькая беседа», 1891). Поэзия, писал он, «может носить в себе отпечаток как общемировых вопросов, так и тех, которые составляют насущную злобу дня...». Бунин утверждал, что «общественные мотивы не могут быть чужды истинной поэзии». В этих статьях он полемизи­ровал с теми, кто считал, что гражданская лирика Некрасова и поэ­тов-шестидесятников была якобы свидетельством упадка русской поэтической культуры. Так уже тогда складывалось отношение писа­теля к формирующемуся литературному модерну.

Первый поэтический сборник Бунина вышел в 1891 г. В 1899 г. Бунин познакомился с Горьким. К 90-м годам относится его знаком­ство с крупнейшими русскими писателями и поэтами – Л. Толстым, Чеховым, Брюсовым. Бунин становится активным участником «Сре­ды». В 1901 г. опубликован посвященный М. Горькому сборник «Листопад», в который вошло все лучшее из ранней бунинской поэзии, в том числе поэма с одноименным названием. Лейтмотив сборника – элегическое прощание с прошлым. Это были стихи о родине, красоте ее печальной и радостной природы, о грустных закатах осени и зорях лета. Оценивая книгу, Блок сказал о праве Бунина «на одно из главных мест среди современной поэзии». «Так знать и любить природу,– писал он, – как умеет Бунин,– мало кто умеет. Благодаря этой любви поэт смотрит зорко и далеко, и красочные и слуховые его впечатления богаты»⁵⁰. Такое художническое восприятие природы, мира, человека станет затем отличительной особенностью не только поэзии, но и прозы Бунина.

В стихах сборника «Листопад» русская природа предстает во всем многообразии красок, звуков, запахов:
Лес, точно терем расписной,

Лиловый, золотой, багряный,

Веселой, пестрою стеной

Стоит над светлою поляной.

Блестят в лазури голубой,

Как вышки, елочки темнеют,

А между кленами синеют

То там, то здесь в листве сквозной

Просветы в небо, что оконца.

Лес пахнет дубом и сосной,

За лето высох он от солнца

И Осень тихою вдовой

Вступает в пестрый терем свой⁵¹ .

В 1903 г. Академия наук присудила Бунину Пушкинскую премию за «Листопад» и «Песнь о Гайавате». В 1909 г. он избран почетным академиком.

В становлении живописно-описательного стиля Бунина сказалось воздействие К. Случевского и традиции поэзии А. Фета, А.К. Толстого, Я. Полонского. Большое влияние на формирование поэтического сознания Бунина оказал А.С. Пушкин. Но, пожалуй, самым длитель­ным было влияние на него философской лирики Ф. Тютчева, воспри­нимаемой через призму поэзии Пушкина. Тютчевский мотив дисгармонии любви и смерти снимался стремлением осознать общую гармонию мира, мотив бренности бытия –утверждением вечности и нетленности природы, в которой заключен источник вечной гармонии и красоты. Человеческая жизнь в этом смысле всегда соотносится Буниным с общим потоком мирового бытия.
Пройдет моя весна, и этот день пройдет,

Но весело бродить и знать, что все проходит,

Меж тем, как счастье жить вовеки не умрет,

Покуда над землей заря зарю выводит

И молодая жизнь родится в свой черед.
Наследуя традиции предшественников, Бунин уже в этот период заявляет о себе как художник со своей, оригинальной философией мира и системой эстетических взглядов.

Через год после «Листопада» выходит поэтическая книга Бунина «Новые стихотворения», овеянная теми же настроениями.

«Сегодняшний день» вторгается в творчество Бунина в предрево­люционные годы. Прямых отзвуков общественной борьбы, как это было в стихах поэтов - «знаниевцев», в поэзии Бунина нет. Обществен­ные проблемы, вольнолюбивые мотивы разрабатываются им в ключе «вечных мотивов»; современная жизнь соотносится с некими универ­сальными проблемами бытия –добра, зла, жизни, смерти («Сатана богу», «Джордано Бруно»). Не принимая буржуазной действительно­сти, отрицательно относясь к наступающей капитализации страны, поэт в поисках идеалов обращается к прошлому, но не только к Русскому, а к культурам и цивилизациям далеких веков.

Поражение революции и новый подъем освободительного движения вызвали обостренный интерес Бунина к русской истории, к проблемам русского национального характера. Тема России становится главной темой его поэзии. Он обращает свой взгляд в историческое прошлое России, его интересуют истоки русского словесного творче­ства. Бунин стремится показать, что в современности «не прошла еще древняя Русь», что русский человек XX столетия сопричастен искон­ному русскому древнему миру («Святогор», «Отрава», «Скоморохи»).

В 1910-е годы в поэзии Бунина основное место заняла философская лирика. Вглядываясь в прошлое, писатель стремился уловить некие «вечные» законы развития нации, народов, человечества. В этом был смысл обращения его к далеким цивилизациям прошлого – славян­ского и восточного. Основа бунинской философии жизни в 10-е годы – признание земного бытия лишь частью вечной космической истории, в которой растворена жизнь человека и человечества. В его лирике обостряется ощущение фатальной замкнутости человеческой жизни в узких временных рамках, чувство одиночества человека в мире. В стихотворениях этого времени зазвучали уже многие мотивы его прозы 30-х годов.

Поэзия Бунина получила разноречивую оценку в современной ему критике. Сторонники «новой поэзии» считали его плохим стихотвор­цем, не учитывающим новых словесных средств изобразительности. Брюсов, сочувственно отнесясь к стихам Бунина, в то же время писал, что «вся лирическая жизнь русского стиха последнего десятилетия (нововведения К. Бальмонта, открытия А. Белого, искания А. Блока) прошла мимо Бунина»⁵³. Позже Н. Гумилев назвал Бунина «эпигоном натурализма».

