Эрик Эммануэль шмитт маленькие супружеские преступления перевод с французского
жүктеу/скачать 0.58 Mb.
|
| Эрик Эммануэль ШМИТТ
МАЛЕНЬКИЕ СУПРУЖЕСКИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ Перевод с французского Ирины ПРОХОРОВОЙ и Владимира АЛЕКСЕЕВА Тел. Ирины Прохоровой: Дом. + 33.1.46.60.54.41 Сотовый: + 33.6.13.13.85.38
ЖИЛЬ: Ничего. (Недовольная его ответом, она делает ему знак поставить чемодан, закрывает дверь и подводит его за руку к креслу.) ЛИЗА: Это кресло, в котором ты любишь читать. ЖИЛЬ : Оно какое-то потрепанное. ЛИЗА: Я тебе сто раз предлагала обить его заново, но ты отвечал, что мне придется выбирать между тобой и обойщиком. (Жиль садится в кресло и вскрикивает от боли.) ЖИЛЬ: Тут не только обивку надо менять, одна из пружин ведет себя довольно агрессивно. ЛИЗА: Интеллектуальная пружина. ЖИЛЬ: Не понял… ЛИЗА : На твой взгляд, для работы годится только неудобное кресло. Эту пружину, которая тебе впивается в левую ягодицу, ты называешь интеллектуальной, острием мысли, пиком бдительности! ЖИЛЬ: Так кто же я на самом деле: интеллектуал или факир? ЛИЗА : Пойди, сядь за свой письменный стол.
ЖИЛЬ: (Со вздохом.) А что у меня есть теория и на стулья, которые скрипят7 ЛИЗА : Разумеется. Ты же не позволяешь мне капнуть туда масла. Считаешь, что каждый скрип – это сигнал тревоги. Заржавелый табурет активно участвует в твоей борьбе против вселенской расхлябанности. ЖИЛЬ: У меня что на все есть своя теория? ЛИЗА : Почти на все. Ты не выносишь, когда я навожу порядок на твоем письменном столе. Ворох бумаг, который на нем громоздится, ты называешь «исторически сложившимся архивом». Ты утверждаешь, что книжные полки без пыли бывают только в залах ожидания, через которые проходят сотни тысяч людей. По твоим понятиям, крошки – это не грязь, это часть хлеба, который мы едим. Ты даже недавно заявил, что крошки – это слезы, которыми плачет хлеб, когда мы его режем и кромсаем. Согласно этой же твоей теории, кровати и диваны полны печали. Ты никогда не меняешь сгоревшие лампочки, так как ты считаешь необходимым несколько дней блюсти траур по погасшему свету. Но за пятнадцать лет нашей супружеской жизни мне наконец удалось вывести из всех твоих теорий одну, самую главную – в доме ничего не надо делать! ЖИЛЬ: (Виновато усмехается.) Жизнь со мной похожа на ад? ЛИЗА : (Удивленно.) Ты меня растрогал этим вопросом. ЖИЛЬ: А как же с ответом? (Она молчит, но он ждет, и наконец она произносит со стыдливой нежностью в голосе:) ЛИЗА : Конечно, ад, но… каким-то образом… он дорог мне. ЖИЛЬ: Почему? ЛИЗА : В нем тепло. ЖИЛЬ: Как и полагается в аду. ЛИЗА : И в нем мое место. ЖИЛЬ: Слава Люциферу…
ЖИЛЬ: Странно… У меня такое ощущение, будто я заново родился. Когда… Когда это произошло? ЛИЗА : Пятнадцать дней назад. ЖИЛЬ: Всего-то? ЛИЗА : Мне показалось это очень долгим сроком. ЖИЛЬ: А мне – коротким. (Про себя) Утром я проснулся в больнице, рот свело, будто я вышел от зубного врача, в щеках колет, на голове повязка, череп словно свинцом налит. «Что я здесь делаю? Неужели я попал в аварию? Слава богу, живой». Пробуждение я воспринял как благо.. Я ощупывал свое тело, словно оно ко мне заново вернулось. Я вам рассказывал?... ЛИЗА : (Поправляет) Тебе. Говори мне «ты». ЖИЛЬ: (Спохватывается) Да, я рассказывал тебе, в какой шок привела меня медсестра? ЛИЗА : Медсестра? ЖИЛЬ: Ко мне в палату вошла медсестра. «Наконец-то Вы открыли глаза, господин Дюбери!» Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, к кому она обращается, и обнаруживаю, что я в палате один. А она продолжает: «Как Вы себя чувствуете, господин Дюбери?» Вижу, что она вполне уверена в том, что говорит. Я был очень слаб, но кое-как собрал все силы, чтобы произнести хоть пару слов. Когда она ушла, я дотянулся до таблички на моей кровати, где значиться обычно фамилия пациента и его температура. Там было написано: Жиль Дюбери. «Почему меня так называют? Кто-то должно быть ошибся?» Фамилия Дюбери мне ни о чем не говорит. Но я тут же обнаруживаю, что не могу вспомнить, как меня зовут. На ум приходят лишь какие-то имена из детства: Микки, Вини-пух, Фантазио, Белоснежка. И наконец до меня доходит, что я потерял память и ничего о себе не помню. Все, что раньше учил, помню: и латинские падежи, и таблицу умножения, и спряжение русских глаголов, и греческий алфавит. Я даже повторил их для верности. Все в порядке. Это меня успокоило. Возможно вспомню и остальное. Как можно отлично помнить таблицу умножения, даже самое трудное в ней – умножение на 8, и не знать кто ты такой? Я решил не поддаваться панике. Я даже убедил себя, что это повязка на голове слишком сильно сжимает мне виски и блокирует мою память; и как только мне ее снимут, все придет в норму. Врачи и медсестры у моей постели сменяли друг друга. Я им рассказывал о своих провалах в памяти, но они лишь с сочувствием смотрели на меня. Тогда я высказал им свои соображения по поводу повязки на голове. Они не охладили моего оптимизма. Несколько дней спустя в мою палату вошла какая-то красивая женщина без халата. «Ба, – сказал я себе, – новая медсестра! Но почему она одета не как все?» Она ничего не говорила, только смотрела на меня улыбаясь. Потом взяла меня за руку и стала гладить по щеке. Я было подумал, что это какая-то особая сиделка, сиделка с специальной миссией «для утешения страдающих мужчин», сиделка из бригады путан, как вдруг она заявляет мне, что она – моя жена. (Поворачивается к Лизе) Вы действительно уверены в этом? ЛИЗА : Абсолютно. ЖИЛЬ: Вы точно не из обслуживающего персонала? ЛИЗА : Ты должен говорить со мной на ты. ЖИЛЬ: Вы не… ты не… ЛИЗА : (Прерывает) Я твоя жена. ЖИЛЬ: Тем лучше. (Молчит). И вы… И ты уверена, что мы у себя дома? ЛИЗА : Уверена.
ЖИЛЬ: Я не хочу делать поспешных выводов, но все-таки моя жена мне нравится гораздо больше, чем моя квартира. (Оба смеются. В шутке Жиля сквозит полная растерянность. Видно как он страдает.) ЖИЛЬ: Ну, так что будем делать? ЛИЗА : Сегодня вечером? Располагаться, возвращаться к нашей нормальной жизни. ЖИЛЬ: А что мы будем делать, если память ко мне не вернется? ЛИЗА : (Озабоченно). Она вернется. ЖИЛЬ: Мой оптимизм на пределе и таблетки закончились. ЛИЗА : Память непременно вернется. ЖИЛЬ: Пятнадцать дней мне твердят, что достаточно маленького шока и все придет в норму… Я вас увидел и не узнал. Вы принесли мне альбом с фотографиями, я смотрел его и мне казалось, что я листаю телефонную книгу. Мы приехали сюда, и я решил, что это – гостиница. (С болью). Я ничего не узнаю. Я слышу различные звуки, вижу предметы, вдыхаю запахи, но все это не имеет для меня ни малейшего смысла. Вокруг меня богатый, разнообразный и слаженный мир, но я не нахожу в нем своего места. Все твердо и прочно, кроме меня. Меня нет, я исчез. (Она садится рядом, берет его ладони в свои, пытаясь успокоить.) ЛИЗА : Просветление наступит. Случаи полной амнезии очень редки. ЖИЛЬ: Судя по тому немногому, что я о себе узнал, я сам, видать, довольно редкое явление. Да? (Сокрушенно). Что вы будете делать… ЛИЗА : Что ты будешь делать! ЖИЛЬ: Что ты будешь делать, если я не приду в себя? Ты ведь не станешь жить с безмозглым двойником, с похожей на меня обезьяной? ЛИЗА : (Подсмеиваясь над его страхами) Почему бы нет? ЖИЛЬ: Нет, не станешь, если ты меня любишь, Лиза, если ты меня действительно любишь!
