Е. П. Блаватская разоблаченная изида том II

Пространство вокруг Верхнего треугольника

В первой книге “Ману” мы читаем:

“Знай, что сумма 1000 божественных веков составляет один день Брахмы, и что одна ночь равна этому дню”.

Одна тысяча божественных веков равняется 4 320 000 000 человеческим годам по вычислениям брахманов.

“По истечении каждой ночи Брахма, который до этого спал, просыпается и посредством единственно энергии движения эманирует из себя дух, который в своей сущности есть, но которого все же нет.

Побуждаемый желанием творить, Дух (первая из эманаций) приступает к творению и порождает эфир, который мудрецы считают обладающим способностью передавать звук.

Эфир порождает воздух, чьи свойства ощутимы и который необходим для жизни.

Через преображение воздуха производится свет.

От воздуха и света, которые порождают тепло, образуется вода, и вода есть чрево зародышей всего живого”.

В течение всего этого огромного периода прогрессирующего творчества, охватывающего 4.320.000.000 лет, эфир, воздух, вода и огонь (тепло) непрерывно формируют материю, подчиняясь никогда не прекращающемуся импульсу Духа или непроявленного Бога, наполняющего все творение, ибо он во всем и все в нем. Это вычисление, бывшее секретным и которое даже теперь встречается только в намеках, ввело Хиггинса в заблуждение, и он делил каждые десять веков на 6000 лет. Если бы он добавил еще несколько нулей к своим итогам, он мог бы ближе подойти к правильному объяснению неросов или секретных циклов.³³⁶

В “Сефер Иецире”, каббалистической Книге Творения, автор, по-видимому, повторяет слова Ману. В ней божественная субстанция представлена как одиноко существовавшая от вечности, беспредельная и абсолютная, и излучившая из себя Дух. “Един Дух Бога Живого — да благословенно будет Имя Его, живущего во веки! Голос, Дух и Слово, это есть Дух Святой” [“Сефер Иецира”, гл. I, мишна IX]; такова каббалистическая абстрактная Троица, так бесцеремонно антропоморфизированная отцами христианской церкви. От этого тройственного ЕДИНОГО эманировал весь космос. Сначала от ОДНОГО произошло число ДВА или Воздух, творческий элемент; и затем число ТРИ, Вода, происшедшая от Воздуха; Эфир или Огонь завершает собой мистическое Четыре — Арба-ил [“Сефер Иецира”, гл. I, м. IX].

“Когда Сокровенный Сокровенного пожелал проявить Себя, Он сначала сотворил Точку (Первичная Точка, или первая Сефира, Воздух или Святой Дух), придал ей священную форму (десять сефиротов или Небесный человек) и покрыл ее роскошным и великолепным одеянием, это и есть Вселенная” [“Зогар”, I, 2a].

“Он сделал Ветер Своим вестником, пламенный Огонь — своим слугой”, — говорит “Иецира”, обнаруживая космический характер позднейших евгемеризованных ангелов [“Сефер Иецира”, м. IX, 10], а также, что Дух наполняет каждый малейший атом в космосе.³³⁷

Когда цикл творчества подходит к концу, энергия проявленного мира слабеет. Только Он, Непостижимый, остается неизменным (всегда латентным), но Творческая Сила, хотя тоже вечная, так как она пребывает в первом с “не-начала”, все же должна быть подчинена периодическим циклам деятельности и покоя; так как она имела начало в одном из своих аспектов, когда она впервые эманировала, то она поэтому должна иметь и конец. Таким образом, вечер следует за днем, и ночь божества приближается. Брахма постепенно засыпает. В одной из книг “Зогара” мы читаем следующее:

“Когда Моисей бодрствовал на Горе Синай в общении с божеством, скрытым от глаз его облаком, внезапно великий страх обуял его и он вдруг вопросил: “Господи, где Ты... почил ли ты, Господи?” И Дух отвечал ему: “Я никогда не сплю; если бы я почил хотя на миг, ранее Моего времени, все Творение обрушилось бы в прах в единое мгновение””. И Вамадэва Моделиар описывает “Ночь Брахмы” или второй период непознаваемого божественного существования такими словами:

Странные шумы несутся со всех сторон... Это предвестники Ночи Брахмы; сумерки поднимаются на горизонте, и Солнце заходит за тринадцатый градус Макара (десятый знак Зодиака), и уже более не достигнет знака Мина (знак Рыб в Зодиаке). Гуру в пагодах, назначенные следить за Рашичакрамом (Зодиаком), могут теперь разбить свой астрономический круг и инструменты, ибо отныне они бесполезны.

Постепенно свет угасает, тепло уменьшается, необитаемые места умножаются на Земле, воздух становится все более и более разреженным, источники вод иссякают, мощные реки видят иссыхание вод своих, океан обнажает свое песчаное дно, и растения умирают. Люди и животные уменьшаются в росте ежедневно. Жизнь и движение теряют свою силу; планеты едва движутся в пространстве; они угасают одна за другой, подобно лампе, которую рука Чокры (слуги) забыла наполнить. Сурья (Солнце) мерцает и потухает; материя идет к растворению (пралайа), и Брахма вновь погружается в Dyaus, непроявленного Бога, и, исполнив свою задачу — засыпает. Прошел еще один День, наступила Ночь — и она будет длиться до будущей Зари.

И вот снова входят в Золотое Яйцо Его Мысль, семена всего, что существует, как говорит нам божественный Ману. Во время Его мирного покоя одушевленные существа, одаренные началами действия прекращают свои функции, и всякое чувство (Манас) засыпает. Когда все они поглощены высшею душою, эта душа всех существ спит в полном покое до дня, когда она вновь принимает свою форму и снова пробуждается из своей начальной тьмы”.³³⁸

Если мы теперь рассмотрим десять легендарных аватаров Вишну, мы найдем, что они расположены в следующей последовательности:

1. Матсья-Аватар: как рыба. Это также будет его десятым и последним аватаром в конце калиюги.

2. Курм-Аватар: как черепаха.

3. Вараха: как кабан.

4. Нара-Синг: как человек-лев, последняя животная стадия.

5. Вамуна: как карлик; первый шаг к человеческой форме.

6. Парасу-Рама: как герой, но все еще несовершенный человек.

7. Рама-Чандра: как герой Рамаяны. Физически совершенный человек; его ближайший родственник, друг и союзник Хануман, обезьяний бог. Обезьяна, наделенная способностью речи.³³⁹

8. Кришна-Аватар: сын Девы Дэванаги (или Дэваки), созданный Богом или, вернее, проявленным божеством Вишну, который тождественен с Адамом Кадмоном.³⁴⁰ Кришну также называют Канья, Сын Девы.

9. Гаутама Будда, Сиддхартха или Шакьямуни. (Буддисты отрицают доктрину, что их Будда является воплощением Вишну.)

10. Этот аватар еще не появился. Его ожидают в будущем, подобно христианскому Второму Пришествию, идея которого, несомненно, была взята от индусов. Когда Вишну появится в последний раз, он придет как “Спаситель”. По мнению некоторых брахманов, он сам появится в виде коня Калки. Другие утверждают, что он появится верхом на нем. Этот конь — оболочка духа зла, и Вишну будет ездить на нем, оставаясь невидимым для всех, до тех пор, пока не одолеет его в последний раз. “Калки-Аватар” или последнее воплощение привело к разделению брахманизма на две секты. Секта Вайшнава отказывается признавать воплощение своего бога Вишну в буквальном смысле в животной форме. Они заявляют, что эти воплощения следует понимать аллегорически.

В приведенной схеме аватаров мы видим прослеженной постепенную эволюцию и преображение всех видов из досилурийской тины Дарвина и ила Санхуниафона и Бероса. Начиная с Азойского периода, что соответствует тому илу, в который Брахма сажает свой творческий зародыш, — мы проходим через палеозойский и мезозойский периоды, которым соответствует первое и второе воплощение в качестве рыбы и черепахи; кайнозойский период охвачен воплощениями в животной и в получеловеческой форме кабана и человека-льва: и мы приходим к пятому, увенчивающему геологическому периоду, обозначенному как “эра ума или век человека”, чьим символом в индусской мифологии является карлик — первая попытка природы создать человека. В этой схеме нам следует придерживаться главной идеи и не судить о степени познаний древних философов посредством принятия в буквальном смысле популярной формы, в которой они предстают перед нами в великой эпической поэме “Махабхарата” и ее части “Бхагавадгите”.

Даже четыре века индусской хронологии содержат в себе значительно более философскую идею, чем кажется, судя по поверхности. Эта идея определяет их и по психологическому или ментальному и по физическому состояниям человека в течение их периода. Крита-юга — золотой век, “век радости” или духовной невинности человека. Третаюга, серебряный век или век огня — период верховенства человека, великанов и сынов Божиих: двапараюга, бронзовый век — уже смесь чистоты и нечистоты (духа и материи), век сомнений: и, наконец, наш собственный. Калиюга или железный век, век мрака, страдания и печали. В этом веке Вишну пришлось воплотиться в Кришне, чтобы спасти человечество от богини Кали, супруги Шивы, всеуничтожающего — богини смерти, разрушения и человеческих страданий. Кали — наилучшая эмблема для представления “падения человека”: падения духа в деградацию материи со всеми ужасающими результатами этого. Прежде, чем когда-либо достигнуть “мокши” или нирваны, обители благословенного Мира и Духа, — мы должны избавиться от Кали.

У буддистов последним воплощением считается пятое. Когда придет Майтрейя-Будда, тогда наш нынешний мир будет разрушен, и новый, лучший мир заменит его. Четыре руки каждого индусского божества являются эмблемами четырех предшествовавших проявлений нашей земли из ее невидимого состояния, тогда как голова обозначает пятого и последнего, Калки-Аватара, когда этот мир будет разрушен и сила Будх — Мудрости (у индусов — Брахмы) будет опять призвана проявить себя в качестве Логоса — чтобы сотворить будущий мир.

