Хосе Сантос Чокано (1875 1934)



Дата12.07.2016
өлшемі68.15 Kb.
#195293

Хосе Сантос Чокано (1875 - 1934)


ЛЮБОВЬ СЕЛЬВЫ

Я стать хочу ничтожным пауком,


вокруг тебя плетущим паутину,
чтобы опутать ею, как вьюнком
твоих волос цветущую вершину.

Стать червяком, отдать машинам нить,


которую я прял в терпенье долгом,
чтоб в ткань тугую стан твой заточить,
твое дыханье чувствуя под шелком.

Когда ж сумеет совладать душа


с безудержным гореньем, с жаром диким,
я захочу преодолеть, спеша,
ступени между малым и великим!

Стать деревом - укрыть тебя в тени,


прижать тебя к своей расцветшей кроне,
ковер из листьев постелить - усни,
упав в мои горячие ладони.

Стать омутом - спиралью скользких струй


скрутить тебя и, на устах любимых
запечатлев бездонный поцелуй,
похоронить навек в своих глубинах.

Я - лес: найди дорогу сквозь туман!


Я - грот: зажги свечу под сводом ночи!
Я - кондор, ягуар, удав, кайман...
Лишь прикажи, я стану всем, чем хочешь!

Став кондором, я взмою к облакам,


поймаю клювом луч, что в небе реял,
и, вниз слетев, крыло тебе отдам,
чтоб из него ты смастерила веер.

Удавом став, я торс твой обовью,


браслетами сомкну твои запястья
и, сдавливая красоту твою
кольцом смертельным, сам умру от счастья.

Кайманом став, я, как дракон у стоп


прекрасной феи, лягу на пороге
и буду злобно скалить зубы, чтоб
никто не смел войти в твои чертоги.

Я стану ягуаром и, любя,


тебя похищу, увлеку в чащобы
и раздеру зубами тело, чтобы
увидеть, есть ли сердце у тебя.

Луис де Гонгора (1561-1627)

Как загоревшийся в рассветной рани


бисер на свежем розовом цветке
или узор искусный на куске
шитой жемчужинами алой ткани -

так на щеках пастушки, что румяней


крови, разлитой в белом молоке,
слезы зажглись, когда она в тоске
горестных не смогла сдержать рыданий.

Вздох ее каждый нежен и горяч:


милая размягчить способна, плача,
даже холодный каменный утес.

Если скалу растрогать может плач,


то мое сердце слабое тем паче
тает, как воск, от вздохов и от слез.
Неодолимый чувствуя испуг,
как мореход, влекомый ветром к скалам;
к воле стремясь, подобно птахам малым,
пойманным сетью, губящей пичуг;

плача, как нимфа, что, увидев вдруг


в пышной траве гадюку с хищным жалом,
страхом охваченная небывалым,
в горе цветущий покидает луг,

я, о любовь, бегу от злого нрава


той, чьи прекрасные глаза и косы
сердце мое уже не тронут впредь.

Пусть остается с ней, что ей по праву


принадлежит: коварные утесы,
бархатный луг и золотая сеть.
О, благородных струй покой и нега,
блеск серебра меж мягких трав на дне,
речка, ласкающая в тишине
слух мой дыханьем медленного бега!

Гладь, на которую взирает с брега


та, кто велит пылать и стынуть мне,
где сам Амур рисует на волне
лик ее красками огня и снега!

Вырваться не пытайся из узды:


пусть не взмутится тихий ток воды,
струи не вспенятся, не сотрясутся –

чтоб красоту такую не увлек


в сумрачные пучины грозный бог,
хвастаясь мощью своего трезубца.
Я пал к рукам хрустальным; я склонился
к ее лилейной шее; я прирос
губами к золоту ее волос,
чей блеск на приисках любви родился;

я слышал: в жемчугах ручей струился


и мне признанья сладостные нес;
я обрывал бутоны алых роз
с прекрасных уст и терний не страшился, -

когда, завистливое солнце, ты,


кладя конец любви моей и счастью.
разящим светом ранило мне взор;

за сыном вслед пусть небо с высоты


тебя низринет, если прежней властью
оно располагает до сих пор!
Доверив кудри ветру, у ствола
густого лавра Филис в дреме сладкой
на миг забылась; золотистой складкой
волна волос ей плечи оплела;

и алая гвоздика расцвела


в устах, сомкнутых тишиною краткой,
чьей прелести решил вкусить украдкой
сатир, обвивший плющ вокруг чела;

но не успел – нежданно появилась


пчела, и в нежный пурпурный цветок
пронзительное жало погрузилось;

был посрамлен бесстыдный полубог:


прекрасная пастушка пробудилась,
и он настичь ее уже не смог.

 

Белейший мрамор Пароса, блестящий


эбен, сапфир, чья родина – Восток,
янтарь, впитавший солнечный поток,
кость гангских чащ, хрусталь, лучи струящий,

серебряную скань, рубин горящий,


мельчайший бисер, золотой песок,
рукою несравненной если б смог
ваятель, в благодатный век творящий,

слить воедино и притом достиг


неслыханных удач в своем дерзанье,
то разве б он сумел их сплавить так,

чтоб, как под солнцем воск, не сникло вмиг


под взглядом глаз твоих его созданье,
о Клори дивная, мой сладкий враг?
ДАМЕ С ОСЛЕПИТЕЛЬНО БЕЛОЙ КОЖЕЙ, ОДЕТОЙ В ЗЕЛЕНОЕ

Ни белый лебедь, в кружевные всплески


одевший гладь озерного стекла
и влагу отряхающий с крыла
под золотистым солнцем в перелеске,

ни снег, соткавший в миртах арабески,


ни лилия, среди листвы светла,
ни сливки на траве, ни зеркала
алмазных граней в изумрудном блеске

не могут состязаться в белизне


с белейшей Ледой, что, зеленой тканью
окутав дивный стан, явилась мне;

смирило мой огонь ее дыханье,


а красота умножила вдвойне
зеленый глянец рощ и рек сиянье.
Кость Ганга, мрамор Пароса, блестящий
эбен и золотую филигрань,
сапфир, с Востока привезенный в дань,
мельчайший бисер и рубин горящий,

диковинный янтарь, хрусталь слепящий


и тонкую серебряную скань
если бы взял в божественную длань
ваятель, в благодатный век творящий,

и, воедино сплавив их, достиг


неслыханных красот в своем дерзанье,
то разве б он сумел их сплавить так,

чтоб, как под солнцем воск, не сникло вмиг


под взглядом глаз твоих его созданье,
о Клори дивная, мой сладкий враг?

Луперсио Леонардо де Архенсола (Leonardo de Argensola) 1559-1613 г


Чтоб стрел тебе, Амур, не тратить даром,
Чтоб я ярмо любви смиренно нес
Я в храм твой шел, сдержать не в силах слез,
Как в юности, покорный женским чарам,

Вторую жизнь рождая в теле старом,


Верни мне пышную копну волос,
Пух над губой, румянец ярче роз
И яркость глаз - пусть вновь пылают жаром!

Расставшись с прежней кожей, как змея,


Я б у порога той, в кого влюблен
Стоял бы в дождь и холод, может статься.

Но если молодым не стану я,


Поскольку неизменен ход времен,
Зачем же мне менять привычки старца?

 

Орасио Рега Молина (1899 – 1957)


Опубликовано admin в пн, 06/28/2010 - 23:00



ОСЕННИЙ ДОЖДЬ

Дождь размотал шуршащий свой клубок


над озером. Вся живопись – насмарку,
пейзаж, размытый каплями, убог…

Схватив листок увядший впопыхах,


шныряет ветер по пустому парку,
как кошка с птичкой пойманной в зубах.

ЗАНАВЕСКИ

Тюль, тонкий или плотный, как в тумане,


скрывает нас за стеклами квартир
и позволяет нам, не видя мир,
угадывать его черты и грани.

Уныло бытие, но чтобы резко


переменилось к лучшему оно,
достаточно на скучное окно
повесить розовую занавеску.

Как будет радостно рассветной ранью


лучам, стремящимся проникнуть в дом,
не только с жестким встретиться стеклом,
но с шелковой соприкоснуться тканью!

Мануэл Мария Барбоза дю Бокаж (Manuel Maria Barbosa du Bocage) 1765-1805


Зима уходит. Тает пелена
Сырых туманов; в праздничных уборах
Поля и лес – на них ромашек ворох
Просыпала цветущая весна.

Подул норд-ост. Небес голубизна,


Где стаи птиц, веселых, пестроперых,
С Амурами резвятся на просторах,
Как в зеркале, в реке отражена.

Так поспешим под сумрачные своды


Прохладной рощи, в ширь полей уйдем,
Где зеленеют молодые всходы!

