I. Введение: 1 Географические и природно-климатические условия Кореи Корейский полуостров главная арена корейской истории занимает территорию приблизительно 220 тыс кв км
жүктеу/скачать 2.72 Mb.
|
 Илл. 7 – Знаменитая тонсамдонская маска, в окружении костяных рыболовецких орудий.
ей общины и мало задумывались о том, к какой общности более высокого уровня они принадлежат (хотя вполне возможно, что носители совершенно гетерогенных культурных комплексов – скажем, протокитайского неолитического, - и ощущались уже как более ”чуждые”, чем жители других общин полуострова). Поэтому мы можем, по ряду археологических признаков, выделять протокорейский неолитический культурный комплекс как гомогенную культурную общность, легко отличимую от соседних (скажем, протокитайского комплекса Янщао-Луншань или протояпонской неолитической культуры Дзёмон), но не должны считать, что такое сознание ”культурной общности” было в серьезном масштабе присуще и самим носителям протокорейской неолитической культуры. Формирование этнического сознания как фактора социальной жизни – эта примета следующей эпохи в эволюции корейской культуры – бронзового века.
А) Первоисточники: 1. Фудзита Рёсаку (藤田亮策), <Тёсэн кокогаку кэнкю> (<Исследования по корейской археологии>), Киото, 1948, сс. 140-168.
Б) Литература:
3. Ким Воллён (金元龍), <Археология Кореи> (<韓國考古學槪說>), Сеул, 1992, с. 22-69. Глава 3: а) Бронзовый век Корейского полуострова. Проблема происхождения Древнего Чосона (X-IV вв. до н.э.). 1. Бронзовый век и Корейский полуостров. Как известно, в истории человечества в целом бронзовый век – период, когда применение металла способствовало ускоренному росту производительных возможностей общества, а, соответственно, и скачкообразным преобразованиям в его структуре. Окончательно утвердились иерархические отношения как внутри каждого социума, так и между различными социумами, появилась ранняя государственность (т.е. социальные иерархии нескольких регионов слились в одну комплексную и относительно унифицированную структуру с определенными границами и центром), способная как на невиданную в прошлом по масштабам организацию общественного труда, так и беспрецедентное в ”дометаллическом” прошлом человечества массовое насилие и принуждение. Государственность означала окончательное закрепление основанных на насилии (или угрозе его применения) отношений власти-подчинения по вертикали общества, а также легитимизицию (узаконение) организованного насилия (войн) по отношению к другим обществам. В целом, культуры земного шара начали структуризироваться в иерархию и ”по горизонтали” – более ”передовые” культуры Южной Евразии (прежде всего Средиземноморья, Ближнего Востока, долин Инда, Ганга и Хуанхэ), Северной Африки и Мезоамерики, с развитой металлургией и уже оформившейся государственностью, образовали своего рода ”ядро” оформившейся в бронзовом веке ”мировой системы”. Возможности к организованному насилию – технологические и организационные – которыми обладало ”ядро”, как правило, значительно превосходили способность догосударственной ”периферии” к обороне; это давало ранним государствам бронзового века возможность шаг за шагом успешно колонизировать и эксплуатировать ”варварскую периферию”, перераспределять ее ресурсы в свою пользу. В то же время тенденция политических образований ”ближней периферии” в ответ на цивилизационный ”вызов” со стороны ”центра” заимствовать металлургическую технологию, образовывать свою собственную (”вторичную”, по отношению к ”центру”) государственность и пытаться вырвать у ”центра” цивилизационную гегемонию (все это в комплексе часто именуется ”варварскими вторжениями”) создавала как постоянное напряжение внутри этой новой мировой системы, так и возможности для ее развития. Каким же образом были распределены культуры бронзового века в Евразии? Что представлял собой бронзовый век в регионах, прилегающих к Корейскому полуострову? Бронза (сплав меди и олова) вошла в употребление в Египте и на Ближнем Востоке (прежде всего в Месопотамии) в сер. III тыс. до н.э., став основой для оформления там древнейших в Евразии очагов государственности. С запада бронза постепенно распространялась на восток – уже в сер. III тыс. до н.э. она была известна в долине Инда. С сер. II тыс. до н.э. бронза стала широко распространяться и на ”варварской периферии” тогдашнего ”цивилизованного мира” – в Южной Сибири (прежде всего на Алтае и в Саянах). Бронзовые культуры палеоевропейцев Южной Сибири – андроновская (сер. – кон. II тыс. до н.