Интервью по поводу сериалов этих, ну, «Московские трущобы»

Действующие лица:

Тетя Надя, 65 лет

Кира, ее племянница, 35 лет

Зельман, лет 70

Жена Зельмана

Сын Зельмана

 

Сцена 1.

Тетя Надя (заедая вечный стресс). Кир, у меня к тебе только одна просьба. Ты не можешь по компьютеру найти его? Ты ведь говорила, что этот, как его...

Кира (смотрит в ноутбук). Интернет.

Тетя Надя. Да, Интернет, там все можно найти?

Кира. Да находила я уже вашего Зельмана, но сведения не меняются с 97 года. Пара интервью по поводу сериалов этих, ну, «Московские трущобы».

Тетя Надя. Мне нужно ему позвонить, но я не могу (пауза), после того случая.

Кира. Какого случая?

Тетя Надя. Пять лет назад ее старец благословил разыскать отца и обратить в веру. Она разыскала через базу данных, а он сухо так ей ответил: это ошибка, что он ей не отец, впервые слышит, дал денег на монастырь и просил больше не звонить.

Кира. Короче, ушел в глухую несознанку. В жизни папы отрекаются от своих дочерей, а не бегают за ними с цветами. (пауза) Я только не понимаю, зачем ему звонить после всего этого?

Тетя Надя. Я подаю записки о его здравии, с тех пор, как к вере пришла. Но он уже не молод, 17 сентября будет 70. У него, наверное, такой осадок на душе остался...

Кира. Осадок? Да я бы после этого…

Тетя Надя. Ты не понимаешь, Кирочка, (пауза) это любовь. Я люблю его.

Кира (с раздражением). Ну почему любовь-то? Откуда такая уверенность, что это любовь, а не аффектация?

Тетя Надя (мечтательно). Понимаешь, прошло 40 лет, и у меня нет к нему уже никаких чувств. А любовь это не чувство, это... (пауза) ну, как сказать, как объяснить… Вот есть интерес к человеку, и он не уменьшается ни на йоту, с первого дня знакомства, даже еще до этого дня знакомства, я его первый раз увидела, и сразу подумала: фу, какой некрасивый, а я его любить должна. И так до последнего дня знакомства. И все эти годы никаких обид, и желание ему только добра: «Я люблю тебя. Это значит - я желаю тебе добра».

Кира. Тогда почему отчество у Тани не его, а дедушкино?

Тетя Надя. Ну, он был такой несчастный, когда узнал, что я беременна, и я решила его не расстраивать (мечтательно). Может, вот так же Серафим Саровский, когда говорил каждому, кто к нему приходил: «радость моя», он, видимо, это же испытывал, понимаешь, это как раз та крупица Божественной любви… Только святые такую любовь испытывают ко всем людям, а я к одному человеку, но это все равно крупица той любви. Я в этом уверена.

Кира (задумчиво). Крепка как смерть любовь (смотрит в компьютер). Ладно, вот он, ваша «радость». Телефоны, и сотовый, и домашний. Только что я ему скажу?

Тетя Надя (оживляется). У тебя отличный предлог, продажа пианино. Ты позвони по рабочему телефону, у меня есть, если не устарел, конечно, за столько лет. Спроси, не нужно ли пианино для реквизита?

Кира. Ну, мне и ответят про пианино, а как про него-то выяснить?

Тетя Надя. А ты попроси к телефону Бориса Львовича. И если он жив... ээ… бросишь трубку и всё.

Кира. А если он сам подойдет к телефону? А я ему про пианино? Директору студии про пианино...

Тетя Надя (задумывается). Нет, у вас с Танькой голоса похожи. Нет, еще подумает, что опять названивают, проверяют...

Затемнение. Затем опять свет. Надя одна.

Тетя Надя (мечтательно): Полюбила его я еще заочно. Имя, фамилию услышала. Вот здесь, вот здесь (показывает на сердце). Я его никогда не видела, только слышала. А передалось от любви. Вот эта Лера Суворова с ним работала, и у них роман был, а он директор картины, абсолютно неинтересная личность. Ведь обычно принято рассказывать об артистах, о режиссерах, о художниках. А она только о нем: Зельман, Зельман, Зельман, Зельман. И вот она вся такая рассказывает – щеки пылают...

…У него руки дрожали всегда. Ужасно. Когда он со мной встречался. У него были чувства. Поэтому я не верю ему, что у него их нет. Но как-то знаешь вот, в жизни он этому всему, очень мало места уделял, поэтому я не... это не тот мужчина, который вот вспоминает. (Пауза).