В приведенной диаграмме мужские боги обозначают Дух в его божественных атрибутах, тогда как их женские двойники — Шакти — представляют активные энергии этих атрибутов. Дурга (активная сила) есть тонкая, невидимая сила, которая соответствует Шехине — одеянию Эйн-Софа. Она есть та Шакти, посредством которой пассивный “Извечный” вызывает к существованию видимую вселенную из ее первоначального идеального представления. Каждый из трех персонажей экзотерической Тримурти показан пользующимся своею Шакти как Ваханом (носителем). Каждый из них пока что является той формой, которая восседает на таинственной колеснице Иезекииля.

Также не менее ясно мы видим в этой последовательности аватаров осуществление истинно философской идеи об одновременной духовной и физической эволюции тварей и человека. От рыбы ход этого двойного преображения проносит физическую форму через образ черепахи, кабана и человека-льва; а затем, появляясь в карлике человечества, он являет Парасу-Раму физически совершенным, но духовно неразвитым существом; пока он не приводит человечество, олицетворенное одним богоподобным человеком, к кульминации физического и духовного совершенства — к богу на земле. В Кришне и в других Спасителях мира мы видим философскую идею поступательного двойного развития понятой и так же ясно выраженной, как в “Зогаре”. “Небесный человек”, который есть Протогонос, Тиккун, первородный Бога, или вселенская Форма и Идея, — порождает Адама. Поэтому последний есть порождение Бога в человечестве и наделен атрибутами всех десяти сефиротов. Они суть: Мудрость, Разум, Справедливость, Любовь, Красота, Великолепие, Твердость и т. д. Они делают его Основанием или базисом, “могучим живым”, , и венцом творения, поместив его, таким образом, как Альфу и Омегу, царствовать над “царством” — Малкут.

“Человек является и смыслом и высочайшей точкой творения”, — гласит “Зогар”, — “Как только человек был сотворен, все было завершено, включая и верхний и низший миры, ибо все заключено в человеке. Он соединяет в себе все формы”. (III, с. 48a.)

Но это не относится к нашему выродившемуся человечеству; лишь время от времени рождаются люди, являющиеся образцами того, каким человек должен быть, но еще не стал. Первые расы людей были духовны, и их первоначальные тела не состояли из грубых материальных субстанций, из которых они состоят теперь. Первые люди были сотворены со всеми способностями божества и силами, далеко превосходящими силы воинства ангелов, ибо они являлись непосредственными эманациями Адама Кадмона, первичного человека, Макрокосма; тогда как нынешнее человечество отдалено на несколько степеней ниже даже земного Адама, который был Микрокосм или “малый мир”. Сеир Анпин, мистическая фигура Человека, состоит из 243 чисел, и мы видим в кругах, следующих один за другим, что именно ангелы эманировали из “первичного человека”, не сефироты из ангелов. Следовательно, человеку с самого начала назначалось быть существом и прогрессирующим и регрессирующим по натуре. Начав в высочайшей точке божественного цикла, он постепенно начал отступать от центра Света, приобретая на каждой новой и более низкой сфере бытия (в мирах, населенных каждый отличающейся от других расой человеческих существ) более плотную физическую форму и теряя при этом часть своих божественных способностей.

В “падении Адама” мы не должны усматривать персональный грех человека, а просто — закон двойной эволюции. Адам или “Человек” начинает свою карьеру существований обитанием в саду Эдема, “облаченный в небесное одеяние, которое есть одеяние из небесного Света” [Зогар, II, 29b]; но будучи изгнан, он “одет” Богом или вечным законом Эволюции или необходимости — одет одеждою из кожи. Но даже на этой земле материальной деградации — на которой божественная искра (Душа, сверкание Духа) должна была начать свое физическое продвижение в серии заточений от камня вверх до человеческого тела, — если человек пускает в дело свою ВОЛЮ и призывает своего бога на помощь, он может превзойти в силах ангела. “Разве не знаете, что мы будем судить ангелов?” — спрашивает Павел [1 Коринфянам, VI, 3]. Действительным человеком является Душа (Дух), учит “Зогар”.

“Тайна земного человека соответствует тайне небесного человека... Мудрые могут читать тайны на человеческом лице” (II, 76a).

Это еще одно из многих высказываний, по которым в Павле можно узнать посвященного. По причинам, уже полностью объясненным, мы гораздо больше доверяем подлинности некоторых посланий апостолов, ныне изъятых, как апокрифических, чем многим подозрительным частям “Деяний Апостолов”. И подтверждение такому воззрению мы находим в “Письме Павла Сенеке”. В этом послании Павел титулует Сенеку “мой почитаемый Учитель”, тогда как Сенека называет апостола просто “брат”.

Так же, как мы не можем судить об истинной иудейской философии по нелепостям экзотерической Библии; также у нас нет никакого права строить наше мнение о брахманизме и буддизме по их бессмысленным и иногда отвратительным популярным формам. Если только мы поищем истинной сущности философии как “Ману”, так и “Каббалы”, то мы найдем что Вишну, так же как и Адам Кадмон, есть выражение самой вселенной, и что его инкарнации являются только конкретными и различными воплощениями проявлений этого “Огромного Целого”.

“Я — Душа, о, Арджуна. Я та Душа, которая существует в сердцах всех существ; и Я есмь начало и середина, и также конец всего сущего”, — говорит Вишну своему ученику в “Бхагавадгите” [гл. X, с. 71].

“Я есмь Альфа и Омега, начало и конец... Я есмь первый и последний”, — говорит Иисус Иоанну [Откровение, I, 8, 17].

Тех, кто в остатках древности усматривают доказательства, что у современности мало прав претендовать на оригинальность, — тех обычно обвиняют в склонности преувеличивать и искажать факты. Но откровенный читатель едва ли станет утверждать, что вышеизложенное служит этому примером. Эволюционисты существовали уже до того дня, когда, по словам Библии, мифический Ной плавал в своем ковчеге; и древние ученые были лучше осведомлены, и их теории были более логично построены, чем у эволюционистов современности.

Платон, Анаксагор, Пифагор, эллинские школы Греции, так же как и старинные халдейские училища жрецов — все преподавали доктрину двойной эволюции, доктрину о переселении душ, касающуюся только перехода человека из мира в мир после смерти здесь. Каждая философия, достойная этого имени, учила, что дух человека, если и не душа, предсуществовал.

“Ессеи”, — говорит Иосиф, — “верили, что души бессмертны, и что они спускаются с эфирных сфер, чтобы быть прикованными к телам” [153, кн. II, с. 12].

В свою очередь Филон Иудей говорит, что

“воздух полон ими (душами); и что те, кто ближе всего к земле, спускаясь, чтобы быть привязанными к смертным телам, ?блйниспмпυбй бυийт, возвращаются к другим телам, преисполненные жаждой жить в них” [464, с. 455d].

В “Зогаре” душа заставлена выпрашивать свою свободу перед Богом:

“Владыка вселенной! Я счастлива в этом мире и не желаю отправиться в другой мир, где я буду служанкой, подверженной всякой скверне”.³⁴³

Доктрина роковой необходимости, вечного нерушимого Закона утверждена в ответе божества:

“Против твоей воли ты становишься зародышем и против твоей воли ты рождена”.³⁴⁴

Свет был бы непонятен без тьмы, проявляющей его путем контраста; добро не было бы добром без зла, выявляющего бесценную природу блага; итак, личная добродетель не может претендовать на заслугу, если она не прошла горнило соблазна. Нет ничего вечного и неизменного, за исключением сокрытого божества. Ничто предельное — или потому, что оно имело начало или должно иметь конец — не может оставаться неподвижным. Оно должно идти или вперед или назад; и душа, жаждущая снова воссоединиться со своим духом, который единственный может даровать ей бессмертие, должна очиститься посредством циклических переселений, стремясь вперед к единственной Стране Блаженства и Вечного Покоя, называемой в “Зогаре” “Дворцом Любви”,; в индусской религии — “Мокша”; среди гностиков — “Плеромой вечного Света”, а у буддистов — “нирваной”. Христианин называет ее “Царством Небесным” и претендует на то, что он единственный нашел эту истину, тогда как он только изобрел новое имя для доктрины, которая является ровесницей человека.

Доказательство, что переселение души не относится к состоянию человека на этой земле после смерти, можно найти в “Зогаре”, несмотря на многие неправильные изложения его переводчиков.

“Все души, отдалившиеся в небесах от Священного — да будет благословенно Имя Его — бросились в бездну в своем существовании, и ожидали времени, когда им предстояло спуститься на землю...³⁴⁵ Приди и посмотри, когда душа достигнет обители Любви... Душа не выдержала бы этого света, если бы не было светящегося плаща, который она надевает. Ибо, точно так же, как душа, посланная на эту землю, надевает земное одеяние, чтобы сохранить себя здесь, точно также она получает наверху сияющее одеяние, чтобы быть в состоянии смотреть без вреда в зеркало, чей свет исходит из Владыки Света”.³⁴⁶

Кроме того, “Зогар” учит, что душа не может достигнуть обители блаженства, если она не получила “святого поцелуя” или воссоединения души с субстанцией, из которой она была эманирована — с духом. Все души — двойные, и в то время как последняя представляет собою женский принцип, дух является мужским. Пока заключен в теле, человек представляет собою троицу, если только его скверна не настолько велика, что вызывает его разрыв с духом.