В свою очередь Бунин не признавал «новых» поэтических течений. Резкость его суждений о творческих принципах художников-модерни­стов была общеизвестна. Бунин писал, что в их творчестве «исчезли драгоценнейшие черты русской литературы: глубина, серьезность, простота, непосредственность, благородство, прямота,– и морем раз­лилась вульгарность, надуманность, лукавость, хвастовство, дурной тон, напыщенный и неизменно фальшивый. Испорчен русский язык... Утеряно чутье к ритму и органическим особенностям русской проза­ической речи, опошлен или доведен до пошлейшей легкости – назы­ваемой «виртуозностью» – стих...»⁵⁴.

О характере бунинской поэзии хорошо сказал М. Горький: «Когда я буду писать о Вашей книге стихов <...> я, между прочим, буду сравнивать Вас с Левитаном...»⁵⁵.

В творчестве Бунина 90-х – начала 900-х годов выявились многие особенности своеобразного дарования писателя, на протяжении лите­ратурного пути которого поэзия и проза постоянно сосуществовали, _как бы проникая одна в другую. Соотношение этих начал на разных этапах его художественного развития было различным. В раннем творчестве Бунина ведущим началом была поэзия, лирика; она как бы «вела» за собой прозу, прокладывая ей пути⁵⁶. Бунин стремится сблизить поэзию с прозой, которая приобретает у него своеобразный лирический характер, отмечена чувством ритма. В более зрелый период ведущим началом его творчества становится проза. Но и здесь, как и в стихах, писатель стремится к предельной выразительности слова.

Бунину – и прозаику, и поэту – было присуще чувство глубочай­шего уважения к слову, к долгу художника-творца – «подвижника» слова. «Кто и зачем обязал меня,– спрашивал он в рассказе «Цика­ды»,– без отдыха нести бремя, тягостное, изнурительное, но неотвра­тимое,– непрестанно высказывать свои чувства, мысли, представ­ления, и высказывать не просто, а с точностью, красотой, силой, которые должны очаровывать, восхищать, давать людям печаль или счастье?»

Свойством бунинского дарования было особенное художническое видение мира, воспитанное им в себе еще в ранний период его занятий живописью и литературой. Это свойство станет отличительной чертой всего творчества писателя. Художнический взгляд на мир выразился уже в первых его литературных опытах, когда он пытался «найти себя», свой стиль, свое место в литературе,– опосредованный, чаще всего через пейзаж, показ настроений и чувствований человека.

Бунин-художник неустанно работает над словом. В 1897 г. он написал И. Белоусову: «...А я, брат, опять почти ничего не пишу. Все учусь,– по книгам и по жизни: шатаюсь по деревням, по ярмаркам,– уже на трех был, завел знакомства со слепыми, дураками и нищими, слушаю их песнопения и т. п.»⁵⁷. Чтобы постичь структуру и тайны языка, он переписывал стихи русских поэтов. «Выписываю из Батюш­кова,– сообщил он в одном из писем,– что попало, лишь бы набрать выражений и заметить себе тон»⁵⁸. «Заметить себе тон» – осталось у Бунина на всю жизнь. Задумав рассказ, повесть, он прежде всего искал «тон» произведения, его «звук».

Особое значение в формировании ,стиля Бунина имело изучение им устного народного творчества. В государственном музее в Орлехранятся выписки писателя из фольклорных записей Барсова, запись старинных слов, народных выражений, поговорок. Странствуя по Украине, Бунин, по его собственному признанию, «жадно искал сближения с народом, жадно слушал песни и душу его». Но в то же время он считал, что художник не должен довольствоваться внешним подражанием фольклорным произведениям: «Что касается ухищрений и стилизации под народную речь модернистов,– писал Бунин,– то я считаю это отвратительным варварством». Художник глубоко русский по тематике и литературным привязанностям, Бунин резко отрица­тельно относился ко всякого рода подделкам под народный стиль.

Из русских художников-прозаиков наиболее близки Бунину были Толстой и Чехов. Чеховская проза восхищала его, о Толстом он всегда говорил как об особенном явлении жизни. Его поздние воспоминания о Толстом – яркое свидетельство характерно-бунинского восприятия мира великого современника, интуитивно-художнического понимания той трагедии, которую пережил Толстой в старости. В стиле воспоми­наний о Толстом с наглядностью отразилось все своеобразие пластики письма Бунина. Портрет великого художника выписан пластически-четко, осязаемо:

«Как-то в страшно морозный вечер, среди огней за сверкающими, обледенелыми окнами магазинов, я шел в Москве по Арбату – и неожиданно столкнулся с ним, бегущим своей пружинной походкой прямо навстречу мне. Я остановился и сдернул шапку. Он сразу узнал меня:

– Ах, это вы! Здравствуйте, здравствуйте, надевайте, пожалуйста,

Старческое лицо его так застыло, посинело, что имело совсем несчастный вид. Что-то вязанное из голубой песцовой шерсти, что было на его голове, было похоже на старушечий шлык. Большая рука, которую он вынул из песцовой перчатки, была совершенно ледяная. Поговорив, он крепко и ласково пожал мою, опять глядя мне в глаза горестно, с поднятыми бровями:

– Ну, Христос с вами, Христос с вами, до свидания...»
Бунин-художник проходил сложную творческую эволюцию, в про­
цессе которой осуществлялось непрерывное, временами явное, а чаще
глубинное взаимодействие начал его творчества – прозаика и поэта.
Бунин признавался: «Я, вероятно, все-таки рожден стихотворцем.
Тургенев тоже был стихотворец прежде всего <...> Для него главное в
рассказе был звук, а все остальное это так. Как только я его нашел –-
все остальное дается само собой. Я уже знаю, что дело кончено»⁵⁹.

В 900-е годы в творчестве Бунина вырабатывается свойственный ему особый способ изображения явлений мира и духовных движений человека путем контрастных сопоставлений. Это не только обнаружи­вается в построении отдельных образов, но и проникает в систему изобразительных средств художника, становясь одним из существен­ных художественных принципов его. Одновременно он становится мастером предельно детализированного видения мира. Бунин застав­ляет читателя воспринимать внешний мир зрением, обонянием, слу­хом вкусом, осязанием: «И сладко лесом, цветами, травами пахнет легкий холодок зари». «Поляна глухая в глубоком снегу. Над головой уже совсем по-ночному, блещет луна, тени меж сосен черны, четки, на краю поляны тонет в сугробах черная изба без окон, снежная пухлая крыша ее вся играет белыми и синими бриллиантами. Тишина мерт­вая...» Это зрительный эксперимент: звуки погашены, запахов нет.

О чем бы Бунин ни повествовал, он прежде всего создавал зритель­ный образ, давая волю целому потоку ассоциаций. В этом он предельно щедр, неистощим и в то же время очень точен. Особый характер имело «звуковое» мастерство Бунина: умение изобразить явление, вещь, состояние души через звук с почти зримой силой. У него город зимой в большой мороз «весь скрипит и визжит от шагов прохожих, от полозьев мужицких розвальней...». Звук у Бунина может создавать даже впечатление пространства, перспективы: «Вон, кажись, пассажирский поезд идет... Долго прислушиваемся и различаем дрожь в земле. Дрожь переходит в шум, растет, и вот как будто уже за самым садом ускоренно выбивают шумный такт колеса: громыхая и стуча несется поезд - ближе, ближе, все громче и сердитее... И вдруг начинает стихать, точно уходя в землю...» Осязаемо передаются свойства даже таких вещей, которые, по-видимому, не поддаются чувственному восприятию. Так возникают известные бунинские образы. Пруд у Бунина блестит «жарко и скучно»; жарко светит «бесцельное» августовское солнце; раздается «тысячепудовый» колокольный звон, который «встречает, принимает и покрывает тебя»; цветы пахнут «с женственной роскошью»; листья «лепечут тихим струящимся дождем за открытыми окнами»; «неуго­монная колотушка» звучит «отчаянно-громким, распутно-залихват­ским, каким-то круглым, полым треском». При описаниях душевного состояния человека Бунин пользуется теми же средствами построения образа, останавливая внимание читателя прежде всего на внешних его проявлениях. Милая, втайне влюбленная девушка «ясно, по-девичьи и немного бессмысленно оглядывается...». В праздник в деревне «в безлюдии села чувствовал ось: все дожидались чего-то, оделись получше и не знают, что делать...».

Словесное мастерство Бунина особенно проявилось в пейзажных картинах. Он пишет весеннюю ночь с соловьями и ландышами, с ароматом и трелями, передавая желание человека все в себя вместить и во всем раствориться. Но Бунин-художник обнаруживает себя прежде всего в изображении природы пронзительно-меланхолической, со следами тютчевской «возвышенной стыдливости страдания».

Текст Бунина живет сложными ассоциациями и образными связя­ми. Особо важное значение в таком типе повествования приобретала художественная деталь. Сочетание спокойного описания с неожиданно возникающей деталью станет характерным для бунинской новеллы, особенно позднего периода. Деталь у Бунина обычно обнаруживает авторский взгляд на мир, острую художественную наблюдательность и свойственную Бунину утонченность авторского видения.

Первые прозаические произведения Бунина появляются в начале 90-х годов. Многие из них по своему жанру – лирические миниатюры, напоминающие стихотворения в прозе; в них описания природы; переплетаются с размышлениями героя и автора о жизни, смысле ее, о человеке. В 1897 г. выходит книга рассказов Бунина, в которую вошли: «Вести с родины», «На край света», «Танька», «Кастрюк» и др.

По социально-философскому диапазону проза Бунина значительно < шире его поэтического творчества. Он пишет о разоряющейся деревне, разрушительных следствиях проникновения в ее жизнь новых капита­листических отношений, о деревне, в которой голод и смерть, физи­ческое и духовное увядание. Много пишет Бунин о стариках: этот интерес к старости, закату человеческого существования, объясняется повышенным вниманием писателя к «вечным» проблемам жизни и смерти, которые волновали его с отрочества и до конца дней.

Основная тема бунинских рассказов 90-х годов –нищая, разоря­ющаяся крестьянская Россия. Нищает мужицкая жизнь, разоряются «мелкопоместные». Беспросветна и печальна судьба обедневшего под напором капиталистической цивилизации поместного дворянства («Новая дорога», «Сосны»). Писатель обостренно воспринимает про­тиворечивость современной деревенской жизни. Не приемля ни спо­собов, ни последствий ее капитализации, Бунин видел идеал жизни в патриархальном прошлом с его «старосветским благополучием». Запу­стение и вырождение «дворянских гнезд», нравственное и духовное оскудение их хозяев вызывают у Бунина чувство грусти и сожаления об ушедшей гармонии патриархального быта, исчезновении целого] сословия, создавшего в прошлом великую культуру. Лирической эпитафией прошлому звучат рассказы «Антоновские яблоки» (1900) эти дни были так недавно, а меж тем кажется, что с тех пор прошлое чуть не целое столетие... Наступает царство мелкопоместных, обеднев­ших до нищенства. Но хороша и эта нищенская мелкопоместна жизнь!»), «Эпитафия» (1900). Бунин пишет и о новых людях деревни: «Проходили годы... и люди мало-помалу стали уходить по дороге к городу...» Новые люди стали появляться в деревне. «Но чем-то осветят новые люди свою новую жизнь?» – спрашивал Бунин в «Эпитафии». Эта тревожная мысль звучит во многих его рассказах 90–900-х годов которые наполняются ощущением очень близких перемен. Но как» («Сны» и др.)

В 900-е годы Бунин был близок к демократическому лагери литературы, к Горькому, с которым сотрудничал в «Среде» и товари­ществе «Знание». В «Знании» в 1902 г. вышел первый том его рассказов, в сборниках «Знание» публиковались многие его стихотворения. Од­нако в группе «знаниевцев» Бунин стоял особняком и по своему мировоззрению, и по своей историко-литературной ориентации. Вы­соко ценя талант Бунина, видя в нем крупного художника-реалиста, Горький не раз указывал на «ограниченность» его сословных пристра­стий. «Хорошо пахнут «Антоновские яблоки»,– писал он о бунинском рассказе,–да! –но –они пахнут отнюдь не демократично...»⁶⁰.