Нет счастья в скучном городе твоем,


Одна отрада – прелести природы
С тобой вкушать, Марилия, вдвоем!

АПОЛОГ О СМЕРТИ

Смерть, злобствуя, среди людей блуждала.
Увы, подобны зрячие слепцу!
Старик, столкнувшись с ней лицом к лицу,
Не видел хищного ее оскала.

А юноше, тому и дела мало


До будущего: невдомек глупцу,
Что неизбежно жизнь придет к концу...
И всех их Смерть перстом пересчитала.

А после выстрелила наугад,


Глаза зажмурив. "До чего нелепы
Твои злодейства!" – вслед я крикнул ей.

"Таков закон, – взглянув на миг назад,


Ответила она, – раз люди слепы,
Вслепую поражаю я людей".

Сестра Хуана Инес де ла Крус (1651 - 1695)


О тех же самых страданиях и о том, что лучше не испытывать ненависти к столь подлому человеку, ибо иначе его образ будет по-прежнему оставаться в сердце

Ты, Сильвио, мне мерзок, но, как с другом,


с поверженным врагом не рвется связь:
когда раздавишь скорпиона, грязь
к подошвам липнет, и глядишь с испугом,

как яд, грозящий гибельным недугом,


по миру растекается, струясь...
Грешно и презирать такую мразь.
Тебе презренье - честь не по заслугам.

Представив в памяти, какой ты есть,


я душу обрекаю пыткам снова
и над собой сама свершаю месть.

Прокляв тебя, я и себя готова


проклясть - за то, что стыд забыв и честь,
смогла мерзавца полюбить такого.

 

Полюбив подлого человека, искупить вину можно лишь объявив во всеуслышание о своем раскаянии

Хоть, Сильвио, тебя я и кляну,
но знаю: корень всех моих несчастий -
в любви, порвавшей сердце мне на части,
в пороках, душу тянущих ко дну,

и ощущаю в том свою вину,


что оказалась из-за этой страсти
у столь ничтожной гадины во власти,
у чудища столь мерзкого в плену.

Мне бы молчать о той любви проклятой


и делать вид, тебя встречая вдруг,
что мы знакомы не были когда-то -

но ложью не унять тревог и мук.


Так пусть за грех мой будет мне расплатой,
чтобы о нем узнали все вокруг!

Сонет о разных стадиях любви, написанный в утешение ревнивцу

Страсть начинается с пустых хлопот,


тревог, волнений и душевной смуты,
затем она, стянув на сердце путы,
в борьбе и муках крепнет и растет,

а после совершает поворот,


сменяя жгучий зной на холод лютый,
пока свой факел, ревностью раздутый,
своими же слезами не зальет.

Альсино! Есть у страсти три ступени:


начало, продолжение, развязка;
впадать в тоску мужчине не к лицу.

Ты обвиняешь Селию в измене,


но Селия невинна - просто сказка
пришла, как ей положено, к концу.

 

Поэтесса размышляет над тем, какая из двух противоположных страстей более мучительна - любовь или ненависть

Я в Фабио влюбилась с юным пылом,
но чувств моих не разделяет он.
А Сильвио, который мне смешон,
влюблен в меня. Что делать с ним, постылым?

Кому такое выдержать по силам,


когда несутся в уши с двух сторон
немилого докучный плач и стон
и колкости, бросаемые милым?

Прощаюсь с мерзким - робко смотрит вслед,


встречаюсь с дерзким - гордо смотрит мимо;
тот умоляет "да" сказать в ответ,

а этот "нет" твердит неумолимо...


В итоге - столько мук и столько бед
от двух: кого люблю и кем любима.

 

Продолжая ту же самую тему, поэтесса приходит к выводу, что разум должен главенствовать над чувством

С тем, кто со мною ласков, я груба,
того, кто груб, я обласкать готова.
Один рыдает - я в ответ ни слова,
другому звук пустой - моя мольба.

Влюбиться в камень - как страшна судьба!


Стать каменной - как жизнь ко мне сурова!
Один - мой жалкий раб, а у другого
сама я - беззащитная раба.

Спасенья нет от горькой этой доли:


с одним останусь - счастьем заплачу,
с другим расстанусь - истомлюсь от боли.

Но лучше, если выжить я хочу,


принять любовь от жертвы против воли,
чем добровольно сдаться палачу.

Достарыңызбен бөлісу:




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет