Г. Атаманов Этногенез удмуртов: роль лингвистики в решении этногенетических проблем

Если взять наших родственников по языку коми, марийцев, мордву, а из тюркских народов – татар, башкир, чуваш, то по происхождению этих этносов уже начиная с 40-х годов ХХ в. были проведены научные конференции, сессии выпущены монографические труды, изданы многие сборники статей, касающиеся данной проблемы¹.

К сожалению, специальные научные конференции, совещания, симпозиумы, посвященные этногенезу и этнической истории удмуртского народа никто и никогда не проводил. Из монографических исследований счастливым исключением являются труды И. А. Смирнова. Вотяки. Историко-этнографический очерк. – Казань, 1890; В. Н. Белицер. Народная одежда удмуртов: материалы к этногенезу.   М., 1951; Р. Д. Голдиной. Древняя и средневековая история удмуртского народа. – Ижевск, 1999. Сведения из трудов первых двух авторов явно уже устарели, а работа Р. Д. Голдиной написана в основном на археологическом материале; этнографическая и лингвистическая часть этнической истории удмуртов неполно освещена.

В своей классической статье «К постановке проблем этногенеза» глава российской этнографии середины и второй половины ХХ века С. А. Токарев считает, что проблема происхождения отдельных народов принадлежит к числу самых интересных, но и самых сложных и не случайно, «проблема этногенеза не разрешена до конца до сих пор ни для одного народа»².

Полное решение этой сложнейшей задачи, считает ученый, невозможно без учета всех сторон этногенетического процесса и без привлечения всех видов источников – археологических, антропологических, лингвистических, этнографических. Но как ведущий специалист в области этнографии, он считает, что только этнография, как наука, изучающая этнические особенности отдельных народов, способна дать наиболее полное и исчерпывающее решение проблемы этногенеза народа. «Но она может дать такое решение не в отрыве от других упомянутых наук, а непременно в тесном сотрудничестве с ними»³.

Археологические источники, он считает, могут дать ясное представление о культурной преемственности на данной территории, о связях культур смежных и даже более отдаленных территорий, но, к сожалению, археологический материал улавливает лишь культуру, но не народ: «ни погребения, ни горшки не могут ничего сказать нам о том, на каком языке разговаривали их обладатели или создатели». Антропологический материал дает гораздо больше: устанавливает физический состав данной народности, элементы, из которых сложилось само население; он обнаруживает и реальные исторические связи между народами, смешение, миграции, кровное родство народов. Но работа антрополога, как считает С. А. Токарев, должна непременно сочетаться с лингвистическими и чисто этнографическим анализом, чтобы провести к сколь-нибудь полным результатам⁴.

Язык – важнейший из этнических признаков, языковые материалы более всего способны приблизить нас к решению проблемы этногенеза; но происхождение языка, как считает ученый,   не есть происхождение народа, язык далеко не исчерпывает этнической характеристики народа; зачастую границы языка не совпадают с границами народа⁵.

Относительно первенствующей роли этнографии в решении проблемы этногенеза, выдвинутой С. А. Токаревым, свое мнение высказывают лингвисты, археологи, антропологи, этнографы⁶. Так, венгерский академик Антал Барта считает, что в изучении этногенетических процессов язык является наиболее надежным этническим индикатором: можно утверждать, что язык является единственным этническим критерием; история языка отражает генезис и межэтнические контакты того или иного народа⁷.

Этнограф К.И. Козлова считает, что для изучения этногенеза финно-угорских народов Поволжья первенствующую роль играют данные языка, сохранившие такие исторические формы и элементы, которые своими корнями уходят в глубочайшую древность. Уральская языковая семья является той наиболее древней и научно доказанной общностью, когда возникли такие понятия, как лук, стрела, лыжи, нарты, долото, грести и т. п., они сохранились до наших дней во многих финно-угорских языках⁸.

При решении сложнейшего, такого деликатного вопроса, как происхождение народа, в данном случае – удмуртского, я не отдаю приоритета ни одному из четырех разделов этногенетической науки. Тем не менее, на первое место ставлю лингвистические данные: язык – это душа, дух народа; на второе место ставлю сведения антропологии – это лицо народа, по внешнему виду нередко узнается национальность человека; на третье место – этнографию, которая служит как бы внешней оболочкой народа; на четвертом месте – археология, которая представляет окаменевший след человека разумного, отпечатавшийся на обломке исторического камня.

Язык – это исторический опыт народа, обобщенный и зафиксированный в словах, понятиях и грамматических категориях. Как считают ученые, язык – самое многогранное из проявлений духовной деятельности человека. Нет такой стороны, нет такого закоулка бытия человека, который так или иначе не запечатлелся бы в его речи. «Каждое слово – понятие, если удается раскрыть его историческое содержание, представляет ценнейший документ, по древности своей конкурирующей с древнейшими памятниками материальной культуры»⁹.

Один из ведущих специалистов по праистории финно-угорских, самодийских народов и их языков на современном этапе академик Петер Хайду о своем венгерском языке пишет: «Венгерский язык может считаться языком с примерно 2,5-тысячилетней длительностью самостоятельного развития». Первыми памятниками венгерского языка являются так называемые «отрывочные памятники», в которых среди иноязычного текста встречается несколько венгерских слов. Немало венгерских слов – племенных названий, антропонимов, топонимов – сохранилось в византийских и других западных источниках X-XIII вв.¹⁰.

Удмуртский, как и другие финно-угорские языки – один из самых древних, коренных (аборигенных) языков на территории России. С ними могут сравниться только осетинский (язык потомков скифов-сармат-алан) и некоторые языки народов кавказско-иберийской группы, например, абхазский, адыгейский. Восточнославянские, многие тюркские, тунгусо-маньчжурские, самодийские, палеоазиатские, дагестанские языки стали самостоятельными значительно позже языков финно-угорских народов Восточной Европы.

Удмуртский язык относится к пермской ветви финно-угорских языков. Удмурты имеют единый литературный язык.

По численности на первом месте стоят венгры, за ними идут финны, эстонцы, мордва, удмурты; по переписи 1989 г. удмуртов в стране было 747 тыс. человек, по переписи 2002 г. удмуртов осталось 636 тыс.¹¹.

Удмурты – древнейший этнос в Волго-Уральском регионе, основная часть народа живет на территории Удмуртской Республики. Удмуртские диаспоры с отдельными населенными пунктами имеются на территории Кировской области, Пермского края, Татарстана, Башкортостана, Марий Эл, Томской области. В настоящее время удмурты живут во всех областях, краях, республиках Российской Федерации и странах СНГ, за последние два десятилетия многие эмигрировали в США, Канаду, Германию, Италию и другие страны; удмуртов ныне можно встретить во всех континентах мира. К сожалению, число знающих родной язык из года в год сокращается.

Первые сведения об удмуртах под экзоэтнонимом ар появились в IX-XII вв. в сообщениях арабских, персидских еврейских авторов; от хазар, булгар, позже – от татар он попал в русские письменные источники. Так, в XVI в. один из участников Казанского похода Ивана Грозного князь Андрей Курбский об этническом составе Казанского ханства оставил такую запись: «Кроме Татарска языка, в том царстве пять различных языков: Мордовский, Чюважский, Черемиский, Воитецкий, або Арский (т. е. удмуртский, курсив наш – М. А.), пятый Башкирский»¹².

Первые удмуртские слова в составе антропонимов зафиксированы в середине XVI в.: в «Жалованной грамоте удмуртам Сырьянской волости Слободского уезда от 25 февраля 1557 года…» приводится список 17 семейств удмуртов, пожелавших добровольно принять христианскую веру¹³. Среди иноязычных антропонимов встречаются имена удмуртского происхождения: Чужек: чужег уст. ’двоюродный брат; двоюродная сестра по материнской линии’; Чужигов: чужег + -ов – отфамильный аффикс; Ожмек: ожманы ’нанести рану’ < ож ’война, бой, сражение’+-ек ~ -ег- антропоформант восходящий к общепермскому периоду; Муй (в тексте ошибочно слитно написано с соединительным союзом «да»): мый, диал. муй < *мÿй ’бобр’ (среди слободско-унинских удмуртов фамилия Муин встречается до сих пор) и др. К самому концу XVI – началу XVII в. относятся имена и фамилии удмуртского происхождения, образованные от названий птиц, зверей, насекомых, растений: кайсы ’клест ’; пислег ’синица’; муш ’пчела’; кый ’змей’ и др. Это первые памятники удмуртской письменности¹⁴.

