Гаспаров М. Л. Занимательная Греция

народном собрании не только богатых "всадников" (у которых хватало средств на боевого

коня), не только зажиточных "латников" (у которых хватало средств на тяжелый доспех для

пешего строя), но и неимущих "поденщиков", которых было очень много. Для

предварительного рассмотрения дел он поставил во главе народного собрания "совет

четырехсот". Солон говорил, что новый совет и старый ареопаг - это два якоря

государственного корабля, на которых он вдвое крепче будет держаться в бурю. Но греки

гораздо лучше запомнили не эти, а другие законы Солона - те, которые служили воспитанию

гражданских нравов.

До Солона был закон: "Кто терпит обиду, тот может жаловаться в суд". Солон его

изменил: "Кто видит обиду, тот может жаловаться в суд". Это учило граждан чувствовать себя

хозяевами своего государства - заботиться не только о себе, но и о других.

До Солона считалось, что междоусобные раздоры - это зло, и сам Солон так считал.

Однако он издал закон: "Кто во время междоусобных раздоров не примкнет ни к одной из

сторон, тот лишается гражданских прав". Это учило граждан быть хозяевами своего

государства не только в мыслях, но и на деле: где все привыкли быть недовольными, сложа

руки, там властью легко овладеет жестокий тиран.

Власти не любили, когда народ в разговорах обсуждал и осуждал их действия, а народ не

любил, когда ему это запрещали. Солон издал закон: "Бранить живых людей запрещается в

правительственных зданиях, в суде, в храмах, в торжественных процессиях" (а разрешается,

стало быть, и на улице, и на площади, и дома). И добавил: "Бранить же мертвых запрещается

везде" - потому что мертвые бессильны защищаться.

Законы Солона учили трудолюбию. Был закон: "Кто не может указать, на какие средства

он живет, тот лишается гражданских прав". Говорили, что этот закон Солон заимствовал у

египтян. Был другой закон: "Если отец не научил сына никакому делу, то такого отца такой сын

не обязан содержать в старости". Этот закон Солон ввел сам.

Законы учили уважать трудолюбие даже в животных. Запрещалось убивать пахотного

быка, "потому что, - говорилось в законе, - он товарищ человеку по работе".

Солон больше всего гордился тем, что не дал своими законами перевеса ни богатым и ни

бедным, ни знатным и ни безродным, ни землевладельцам и ни торговцам:

Я меж народом и знатью, щитом прикрывая обоих,

Стал, - и ни тем ни другим кривдой не дал побеждать.

Конечно, это ему только казалось: там, где он видел справедливое равновесие, мы бы вряд

ли это увидели. Но его убеждение, что главное в мире - закон и главное в законе - чувство

меры, осталось грекам близко во все века.

СЕМЬ МУДРЕЦОВ

На стенах дельфийского храма было написано семь коротких изречений - уроков

жизненной мудрости. Они гласили: "Познай себя самого"; "Ничего сверх меры"; "Мера -

важнее всего"; "Всему свое время"; "Главное в жизни - конец"; "В многолюдстве нет добра";

"Ручайся только за себя".

Греки говорили, что оставили их семь мудрецов - семь политиков и законодателей того

времени, о котором мы рассказываем. Это были: Фалес Милетский, Биант Приенский, Питтак

Митиленский, Клеобул Линдский, Периандр Коринфский, Хилон Спартанский, Солон

Афинский. Впрочем, иногда в числе семерых называли и других мудрецов, иногда

приписывали им и другие изречения. Стихотворение неизвестного поэта говорит об этом так:

Семь мудрецов называю: их родину, имя, реченье.

"Мера важнее всего!" - Клеобул говаривал Линдский;

В Спарте - "Познай себя самого!" - проповедовал Хилон;

"Сдерживай гнев", - увещал Периандр, уроженец Коринфа;

"Лишку ни в чем", - поговорка была митиленца Питтака;

"Жизни конец наблюдай", - повторялось Солоном Афинским;

"Худших везде большинство", - говорилось Биантом Приенским;

"Ни за кого не ручайся", - Фалеса Милетского слово.

Говорили, что однажды рыбаки на острове Кос вытащили из моря великолепный золотой

треножник. Оракул ведел отдать его самому мудрому человеку в Греции. Его отнесли Фалесу.

Фалес сказал: "Я не самый мудрый" - и отослал треножник Бианту в Приену. Биант переслал

его Питтаку, Питтак - Клеобулу, Клеобул - Периандру, Периандр - Хилону, Хилон -

Солону, Солон - обратно Фа-лесу. Тогда Фалес отослал его в Дельфы с надписью: "Аполлону

посвящает этот треножник Фалес, дважды признанный мудрейшим среди эллинов".

Над Фалесом смеялись: "Он не может справиться с простыми земными заботами и оттого

притворяется, что занят сложными небесными!" Чтобы доказать, что это не так, Фалес

рассчитал по приметам, когда будет большой урожай на оливки, скупил заранее все

маслодавильни в округе, и, когда урожай настал и маслодавильни понадобились всем, он нажил

на этом много денег. "Видите, - сказал он, - разбогатеть философу легко, но неинтересно".

Биант с другими горожанами уходил из взятой неприятелем Приены. Каждый тащил с

собою все, что мог, один Биант шел налегке. "Где твое добро?" - спросили его. "Все мое - во

мне", - отвечал Биант.

Питтак справедливо правил Мити ленами десять лет, потом сложил власть. Народ

наградил его большим земельным наделом. Питтак принял только половину и сказал:

"Половина больше целого".

Клеобул и его дочь Клеобулина первыми в Греции стали сочинять загадки. Вот одна из

них, ее разгадает всякий:

Есть на свете отец, двенадцать сынов ему служат;

Каждый из них родил дочерей два раза по тридцать;

Черные сестры и белые сестры, друг с другом несхожи;

Все умирают одна за другой, и все же бессмертны.

Хилон говорил: "Лучше решать спор двух врагов, чем двух друзей: здесь сделаешь одного

из врагов другом, там - одного из друзей врагом". Кто-то похвалился: "У меня нет врагов". -

"Значит, нет и друзей", - сказал Хилон.

Солона спросили, почему он не установил для афинян закона против отцеубийства.

"Чтобы он не был нужен", - ответил Солон.

Кроме того, семерым мудрецам, вместе и порознь, приписывали и другие уроки

жизненной мудрости. Вот некоторые их советы:

Не делай того, за что бранишь других.

О мертвых говори или хорошо, или ничего.

Чем ты сильнее, тем будь добрее.

Пусть язык не опережает мысли.

Не спеши решать, спеши выполнять решенное.

У друзей все общее.

Кто выходит из дома, спроси: зачем?

Кто возвращается, спроси: с чем?

Не чванься в счастье, не унижайся в несчастье.

Суди о словах по делам, а не о делах по словам.

Вы скажете, что это и так все знают?

Да, но все ли так и поступают?

Впрочем, ведь и сами мудрецы, когда их спросили, что на свете труднее всего и что легче

всего, ответили: "Труднее всего - познать самого себя, а легче всего - давать советы

другим".

МУДРЕЦЫ ОТВЕЧАЮТ НА ВОПРОСЫ

У писателя Плутарха есть сочинение под заглавием "Пир семи мудрецов". Там

описывается, как однажды Периандр, управлявший Коринфом, созвал у себя всех мудрецов и

других ученых мужей, как они угощались и вели между собою умные речи.

Среди гостей были двое, с которыми мы скоро познакомимся поближе: скиф Анахарсис и

фригиец Эзоп - дикарь-мудрец и раб-мудрец. Грекам приятно было оттенять высокую

мудрость своих знатных законодателей простым здравым смыслом пришельца из варваров и

выходца из народа.

Повод для беседы был такой. Эфиопский царь и египетский царь спорили за одну

пограничную область; и вот, чтобы не воевать, они решили состязаться, задавая друг другу

загадки. Египтянин задал девять вопросов: что всего старше, что всего прекрасней, что всего

больше, что всего разумней, что всего неотъемлемей, что всего полезнее, что всего вреднее, что

всего сильнее и что всего легче? Эфиоп ответил: "Старше всего время; прекраснее всего свет;

больше всего мироздание; разумнее всего истина; неотъемлемей всего смерть; полезнее всего

бог; вреднее всего демон; сильнее всего удача; легче всего сладость". Периандр спросил гостей:

"Удачные это ответы или нет?"

Мудрецы порассуждали и решили - не очень удачные. Нельзя сказать, что время всего

старше: ведь время есть и прошедшее, и настоящее, и будущее, причем будущее, несомненно,

моложе настоящего. Нельзя сказать, что удача всего сильнее: ведь то, что крепко и сильно, не

бывает так изменчиво. Нельзя далее сказать, что смерть всего неотъемлемей: в тех, кто жив,

смерти нет.

"А как же ответить лучше?" И Фалес Милетский ответил так: "Старше всего - бог, ибо

он вечен. Прекраснее всего - мир, ибо в нем все согласованно и стройно. Больше всего -

пространство, ибо в нем мир, а в мире все остальное. Разумнее всего - время, ибо оно всему

учит. Неотъемлемей всего - надежда, ибо она есть и у тех, у кого больше ничего нет. Полезнее

всего - добродетель: с нею все на свете хорошо. Вреднее всего - порок: с ним все на свете

плохо. Сильнее всего - неизбежность: она всем властвует. Легче всего - мера: без меры даже

наслаждение бывает в тягость".

Ответы понравились; тогда Периандр попросил каждого ответить на три вопроса: каким

должен быть дом, каким должен быть город и каким должен быть правитель?

На вопрос, какой дом - лучший, Солон ответил: "Тот, где добро приобретается без

несправедливости, сохраняется без недоверчивости и тратится без раскаянья". Питтак ответил:

"Где нет ни потребности в излишнем, ни нехватки в необходимом". Хилон ответил: "Где

хозяин - как мудрый царь". Биант ответил: "Где хозяин ведет себя по Доброй воле точно так

же, как вне дома - по воле закона". Клеобул ответил: "Где хозяина больше любят, чем

боятся". А Фалес ответил: "Где хозяину не о чем заботиться". Что сказал скиф Анахарсис, вы

узнаете на следующей странице.

И Периандр, послушав, сказал: "Видно, недаром говорят: кто-то Ликургу посоветовал

устроить в Спарте народовластие, а Ликург ответил: "Сперва сумей устроить народовластие в

собственном доме!"

На вопрос, какой город - лучший", Солон ответил: "Тот, где обидчика требует к ответу

не только обиженный, но и необиженный". Фалес ответил: "Где нет ни слишком бедных, ни

слишком богатых". Анахарсис ответил: "Где лучшее воздается добродетели, худшее - пороку,

а все остальное - поровну". Питтак ответил: "Где дурным людям нельзя править, а хорошим

нельзя не править". Биант ответил: "Где закона боятся больше, чем правителя". Клеобул

ответил: "Где порицания боятся больше, чем закона". А Хилон ответил: "Где больше слушают

законы, чем ораторов".

И Периандр, послушав, сказал: "Видимо, значит это, что народовластие тем лучше, чем

больше похоже оно на единовластие!"

Наконец, на вопрос, какой правитель - лучший, Фалес ответил: "Тот, который сможет

дожить до старости и умереть своей смертью". Хилон ответил: "Тот, который думает не о

смертном, а о бессмертном". Питтак ответил: "Тот, кто приучит подданных бояться не его, а за

него". Анахарсис ответил: "Кто всех более разумен". Клеобул ответил: "Кто всех менее

легковерен". Биант ответил: "Кто дает пример покорности законам". А Солон ответил: "Кто

сам отречется от своего единовластия".

И Периандр, послушав, сказал: "Видимо, значит это, что и единовластие тем лучше, чем

больше похожа на народовластие?"

"Мера - важнее всего!" - ответили ему мудрецы.

АНАХАРСИС, МУДРЕЦ-ДИКАРЬ

Анахарсис, восьмой при семи мудрецах, был скиф. Скифы жили в причерноморских

степях: одни кочевали, другие сеяли хлеб и продавали в греческие города. Анахарсис был сын

скифского царя, он часто бывал в греческих городах на Черном море. Ему нравилось, как живут

греки; он построил себе в их городе дом, подолгу там жил, носил греческое платье и молился

греческим богам. Скифы, узнав про это, возроптали, и однажды, когда Анахарсис устроил

праздник греческим богам не дома, а в степи, они убили его стрелой из лука.

Этот Анахарсис, говорят, ездил в Грецию, был учеником Солона и своею мудростью

вызывал всеобщее удивление. Он явился к дому Солона и велел рабу сказать хозяину, что скиф

Анахарсис хочет видеть Солона и стать ему другом. Солон ответил: "Друзей обычно заводят у

себя на родине". Анахарсис сказал: "Ты как раз у себя на родине - так почему бы тебе не

завести друга". Со лону это понравилось, и они стали друзьями.

Грекам казалось смешно, что скиф занимается греческой мудростью. Какой-то афинянин

попрекал его варварской родиной; Анахарсис ответил: "Мне позор моя родина, а ты позор

твоей родине". Смеялись, что он нечисто говорит по-гречески; он ответил: "А греки нечисто

говорят по-скифски". Смеялись, что он, варвар, вздумал учить мудрости греков; он сказал:

"Привозным скифским хлебом вы довольны; чем же хуже скифская мудрость?" Смеялись: "У

вас нет даже домов, одни кибитки; как же можешь ты судить о порядке в доме, а тем более - в

государстве?" Анахарсис отвечал: "Разве дом - это стены? Дом - это люди; а где они живут

лучше, можно и поспорить".

Скифы живут лучше, говорил Анахарсис, потому что у них все общее, ничего нет

лишнего, каждый довольствуется малым, никто никому не завидует. "А у вас, греков, -

продолжал он, - даже боги начали с того, что поделили весь мир: одному небо, другому море,

третьему подземное царство. Но землю даже они не стали делить: ее поделили вы сами и вечно

из-за нее ссоритесь".

Его спрашивали: "Правду ли говорят, что вы, скифы, умеете ходить по морозу голыми?"

Анахарсис отвечал: "Ты ведь ходишь по морозу с открытым лицом? Ну вот, а у меня все тело

- как лицо".

В греческой жизни он больше всего удивлялся мореходству и вину. Узнав, что

корабельные доски делаются толщиной в четыре пальца, он сказал: "Корабельщики плывут на

четыре пальца от смерти". На вопрос, кого на свете больше, живых или мертвых, он

переспросил: "А кем считать плывущих?" На вопрос, какие корабли безопаснее - длинные

военные или широкие торговые, он ответил: "Вытащенные на сушу".

О вине он говорил: "Первые три чаши на пиру - это чаша наслаждения, чаша опьянения

и чаша омерзения". А на вопрос, как не стать пьяницей, он сказал: "Почаще смотреть на

пьяниц".

Его спросили, что ему показалось в Греции самым удивительным. "Многое, - ответил

он. - То, что греки осуждают драки, а сами рукоплещут борцам на состязаниях; осуждают

обман, а сами устраивают рынки нарочно, чтобы обманывать друг друга; и что в народных

собраниях у них вносят предложения люди умные, а обсуждают и утверждают люди глупые".

И когда Солон гордился своими законами, Анахарсис говорил: "А по-моему, всякий закон

похож на паутину: слабый в нем запутается, а сильный его прорвет; или на канат поперек

дороги: маленький под него пролезет, а большой его перешагнет".

Так, чтобы не зазнаваться в своей мудрости, семеро мудрецов оглядывались на скифа

Анахарсиса.

ЭЗОП, МУДРЕЦ-РАБ

Эзоп был сочинителем басен. Считалось, что все басенные рассказы, которые потом на

разный лад пересказывались в течение многих веков, впервые были придуманы Эзопом: и про

волка и ягненка, и про лису и виноград, и про лягушек, просящих царя. Его имя так срослось со

словом "басня", что, когда какой-нибудь писатель брался за сочинение басен, он писал на своей

книге: "Эзоповы басни такого-то писателя".

Эзоп сочинял басни потому, что он был раб и говорить прямо то, что он думал, было для

него опасно. Это был его иносказательный, "эзоповский язык". А о том, как он был рабом, и у

кого, и что из этого получалось, в народе рассказывали множество веселых историй.