В годы реакции, когда многие «знаниевцы» покинули товарищест­во, Бунин не изменил своего отрицательного отношения ко всяческому декадентству в жизни и искусстве, остался верен принципам реализма. За это его особенно ценил Горький. И Бунин в те годы считал себя многим обязанным Горькому. Замысел повести «Деревня», судя по письмам Бунина, был непосредственно связан с советами Горького.

В 900-е годы, по сравнению с ранним периодом, расширяется тематика бунинской прозы и решительно меняется ее стиль. Бунин отходит от лирического стиля ранней прозы. Новый этап творческого развития Бунина начинается с повести «Деревня». Повести «Деревня» и «Суходол» – самые значительные произведения дооктябрьского творчества Бунина.

Революцию 1905–1907 гг. Бунин не принял, но исторические перемены, наступившие после нее в жизни России, получили отраже­ние в его творчестве. Многие произведения Бунина тех лет, прежде всего повесть «Деревня»,–драматические раздумья о России, ее бу­дущем, о судьбах народа, свойствах русского характера, сложившегося в национальной истории. «Деревня»,– писал М. Горький,– «была толчком, который заставил разбитое и расшатанное русское общество серьезно задуматься уже не о мужике, не о народе, а над строгим вопросом – быть или не быть России?

Мы еще не думали о России как о целом, это произведение указало нам необходимость мыслить именно обо всей стране, мыслить исто­рически»⁶¹.

После выхода в свет повести вокруг нее разгорелась полемика, спорили о достоверности оценок социальных сил русской деревни, об идеалах художника.

Существенным художественным новаторством автора было то, что в повести он создал галерею социальных типов, порожденных русским историческим процессом. Основная фабульная линия повести – ис­тория жизни братьев Красовых, внуков крепостного крестьянина. Она перебивается вставными новеллами о жизни людей деревни Дурновки.

Тихон Красов всю жизнь прожил в деревне, разбогател, стал хозяином, но деньги не дали ему счастья. Он мечтал уйти в город, переделать жизнь, от которой «остались одни лохмотья». Но он был прикован к Дурновке хозяйством и деньгами. Бунин показывает, как Тихон и подобные ему «новые люди» начали перестраивать жизнь, но будущего у них нет. Нет его и у наследников Тихона, для которых он наживал деньги. Из мира новых деревенских отношений стремится «выломиться» брат Тихона – Кузьма, который пошел в город искать правду > жизни. Но «дурновское» одолело и его. Для Кузьмы, как и для Тихона, «песня спета».

Каково же будущее Дурновки, судьба деревни? В ответе на эти вопросы бунинская мысль обнаруживает глубочайшие противоречия. Идея единения дворян и мужиков, на которой строились рассказы раннего Бунина (а позже и «Суходол», 1911), оказалась иллюзией. Ни дворяне, ни новые деревенские хозяева из мужиков нежизнеспособны. Лишь в простом человеке из народа усматривает писатель светлые черты, но в глубоко трагическом сочетании с темными инстинктами, которые он объясняет не историческими условиями жизни, а некими абстрактными свойствами «славянской души». Взгляд Бунина на пер­спективы народной жизни пессимистичен. «Деревня» заканчивается описанием обряда венчания Молодой с Дениской. В этом финале – обостренное чувство драматического тупика, безысходности деревен­ской жизни.

Об обреченности дворянского усадебного мира Бунин пишет в повести «Суходол». Это семейная хроника столбовых дворян Хруще­вых. В художественном обобщении Бунина она становится как бы летописью медленного трагического вымирания русского дворянства, которое само шло навстречу своей судьбе. И на любви, и на ненависти суходольцев лежит печать ущербности, тлена, какой-то непостижимой закономерности конца. Смерть старика Хрущева, убитого незаконным сыном, трагическая кончина Петра Петровича принимают форму фатальной предопределенности, наваждения, чему нельзя, да и не нужно противиться. Нет предела косности суходольского быта, пишет Бунин. «...Дом ветшал, оседал все больше... Все те долгие годы... были для него годами медленного умирания... И все легендарнее становилось его прошлое». Суходольцы живут лишь воспоминаниями о прошлом: оно и иллюзорно, и притягательно. Повесть заканчивается картиной заросшего церковного кладбища, на котором уже трудно найти под стершимися надписями на крестах родовые могилы. Целое сословие «просто потерялось где-то».

В книге этой, писал Горький, есть «нечто от заупокойной литур­гии... В «Суходоле» Бунин, как молодой поп, с подорванной верою в бога, отслужил панихиду по умершему сословию своему, и, несмотря на гнев, на презрение к бессильным скончавшимся, отслужил все-таки с великой сердечной жалостью к ним. И – к себе, конечно, и к себе»⁶². Сообщая о замысле «Суходола», Бунин сказал: «...– Это произве­дение находится в прямой связи с моею предыдущей повестью «Де­ревня»... Я должен заметить, что меня интересуют не мужики сами по себе, а душа русских людей вообще.

<...> Мне кажется, что быт и душа русских дворян те же, что и у мужика; все различие обусловливается лишь материальным превосход­ством дворянского сословия <...> Выявить вот эти черты деревенской мужицкой жизни, как доминирующие в картине русского поместного сословия, я и ставлю своей задачей в своих произведениях»⁶³.

«Суходол» – это повесть о такой же русской деревне, что и Дурновка, но увиденной в ином ракурсе. В «Суходоле» в центре внимания судьбы старых хозяев жизни, существование которых стало вымороч­ным к тому времени, когда на смену им пришли новые хозяева. Тему повестей, в которых Бунин спел отходную старой помещичьей и мужицкой деревне, он будет варьировать во многих рассказах 1910-х годов о русском «деревенском человеке», о его «славянской душе» («Захар Воробьев», «Веселый двор» и др.).