“Горе той душе, которая вместо своего небесного мужа (духа) предпочитает земной брак со своим земным телом”, — гласит один текст в “Книге Ключей”.³⁴⁷

Этих идей о переселениях и тройственности человека придерживались многие из ранних христианских отцов. Только путаница, созданная переводчиками Нового Завета и древних философских трактатов по поводу души и духа вызвала многие недоразумения. Это также одна из многих причин, почему Будду, Плотина и многих других посвященных теперь обвиняют в том, что они стремились к полному уничтожению своих душ — к “поглощению божеством” или к “воссоединению со вселенской душой”, что, по мнению наших современников, означает уничтожение. Животная душа, конечно, должна дезинтегрировать свои частицы, прежде чем она будет в состоянии соединить свою более чистую сущность навсегда с бессмертным духом. Но переводчики как “Деяний”, так и “Посланий”, заложившие основание Царствия Небесного, и современные комментаторы буддийской “Сутры Основания Царства Праведности” исказили смысл слов великого апостола христианства так же, как и великого реформатора Индии. Первые настолько затемнили слово ?хчйкпт, что никакой читатель не догадается, что оно имеет какое-либо отношение к душе, и при таком смешивании понятий душа и дух читатели Библии получают лишь искаженные представления обо всем, что касается этого предмета; а переводчики второй не поняли смысла и назначения буддийских четырех степеней Дхианы.

В писаниях Павла сущность человека разделена на три части — плоть, психическое существо или душа, и осеняющая и в то же время внутренняя сущность или ДУХ. Его фразеология очень определенна, когда он учит анастасису, или продолжению жизни после смерти. Он утверждает, что существует психическое тело, которое сеется в тленное, и духовное тело которое возвышается в нетленную субстанцию. “Первый человек из земли и земной, второй человек с неба”. Даже Иаков [III, 15] признает душу говоря, что “это не есть мудрость, нисходящая свыше, но — земная, душевная, бесовская”. Платон, говоря о душе (psuchй), замечает, что “когда она вступает в союз с nous (божественная субстанция, бог — как psuche есть богиня), она все делает правильно и удачно, но дело обстоит иначе, когда она привязывается к Annoia”. То, что Платон называет ноус, Павел называет Духом, то что Павел говорит о плоти, Иисус относит к сердцу. Природное состояние человечества называлось по-гречески ?рпуфбуйб; новое состояние — ?нбуфбуйт. С Адамом пришло первое (смерть), с Христом — последнее (воскресение), так как он был первым, кто открыто учил человечество “Благородному Пути” к Вечной жизни, как Гаутама указывал тот же самый Путь к нирване. Для осуществления той и другой цели был, по обоим учениям, только один путь.

“Бедность, нравственная чистота, созерцание или внутренняя молитва; презрение к богатству и к иллюзорным радостям этого мира”.

“Вступайте на этот путь и положите конец печали; истинно. Путь провозглашен мною, кто нашел как уничтожить стрелы печали. Вы сами должны приложить усилия; Будды — только проповедники. Мыслящий, который вступает на Путь, освобождается от пут Обманщика (Мары)”.³⁴⁸

“Входите тесными вратами, ибо широки врата и пространен путь, ведущие в погибель... Всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному” [Матфей, VII]. “Я ничего не могу творить Сам от Себя” [Иоанн, V, 30]. “Заботы века сего и обольщение богатства заглушает слово” [Матфей, XIII, 22], — говорят христиане; и только путем освобождения от всех заблуждений буддист вступает на “Путь”, который ведет его “прочь от неугомонных мечущихся волн океана жизни” и приведет его “в спокойный Град Мира, к действительной радости и покою нирваны”.

Подобным же образом и греческие философы благодаря стараниям слишком ученых переводчиков превратились из мистиков в мистификаторов. Египтяне почитали божественный дух, один единственный, как Ноут. Совершенно ясно, что именно с этого слова Анаксагор взял свой термин ноус или, как он называет его, ?пυт бхфпксбфзт — Разум или Дух само-сильный, ?счзфзт кйнзуещт.

“Все было хаос”, — говорит он, — “затем пришел ?пυт и установил порядок”.

Он также обозначает этот ?пυт как Единого, который правит многими. По его идее ?пυт был бог, а Логос был человек, эманация первого. Внешние силы воспринимали феномены; только ноус один различал нумены или субъективные явления. Это чисто в буддийском и эзотерическом духе.

Здесь Сократ подхватил его нить и следовал к ней, а после него Платон с целым миром внутреннего знания. Если старый ионийско-итальянский мир кульминировал в Анаксагоре, то новый начался с Сократа и Платона. У Пифагора Душа была самопроизвольно движущейся единицей с тремя элементами: nous, phren и thumos, последними двумя обладали и животные, и только первый элемент представлял его истинное я. Таким образом, обвинение, что он преподавал трансмиграцию, отвергнуто; он учил о ней не более, чем когда-либо учил Гаутама Будда, в какие бы суеверия индусская чернь ни превратила это после его смерти. Заимствовал ли Пифагор от Будды или Будда заимствовал еще от кого-либо — это не имеет значения; эзотерическая доктрина одна и та же.

Платоническая школа даже еще более отчетлива в провозглашении всего этого.

Реальная индивидуальность находилась в основе всего. Поэтому Сократ учил, что у него имеется ?бймьнйпн (dæmonium), духовное что-то, которое направило его на путь мудрости. Он сам ничего не знал, но это что-то повело его к познанию всего.

Платон пошел за ним следом и полностью исследовал принципы бытия. Существовал Агафон, Верховный Бог, создавший в своем уме paradeigma всего.

Он учил, что в человеке имеется “бессмертный принцип души”, смертное тело и “отдельная смертного рода душа”, которая помещалась в отдельном от тела вместилище; бессмертная часть находилась в голове (“Тимей”, XIX, XX), другая — в туловище (XLIV).

Ничего нет яснее того, что Платон рассматривал внутреннего человека, как состоящего из двух частей — одна всегда одна и та же, образованная из той же сущности, что и божество, и другая смертная и тленная.

“Платон и Пифагор”, — говорит Плутарх, — “делили душу на две части — разумную (поэтическую) и неразумную (agnoia); и та часть души человека, которая разумна — вечна; ибо, хотя она и не есть Бог, все же она есть произведение вечного божества, но та часть души, которая лишена разума (agnoia) — умирает”.

“Человек”, — говорит Плутарх, — “есть сложный состав; и ошибаются те, кто думают, что он состоит только из двух частей. Ибо они воображают, что понимание является частью души, но они ошибаются в этом не менее тех, которые считают душу частью тела, ибо понимание (ноус) настолько же превосходит душу, насколько душа лучше и божественнее тела. Соединение этой души (?хчз) с пониманием (νпυт) образует разум, а соединение с телом образует страсть; из этих двух одно является началом или принципом удовольствия и боли, а другое — началом или принципом добродетели и порока. Из этих трех частей, сложенных и слитых вместе, земля дала тело, луна — душу, а солнце — понимание человеческому роду.

“Теперь о смертях, какими мы умираем; одна смерть делает человека двумя из трех, а другая превращает его из двух в одного. Первая находится в области и под юрисдикцией Деметры, откуда название, данное мистериям ?елейн, напоминало название данное смерти — ?елехфбн. Афиняне прежде называли покойников также посвященными Деметре. Что же касается другой смерти, то она происходит на Луне или в области Персефоны. Как и в случае смерти земной, так и в случае другой, небесной, Гермес задерживается. Это внезапно и насильственно отрывает душу от тела; но Прозерпина нежно и в течение долгого времени отъединяет понимание от души. По этой причине ее называют Monogenes, единородной или скорее — порождающей одиночек, ибо лучшая часть человека становится одинокой, когда она ею разъединена. Итак, и та и другая происходят в соответствии с законами природы. Верой предписано, что каждая душа, с пониманием или без понимания (?пυт), когда она покинула тело, должна странствовать некоторое время, хотя не все одинаковое, в области, находящейся между землей и луной. Так как те, кто были несправедливы и вели беспутную жизнь, несут здесь соответствующее своим злодеяниям наказание; но добрые и добродетельные задерживаются до тех пор, пока они не очистятся и путем искупления не освободятся от всех тех зараз, которыми они могли заразиться под влиянием тела, как бы от скверной болезни, живя в самой умеренной части этого пространства, называемой Лугами Гадеса, где они должны оставаться определенное, заранее назначенное время. И затем, словно при возвращении на родину после долгих скитаний или длительного изгнания они испытывают радость такого рода, которую, главным образом, испытывают посвящаемые в священные мистерии; эта радость перемешана с тревогой, восхищением и с особыми, каждому по отдельности присущими надеждами”.

Dжmonium Сократа был этим ?пυт, умом, духом или пониманием в нем божественного.

“Нпυт Сократа”, — говорит Плутарх, — “был чист и смешался с телом не более, чем требовала необходимость... Каждая душа обладает какою-то частью ?пυт, разума — без этого человек не может быть человеком; но столько из каждой души, сколько смешалось с плотью и инстинктивными потребностями, изменяется и через испытывание боли или удовольствия становится неразумной. Не все души в одинаковой степени смешиваются; некоторые целиком погружаются в тело и таким образом в, этой жизни все их строение портится инстинктивными потребностями и страстями; некоторые смешиваются только частью, но более чистая часть [ноус] все же остается вне тела. Эта часть не втягивается в тело, но плавает над ним и прикасается (осеняет) к наиболее возвышающейся части головы; она подобна веревке, чтобы ею поддерживать и направлять опускающуюся часть души до тех пор, пока она оказывается послушной и не поддается инстинктивным влечениям плоти. Та часть, которая погрузилась в тело, называется душой. Но нетленная часть называется ноус, и простонародье думает, что она находится внутри их, точно так же как они думают, что изображение, отраженное зеркалом, находится в этом зеркале. Но более умные, которые знают, что она находится вовне, называют ее Dжmon (бог, дух).

Душа, как сон, быстро улетает, что она, однако, делает не сразу, как только отделилась от тела, но потом, когда она остается одна и отделяется от понимания (ноус)... Душа, будучи ваяема и формируема пониманием (ноус), и сама ваяя и формируя тело путем охватывания его со всех сторон, получает от него отпечаток и форму; таким образом, хотя она отделилась и от понимания и от тела, она, тем не менее, на долгое время все еще удерживает его фигуру и сходство так, что с полным правом ее можно называть его изображением.

И элементом этих душ является луна, так как души распадаются в нее так же, как тела покойников в землю. Действительно, те, которые были добродетельными и честными, ведущими спокойную и философскую жизнь, не впутываясь в хлопотливые дела, — те быстро распадаются, так как их покинул ноус, понимание, и они больше не пользуются телесными страстями — они тотчас же исчезают”.

Мы находим, что даже Ириней, этот неутомимый и смертельный враг каждой греческой и “языческой” ереси, разъясняет свою веру в тройственность человека. Совершенный человек, согласно его воззрениям, состоит из плоти, души и духа:

“... carne, anima, spiritu, altero quidem figurante, spiritu, altero quod formatur, carne. Id vero quod inter haec esl duo, est anima, quae aliquando subsequens spiritum elevatur ab eo, aliquando autem consentient carni in terrenas concupiscentias” [162, кн. I, V, 1].

И Ориген в своем “Шестом Послании Римлянам” говорит:

“Существует тройное деление человека; тело или плоть, самая низкая часть нашего естества, на которой древний змей путем первородного греха написал закон греха, через который мы бываем соблазняемы на подлые поступки, и как только мы поддаемся этим соблазнам, мы крепко привязываем себя к Дьяволу; дух, в котором или посредством которого мы выражаем подобие божественной природы, в котором Лучший Творец; с прообраза своего собственного ума, выгравировал своим собственным пальцем (т. е. своим духом) вечный закон честности — этим мы присоединены (приклеены) к Богу и сделаны едиными с Богом, в-третьих, душа посредничает между этими двумя, которая, как в республике, где партии раскололись, — должна присоединиться к той или другой стороне; она вольна выбирать, к которой стороне примкнуть. Если, отказавшись от плоти, она примкнет к партии духа, она сама станет духовной; если же она опустится к жадностям плоти, то она сама выродится в тело”.

Платон (в “Законах”, X) определяет душу как

“движение, которое способно самопроизвольно двигаться”. “Душа — наиболее древняя изо всего и начало движения”. “Душа была порождена раньше тела; тело более позднее и вторичное, так как, согласно природе, над ним правит властвующая душа”. “Душа, правящая всем, что движимо каким бы то ни было образом, правит точно так же небесами”.

“Поэтому душа руководствует всем в небесах, на земле и в море посредством своих движений, названия которых — хотеть, обдумывать, заботиться, советоваться, строить мнения истинные и ложные, находиться в состоянии радости, печали, уверенности, боязни, ненависти, любви, вместе со всеми такими первичными движениями, которые сопряжены с этими... будучи богинею сама, она всегда берет себе в союзники НОУС, бога, и дисциплинирует все правильно и удачно; но если она вместе с Annoia, а не nous — она во всем поступает наоборот”.

В этом изложении, как и в буддийских текстах, отрицательное рассматривается как сущностное существование. Уничтожение входит в эту же категорию. Положительное состояние есть сущностное бытие, но не проявление как таковое. Когда дух, по буддийской терминологии, вступает в нирвану, он теряет объективное существование, но сохраняет субъективное. Для объективного ума это есть превращение в абсолютное ничто; для субъективного — НИ-что, ничто, что можно было бы развернуть перед чувствами.

Эти довольно подробные цитаты были необходимы для нашей цели. Лучше, чем что-либо другое, они демонстрируют согласие между старейшими “языческими” философиями — которым “не помогал свет божественного откровения”, если применить любопытное высказывание Лебулэ в адрес Будды — и ранним христианством некоторых отцов. Как языческая философия, так и христианство, однако, обязаны своими возвышенными идеями о душе и духе человека и непознаваемом Боге буддизму и индусскому Ману. Нет ничего удивительного в том, что манихейцы утверждали, что Иисус был пермутацией Гаутамы; что Будда, Христос и Ману были одним и тем же лицом [528, т. I, с. 817], так как учения первых двух были тождественны. Это была доктрина старой Индии, которой придерживался Иисус, когда проповедовал полный отказ от мира и его тщеты, чтобы достичь Царствия Небесного, нирваны, где “люди не женятся и не выходят замуж, но живут подобно ангелам”.

Опять-таки, это была философия Сиддхартхи-Будды, которую проповедовал Пифагор, утверждая, что эго (нпυт) было вечно с Богом, и что только душа проходила через различные стадии (индусские Рупа локи), чтобы достичь божественного превосходства; между тем как thumos возвращался на землю, и даже phren уничтожался. Таким образом, метемпсихоз был только последовательностью наказаний через небеса-прибежища (называемые буддистами — Зион)³⁴⁹ чтобы освободиться от внешнего ума, освободить ноус от phren или души, буддийской “Виньянаскандая”, того принципа, который живет, завися от кармы и сканд (групп). Именно последние, метафизические олицетворения “деяний” человека, добрых или плохих, после смерти его тела воплощаются, так сказать, и образуют свои многие невидимые, но неумирающие соединения, входящие в новое тело или, вернее, в эфирное существо, в двойник того, кем человек был морально. Именно астральное тело каббалиста и “воплотившиеся деяния” образуют новое чувствующее “я”, так как его Аханкара (эго, самосознание), данное ему верховным Владыкою (дыханием Бога), никогда не может погибнуть, ибо оно бессмертно per se как дух; отсюда страдания новорожденного “я”, которые длятся до тех пор, пока он не избавится от всех земных мыслей, желаний и страстей.