Рабом он был, так сказать, от природы: во-первых, он был варвар, во-вторых, урод. Он

был фригиец, из Малой Азии, а фригийцы, по твердому греческому убеждению, только и

годились, чтобы быть рабами. А вид его был такой: голова как котел, нос курносый, губы

толстые, руки короткие, спина горбатая, брюхо вспученное. Зато боги его наградили даром

слова, острым умом и искусством сочинять басни.

От речистого раба хозяин сразу поспешил отделаться, и повел работорговец Эзопа с

партией других рабов на рабский рынок на остров Самос. Стали разбирать дорожную поклажу,

Эзоп просит товарищей: "Я здесь новый, слабый, дайте мне вон ту хлебную корзину" - и

показывает на самую большую и тяжелую. Посмеялись над ним, но дали. Однако на первом же

привале, когда все поели хлеба, Эзопова корзина сразу стала легче, а у остальных рабов их

мешки и ящики как были тяжелы, так и остались. Тут-то и стало ясно, что ум у уродца не

промах.

На острове Самосе жил простак-философ Ксанф. Увидел он трех рабов на продаже: двое

второй сказал: "Все!", а Эзоп сказал: "Ничего!" - "Как так?" - "Да вот мои товарищи все

уже умеют, мне ничего не оставили". - "Хочешь, я куплю тебя?" - "А тебе не все равно, чего

я хочу? Купи меня в советники, тогда и спрашивай". - "Ты всегда такой разговорчивый?" -

"За говорящих птиц дороже платят". - "Да ты-то ведь не птица, а урод". - "Бочки в погребе

тоже уродливы, а вино в них на славу". Подивился Ксанф и купил Эзопа.

Устроил Ксанф угощение ученикам, послал Эзопа на рынок: "Купи нам всего лучшего,

что есть на свете!" Пришли гости - Эзоп подает одни только языки: жареные, вареные,

соленые. "Что это значит?" - "А разве язык не самое лучшее на свете? Языком люди

договариваются, устанавливают законы, рассуждают о мудрых вещах - ничего нет лучше

языка!" - "Ну так на завтра купи нам всего худшего, что есть на свете!" Назавтра Эзоп опять

подает одни только языки: "Что это значит?" - "А разве язык не самое худшее на свете?

Языком люди обманывают друг друга, начинают споры, раздоры, войну - ничего нет хуже

языка!" Рассердился Ксанф, но придраться не мог.

После обеда стали пить вино. Ксанф напился пьян, стал говорить: "Человек все может

сделать!" - "А море выпьешь?" - "Выпью!" Побились об заклад. Утром Ксанф протрезвел, в

ужас пришел от такого позора. Эзоп ему: "Хочешь, помогу?" - "Помоги!" - "Как выйдете вы

с судьями и зрителями на берег моря, так ты и скажи: море выпить я обещал, а рек, что в. него

впадают, не обещал; пусть мой соперник запрудит все реки, впадающие в море, тогда я его и

выпью!" Ксанф так и сделал, и все только и дивились его мудрости.

Послал Ксанф Эзопа за покупками, встретил Эзоп на улице самосского градоначальника.

"Куда идешь, Эзоп?" - "Не знаю!" - "Как так не знаешь? Говори!" - "Не знаю!"

Рассердился градоначальник: "В тюрьму упрямца!" Повели Эзопа, а он оборачивается и

говорит: "Видишь, начальник, я тебе правду сказал: разве я знал, что в тюрьму иду?"

Рассмеялся начальник и отпустил Эзопа.

Собрался Ксанф в баню, говорит Эзопу: "Ступай вперед, посмотри, много ли в бане

народу?" Эзоп возвращается и говорит: "Только один человек". Ксанф обрадовался, идет и

видит: в бане полным-полно. "Что же ты мне вздор говорил?" - "Не вздор я тебе говорил:

лежал перед баней на дороге камень, все об него спотыкались, ругались и шли дальше, и только

один нашелся, который как споткнулся, так тут же взял камень и отбросил с пути. Я и подумал,

что народу тут много, а настоящий человек - один".