э.) и карасукская (кон. II – нач. I тыс. до н.э.) – оказали значительное влияние на развитие бронзовой металлургии как на Корейском полуострове, так и на территории современного Китая. Китай, с точки зрения общеевразийского контекста, значительно ”отставал” в освоении металлургии и развитии раннеклассовых общественных форм – бронзовый век пришел туда лишь на рубеже III-II тыс. до н.э., как предполагает ряд ученых, через посредство более ”передовых” западных соседей. Однако освоение бронзовой культуры дало протокитайскому населению долины р. Хуанхэ возможность относительно скоро (приблизительно в XIV в. до н.э. – т.н. ”аньянский” этап в развитии Шан-Иньской культуры) создать первый в истории восточноазиатского региона мощный центр ”классической” ранней государственности – с обожествленными правителями, (монополизировавшими как производство бронзовых изделий, так и право на контакт с высшими божествами пантеона), с аристократией воинов-колесничих (четко отделенной от рядовых общинников), и с тенденцией к распространению своего влияния – как политического, так и культурного – на окружающие ”варварские” племена. В результате с сер. II тыс. до н.э. культура долины р. Хуанхэ стала ”ядром” региональной восточноазиатской системы. ”Периферийные” некитайские этносы, стремящиеся защитить себя от перспективы утери политической самостоятельности и этнической идентичности, вынуждены активно заимствовать материальную культуру ”ядра” и создавать, в значительной степени на основе исторического опыта ”ядра”, общественные институты, способные выдержать натиск более ”передовых” соседей. Так – в процессе поисков ”ответа” на исторический ”вызов” ”ядра”, динамической адаптации к требованиям новой культурно-политической ситуации в регионе – формировались ”периферийные” культуры Восточной Азии, в том числе и протокорейская бронзовая культура. На настоящий момент кажется доказанным, что истоки бронзовой культуры Корейского полуострова следует искать в непосредственно прилегающих к северным границам современной Северной Кореи районах Южной Маньчжурии. Именно там, под воздействием протокитайской шан-иньской – а в большей мере, скорее всего, южносибирской карасукской и северокитайской ордосской – бронзовой культуры, сформировался оригинальный культурный комплекс, в течение I тыс. до н.э. распространившийся постепенно на юг, по всей территории Корейского полуострова. Основы этого комплекса – ритуальные прежде всего бронзовые предметы (церемониальные бронзовые мечи и зеркала – символы власти военных вождей и жрецов), использование яшмы как символа престижа формирующейся знати, гладкая керамика разнообразной формы и цвета, захоронения в каменных ящиках-гробах, мегалиты-дольмены над захоронениями элиты, и значительно более важная роль земледелия в общей структуре хозяйства. При этом следует отметить, что, в отличие от вождей и жрецов, простые общинники в основном продолжали пользоваться каменными, деревянными и костяными орудиями труда, в том числе и в земледелии. С этнолингвистической точки зрения, носители бронзовой культуры в Южной Маньчжурии и на Корейском полуострове принадлежали, как считается, к монголоидной прототунгусской группе, известной из китайских источников под этнонимом емэк (кит. вэймо). Эта группа отчетливо отличалась, как по языку, так и по облику материальной культуры, от неолитических насельников Корейского полуострова, родственных, скорее всего, современным палеоазиатским народностям Приамурья. Процесс распространения культуры бронзы по Корейскому полуострову, с севера на юг, в X-V вв. до н.э., был одновременно и процессом смешения ”северных пришельцев” – емэк – с автохтонным неолитическим населением полуострова. Традиции неолитической культуры были, таким образом, в значительной степени продолжены смешанным постнеолитическим населением – это заметно, скажем, по формам жилищ, облику орудий труда, и т.д. Но в то же время культура металла, которой владели ”пришельцы с Севера”, не могла не занять в обществе доминирующего положения. Результатом ассимиляции неолитического населения полуострова в более развитую бронзовую культуру Севера и было формирование протокорейской этнической группы (народности), сумевшей к IV-III вв. до н.э. создать в северной части Корейского полуострова и на прилегающей территории Маньчжурии протогосударство Древний Чосон. III в. до н.