Но исторически обусловленную противоречивость социальной и индивидуальной психологии русского крестьянина Бунин объясняет факторами внеисторическими. Сложность «славянской души», в кото­рой сочетаются бунтарство и смирение, нежность и жестокость, Бунин пытается проследить в ее истоках, обращаясь к Древней Руси (книга рассказов и стихотворений «Иоанн Рыдалец», 1913). Древняя Русь предстает у него в том же трагически противоречивом обличье, что и современность,– смиренной и буйной, благостной и жестокой. Сбор­ник «Иоанн Рыдалец» – последняя из трех книг Бунина, в которых тема деревни заняла основное место.

В «Деревне», «Суходоле», «Иоанне Рыдальце» Бунин-художник отходит от субъективно-лирических принципов стиля своей ранней прозы. Ведущим в его стиле становится не лирическое, но эпическое начало. Заметно большее значение в рассказах приобрели фабула, Драматические столкновения характеров.

В годы войны выходят два сборника рассказов Бунина – «Чаша жизни» (1915) и «Господин из Сан-Франциско» (1915). В творчестве Бунина военного времени усиливается ощущение катастрофичности человеческой жизни, суетности поисков «вечного» счастья. Противо­речия социальной жизни отражены в резкой контрастности характеров, обостренных противопоставлениях «основных» начал бытия – жизни.

Выражением несбывающихся надежд, общей трагедии жизни ста­новится для Бунина чувство любви, в которой он видит, однако, единственное оправдание бытия. Представление о любви как о высшей ценности жизни станет основным пафосом произведений Бунина и эмигрантского периода. Любовь для бунинских героев – «последнее, всеобъемлющее, это – жажда вместить в свое сердце весь зримый и незримый мир и вновь отдать его кому-нибудь» («Братья»). Счастья вечного, «максимального» быть не может, у Бунина оно всегда сопря­жено с ощущением катастрофы, смерти («Грамматика любви», «Снь( Чанга», «Братья», рассказы 30–40-х годов). В любви бунинских героев? заключено нечто непостижимое, роковое и несбыточное, как несбы­точно само счастье жизни («Осенью» и др.).

Бунинское ощущение катастрофичности мира обострялось расту­щей неприязнью писателя к безнравственности и античеловечности буржуазного миропорядка. Впечатления путешествий по Европе и Востоку дали писателю материал для широких социально-философ­ских обобщений.

В 1914 г. Бунин пишет рассказ «Братья», общий смысл и тональ­ность которого раскрываются эпиграфом: «Взгляни на братьев, изби­вающих друг друга. Я хочу говорить о печали. Сутта Нипата». Рассказ построен на характерных для Бунина отвлеченных представлениях о братстве людей, но «каким бы абстрактным ни казался его гуманизм, наглядный показ бесчеловечия и жестокости колонизаторов сообщает произведению конкретную историческую содержательность...»⁶⁴.

Бунин рассказывает о прекрасном юноше-рикше и «брате» его – богатом английском путешественнике. Жизнь юноши-раба –униже­ние естественности и красоты. Богатые «братья» лишили юношу надежды на счастье и любовь, без которой жизнь для него теряет смысл. Единственное спасение от жестокости мира он видит только в смерти. Жизнь богатого «брата» без высокой внутренней цели предстает у Бунина бессмысленной и призрачной и поэтому так же фатально обреченной, как и жизнь цейлонского рикши.

Гибель мира, преступившего нравственные законы человеческого «братства», мира, в котором личность утверждает себя за счет других, мира, в котором растеряно представление о «смысле бытия», «божест­венном величии вселенной», предрекает буддийская легенда в финале рассказа: ворон бросился, ослепленный жадностью, на тушу погибшего на побережье слона и, не заметив, как отнесло ее далеко в море, погиб. Эта философская концепция лежит и в основе рассказа «Господин из Сан-Франциско». В словах эпиграфа «Горе тебе, Вавилон, город крепкий!» раскрывается основной смысл и этого рассказа, и «Братьев». «Эти страшные слова Апокалипсиса,– вспоминал позже Бунин,– неотступно звучали в моей душе, когда я писал «Братьев» и задумывал «Господина из Сан-Франциско». Пророчество о божьем суде над Вавилоном, этой «великой блудницей», погрязшем в богатстве и грехе, придавало рассказу огромный обобщающий смысл.

Громада океанского парохода с символическим названием «Атлан­тида», на котором путешествует семья безымянного миллионера из Сан-Франциско, и есть современный Вавилон, гибель которого неот­вратима, ибо жизнь его бесцельна и призрачна, как бесцельна и призрачна перед лицом смерти, «общего закона» бытия, власть и сила господина из Сан-Франциско. Символика Бунина в условиях реальной русской жизни приобретала глубокий социальный смысл. Она указы­вала на невозможность дальнейшего сосуществования вопиющих об­щественных контрастов. «...Девятому кругу была подобна подводная утроба парохода,–та, где глухо гоготали исполинские топки, пожи­равшие своими раскаленными зевами груды каменного угля, с грохотом ввергаемого в них облитыми едким, грязным потом и по пояс голыми людьми, багровыми от пламени; а тут, в баре, беззаботно закидывали ноги на ручки кресел, цедили коньяк и ликеры, плавали в волнах пряного дыма, в танцевальной зале все сияло и изливало свет, тепло и радость, пары то крутились в вальсах, то изгибались в танго...» Суета салонов лишь имитация жизни, призрачная игра в жизнь, такая же лживая, как и игра в любовь молодой пары, нанятой пароходной компанией для развлечения скучающих пассажиров. Эта игра ничтожна и никчемна перед лицом смерти – «возвращения в вечность».

Так вновь переплетаются у Бунина социальная тема неприятия мира, построенного на ужасающих социальных контрастах, с его основной философской темой 1910-х годов–о «вечных» законах человеческого бытия, с позиций которых он судит современность, ее общественное устройство, буржуазную цивилизацию.

Рассказы «Господин из Сан-Франциско» и «Братья» были верши­ной критического отношения Бунина к буржуазному обществу и буржуазной цивилизации и новым этапом развития бунинского реа­лизма. В прозе Бунина 1910-х годов подчеркнутая бытовая контраст­ность сочетается с широкими символическими обобщениями.

Размышляя о смысле бытия, Бунин пишет рассказ «Чаша жизни». У каждого из героев этого рассказа была молодость, любовь, надежды, что-то живое и прекрасное. Но все это погибло в эгоистических устремлениях. «Зачем мы живем на свете?» – обращает Бунин вопрос к каждому из них. Чаша жизни не стала для них чашей бытия. Она оказалась наполненной только мелким, житейским, эгоистическим. И Бунин ужаснулся жизни всех, кто не задавался вопросом о смысле бытия: в Дурновке, Суходоле, в Вавилоне современного буржуазного мира.

Ощущение грядущих общественных потрясений, обострившееся в сознании Бунина в годы войны, выразилось в ряде рассказов, посвященных трагедии человеческой любви, одиночеству человека в мире («Грамматика любви», «Легкое дыхание»). Тема любви в этих произ­ведениях начинает обретать ту трагическую тональность, которая буде свойственна творчеству Бунина эмигрантского периода.

«Грамматика любви» – повествование о необычайной красоте

Во время мировой войны Бунин не поддался шовинистическим настроениям, трезво оценивая происходящее. Пацифистские взгляды писателя, убежденного, что никто не вправе отнимать жизнь у другого, обусловили его критическое отношение к войне.

Февральскую революцию Бунин принял, как выход из тупика, в который зашел царизм. Но Октябрьскую воспринял враждебно. В 1918 г. Бунин уезжает из Москвы в Одессу, а в 1920 г. вместе с остатками белогвардейских войск эмигрирует через Константинополь в Париж. Резко отрицательное отношение Бунина к революции обнаружи­вают его дневниковые записи, которые он ввел в последние три года до отъезда из России. Вначале они публиковались в газете П. Струве, а позже вошли в берлинское собрание сочинений писателя под общим названием «Окаянные дни». С горечью и негодованием писал Бунин о всеобщем разгуле насилия, разнузданности общероссийского «бунта». Наблюдая события революции, падение нравственных норм жизни, он писал, что вообще «революция есть только кровавая игра в перемену местами, всегда кончающаяся только тем, что народ <...> всегда в конце концов попадает из огня в полымя»⁶⁵.

В эмиграции Бунин трагически переживал разлуку с родиной.

Настроения обреченности, одиночества зазвучали в его произведениях:
У зверя есть нора, у птицы есть гнездо..

Как бьется сердце горестно и громко,

Когда вхожу, крестясь, в чужой, наемный дом

С своей уж ветхою котомкой!

В рассказе «Неизвестный друг» (1923) мысли героини явно разделял сам автор: «И всего бесконечно жаль: к чему все? Все происходит, все пройдет, и все тщетно, как и мое вечное ожидание чего-то, заменяющее мне жизнь...» Жизнь–только воспоминания о прошлом, которые томят и обманывают. Такое ощущение времени наложит отпечаток и на новое восприятие Буниным творчества Чехова. В своей последней, незавершенной книге о Чехове –человеке и художнике –писатель скажет, что главным действующим лицом в чеховских пьесах он видит беспощадно уходящее время. Беспощадность ушедшего и уходящего времени и станет темой многих рассказов писателя в 30–40-е годы.

Основное настроение бунинского творчества 20-х годов –одино­чество человека, оказавшегося «в чужом, наемном доме», вдали от земли, которую любил «до боли сердечной». «В живую воду сердца, в чистую влагу любви, печали и нежности погружаю я корни и стебли моего прошлого – и вот опять, опять давно прозябает мой заветный злак»,– писал Бунин в рассказе «Роза Иерихона», которым открывался его первый зарубежный сборник под тем же названием (1924).

«Вечные» темы, звучавшие в дооктябрьском творчестве Бунина, сопрягаются теперь с темами личной судьбы, проникаются настроени­ями безысходности личного существования. Размышления Бунина о смысле бытия, о любви и смерти, о прошлом и будущем всегда связаны (а с годами все более и более), с мыслью о России, отошедшей для него в область воспоминаний. Бунин-художник весь в пошлом, в дореволюционной Москве, в усадьбах, которых уже нет, в провинци­альных городках; но старые темы, само прошлое преображаются новым душевным состоянием писателя. Оттенок безнадежности, роковой предопределенности жизни лежит на произведениях Бунина эмигран­тской поры.

Самыми значительными книгами Бунина 20–40-х годов были сборники рассказов «Митина любовь» (1925), «Солнечный удар» (1927), «Тень птицы» (1931), роман «Жизнь Арсеньева» (1927–1933) и книга новелл о любви «Темные аллеи» (1943), которая явилась своеобразным итогом идейных и эстетических его исканий. Говоря о «Темных аллеях», Бунин писал, что считает ее «самой лучшей книгой в смысле сжатости, живости и вообще литературного мастерства»⁶⁶.

Понимание мира и своего места в нем Бунин выразил в характерной записи, относящейся к тому времени: «И идут дни за днями – и не оставляет тайная боль неуклонной потери их – неуклонной и бес­смысленной, ибо идут в бездействии, все только в ожидании действия и чего-то еще... И идут дни и ночи, и эта боль, и все неопределенные чувства и мысли и неопределенное сознание себя и всего окружающего и есть моя жизнь, не понимаемая мной». И далее: «Мы живем тем, чем живем, лишь в той мере, в какой постигаем цену того, чем живем. Обычно эта цена очень мала: возвышается она лишь в минуты восторга – восторга счастья или несчастья, яркого сознания приобретения или потери; еще – в минуты поэтического преображения прошлого в памяти». Таким «поэтическим преображением прошлого в памяти» и предстает творчество Бунина эмигрантского периода, в нем писатель ищет спасения от беспредельного чувства одиночества. Если в 1910-е годы проза Бунина высвобождалась из-под власти лирики, то в эти годы, передавая поток жизненных ощущений автора, вновь подчиня­ется ей, несмотря на пластичность письма. Все настойчивее и напря­женнее звучит в творчестве Бунина тема смерти, ее тайны, тема любви, всегда роковым образом сопряженной со смертью.

Рассказы Бунина о любви –это повествование о ее загадочной, ускользающей природе, о тайне женской души, которая томится жаждой любить, но никогда не полюбит. Исход любви, по Бунину, всегда трагичен. В повести «Митина любовь» героя преследует романс Рубинштейна на слова Генриха Гейне: «Я из рода бедных Азров,/Полюбив, мы умираем...» В.Н. Муромцева-Бунина в книге «Жизнь Буни­на» пишет о том, что долгие годы Бунин носил в себе впечатление от этого романса, который услышал в юношеском возрасте и в «Митиной любви» как бы вновь пережил его (и не только в этой повести,– «переживал» писатель его во всем своем творчестве эмигрантского периода).

Именно в любви видел Бунин «возвышенную цену» жизни, в любви, дающей сознание «приобретения» счастья, хотя всегда неустойчивого, теряемого, как неустойчива в утратах сама жизнь. Наиболее показа­тельны в этом отношении рассказы «В Париже», «Холодная осень», «Генрих». Герои Бунина обычно выведены из сферы общественной в сферу психологических отношений. Возможные социальные основы конфликта сведены к мысли о роке, судьбе, тяготеющей над любовью («Три рубля»). Персонажи бунинских рассказов, вошедших в книгу «Темные аллеи», внешне разнообразны, но все они –люди единой судьбы. Студенты, писатели, художники, армейские офицеры одина­ково изолированы от социальной среды. Не в обстоятельствах внешних отношений смысл их жизни; для них характерна внутренняя трагиче­ская опустошенность, отсутствие «цены жизни». Они ищут ее в любви, в воспоминаниях о прошлом. Будущего у них нет, хотя внешние обстоятельства жизни, казалось бы, логически не влекут их к обычному для бунинских рассказов трагическому финалу.

Один из наиболее характерных бунинских рассказов этого цикла о крушении человеческой жизни, любви – «Чистый понедельник».

Как вспоминает В.Н. Муромцева-Бунина, Бунин считал этот рас­сказ лучшим из написанного им⁶⁷. Действительно, рассказ как бы завершал целый период раздумий писателя о России, ее судьбах, а с точки зрения эстетической был итогом его художественных исканий. «Чистый понедельник» –рассказ не только о любви, но и о судьбах дореволюционной России, стоявшей в 1910-е годы перед неизбежно­стью общественного взрыва. Это была попытка Бунина ответить на вопрос: могло ли быть иначе, чем было в истории, могла ли пойти Россия не в революцию, а по другому пути национального развития? По содержанию, бытовому фону рассказ подчеркнуто национально-русский, со всеми атрибутами русского патриархализма, церковностью, со всеми чертами типично московского интеллигентского быта пред­революционного времени.

В центре рассказа загадочный образ женщины, в расцвете красоты ушедшей в монастырь и принявшей постриг. Тайна ее характера, необъяснимость поведения связаны с ее изначальным решением уйти, пройдя искусы жизни, от мира, с его соблазнами, накануне жизненных катаклизмов. Уход героини в монастырь внутренне обоснован мотивом искупления за некое историческое отступничество, за то, что Россия «сорвалась» со своих нравственных устоев в бунт и мятежность. Ведя ее по пути обуздания чувственной стихии к патриархальности, Бунин как бы размышлял о национальном нравственном идеале России. Финал рассказа приобретает символическое звучание: отречение геро­ини от любви, мира – это проявление бунинского неприятия русской общественности, тех социальных настроений, которые привели страну к революции⁶⁸. '

Общий пафос бунинского творчества эпохи эмиграции, место Бунина в литературе своего времени чутко почувствовала М. Цветаева. В ноябре 1933 г., в связи с присуждением Бунину Нобелевской премии, она сказала, сравнивая значение Горького и Бунина для литературы: «...несравненно больше Бунина: и больше, и человечнее, и своеобраз­нее, и нужнее – Горький, Горький – эпоха, а Бунин – конец эпо­хи»⁶⁹ .

Бунинская проза этого времени отличается глубоко субъективным лирическим видением мира. Сюжет бунинского рассказа обычно прост, несложен. Развитие действия замедлено воспоминаниями о прошлом, которые приобретают в рассказе самостоятельное значение, но в конечном счете всегда соотнесены с трагически-бесперспективным настроением. Лирика прозы Бунина обращена к памяти, к прошлому, к эмоциям человека, нерасторжимо связанного с ушедшим и невозв­ратимым миром.

Кроме сборника «Темные аллеи» самым значительным явлением в творчестве Бунина последних лет стал роман «Жизнь Арсеньева», в котором писатель пытался осмыслить и обобщить события своей жизни и жизни России предреволюционного времени. «Жизнь Арсеньева» – лирическая исповедь героя, рассказ о формировании художника «от истока дней», первого осознания своего бытия, через восторги и радость первой любви, творчества до трагического восприятия невозвратимости ушедшей любви и счастья. Это последняя в истории русской литературы автобиографическая книга писателя-дворянина. Связь ее с литературной традицией XIX столетия подчеркнута Буниным сознательно. Вместе с тем «Жизнь Арсеньева» – книга, глубоко от­личная от автобиографических произведений Аксакова или Толстого.

О романе И. Бунина К. Паустовский писал: это «не только славо­словие России, не только итог жизни Бунина, не только выражение глубочайшей и поэтической его любви к своей стране, выражение печали и восторга перед ней, изредка блещущего со страниц книги скупыми слезами, похожими на редкие ранние звезды на небосклоне. Это еще нечто другое.

Это не только вереница русских людей – крестьян, детей, нищих, разорившихся помещиков, прасолов, студентов, юродивых, художни­ков, прелестных женщин,–многих людей, присутствовавших на всех путях и перепутьях и написанных с резкой, порой ошеломляющей силой.

«Жизнь Арсеньева» в каких-то своих частях напоминает картины художника Нестерова «Святая Русь» и «На Руси». Эти полотна – наилучшее выражение своей страны и народа в понимании художни­ка...»⁷⁰.