Теперь мы видим, что “четыре тайны” буддийской доктрины были так же мало поняты и оценены, как и “мудрость”, на которую намекал Павел и которая говорилась “между совершенными” (посвящеными), “мудрость мистерий”, которой “никто из архонов века сего не познал” [1 Коринф., II, 6, 7, 8]. Четвертая степень буддийской Дхианы, плод самадхи, ведущий к высочайшему совершенству, к Виконддхам — термин, правильно переведенный Бюрнуфом глаголом “совершенствовать” [307, c. 806] совсем неправильно понята другими, равно как и самим Бюрнуфом. Определяя состояние Дхианы, Сент-Илер аргументирует так:

“Наконец, достигнув четвертой степени, аскет больше не обладает этим чувством блаженства, как бы затемнено оно ни было... он также утерял всю память... он достиг бесчувственности, такой близкой к нирване, как только можно... Однако, эта абсолютная бесчувственность отнюдь не является препятствием аскету в приобретении в этот самый момент всезнания и магических сил; это явное противоречие, о котором буддисты беспокоятся не более, чем о многих других” [529, 95].

А зачем им беспокоиться, когда эти противоречия, по сути дела, совсем не являются противоречиями? Не пристало нам говорить о противоречиях в религиях других народов, когда противоречия в нашей собственной религии породили, кроме трех великих взаимоборствующих церквей — римской, протестантской и восточной, — еще тысяча и одну весьма любопытных меньших сект. Как бы то ни было, у нас имеется термин, применяемый к одному и тому же понятию буддийскими святыми “нищенствующими” и Павлом, апостолом. Когда последний говорит: “Чтобы достигнуть воскресения мертвых... не то, чтоб я уже достиг, или усовершился” (стал посвященным) [Филиппийцам, III, 11-14] — то он пользуется выражением, обычным среди посвященных буддистов. Когда буддийский аскет достиг “четвертой степени”, — его считают архатом. Он производит всякого рода феномены исключительно силою своего освобожденного духа. Архат тот, говорят буддисты, кто приобрел силу летать по воздуху, стать невидимым, повелевать стихиями, творить всякого рода удивительные явления, обычно и притом ошибочно называемые мейпо (чудесами). Он — совершенный человек, полубог. Он станет богом, когда достигнет нирваны, ибо так же, как посвященные обоих заветов, почитатели Будды знают, что они — “боги”.

“Истинный буддизм, перескакивая стену между предельным и беспредельным сознанием, побуждает последователей стремиться собственными усилиями к тому божественному совершенству, на которое, по его учению, человек способен, и по достижении которого человек становится богом”, — говорит Брайан Хогтон Ходжсон.³⁵⁰

Мрачны и печальны были пути, кровью залиты и извилисты тропы, по которым христианский мир был вынужден пройти, чтобы принять христианство Иринея и Евсевия. И все же, если мы не примем воззрений древних язычников, — может ли наше поколение претендовать на то, что оно разрешило какую-нибудь из тайн “Царствия Небесного”? Что больше знает наиболее набожный и ученый из христиан о будущей судьбе и продвижении нашего бессмертного духа, чем языческий философ древности и современный “язычник” по ту сторону Гималаев? Может ли он даже похвастать, что он знает столько же, несмотря на то, что на полный ход пользуется “божественным” откровением? Мы видели буддиста, как он придерживается веры своих отцов и в теории и на практике; и как бы ни была слепа его вера и как бы абсурдны ни были его понятия по некоторым особым пунктам доктрины, позднейшим поправкам, внесенным честолюбивым духовенством, — все же в практической жизни его буддизм намного больше христоподобен на деле и по духу, чем, в среднем, жизнь наших христианских священнослужителей. Уже достаточно одного того факта, что его религия повелевает ему “почитать свою собственную веру, но никогда не поносить веру других”.³⁵¹ Это ставит буддийского ламу неизмеримо выше любого священника, который считает своим священным долгом проклинать открыто “язычника” и приговаривать его и его религию “на вечные муки”. Христианство с каждым днем все более становится религией чистого эмоционализма. Доктрина Будды всецело обоснована на практике деятельности. Ее ядром является любовь ко всем живым существам, человеческим и животным. Человек, который знает, что если он не будет трудиться для себя, — ему придется голодать, и понимает, что у него нет козла отпущения, который понес бы за него его прегрешения, — по всей вероятности, имеет шансы в десять раз стать лучшим человеком, чем тот, кого научили, что убийство, кража, распутство могут быть в мгновение ока смыты с него, и он станет белый как снег, если он только верит в Бога, который, по выражению Волнея, “когда-то принимал пищу на земле, а теперь сам стал пищею своих людей”.