э. – время, когда древние чосонцы начали активно и широко заимствовать культуру железа из Китая – считается концом собственно бронзового века на полуострове. Начало же корейского бронзового века большинство южнокорейских и западных ученых относит к XI-X вв. до н.э. Именно этим временем датируются самые ранние из найденных на территории Корейского полуострова бронзовых вещей – бронзовые нож и шишкообразное украшение из Синамни (уезд Ёнчхон пров. Сев. Пхёнан), бронзовый резец из 3-его культурного слоя Кымтханни (г. Пхеньян), литейная форма для изготовления бронзовых ”шишек” из Самбонни (уезд Чонсон, пров. Сев. Хамгён), и т.д. Тенденция современной северокорейской исторической науки возводить начало бронзового века в Корее чуть ли не к началу II тыс. до н.э. (т.е. искусственно ”удревнять” корейскую бронзу до уровня китайской шан-иньской бронзовой культуры) связана с ”политическим заказом” северокорейских властей и вряд ли имеет какое-либо отношение к историческим фактам. 1) Бронзовые изделия а) оружие Типичным образцом вооружения (скорее всего, церемониального) бронзового века Корейского полуострова и Южной Маньчжурии является т.н. ”скрипкообразные” (пипха-хён) мечи (известны также как мечли ляонинского, или маньчжурского типа). Это обычно относительно короткие (до 40-50 см.) бронзовые клинки, отличающиеся выпуклой нижней частью (похожей на деку струнного инструмента – отсюда и название), резко выделяющимися ”зубцами” с обеих сторон посередине, и постепенным сужением клинка к концу. Т-образная рукоятка, часто орнаментированная меандрическим ”громовым” узором, изготовлялась обычно отдельно. По внешнему виду такие мечи легко отлечимы от образцов современной им иньской, чжоуской, или ордосской бронзы. Самые ранние образцы ”скрипкообразных” мечей известны по южноманьчжурским стоянкам рубежа II-I тыс. до н.э. – в частности, по находкам в уезде Синьцзинь пров. Ляонин. Их отличает резкое выделение ”зубцов”, располагавшихся ближе к концу клинка. На территорию Корейского полуострова эта форма, как кажется, не проникла. Более поздняя форма – укороченные клинки с ”зубцами” почти точно посередине – известна по классическим находкам 1958 г. в местечке Шиэртайинцзы под Чаояном. Она и распространилась по территории северной части Корейского полуострова (за исключением земель современной провинции Хамгён, долго остававшихся вне зоны влияния бронзовой культуры). Наконец, появившаяся в более позднее время (VII-IV вв. до н.э.) самая поздняя форма – с удлиненным клинком и уплощенным ”зубцом” – распространилась из Южной Маньчжурии по западному берегу Корейского полуострова вплоть до самых южных его районов. В целом, к V в. до н.э. большая часть территории Корейского полуострова (за исключением района восточного побережья) входила в сферу влияния ”культуры скрипкообразных мечей”. Определенная стандартизация в форме важнейшего ритуального предмета на большей части территории полуострова говорит о начале гомогенизации его населения, т.е. о прогрессе в формировании протокорейской этнокультурной общности. Начиная примерно с конца IV - начала III в. до н.э., ближе к периоду распространения железа, по всему протяжению этой сферы – от Южной Маньчжурии до Южной Кореи – ”скрипкообразные” бронзовые мечи переходят в ”узкие” – с зауженным, почти прямым лезвием и выемкой в боковой части. В северной части полуострова эти изменения в типе бронзового оружия предшествуют появлению железа, а в южной – практически совпадают с началом железного века.
Кроме бронзовых мечей, на значительной части территории Корейского полуострова были распространены бронзовые секиры (тонбу), явственно восходящие к уральской и южносибирской (андроновской и карасукской) бронзовым традициям. Этот вид оружия встречается как на стоянке Мисонни (уезд Ыйджу пров. Сев. Пхёнан) на северной границе Кореи, так и на стоянке Сонгунни в южной части страны. В отличие от ритуально-церемониального вооружения – бронзовых мечей и секир – бронзовые наконечники стрел с двумя жальцами (по форме напоминающими птичьи крылья) использовались в войне и охоте. Кроме оружия, из бронзы изготавливались – правда, очень редко, - и некоторые орудия труда, например, резцы (тонккыль) и ручные ножи (тоджа). Но основная часть орудий труда – серпы, лопаты, плуги – по-прежнему изготавливались из дерева, камня и кости. Как и в шан-иньском Китае II тыс. до н.