ЖИЛЬ: Если ты любишь меня, ты не сможешь любить моего двойника, мое отражение, мою пустую оболочку, сувенир, который ни о чем не напоминает! ЛИЗА : Успокойся. ЖИЛЬ: Если ты меня любишь, ты меня примешь увечным, старым, больным, но при условии, что это буду я сам, а не чурбан с моей внешностью. Если ты меня любишь, ты захочешь меня, а не только мое отражение. Если ты меня любишь… ты… (Лиза раздражена, встает и начинает ходить взад и вперед по комнате.) ЖИЛЬ: Скажите, вы любите меня? ЛИЗА : Ты! ЖИЛЬ: Ты любишь меня? (Лиза молчит и с болью смотрит на него. Жиль размышляет, останавливаясь после каждой фразы:) ЖИЛЬ: Что это – любовь или снисхождение? Одно лишь снисхождение? Незнакомец даже для самого себя. Я даже не уверен, что самому себе нравлюсь… (Он обхватывает голову руками. Она странно смотрит на него, хочет что-то сказать, но сдерживается. Пауза.) ЖИЛЬ: А его вы любили? ЛИЗА : Кого его? ЖИЛЬ: Его! Меня, когда я еще был я! Вашего мужа! ЛИЗА : Успокойтесь. ЖИЛЬ: Ага, вы со мной на вы! Вы, значит, не моя жена! Я должен немедленно уйти! ЛИЗА : Жиль, успокойся. Я теряюсь от твоих вопросов. Это «вы» вылетело у меня непроизвольно. ЖИЛЬ: Непроизвольно? ЛИЗА : Это реакция на твое выканье. Ты обращаешься ко мне на вы и о себе говоришь в третьем лице. Я просто запуталась, уже сама не знаю, где я. ЖИЛЬ: Я тоже. ЛИЗА : О чем ты меня спросил? ЖИЛЬ: Любила ли ты своего мужа. (Она улыбается. Он поражен, ее молчанием.) ЖИЛЬ: Если вы его не любили, самое время отделаться от него. Воспользуйтесь тем, что он сам себя потерял, и вытолкайте его за дверь. Вышвырните нас обоих. Наведите порядок. Вы не решаетесь мне признаться, что мы перестали быть счастливы в браке, не так ли? Так давайте воспользуемся ситуацией. Я готов. Скажите мне только, и я уйду. Мне это не составит труда, я все равно не знаю кто я такой и кто вы для меня. Отличная возможность. Лучшей быть не может! Пожалуйста, укажите мне на дверь, прошу вас. (Лиза, удивленная его реакцией, подходит к нему.) ЛИЗА : Ты принял лекарства? ЖИЛЬ: (Раздраженно). Мои страдания неизлечимы! И что это за манера совать мне в рот пилюли, как только речь заходит о чувствах? ЛИЗА : (Смеется). Жиль! ЖИЛЬ: Ты еще и смеешься надо мной! ЛИЗА : (С восхищением). Жиль, это замечательно, ты приходишь в себя! Ведь это одна из твоих излюбленных фраз: «Что за манера совать мне в рот пилюли, как только речь заходит о чувствах?» В этом весь ты.. Ты всегда не выносил людей, которые свое возмущение, огорчение или страхи облегчали успокаивающими средствами. Ты говорил: наша эпоха стала настолько изощренной, что пытается с помощью лекарств руководить нашим сознанием, но ей не удастся пилюлями вытравить из нас человека. ЖИЛЬ: (Приятно удивлен). Я так говорил? ЛИЗА : И еще добавлял: мудрость не в том, чтобы избегать чувств, а в том чтобы испытать их сполна. ЖИЛЬ: Неужели? А вот в вопросе об уборке я придерживался метафизического взгляда и призывал, что ничего делать не надо?