Созвал Ксанф в гости друзей и учеников, а Эзопа поставил у ворот и велел: "Смотри,

чтобы никто из простых людей не прошел, а только одни ученые!" Подошел гость, Эзоп его

спрашивает: "Чем собака поводит?" Гость не понял, подумал, что его собакой обзывают,

обиделся, пошел прочь. За ним другой, третий, десятый; наконец нашелся один и ответил:

"Хвостом и ушами!" Эзоп обрадовался: "Вот тебе, хозяин, ученый гость, а больше не было!"

На другой день ученики жалуются Ксанфу на Эзопа, а тот объясняет: "Какие же они ученые,

если на такой простой вопрос ответить не могли?"

Много раз просил Эзоп Ксанфа освободить его, а Ксанф не хотел. Но случилась на Самосе

тревога: заседал перед народом государственный совет, а с неба налетел орел, схватил

государственную печать, взмыл ввысь и оттуда уронил ее за пазуху рабу. Позвали Ксанфа

истолковать знамение. Ксанф, по своему обычаю, гвоорит: "Это ниже моего философского

достоинства, а вот есть у меня раб, он вам все растолкует". Вышел Эзоп: "Растолковать могу,

да не к лицу рабу давать советы свободным: освободите меня!" Освободил народ Эзопа; Эзоп

говорит: "Орел - птица царская; не иначе, царь Крез решил покорить Самос и обратить его в

рабство". Огорчился народ и отправил Эзопа к царю Крезу просить снисхождения. Щедрому

царю умный урод понравился, с самосцами он помирился, а Эзопа сделал своим советником.

Долго еще жил Эзоп, сочинял басни, побывал и у вавилонского царя, и у египетского, и на

пиру семи мудрецов. А погиб он в Дельфах. Посмотрел он, как живут дельфийцы, которые не

сеют, не жнут, а кормятся от жертв, приносимых Аполлону всеми эллинами, и очень ему это не

понравилось. Дельфийцы испугались, что он разнесет о них по свету дурную молву, и пошли на

обман: подбросили ему в мешок золотую чашу из храма, а потом схватили, обвинили в краже и

приговорили к смерти. Эзоп припал к алтарю Муз - его оторвали и повели на казнь. Он сказал:

"Не к добру вы обидели Муз! Так же вот спасался однажды заяц от орла и попросил

помощи у навозного жука.

Посмеялся орел над таким заступником и растерзал зайца. Жук стал мстить: высмотрел

орлиное гнездо, вытолкнул оттуда орлиные яйца, а сам улетел. Где ни вил орел гнездо, всюду

жук разбивал его яйца; наконец положил их орел за пазуху к самому Зевсу. А жук скатал

навозный ком, взлетел к Зевсу и тоже бросил его богу за пазуху; возмутился Зевс, вскочил,

чтобы отряхнуться, и орлиные яйца опять упали и разбились. И пришлось Зевсу, чтобы не

перевелся орлиный род, устроить так, чтобы орлы несли яйца в ту пору, когда жуки не летают.

Не обижайте слабых, дельфийцы!"

Но дельфийцы не послушались и сбросили Эзопа со скалы. За это их город постигла чума,

и еще долго пришлось им расплачиваться за Эзопову смерть.

Так рассказывали о народном мудреце Эзопе.

БАСНИ ЭЗОПА

Большинство эзоповских басен вам хорошо знакомо: они пересказывались на всех языках

и в стихах и в прозе, в том числе и нашим Крыловым. Но есть среди них и такие, которые

меньше известны; вот некоторые из них.

Волк увидел огромную собаку в ошейнике дна цепи и спросил: "Кто это тебя так

приковал и так откормил?" Ответила собака: "Хозяин!" - "Нет, - сказал волк, - не для

волка такая судьба! Мне и голод милей, чем рабский ошейник".

Свинья смеялась над львицей, что та рождает только одного детеныша. Львица ответила:

"Одного, но льва!"

Задумались зайцы, какие они трусливые, и порешили, что лучше всем им разом утопиться.

Подошли к пруду, а лягушки, заслышав их, одна за другой попрыгали в воду и спрятались.

Увидели это зайцы и сказали: "Подождем топиться: видно, есть на свете кто-то и трусливее

нас".

Мы везем, а ты стонешь?"