э., использование бронзы было в ранней Корее привилегией зарождающейся знати. б) зеркала и украшения. В древних культурах Южной Маньчжурии, Корейского полуострова и Японских островов бронзовым зеркалам придавался особый, ритуально-магический смысл. Они считались важной принадлежностью жреца или шамана, с помощью которой служители культа могли ”концентрировать” в своих руках свет - основную составляющую сакрального космоса - и ”управлять” им. Обычно зеркала клали в могилы жрецов и причастных к культовым функциям знатных людей, причем, как правило, в сломанном виде, - ведь ”тот” свет мыслился полной противоположностью ”этому”, и то, что было целым ”здесь”, должно было непременно быть нецелым ”там”. Поскольку зеркала считались сакральными предметами, то производить их ”серийно” было не принято – для каждого нового зеркала глиняную формочку делали заново. Среди известных археологам протокорейских зеркал бронзового века не найти двух одинаковых. От китайских зеркал протокорейские отличались наличием не одной, а двух-трех ручек на задней стороне, а также упрощенным, в основном геометрическим узором. Среди типичных узоров часто можно встретить концентрические круги, линии, образующие лучеобразные треугольники, крестообразные украшения, зигзагообразные линии, и т.д. К концу бронзового века узор становится сложнее и изящнее. С началом железного века и общим укреплением связей с Китаем, на полуостров (как и на Японские острова) стали в большом количестве проникать китайские бронзовые зеркала, с изображениями мифологических ”благовещих” животных и благопожелательными надписями. Очень скоро они стали важнейшим элементом общественного престижа для зарождающейся элиты, их форме и дизайну начали подражать и местные ремесленники. Кроме зеркал, престиж зарождающихся аристократии и жречества поддерживал целый ряд церимональных и ритуальных бронзовых изделий – ”шишечки” (тонпхо), щитки (часто с
Илл. 9. Два бронзовых зеркала относительно архаического типа, обнаруженные при раскопках в квартале Кведжондон г. Тэджона в 1967 г. Диаметр – 8,4 и 11,3. Одно из них сломано перед тем, как положить его в могилу. Интересен специфический геометрический узор в виде ”звездных лучей”, расходящихся из центра, и более мелких ”лучиков” у ободка. Возможно, этот тип узора связан с культом Солнца. крестовидным узором), разнообразные бубенчики и колокольчики (особенно характерные для самого позднего этапа бронзового века).
Как уже упоминалось выше, наступление бронзового века вовсе не означало полной замены каменных орудий бронзовыми. Скорее наоборот – каменная ”индустрия” Корейского полуострова прогрессировала: увеличился, по сравнению с неолитом, ассортимент изделий, изящней и тоньше стала шлифовка. Каменные орудия оставались, как и в неолите, основой производящего хозяйства и важным элементом общественной жизни. Так, гладко отшлифованные каменные мечи – по форме явно скопированные с раннечжоуских китайских бронзовых мечей, хорошо известных на полуострове – использовались на войне и охоте, при разделке туш, и т.д. Рукоять и лезвие обычно вытачивались из одного куска камня. По бокам лезвия делались желобки – они позволяли крови стечь. Каменные мечи стали ритуальным элементом – частью погребального инвентаря – только к концу бронзового века. Также в основном на охоте использовались и каменные наконечники стрел и копий, значительно более доступные, чем бронзовые. Для работы с деревом огромное значение имели каменные ступенчатые тесла (юдан сокпу) – вид орудий, малоизвестный в Северном Китае, но широко распространенный в Южном Китае и Индокитае. Видимо, они проникли на полуостров из Южного Китая вместе с культурой риса (о ней ниже), а затем распространились и на Японских островах. Самым важным производственным орудием бронзового века были каменные жатвенные ножи, как правило, ”полулунной” формы. Они сильно напоминают аналогичные орудия китайского неолита (культура Луншань) и бронзового века, с той только разницей, что китайские жатвенные ножи имели полукруглую (”полулунную”) ”спинку” и прямое, обточенное с двух сторон лезвие, а корейские – прямую ”спинку” и полукруглое, обточенное с одной стороны лезвие. Обычно нож имел несколько дырочек – туда вставляли ремешок, за который брался жнец. По-видимому, жатвенное орудие было заимствовано у протокитайского населения вместе с примитивным земледельческим комплексом в целом; возможно, это произошло еще до наступления бронзового века.