Но, как  выяснилось опять же потом, в командировке... у него, оказывается, прозвище там было Султан, у него и другие такие же были обожалки, женщины, которые его любили, вот Аня Кравец, по-моему, художник по костюмам, и Люся Замотаева, художница, мы же в одной командировке, и у них уже был роман. А я же вклинилась, как всегда. Вклинилась, вклинилась, вклинилась, вклинилась…

Сцена 2

Сцена поделена на две комнаты. В одной Кира сидит у телефона. В другой Зельман, свет падает только на него, поэтому интерьера не видно.

Кира открывает книгу «Евгений Онегин». Она гадает.

Кира. Звонить или не звонить?

Кира (читает текст из «Евгения Онегина»). «Где ты? приди: свои права

Передаю тебе с поклоном...» Будем считать, что звонить.

Набирает номер.

Кира. Здравствуйте, будьте добры Бориса Львовича Зельмана (Пауза).

Зельман (голос пожилого человека). Да, я вас слушаю.

Кира (волнуясь, улыбаясь в трубку, очень приветливо). Здравствуйте, Борис Львович. Меня зовут Кира. Вы меня не знаете. Я… э, племянница Надежды Михайловны Григорьевой… Она работала с вами на телевидении… сто лет назад.

Зельман. Хм (пауза) Кто? Где работала?

Кира. Надежда Михайловна, она была с вами знакома, когда вы были директором студии научно-популярных фильмов, еще на Шаболовке.

Зельман (долго молчит). Я никогда не был директором этой студии. Не помню (пауза). Извините.

Кира. Видите ли, она такой романтичный человек и щепетильный. Сама  вот не решается позвонить. Просто хотела узнать, живы ли вы, здоровы. (Пауза) Вот. Я понимаю, что для вас это странный звонок, немного нелепый, но она меня попросила, она очень переживает, и я решилась вам позвонить (Пауза). Хотя мне это не просто.

Зельман. Ну, я жив (молчание) А когда, вы говорите, она работала?

Кира. С 66-го до 73-й.

Зельман (пауза). И как зовут?

Кира. Надежда Михайловна Григорьева.

Пауза.

Зельман. Хм, нет, не помню.

Кира. Ну, вы извините за звонок. Просто… она думает, (пауза) что все еще любит вас… божественной любовью (Пауза, после которой пытается перевести разговор на другую тему). А как… эээ… ваши дела, творческие успехи, ваша студия…?

Зельман. Да я уже не работаю лет пять, я на пенсии.

Кира. Ну, извините еще раз за вторжение. Всего вам доброго.

Зельман. До свидания.

Он кладет трубку. Думает.

Свет распространяется на интерьер. И становится видно, что Зельман сидит за праздничным столом, на столе юбилейный торт со свечами. За столом сидит Жена, Сын, гости.

Сын. Папа, кто звонил?

Зельман. Да так, старая знакомая, поздравила.

Жена. Ты как-то в лице переменился, Боря, от этого звонка. Что за знакомая?

Зельман. Да вместе на телевидении работали.

Жена. Эта та, о которой ты рассказывал, что у нее дочь, та монашка, которая к нам приходила пять лет назад?

Сын. Это не твоя дочь, папа.

Зельман (морщится). Да не моя, не моя! (встает из-за стола, подходит к краю сцены)

Затемнение. Герой один на сцене.

 

Зельман. Мне она очень нравилась, знаете, есть такие роковые женщины, вот увидел ее тогда на лестнице, хотя у меня с Леной были уже давно отношения и все шло к браку, а тут появилась эта сумасшедшая Надька, эти круглые колени, грива жестких густых волос, челка белая выгоревшая, смуглое лицо, скулы вверх, глаза зеленые такие песочные, светлые, то ли янтарь, то ли малахит, ну, не знаю, в общем закрутилось у нас. А потом все быстро сошло на нет. А ведь я даже подумывал жениться на ней, знакомил с друзьями, с мамой. У меня были девушки и до и после, но я никого никогда не знакомил с мамой. А Надю познакомил, и мама помню потом мне сказала, что это не твоя женщина, сын, она слишком зажата, зажата так, что ее ничем не разожмешь, мама у меня гинеколог была, и у нее своеобразные сравнения, ну, она мне так сказала сразу, у нее своего рода психологический вагинизм, и в точку попала. У нас с ней секс был каждый раз пытка, то есть мы зажигались мгновенно друг о друга, желание было постоянно, завидим друг друга и желание тут же вспыхивало, а когда до дела доходило, с ней что-то странное происходило, ну, во-первых, она ни разу со мной не кончала, я ее спрашиваю, что делать-то? Ну, мне же хотелось этого, это совершенно нормально, а она замкнется, зажмется вся, одевается и уходит. А один раз в командировке ну просто меня дураком перед всей группой выставила, я тогда специально в Тарусу из-за нее приехал на съемки, дел у меня там не было никаких, вся группа знала об этом, помню, девки надо мной подтрунивали, художники, операторы тоже веселились. Но мне было все равно, я был тогда как тетерев на току, вот не могу без пизды этой и все. Ну, приехал, в гостинице устроился, встретились с ней, все вроде нормально было, там ночью так все удачно. А следующий день суббота, мне и так уезжать надо было в воскресенье ил в понедельник утром, а у них выходной, могли бы прекрасно отдохнуть, там красиво ведь очень, да еще осень была золотая, река Ока, то есть романтики через край. И вдруг я к ней захожу наутро, а мне девки с такой ехидной улыбочкой: а Надька уехала. Я – как уехала? Так, собралась с утра и с осветителями уехала в автобусе. Я помню, меня так это резануло, я не мог понять, ну, вот не мог и все, я и сейчас не понимаю.