ЖИЛЬ: (Медленно, вполголоса). А как у нас с этим делом? ЛИЗА : (Так же) Отлично. ЖИЛЬ: Неудивительно. (Они стоят, прижавшись друг к другу.) ЖИЛЬ: Это происходило… бурно… или часто? ЛИЗА : Очень бурно и очень часто. ЖИЛЬ: Неудивительно. (Он пытается поцеловать ее в губы, но она отстраняется.) ЖИЛЬ: Почему? ЛИЗА : Слишком рано. ЖИЛЬ: Но это могло бы стать тем самым шоком. ЛИЗА : И для меня тоже. ЖИЛЬ: Не понимаю. (Он снова пытается ее поцеловать, она останавливает его.) ЛИЗА : Нет. (Он настаивает). Я сказала, нет. (Она освобождается из его объятий решительно, но мягко.) (Расстроенный, он обводит глазами комнату и потом, словно осознав свое унижение, бросается к чемодану.) ЖИЛЬ: Мне очень жаль, но у нас ничего не выйдет. Я ухожу ЛИЗА : Жиль! ЖИЛЬ: Ухожу! ЛИЗА : Жиль! ЖИЛЬ: Нет, нет, мне лучше вернуться. ЛИЗА : Куда?
ЛИЗА : (Ласково). Тебе больше некуда идти. (Пауза). Ты у себя дома. (Пауза). Здесь ты у себя. (Он беспокойно оглядывается.) ЖИЛЬ: Мы в самом деле знакомы? (Она подтверждает улыбкой.) Я не узнаю вас. ЛИЗА : Ты и себя не узнаешь. ЖИЛЬ: А кто мне докажет, что вы не пришли в больницу точно в приют для бездомных животных? Вы зашли в отделение амнезиков и спросили, которого из них вы могли бы взять на свое попечение. Глядя на меня, вы подумали: «Вот этот вроде ничего. Он не очень молод, но у него красивые глаза и ухоженный вид. Я отвезу его к себе домой и заставлю поверить, что я – его жена». Вы случайно не вдова? ЛИЗА : Вдова? ЖИЛЬ: Мне как-то рассказывали о банде вдов, которые занимались продажей потерявших память мужчин. ЛИЗА : Жиль, я твоя жена.
ЖИЛЬ: Тогда расскажи мне про меня, помоги мне найти себя. (Лиза показывает на развешенные по стенам картины.) ЛИЗА : Что ты думаешь об этих картинах? ЖИЛЬ: Они недурны. Это единственное, что мне понравилось в этой квартире. ЛИЗА : Правда? ЖИЛЬ: Похоже, они принадлежат кисти одного и того же художника. ЛИЗА : И этот художник – ты. ЖИЛЬ: (Непроизвольно). Браво! (Удивленно). Я? ЛИЗА : Да. ЖИЛЬ: Оказывается, я не только писатель, но еще и… художник? ЛИЗА : Стало быть так. (Жиль рассматривает картины, сначала недоверчиво, потом с восторгом.) ЖИЛЬ: Смотри-ка, я оказывается замечательный тип, если не считать взглядов на уборку в доме: удачно женат, прекрасный любовник, художник, писатель, создатель всяких теорий. (Растерянно). Я не прочь с собой познакомиться. ЛИЗА : (С иронией). Ты просто очарователен!
ЖИЛЬ: Так что же, я зарабатываю на жизнь и живописью тоже? ЛИЗА : Нет, только детективами. Живопись – твое хобби ЖИЛЬ: Ах так… (Смотрит на нее подозрительно). А каким я был мужем? ЛИЗА : Ты не мог бы уточнить вопрос? ЖИЛЬ: Я был ревнив? ЛИЗА : Вовсе нет. ЖИЛЬ: (Удивленно). Вот как? ЛИЗА : Ты говорил, что доверяешь мне, и мне это нравилось. ЖИЛЬ: То есть ты… пользовалась тем, что я не ревнив? ЛИЗА : Для чего? ЖИЛЬ: Чтобы возбудить во мне ревность. ЛИЗА : (Улыбаясь). Нет.
ЖИЛЬ: А я… я хранил тебе верность? (Она тянет время, забавляясь страхом, проступившим на его лице, и наконец роняет:) ЛИЗА : Да. ЖИЛЬ: Уф! ЛИЗА : (Лукаво). Если ты мне изменял, то тогда у тебя просто дар божий скрывать свои поступки. ЖИЛЬ: Такого дара я за собой не замечал ЛИЗА : (Лукаво). Или скорее – способность находиться одновременно в разных местах. Ты ведь почти не выходил отсюда. Все время писал, читал или рисовал. Как бы ты мог это сделать? ЖИЛЬ: Действительно, как?