В основе романа – созерцание, переживание памятных мгновений жизни, своего субъективного мира прошлого, как он видится сегодня. Говоря о прошлом, ушедших временах и людях, Бунин писал: «Сказка, легенда – все эти лица, их жизни и эпохи! Точно такие же чувства испытываю я и теперь, воскрешая образ того, кем я был когда-то. Был ли в самом деле?..»

Лирическая стихия, охватившая прозу позднего Бунина, определи­ла особенности жанра и стиля романа. «В этой удивительной книге поэзия и проза слились воедино, слились органически, создав новый замечательный жанр.

В этом слиянии поэтического восприятия мира с внешне прозаи­ческим его выражением есть нечто строгое, подчас суровое. <...>

Новизна «Жизни Арсеньева» еще и в том, что ни в одной из бунинских вещей не раскрыто с такой полнотой то явление, которое мы, по скудости своего языка, называем «внутренним миром» челове­ка»⁷¹.

Своеобразие романа в том, что решающую роль в нем играет переживание прошлого в лицах и событиях. Но роман не сводится только к самораскрытию Арсеньева, его психологии. У Бунина-реали­ста значение и ценность сохраняет «вещность», реальность бытия – русского, национального, соотнесенного с исторической эпохой. Бу-

нин пишет о любви, смерти, жизни, красоте родной земли. Лейтмотив романа, как и многих новелл Бунина, тема утрат, прежде всего любви. Но, в отличие от других его произведений о любви, вечно сопряженной со смертью, роман лишен ноты безнадежности. В нем прозвучала страстная убежденность писателя в силе и власти любви над смертью. Характерная особенность романа – постоянное смещение времен­ных граней, неразграниченность дум и восприятий жизненных фактов героем романа и Буниным-рассказчиком. Взглядам молодого Арсень­ева свойственны социальные и философские взгляды писателя, пере­жившего уже целую эпоху трагических разуверений.

В этом романе, как и в других произведениях того времени, Бунин осознает человека как звено в цепи поколений. Память истории, память поколений живет осознанно или бессознательно в каждом человеке и движет, наряду с влиянием современности, его поступками, определяет его побуждения и склонности. Эта мысль у Бунина не нова; вариант ее встречается в 1900-е годы в произведениях восточного цикла. Навеяна она мотивами восточной философии. Но в романе эта мысль приобрела новый оттенок. Бунину важно было сказать (как и во многих новеллах тех лет), что процесс восприятия современного мира есть не что иное, как узнавание ушедшего и невозвратимого.

После долгого времени забвения, когда Бунина в России печатали мало, творчество его вернулось на родину. Появились многие собрания его сочинений. И он занял свою место в ряду крупнейших русских писателей-классиков. Пророчески сказал об этом М. Горький еще в 900-е годы, когда писал о месте писателя в отечественной литературе: «Выньте Бунина из русской литературы, и она потускнеет, лишится живого, радужного блеска...»⁷².

Бунин был первым русским писателем, удостоенным Нобелевской премии. На премию Нобеля выдвигали его в 1923 г., потом в 1926 г. С 1930 г. известные европейские писатели вновь начали обсуждение этого вопроса. Кандидатуру Бунина поддержали Томас Манн, Ромен Роллан. Известие о присуждении премии пришло Бунину 9 ноября 1933 г. Шестого декабря он приехал в Стокгольм, где состоялось торжествен­ное ее вручение. В официальном решении о том говорилось: «Решением Шведской академии от 9 ноября 1933 года Нобелевская премия по литературе за этот год присуждена Ивану Бунину за правдивый арти­стичный талант, с которым он воссоздал в художественной прозе типичный русский характер»⁷³.

В 1934–1936 гг. издательство «Петрополис» выпустило в Берлине Собрание сочинений Бунина в И томах, для которого он во многом правил свои ранее написанные вещи, совершенствуя в основном их стиль. Издание явилось как бы итогом пятидесятилетней творческой работы писателя. А в следующем, 1937 г. вышла книга «Освобождение Толстого», тоже своего рода итог, итог философских раздумий Бунина о жизни и становлении творческой личности Толстого, который был для него, как никто другой в отечественной литературе, «максимально духовен».

Войну Бунины прожили на вилле «Жаннет» в Грассе. При немцах Бунин не напечатал ни строчки. Но несмотря на трудные условия жизни – жилось и холодно и голодно – он работал над книгой «Темные аллеи». Первое издание ее (11 рассказов) вышло в Нью-Йорке в 1943 г., первое полное издание – в Париже в 1946 г.

Последним замыслом Бунина была книга о Чехове, материалы к которой он собирал до последних дней. Незаконченная рукопись была подготовлена к печати В.Н. Буниной уже после смерти писателя (вышла в 1955 г. в Нью-Йорке).

Похоронен И.Л. Бунин на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа в пригороде Парижа.

Федор Степун в статье, написанной в связи с получением Буниным Нобелевской премии, сказал: «Признаемся, что мы все развращены ловкостью, острословием, занятостью и интересностью современного писательства; что мы читаем невнимательно, неряшливо и приблизи­тельно, не погружаясь в отдельные слова, а лишь скользя по ним, т. е., читаем вовсе не то, что написано, а нечто лишь отдаленно на написанное похожее. Незначительные писатели, больше литераторы, чем художники, такое чтение переносят. Так как они сами творят «вполруки», то их можно и читать «вполруки». Бунин такого чтения не переносит. При приблизительном чтении от него почти ничего не остается <...> Читать его надо медленно и погружение, всматриваясь в каждый образ и вслушиваясь в каждый ритм...»⁷⁴.

Бунин стоит в ряду крупнейших мастеров русской литературы. Как нельзя лучше итог его жизни, художника-мастера, подводят строки, которыми сам писатель закончил, один из своих последних рассказов – рассказ о старом матросе Бернаре, бывшем когда-то приятелем Мо­пассана. Умирая, Бернар сказал: «Думаю, что я был хороший моряк». Вспоминая об этих словах старого моряка, Бунин пишет: «Мне кажется, что я, как художник, заслужил право сказать о себе, в свои последние дни, нечто подобное тому, что сказал, умирая, Бернар».