Все, конечно, может случится, там дома что-то, с родными, или проблемы со здоровьем, но можно же было хотя бы записку оставить или сказать как-то. В общем, я молодой тогда был, самолюбивый, обидчивый и взял, пошел к Лерке Суворовой и сделал ей предложение. И перестал с встречаться с Надькой. Но потом, правда, опять стал, уже когда на Ленке женился, когда сын у меня родился, вроде успокоился я, ну и с Надькой опять стал. А она чудная такая, она не только меня так удивляла, решилась тут на курсы помощников режиссеров поступить, попросила меня, Зину Мозарчук похлопотать перед комиссией, а мы знали там кое-кого. Ну, мы договорились с ними, что вот придет такая Надя Михайлова, она хороший реквизитор, все художники курят, когда она на картине, и ее спрашивать ни о чем не надо. А она почему-то опять зажалась и ни на один общий вопрос не ответила. Мне потом стыдно было перед Валентином Ефимычем. Он говорит: вы сказали, что она хороший реквизитор, но как же она работает, как с людьми общается, если ни на один наш простейший вопрос не ответила. Было ясно, что она просто не хотела отвечать. Я конечно, пошел с ней разбираться, мол, ты чего, как дура, себя ведешь, а она вдруг мне и говорит, что беременна. Вот берет и говорит, и выглядит это, как шантаж, потому что это всегда была ее идея фикс, а не моя, и я думал, что она по молодости и глупости хочет, ну кто хочет в 22 года детей, покажите мне таких идиотов, а она мне на первом свидании эта рубанула, но меня это тогда не волновало, меня тогда волновала только е жопа, ее коленки и все остальное, и уж конечно ни о каких детях я не думал. Тогда ведь не было гондонов на каждом шагу, как сейчас, понимаете? Ну не было, и еще это знаете, было как-то экзотично, вернее неромантично что ли, ну представьте, в самый ответственный момент, мужик будет какую-то резинку натягивать, у меня, например, от этого сразу все опускается, ну, серьезно, да и ощущения все притупляются, как в водолазном костюме купаться. Ну, и вдруг она мне это так спокойно говорит, а я уже женат был, у меня уже сын рос, мне все это не нужно было. И у нее была ранняя стадия, да и честно говоря, я был не уверен, что это мой ребенок, у нее потому что еще там с художником одним был роман и режиссером Хромовым. Это когда перерыв был после Тарусы, когда я женился. Она вроде как мне на зло. В общем я после этого ей сказал, что считай, что я этого не слышал. А если ты беременна, это твои проблемы и они сейчас легко решаются. Ну и все, а потом она уволилась. Прошло 10 лет, я тогда  с Лерой развелся. И как-то наткнулся на Надин телефон, дай, думаю, позвоню, что, как? Позвонил, встретились, она уже замужем была за кем-то, не стала особо рассказывать. Похорошела еще больше. Я конечно возбудился, как и тогда, а она опять мне: ты знаешь, твоей дочери уже 10 лет. А я как будто мимо ушей пропустил и говорю потом: ну, скажи, что ты пошутила! Она так улыбается, молчит, а потом: ну да, пошутила, конечно, пошутила. И у меня как будто камень с души свалился.

Опять свет. Виден стол с яствами. Жена и Сын замерли. Борис стоит на краю сцены один.

Зельман (сам с собой, трет виски, в зал). Надежда Михайловна, Надежда Михайловна, Надежда, Надежда (начинает напевать) Надежда, мой комплекс земной, а награда…. удача за смелость, а песне, довольно одной…(Пауза) Надя… Надя, ах Надя, Надя, Наденька (напевает на мотив популярной в 50-е годы песни «Ах Таня, Таня Танечка»). Вздыхает и пожимает плечами). Нет, не помню.