Исайя Берлин 1909

Исайя Берлин, родившийся в 1909 г. в Риге и проведший детство в Санкт-Петербурге, с 1921 г. жил в Великобритании. Он широко известен как один из крупнейших в XX веке философских апологетов либерализма, а также как выдающийся специалист по истории идей. В отличие от большинства своих британских и американских современников, занимавшихся политической проблематикой, чьи подходы были скорее неисторичными, узкими и формалистскими, широта философских, исторических и культурологических интересов Берлина ошеломляет; яркость и разнообразие работ является его отличительной чертой. Тем не менее, чтобы увидеть горный хребет, надо рассмотреть высочайшие пики.

Один из основателей в 1930-е годы того направления, которое позже стало называться «Оксфордской философией» (главными фигурами в нём были он сам, а также Алфред Айер, Джон Остин и Стюарт Хэмпшайр), Берлин на протяжении всей жизни сохранял неуклонную приверженность к эмпиризму и концептуальной ясности. Ещё будучи студентом-младшекурсником, он скептически относился к исповедовавшемуся преподавателями пониманию политической философии как вневременного диалога с «мёртвыми современниками» - Платоном, Аристотелем, Гоббсом, Локком, Кантом и Миллем. Изучение Берлиным Маркса и его предшественников, прежде всего философов французского Просвещения, (в результате чего был написан маленький шедевр «Карл Маркс: жизнь и окружение»,1939), радикально изменило его мировоззрение.

Берлин открыл две вещи. Во-первых, то, что Маркс и марксизм были, (хотя и трансформированными историцизмом Гегеля), новейшим выражением веры Просвещения в единую систему объективных, познаваемых законов, управляющих ходом истории и развитием человеческого общества. Во-вторых, то, что против этих представлений, укоренённых в доминирующей на протяжении двух тысяч лет монистическо-рационалистической традиции западной мысли, согласно которым есть один мир, один метод и одно (в принципе достижимое) логически непротиворечивое знание обо всём, для всех людей и на все времена – против всех этих представлений поднялось великое восстание, породившее важнейшие движения современной эпохи.

Уже в работах Макиавелли Берлин обнаружил роковую трещину в монолите монизма («Против течения: эссе по истории идей»,1979). Макиавелли, согласно Берлину, был первым кто обнаружил необходимость выбора между двумя одинаково истинными, но взаимоисключающими нравственными идеями: индивидуалистической христианской этикой смирения и жертвенного милосердия и коллективистским этосом республиканского Рима с его самоутверждающей virtú².

Но радикальный, последовательный разрыв с тысячелетним западным монизмом, идущим ещё от Платона, Берлин обнаруживает в трудах таких ключевых фигур как Вико и Гердер. Развивая и модифицируя их идеи, Берлин разработал свою, чрезвычайно сложную и утончённую версию либерального плюрализма.

Вико выдвинул ряд новаторских идей, которые оказали революционизирующее воздействие на последующих мыслителей. Он был первым, кто заявил, что не существует неизменной человеческой природы. Люди понимают историю, которую сами делают, не так, как они понимают природу, которую не создают; “внутреннее” знание, которым мы обладаем о себе как о действующих лицах истории, более доступно для нас, чем отстранённое “внешнее” знание, получаемое с помощью наблюдений. Вико ввёл идею культуры, все “продукты” которой носят её печать, и рассмотрел множество таких культур. Вико верил, что все действия и институты человеческого общества не просто функциональны, но прежде всего являются формой самовыражения; что не существует вечных норм в этике и эстетике и, соответственно, обо всех действиях людей надо судить, исходя из установок их места и времени, и что два традиционных способа познания, дедуктивный и эмпирический, должны быть дополнены третьим – тем, что германские мыслители впоследствии назовут Verstehen – то есть реконструкцией с помощью «сочувствующего воображения», «вчувствованием». Этим было положено начало радикальному разграничению между точными и гуманитарными науками. Тем самым была подорвана вера в универсалистские принципы и нанесён непоправимый удар по монистской идее о том, что знание в принципе должно быть единым и неделимым.

В свою очередь Гердер, по мнению Берлина, открыл некоторые из ключевых идей, которые стали доминировать в современном мире и преображать его. Это – «народность», или вера в то, что люди могут полностью реализовать себя только как члены определённой культурной группы, имеющей корни в языке, традиции, истории; экспрессионизм – представление о том, что люди имеют жизненную потребность в самовыражении, и что все их труды – это «говорящие голоса», передающие их видение всей жизни, и плюрализм – признание бесконечного разнообразия культур и систем ценностей, одинаково фундаментальных и несоизмеримых друг с другом, так что вера в единственно верный путь к самореализации человека становится безосновательной.

С тех пор всё изменилось. Ибо, хотя было бы неверно охарактеризовать ни Вико, ни Гердера как иррационалистов или субъективистов, идеи этих мыслителей контр-Просвещения впоследствии стали весьма влиятельны и приобрели более радикальные формы. В частности, немецкие романтики (о которых Берлин прочитал Меллоновские лекции в 1965 году и опубликовал эссе в «Кривой тесине человечества», 1990 и «Чувстве реальности», 1996) склонялись к растворению идеи объективности в неустанном порыве творческой воли. Это привело ко всё более экстремистским и, в конечном итоге, жестоким и бесчеловечным движениям, как в искусстве, так и в политике. Историцизм, национализм, фашизм, волюнтаризм, релятивизм, субъективизм, экзистенциализм и многие направления современного иррационализма – но также, парадоксально, и плюрализм – все берут своё начало в этом фундаментальном изменении представлений.

Это заставляет задаться вопросом о том, какое место занимает Берлин, эмпирист и рационалист, в этом великом идейном перевороте, самым известным историком и самым рационалистическим наследником которого он является. Ответ на этот вопрос содержит ключ к пониманию вклада Берлина в политическую мысль двадцатого века. Ибо если Вико и Гердер правы, это означает, что целые системы одинаково истинных объективных ценностей могут конфликтовать друг с другом, а также что возможен конфликт ценностей в рамках одной системы и в душе индивида, без всякой возможности разрешить его на рациональной основе. Поэтому мучительный выбор, сделать который не могут помочь ни разум, ни эмпирические данные, является нормальной, неустранимой чертой бытия человека. Более того, если те или иные ценности, которыми живут люди, находятся в пределах общих для всех людей горизонтов и не противоречат фундаментальному смыслу того, что значит быть человеческим существом, то, значит, для них есть место в великом и растущем царстве человеческих ценностей, прошлых, настоящих и будущих.

Важнейшим, революционным следствием этого является принципиальная невозможность утопии: никакой мыслимый мир логически не сможет совместить все объективные блага и высшие ценности, к которым стремятся люди. Тем самым уничтожается само понятие единственно верного пути к совершенству, как для индивида, так и для рода человеческого. Это подрывает основы подавляющего большинства этических и политических доктрин Запада, от Платона до французского Просвещения, марксизма, «научного» либерализма и т. д.

Ввиду гетерогенности ценностей мы, согласно Берлину, должны особенно быть начеку против злоупотреблений тем, что он называл «позитивной свободой», т. е. свободой самоконтроля и самореализации (об этом он писал в «Двух пониманиях свободы», (в «Четырех эссе о свободе», 1969), работе, которая, с момента своей публикации в 1958 г. задала рамки серьёзной дискуссии о свободе. Ибо, хотя «позитивная свобода и является важной целью, опасность в том, что в руках монистов и волюнтаристов она может принять зловещие формы. Во-первых, они, утверждает Берлин, исходят из того, что набор целей, к которым стремятся человеческие существа, если и не одинаков для всех, то, по крайней мере, может быть достигнута рациональная гармония этих целей. Во-вторых, они совершают подмену эмпирического конечного «я» неким понятием надличностного, коллективного «высшего «Я». Индивиды объявляются только частями последнего – нации или государства, как это делал национал-социализм и фашизм, или даже, в случае марксизма-ленинизма, человечества в целом как «родового существа», следующего к единой конечной цели. Затем провозглашается, что подлинная свобода индивида заключается в исполнении роли, предписанной ему социальными и политическими экспертами, в рамках великого коллективного предприятия.

По контрасту с этим, Берлин превозносит достоинства «негативной свободы», которая стремится создать максимальную сферу невмешательства в дела индивидов и групп, совместимого с основами общественного порядка и справедливости, для того, чтобы люди были свободны делать свой собственный, уникальный выбор между конфликтующими ценностями и взглядами.

Также, в связи с этим, с 1945 г. Берлин является хранителем великого либерального наследия русской интеллигенции XIX в. («Русские мыслители», 1978), спасая от искажения советскими властями труды таких авторов, как Александр Герцен, который, с его плюрализмом и искусным слиянием, в жизни и в произведениях, конфликтующих ценностей Просвещения и романтизма, является наиболее близким предшественником мировоззренческой позиции самого Берлина.

John Gray, Isaiah Berlin, London, HarperCollins, 1995.

Roger Hausheer, ‘Introduction’, in Isaiah Berlin, The Proper Study of Mankind, London, Chatto&Windus, 1997.

George Crowder, ‘Pluralism and Liberalism’, Political Studies 42 (1994), pp. 293-305 (reply by Berlin and Bernard Williams, pp. 306-97).

Перевод С. Моисеева

1 Словарь составлялся ещё при жизни Берлина. Берлин скончался в 1997 г (Прим. перев. – С. М.)

2 Сложное, многозначное понятие ренессансной этики, очень условно переводимое на русский язык как «доблесть» (Прим. перев. - С. М. )

жүктеу/скачать 63.51 Kb.

Достарыңызбен бөлісу: