Франсуа Мари Вольтер
Отец Никодим и Жанно.
Диалог в стихах.
Перевод А. С. Кочеткова.
О. Никодим
Припомни, мой Жанно, что философский гений, –
Сей ада злобный дух, – век алчет приношений.
Жил древле Архимед, кем мир был совращён,
Открыто в наши дни беспутствует Ньютон.
Локк больше дев сгубил, предав коварным путам,
Чем Ласс1 определил сограждан по приютам,
Коль набожен и здрав – не мыслит человек.
Блаженны смертные, не думавшие век!
Ларше, Вире, Нонотт – о сном благочестивый,
Сколь тешила всегда мой разум неспесивый
Превыспренняя речь пространных ваших книг!
Предался тот греху, кто лишнее постиг,
Излишества страшась, мы вовсе ум изгнали.
Ах, мудрость отстраним, что б избежать печали.
Коль хочешь ты спастись, – не думай, мой Жанно,
Блаженство глупости да будет всем дано!
Жанно
Ваш голос на меня влияет благотворно,
Зеваю, но готов и впредь внимать покорно.
Сам видел я не раз, как мозгом дух растлен.
Примерами тому – хотя б кюре Фонтэн,
Кто для версальских дам пожёг немало свечек,
А между тем ласкал и стриг своих овечек,
Иль господин Бийар и друг его Гризель –
Подвижники, каких не видел свет досель,
Обчистившие нас во имя провиденья,
Всё это гении, отец мой, без сомненья!
О. Никодим
Они философы – в том их бесспорный вред,
И оттого их ум, нечистым разогрет,
Однажды запылал гееною стяжанья.
В эдемских рощицах, на мерзком древе знанья,
Возрос плачевный плод – соблазн и гибель нам.
Желудком пострадал наш праотец Адам.
Он должен был, блюдя свой слабый дух и чрево,
Невежества взрастить спасительное древо.
Жанно
Прекрасно сказано, но дурачок Жанно
Осмелится изречь сомненьице одно:
Средь жалких всех писак, что, ревностью влекомы,
Из года в год плодят бессмысленные томы,
В латинском, в греческом всех меньше искушён,
Французским хуже всех владеет наш Фрерон.
И всё ж его душа в пороках потонула,
Всё ж плоть его томит сто ядов Вельзевула.
Отсюда вывел я, прошу прощенья в том,
Что могут согрешить и бедные умом.
О. Никодим
Ты прав: грешит бедняк, сочтя себя богатым,
Не может стать педант мыслителю собратом,
Как часто демоны гордыни и нужды
Бумажного червя доводят до беды,
Лишь потянись к перу, – а дьявол вечно рядом.
Всяк мыслящий глупец проглочен будет адом,
Где нечестивца ждут, всем чаяньям взамен,
В отмщенье всех грехов Шоссон и де Фонтен.
Он был бы, как отцом, обласкан Авраамом,
Убогий свой чердак не величай он храмом,
Но сам себя сгубил на вечные века,
Кто глупость сочетал с призваньем остряка.
Так некогда сова, кому удел повелен
Таиться от лучей в глуши своих расщелин,
Наскучив темнотой, затеяла взглянуть,
Как Солнце в небесах вершит полдневный путь.
Тут, дерзкая, к орлу взмолилась из пещеры,
Что б тот её увлёк в Божественные сферы,
Где светлокудрый бог, лучистый Аполлон,
Пронзает свод небес, что им же озарён.
Орёл её повлёк надоблачным теченьем,
Но вдруг, ослеплена бессмертным излученьем,
Что не для хилых глаз своё сверканье льёт,
Ловильщица мышей низвергнулась с высот.
Уже над стонущей кружит воронья стая
И вестницу ночей терзает, пожирая.
Страшись её судьбы и, скрывшись в угол свой,
От Солнца сторонись примерною совой.
Жанно
Как веки ни смежай, покорствуя завету,
Невольно иногда взгрустнётся вдруг по свету.
Повсюду слышу я, что мир стал просвещён,
Что вековую ложь изгнал с Лойолой он,
В Испании звучит Аранды2 речь живая,
На инквизицию оковы налагая.
Воинственно прозрел в Италии народ.
Великолепный град, владыка многих вод,
Рвёт путы Саймона, что мощь его связали.
Возлюбленный король, родившийся в Версале,
Как слышно, упразднил те справки, что любой
Заботливый мертвец в могилу брал с собой.
Терпимость кроткая в союзе с мудрой мерой
Нам обещают мир, полнят сердца нам верой.
Сперва страшился я суждений этих всех,
Но сотни тысяч уст твердят их без помех, –
Невольно тут и сам расстанешься с дремотой,
И, каюсь, рассуждать пустился б я с охотой.
О. Никодим
О горе! Ты погиб? Жанно потерян мной.
Ум веру одолел… Порочен дух такой!
Повсюду ум проник… О глупость всеблагая,
Ты церковь поддержи, свой опий изливая.
Какких святых молить нам в крайности такой?
О бодрый мой Жанно, сын тупости честной!
Кто с лона матери увлёк тебя победно?
Ведь слышал ты сто раз, что просвещенье вредно!
Ты добрых христиан досель не огорчал.
Смири себя, читай церковный наш журнал,
Жан-Жоржа3 изучай высокие реченья:
Недугу твоему не лучшего леченья.
Ты исцелишься, верь. Здесь, в городе самом,
Хвала Всевышнему, есть скудные умом,
Живущие весь век по расписаньям старым
И древний янсенизм вещающие с жаром.
К ним упади на грудь, уроки их глотай,
Подобно им, слова за мысли выдавай.
Сыпь фразами, Жанно, молю, не будь спесивым.
Свой повреждённый ум смягчи паллиативом4.
Философом не будь.
Жанно
Ах! В сердце я пронзён.
Ну, что ж, сомкнём глаза и возвеличим сон.
Того хотите вы. Но мне-то мзда какая
За то, что стал глупцом, ученье завершая?
О. Никодим
Я дам тебе, Жанно, отменнейший приход:
И, верно, станешь ты прелатом в свой черёд.
1775 г.
Достарыңызбен бөлісу: |