Илл. 10. ”Полулунные” жатвенные ножи, обнаруженные в деревне Хачхонни под г. Чхунджу (пров. Сев. Чхунчхон). С помощью такого ножа можно было срезать лишь по одномку или нескольким колосьям; жатва требовала затраты больших усилий и времени. 3) Керамика. В целом, основным признаком керамики бронзового века, отличающем ее от предшествующей неолитической, является, как правило, отсутствие узора. Отсюда и одно из наименований бронзового века в Корее – ”эпоха гладкой керамики” (мумун тхоги сидэ). Исключением являются несколько образцов разрисованной черно-серой керамики, обнаруженных на крайнем севере полуострова – на стоянках Синамни и Унги в долинах рек Ялу (Амнок) и Тумэнь (Туман). Эти образцы явственно связаны с маньчжурской и, в конечном итоге, китайской неолитической традицией. Но в основном керамика корейского бронзового века – безузорная, отличающаяся значительно больщим разнообразием функциональных типов и региональных стилей, чем во времена неолита. Обычно сосуды плоскодонные, донышко сравнительно узкое, стенки довольно толстые (5-7 мм.). На стенках сосудов иногда можно заметить шишкообразные ручки, на ”шейке” – своеобразный ”ободок” (налепное глиняное утолщение) и иногда скромное украшение – ряд штрихов или отверстий. Часто цвет сосудов темно-каштановый – в глину добавлялся песок. Практически во всех районах полуострова можно обнаружить глубокие сосуды цилиндрической формы, чем-то напоминающие современные цветочные горшки. Они, по-видимому, использовались для приготовления пищи на огне. У некоторых таких сосудов можно заметить маленькую дырочку внизу – видимо, это были предшественники пароварок (сиру) будущего. Одна из региональных форм ”кастрюль” бронзового века – т.н. ”волчкообразные” сосуды. Они названы так по их форме, чем-то напоминающей популярную корейскую детскую игрушку – волчок (пхэнъи): узенькое донышко, расширенная верхняя часть, утолщенная шейка. Распространены эти сосуды были лишь в северной части полуострова – к северу от р. Ханган. По-видимому, их оригинальная форма связана с традициями неолитической керамики. Из сосудов, предназначенных не для приготовления, а для хранения пищи, можно выделить весьма сходный с ”волчкообразной” керамикой региональный тип, характерный для средней части долины р. Ялу (Амнок). Он известен как ”тип Конгвири” (по названию стоянки у г. Канге, пров. Сев. Пхёнан). Сосуды этого типа отличает сероватый цвет, очень узкое донышко и раздутые, выпуклые стенки. На значительно более широкой территории – север Кореи (к северу от р. Чхончхон) и Южная Маньчжурия – была распространена другая разновидность сосудов, известная как ”тип Мисонни” (по названию стоянки у г. Ыйджу, пров. Сев. Пхёнан). Она отличима по двум ручкам с боков, относительно расширенному донышку, выпуклым стенкам, и особенно расширяющейся к верху ”шейке”. Видимо, сосуды этого типа использовались для переноски воды на голове – отсюда и расширенное донышко. С линией ”волчкообразных” сосудов кажется связанной специфическая керамика центральных районов Корейского полуострова VII-VI вв. до н.э., обнаруженная впервые на стоянке Карак в районе Кандонгу г. Сеула и потому получившая название ”тип Карак”. Среди сосудов этого типа присутствуют как расширяющиеся к верху горшки, так и кувшинообразные изделия с коротким горлышком. От этого ”центрального” типа значительно отличается ”южный” тип, характерный для слоев VI-V вв. до н.э. на территории современных провинций Юж. Чхунчхон и Чолла. Он известен как ”тип Сонгунни”, по названию стоянки, где изделия этого типа были впервые обнаружены. ”Керамикой Сонгунни” – с относительно широким донышком и не слишком выпуклыми стенками – пользовалось оседлое рисоводческое население, испытавшее, по-видимому, какое-то влияние южнокитайской и австронезийской культур. Наконец, в основном в мегалитических погребениях (реже – на местах жилищ) встречается особая, изящная кувшинообразная керамика красноватого цвета (раскраска производилась окисью железа), часто лощеная, сделанная из чистого по составу теста, с тонкими стенками. По-видимому, она использовалась лишь выделяющейся в этот период верхушкой общества в ритуальных целях. Как видно, керамика бронзового века говорит об усложнившейся структуре хозяйства, усилившейся региональной культурной дифференциации и углубившемся социальном расслоении.
Илл. 11. Красный лощеный кувшинообразный сосуд из погребения на территории совр. пров. Кёнсан. К концу бронзового века (V-IV вв.) в южной части Корейского полуострова появляется новый тип керамики – черные шлифованные сосуды с выпуклым корпусом и удлиненным толстым горлом, изготавливавшиеся из хорошей глины с добавками магнезитовых и графитовых красителей (отсюда и черный цвет). Обычно сосуды этого типа обнаруживаются в каменных погребениях общинной знати, вместе с бронзовым оружием. Появление нового, более изящного и усложненного типа керамики свидетельствует об общем культурном прогрессе, усложнении социальной структуры.
жүктеу/скачать 2.72 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|