В начале XVIII в. немецким исследователем Д. Г. Мессершмидтом был составлен обширный, обстоятельный по тем временам лексический словарь по разным отраслям духовной жизни, хозяйственной деятельности северных удмуртов. В его же дневнике за 1726 год фиксируется первое предложение на удмуртском языке: JNGMAR-LU WYSHAISCHKiNU KULA (Инмарлы вќсяськыны кулэ) ’Богу надо (нужно ~ следует) молиться’¹⁵.

Великий труд по созданию удмуртской письменности, по просвещению удмуртского народа совершил священнослужитель Православной церкви митрополит Казанский и Свияжский Вениамин Пуцек-Григорович. Под его руководством открывались первые школы для обучения детей нерусских народов Поволжья азам церковно-славянской грамоты в городах Казани, Свияжске, Елабуге и др. Первые грамотные удмурты вышли из этих школ; ими были сочинены первые стихотворения-оды в честь приезда императрицы Екатерины в Казань, а в 1775 г. вышла первая грамматика удмуртского языка «Сочиненiя, принадлежащiя къ грамматике вотскаго языка»¹⁶.

Вскоре, по благословению митрополита, один из его учеников-удмуртов по фамилии Левандовский, приступил к переводу Евангелий на родной удмуртский язык¹⁷. Минуя множество искушений и преград, в 1847 г. вышли Евангелия от Матфея и Марка на глазовском (северном) наречии и Евангелие от Матфея на сарапульском наречии (срединные говоры). Это были первые книги на удмуртском языке – священные книги, подготовленные и изданные Православной церковью¹⁸.

В 1904 г. вышел «Удмурт кылын календарь» (Календарь на удмуртском языке); в 1915 г. вышлы первая газета на удмуртской языке «Войнаысь ивор» (Вести с фронта). До начала Октябрьской революции 1917 г. на удмуртском языке опубликовано около 400 статей, стихотворений, рассказов, брошюр, книг самого разного содержания.

В истории удмуртского языкознания всегда будут жить имена немцев Д. Мессершмидта, Г. Миллера, П. Палласа, Ф. Страленберга, украинца (по матери – поляка) Вениамина Пуцек-Григоровича, русских З. Кротова, М. Мышкина, М. Могилина, Н. Рычкова, удмурта Левандовского, эстонца Ф. Видеманна, финнов Т. Аминоффа, Ю. Вихманна, венгра Б. Мункачи и других ученых, внесших свой вклад в становлении удмуртской письменности.

С конца XIX – начала XX в. вопросами удмуртского языкознания, сбором фольклорного материала, созданием литературных произведений начинают заниматься сами удмурты: Г. Верещагин, И. Михеев, М. Можгин, Т. Борисов, Кедра Митрей, М. Прокопьев, Н.Корнилов, Кузебай Герд, Айво Иви, Ашальчи Оки и др.

В годы советской власти в области удмуртского языкознания, в подготовке учебников, словарей, методических пособий для удмуртских школ много потрудились А. Емельянов, К. Баушев, И. Дмитриев-Кельда, А. Поздеева, А. Конюхова, П. Перевощиков, В. Алатырев и др. Их дела продолжают ученые, окончившие аспирантуру в ведущих центрах финно-угроведения – в городах Москва, Тарту, Ижевск: И. Тараканов, Т. Тепляшина, В. Вахрушев, Р. Яшина, В. Кельмаков, Р. Насибуллин, С. Бушмакин, Г. Архипов, С. Соколов, М. Атаманов, А. Шутов, Б. Загуляева, Л. Карпова, Л. Кириллова, М. Самарова, Н. Кондратьева и др.
***
В решении проблемы этногенеза удмуртского народа из лингвистики самую существенную помощь оказывают материалы исторической лексикологии, диалектологии, ономастики с палеолингвистикой, топонимикой, этнонимикой. Историческая фонетика, морфология, синтаксис также могут оказать большую помощь, если свои усилия направить на сравнительно-исторический анализ материалов данных разделов лингвистики.

«По общераспространенному мнению (с историко-географической точки зрения), географическое расположение финно-угорских языков в общем отражает соотношение между языками, среди которых (возможно, и в историческом плане) центральное место занимает удмуртский (пермяцкий) и марийский языки»¹⁹. Исходя из этого положения, ныне мы не сомневаясь можем говорить о том, что на землях где жили и живут удмурты, марийцы, отчасти мордва и коми-пермяки, находилась прародина финно-угров. Места их жительства доходили до зоны южной тайги, а местами – до лесостепных районов, где жили индоевропейские народы.

Как считают ученые, с IV тыс. до н.э. финно-угры жили к северу от индоевропейских народов, имели меж собою контакты, об этом свидетельствуют языковые данные: в финно-угорский язык-основу из индоиранской ветви индоевропейских языков попали слова, обозначающие ’сто (удм. сю), ’мёд’ (удм. диал. му), ’пчела’ (удм. муш), ’рог’ (удм. сюр) и др. Пока считается не выясненным, попали ли соответствующие слова в финно-угорский язык-основу непосредственно из индоевропейского языка-основы или, как считают последнее время, после распада индоевропейского языка-основы, из индоиранской ветви²⁰.

Индоиранский пласт заимствований.

Известный иранист В. И. Абаев считает, что выявленных в финно-угорских языках пласт индоиранской заимствованной лексики указывает на древнейшие связи между этими народами; они являются важнейшим, решающим аргументом в пользу восточно-европейской прародины индоиранских народов. Часть их них по фонетическим и иным признакам возводится еще к общеарийскому периоду (к периоду до разделения арийцев на индийскую и иранскую ветвь). Некоторые из этих слов могли быть усвоены из протоиндийского, т. е. из того арийского диалекта, который со временем послужил базой для языка Ригведы и для санскрита. Другие же могли быть заимствованы из общеиранской диалектной речи, а самые поздние заимствования в финно-угорские языки попали из скифо-сарматских наречий²¹.

Отличить иранские заимствования в финно-угорских языках от заимствований общеарийского, считает В. И. Абаев, в большинстве случаев нетрудно. Одним из опознавательных признаков служит отражение в финно-угорском арийского (и индоевропейского) s: в общеарийском и протоиндийском он удержался, а в иранском, кроме некоторых позиций, переходил в h, например: удм. сузэр ’мл. сестра’ – др. инд. svazar ’сестра’; удм. сур ’пиво’ – др. инд. surā-, но авест, ahura – название напитка; удм. узыр ’богатый; богач’ – др. инд. asura ’божество; демон’, но авест. ahura- и др.²².

Вероятно, сюда же относится северноудмуртское сябась – заздравное пожелание: будьте богаты, живите во здравии и силе, не имея ни в чем нужды – др. инд. s΄avas ’мощь, сила; богатство’ (у южных удмуртов данный термин был вытеснен тюркско-арабским словом берекет – с тем же значением).

К настоящему времени в удмуртском языке выявлено около 110 индоиранских заимствований, как считают ученые, проникшие еще в периоды существования прафинно-угорской и прапермской языковой общностей²³. Что очень важно, большинство заимствованных лексем связано с производящим хозяйством²⁴. Следует сказать, что словарный состав удмуртского языка, особенно диалектная лексика, изучены крайне слабо, думается, иранский пласт значительно превышает цифру 110.

Профессор И. В. Тараканов, опираясь на работы В. И. Лыткина, А. Йоки и других ученых, индоиранские заимствования в удмуртском языке подразделяет на такие лексико-семантические группы:

1) названия металлов: корт ’железо’; андан ’сталь’; зарни ’золото’; 2) названия орудий труда и предметов быта: амезь ’сошник’; дуры ’уполовник’; тусьты ’миска’; пурт ’нож’; урыс ’плеть’; бун ’мочало’; и др.; 3) названия животных и птиц: парсь ’свинья’; пудо ’скот’; курег ’курица’; ош ’бык’; ќрњи ’орёл’; муш ’пчела’ и др.; 4) названия продуктов питания, растений: нянь ’хлеб’; сылал ’соль’; кенэм ’конопля’; сур ’пиво’; сезьы ’овёс’; беризь ’липа’; турын ’трава; сено’ и др.; 5) названия цифр, чисел: дас ’десять’; сизьым ’семь’; сю ’сто’; сюрс ’тысяча’ и др.; 6) названия природных явлений и объектов: шаер ’страна’; местность’; зарезь ’море’; пужмер ’иней’ и др.; 7) названия социальных отношений людей: эксэй ’царь’; князь’; узыр ’богатый’; богач’; мурт ’человек’; чужой человек’; чужак’ и др.²⁵.

Самые интенсивные, длительные контакты пермских народов с ираноязычным миром – скифами, сарматами – были в ананьинское время (VIII-III вв. до н.э.), они продолжались и после разделения пермян на праудмуртов (носители пьяноборской культуры   III в. до н.э. – V в. н.э.) и на прокоми (носители гляденовской культуры   III в. до н.э. – IV в. н.э.). В этих языках есть группа иранских заимствований, встречающаяся в одном из пермских языков, но отсутствующая в другом, например, в коми языке наличны такие иранские заимствования, как вурун ’шерсть (овечья)’; бурысь ’грива’; мегарин, мегő ’барашек’; меж ’баран’; небőг ’книга’; письмо’; нямőд ’портянки’²⁶, но совершенно не имеющих никаких следов в удмуртском языке.

И, наоборот, в удмуртском языке, чаще – в южноудмуртском наречии, имеются слова, отсутствующие в коми языке, например:

осетин. аккаг ’достойный’ – удм. южн. (детск.) акак, акаке ’недостойный: грязный, поганый – нельзя в руки брать’; осетин. акурын ’попросить, выпросить’ – удм. южн. (детск.) акурын ’попросить попить воды’; осетин. губур ’сгорбленный, согнувшийся’ – удм. губырес ’тж’, губырскыны ’согнуться, сгорбиться’; осетин. гизäг ’шалость, баловство’; издевательство’ – удм. южн. гизег ’капризный, шаловливый, псих’; гизегъяськыны ’капризничать; психовать’; осетин. детск. ласк. дада ’дедушка’; ’отец’ – удм. южн. (грах.) дадай ’ст. брат’; ’(любой мужчина старшего возраста – при обращении); осетин. камари – женский пояс из серебра с позолотой – удм. южн. (шошминско-кукморский диалект) и бесерм. камали – чрезплечная перевязь из серебряных монет, амулетов. В. И. Абаев пишет, что фонема л была чужда древнеиранскому, уже в арийском индоевропейский л перешел р («арийский ротацизм»). Одни ученые считают, что этот переход был сплошным, другие полагают, что были исключения²⁷; осетин. кем ’состояние здоровья’; ’настроение ’ – удм. кем ’сила; мочь’ и др.

В отличие от коми и других финно-угорских народов, в удмуртском именнике зафиксировано более 10 антропонимов, имеющие параллели в личных именах скифов, согдийцев, саков, алан и других народов североиранской группы, например: удм. южн. Артан < осетин. 1) ард ’клятва, присяга’; 2) арт ’огонь’+ -ан – отантропонимический аффикс; ср. Арта – имя древнеперсидского божества; южн. Базак < осетин. базуг ’рука; плечо’; согд. вāzāk ’тж’; ср.: Базук – имя предводителя алан I-II вв. н.э.; удм. южн. Дада < осетин. дада ’отец’; ’дедушка’; тадж. дадо ’отец’ и производный от него антропоним таджиков Дадо; удм. южн. Дадок < осетин. дадак ’дающий’, ср. скифское имя Дадак; удм. южн. Занок < осетин. занäек ’мальчик’; Зарина – женское имя южных удмуртов < осетин. зäринä ’золото’; ср. Зарина – имя сакской царицы и др.²⁸.

Все вышеприведенные примеры из современных коми и удмуртского языков свидетельствуют о том, что предки пермских народов – праудмурты и пракоми – после разделения их этноязыковой общности в III в. до н.э. продолжали иметь контакты с ираноязычными племенами на территориях уже их современного проживания. Особенно это касается праудмуртских пьяноборских племен и их потомков, имеющих беспрерывные прямые контакты с ираноязычными племенами – сарматами, аланами, буртасами, вплоть до разгрома Волжско-Камской Булгарии татаро-монголами и ассимиляции буртас в среде тюркских народов Поволжья.

С началом великого переселения народов в IV-V вв. н.э. отдельные группы ираноязычных кочевников были отодвинуты на север Восточной Европы, на территорию проживания древних коми, имеющих курганный тип захоронения. Их особенно много на территории Пермского края; в последние десятилетия курганные могильники выявлены и на территории Коми Республики – на Выми, Вычегде, Сысоле. «Выявление этих памятников позволило констатировать проникновение лесостепного населения далеко на север»,   пишет археолог Р.Д.Голдина, со ссылкой на работы коми археологов Э. А. Савельевой, Л. И. Ашихминой, И. О. Васкул²⁹. Именно от этого населения древние коми могли заимствовать такие слова, как вурун ’овечья шерсть’; меж ’баран’; небőг ’книга’; ’письмо’ и другие, отсутствующие в удмуртском языке.
***

Меня немало волнует такой интереснейший факт: в пермских (удмуртском и коми) языках, венгерском и аланско-осетинском языках инфинитив оформлен одинаковым или близким друг другу аффиксом: коми -ны/ удм. лит. -(ы)ны: диал. сред. -ны, диал. южн. -ын – аланско-осетин. -ын, ср.:

удм. лит. кур(ы)ны, диал. сред. курны, диал. южн. курын ’просить, попросить’/ коми корны ’звать, подозвать’; ’просить; попрошайничать’// венг. kérni ’просить; молить’ – аланско-осетин. курын ’просить’; ’свататься, просить в жены’ (удм. южн. куран~ныл куран ’сватание; свататься’);

удм. лит. кар(ы)ны, диал. сред. карны, диал. южн. карын ’делать; творить; совершить; создать’/ коми диал. карны ’делать’ – аланско-осетин. кäнын ’делать, творить, создавать’; ’строить’; ’открывать’;

удм. лит. њур(ы)ны, диал. сред. њурны, диал. южн. њурын ’ворчать, скулить, скрипеть, проявлять недовольство’ / коми дзерќдны ’дразнить, доводить до слёз; раздражать’ – аланско-осетин. дзурын ’говорить’; ’звать, призывать’ (осетинское выражение сабыр дзур ’говори тихо~спокойно~медленно~осторожно’ совершенно одинаково звучит с южноудмуртским выражением сабыр њур ’спокойно, тихо ворчи, проявляй недовольство’).

Этот факт – общность оформления инфинитива одинаковым или близким аффиксом в пермских, венгерском и аланско-осетинском языках можно объяснить длительными и интенсивными контактами между предками этих народов. Как показывают археологические материалы, наиболее длительные и интенсивные контакты между ними проходили на территории Волго-Уральского региона. Это могло произойти задолго до ухода мадьяр-венгров с уральской прародины и до начала великого переселения народов³⁰.

Проникновению аффиксов в чужие языки не приходится удивляться: вытеснившие ираноязычных алан с Урало-Поволжья тюркские племена заняли их территории для кочевок и в продолжении 1400-1500 лет оказали огромное влияние на языки своих северных соседей – финно-угорских народов, в первую очередь, на периферийные группы южных удмуртов и марийцев: помимо более 2000 лексических заимствований, в периферийно-южных говорах южноудмуртского наречия употребляется ряд аффиксов тюркского происхождения: -чи, -лык, -лы, -ла, -сыр, -сыз, -кай и др. Некоторые из них, например, -чи, -лык широко употребляют в удмуртском литературном языке, относятся к продуктивным аффиксам. С ираноязычными же племенами этноконтакты предков удмуртов были раза два продолжительнее и не менее интенсивнее, чем с тюрками.

На языковом и археологическом материале мы можем говорить о том, что пермские народы, прежде всего южная группа, послужившая основой формирования удмуртов, имели тесные контакты с кочевниками Приуралья – сармато-аланами и мадьярами, жившими на территории центральной и северо-западной Башкирии в конце I тыс. до н.э. – первой половине I тыс. н.э.