ЛИЗА : Твоя верность была очень важна для меня. Я не настолько уверена в себе, чтобы день за днем бороться с соперницами… или с подозрениями. ЖИЛЬ: Однако, ты производишь впечатление человека прекрасно вооруженного для такой борьбы. Немногие женщины в твоем возрасте… ЛИЗА : Да, но в том-то и дело, что мир населен не только женщинами моего возраста. В двадцать лет можно не обращать внимания на возраст; но после сорока иллюзии рассеиваются. Женщина начинает ощущать свой возраст, как только она обнаруживает, что есть соперницы помоложе. ЖИЛЬ: Я… Я заглядывался на женщин помоложе? ЛИЗА : Конечно. (Он облегченно вздыхает, хотя беспокойство продолжает мучить его.) ЖИЛЬ: Это ужасно. Я хожу по краю пропасти. В любой момент может открыться что-нибудь такое, что превратит меня в чудовище. Я иду по натянутой проволоке и мне пока еще удается сохранять равновесие,. Я не страшусь будущего, но полон сомнений насчет своего прошлого. А вдруг оно окажется настолько неприглядным, что я не выдержу и сорвусь? Я двигаюсь к цели, но не знаю, что меня там ждет. Расскажи мне о моих недостатках. ЛИЗА : (Размышляя). У тебя… у тебя их практически нет. ЖИЛЬ: Но все же. ЛИЗА : Ничего не приходит на ум… Нетерпение! Да, ты очень нетерпелив. ЖИЛЬ: Это плохо? ЛИЗА : Нет, это прекрасно. Возвращаясь домой, бывало ты начинал раздеваться прямо в лифте. Однажды ты и с меня там сорвал платье. Ты…
ЖИЛЬ: Даже так?... ЛИЗА : Да. Мы еле успели закрыть дверь. ЖИЛЬ: Успели? ЛИЗА : Нет, кажется, нет.
ЖИЛЬ: Значит, я могу не бояться возвращения памяти? (Лиза колеблется ответить. Жиль замечает это и начинает настаивать.) ЖИЛЬ: Видишь ли, иногда я задаюсь вопросом: а не замкнулся ли мой мозг преднамеренно. Не извлекает ли он выгоду из этого беспамятства? ЛИЗА : Какую выгоду? ЖИЛЬ: Может быть ему выгодно чего-то не знать. Неизвестность для него – форма защиты.. Он бежит от правды. ЛИЗА : (Смущенно). Неужели? ЖИЛЬ: Может быть, удар, который я получил, был не только физического свойства… Травмы бывают разные… (Они пристально смотрят друг на друга. Похоже, что оба испытывают страх.) ЛИЗА : (Не очень уверенно). Я думаю, ты зря беспокоишься. ЖИЛЬ: Ты уверена? ЛИЗА : Вполне. Ты не сделаешь никакого неприятного для себя открытия. ЖИЛЬ: Поклянись. ЛИЗА : Клянусь. (Напряжение спадает.) ЖИЛЬ: Рассказывай мне обо мне. Это стало моей любимой темой ЛИЗА : Так было всегда. ЖИЛЬ: Неужели? ЛИЗА : Надо отдать тебе должное: ты никогда не страдал отсутствием внимания к собственной персоне. Посмотри на свою библиотеку: на всех своих романах ты написал посвящение самому себе. (Берет первую попавшуюся книгу). Вот пожалуйста: «Себе самому посвящаю свою книгу с искренней любовью. Жиль». ЖИЛЬ: (Смущенно). Какое высокомерие! ЛИЗА : Это такой у тебя юмор. ЖИЛЬ: Попахивает самовлюбленностью. ЛИЗА : Нет, это тот самый юмор, за которым кроется правда. ЖИЛЬ: Надеюсь, я тебе тоже писал посвящения? ЛИЗА : (Смеется). Да. (Направляется к другой полке и берет книгу). «Лизе, моей жене, моей совести, моей больной совести, моей любви, той, которую я обожаю и которой я не достоин. Жиль.»
ЖИЛЬ: Лиза… ЛИЗА : Прости меня. Воспоминания нахлынули. ЖИЛЬ: Но я здесь. Я еще жив. ЛИЗА : Да, но прошлое… – его больше нет. (Пытается улыбнуться сквозь слезы). Я тебя очень любила, Жиль, очень. ЖИЛЬ: Это звучит как: «Я очень страдала, очень». ЛИЗА : Возможно. Я не знаю любви без страданий. ЖИЛЬ: (Ласково). Я заставлял тебя страдать? ЛИЗА : (Явно говоря неправду). Нет.
ЛИЗА : Что еще рассказать о тебе? Ты обожаешь шляться по магазинам, что довольно редко для мужчины. Ты можешь даже выдержать целый час в магазине женской обуви, что достоино похвалы. Ты всегда даешь ценные советы по поводу моей одежды, советы эстета, а не мужлана, которому важны лишь марка и цена. Иногда мы назначаем друг другу свидания в чайных салонах. ЖИЛЬ: Так я люблю пить чай? ЛИЗА : И пьешь с большим удовольствием. Ты, кажется, огорчен? ЖИЛЬ: Я представлял себя более мужественным… Все эти шмотки, магазины, чай… прямо подружка какая-то. ЛИЗА : (Смеется.) В этом и есть твой шарм. Ты – обаятельная смесь мужского и женского начала. ЖИЛЬ: (Недовольно). Фу! ЛИЗА : И детективы, которые ты пишешь – тому подтверждение. ЖИЛЬ: Да, хотя бы в этом я выгляжу по-мужски! ЛИЗА : Вовсе нет. У тебя и на это есть своя теория. Поскольку детективы в большинстве своем пишут и читают женщины, ты считаешь, что это жанр женский, и в нем женщины, которым до смерти надоело только давать людям жизнь, отводят душу, убивая этих людей в своем воображении. Детективные романы – или месть матерей… ЖИЛЬ: (Удрученно). Ох уж эти мои теории!
ЖИЛЬ: Что-то твоем рассказе мне кажется странным. С одной стороны, я выгляжу этаким горячим петушком, зацикленным на сексе, нетерпеливым, импульсивным, сбрасывающим брюки уже в лифте, а с другой, я – верный супруг, доверчивый, без тени ревности, готовый часами торчать в магазинах и чайных салонах, в общем, дружок-гомосексуалист при порядочной женщине. Что-то это не вяжется. ЛИЗА : Тем не менее, это – факт.
ЖИЛЬ: «Лизе, моей жене, моей совести, моей больной совести, моей любви, той, которую я обожаю, но которой я не достоин». Человек, который написал это, просит за что-то прощения, не так ли? ЛИЗА : Нет. ЖИЛЬ: Нет? А «моя совесть, моя больная совесть»? ЛИЗА : Я заставляла тебя работать, быть более требовательным к себе. ЖИЛЬ: А что это: «той… которой я не достоин». ЛИЗА : Ты всегда считал, что ты меня недостоин. ЖИЛЬ: Я?
ЛИЗА : Это был скорее социальный, нежели интеллектуальный комплекс. Мои родители были дипломаты, а твои – владельцы сырной лавки. (Жиль сбит с толку. Он ничего не отвечает, но продолжает сомневаться.) ЛИЗА : (Улыбаясь). У тебя даже была шутка по этому поводу: тот кто рожден в камамбере, никогда не избавится от его запаха. ЖИЛЬ: (Морщится). Довольно меня цитировать на каждом шагу, можно подумать, что ты вдова. ЛИЗА : В какой-то степени это так. (Его передергивает. Она пытается смягчить эффект своих слов и добавляет более теплым тоном:) ЛИЗА : Временно. (Он облегченно вздыхает и поворачивается к ней). Я вдова, которая тешит себя надеждой, что скоро перестанет ею быть. (Обнимает его). Ты обязательно все вспомнишь! ЖИЛЬ: (Тронутый). Прости меня.
ЖИЛЬ: Обидно узнавать от других правду о самом себе. ЛИЗА : Не ты первый, не ты последний.
ЖИЛЬ: С чаем я уже завязал? ЛИЗА : Ага. ЖИЛЬ: Тем лучше ! жүктеу/скачать 0.58 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|