Йосеф Бар-Йосеф

Йосеф Бар-Йосеф

нечто вроде комедии в двух действиях

Действующие лица
РАХЕЛЬ-ЛЕЯ ГОЛД, или просто РАХЕЛЬ, сорока четырехлетняя старая дева;

МЕЕР-ШИМОН ГОЛД, или САЙМОН, холостяк сорока семи лет, брат Рахели;

ЭЛИЭЗЕР ВАЙНГАРТЕН, или ЛЕЙЗЕР, соломенный вдовец из Иерусалима;

БЕНИ АЛЬТЕР, хозяин квартиры, в которой проживает Рахель, старый холостяк.

Действие первое

РАХЕЛЬ сидит. САЙМОН расхаживает по сцене за ее спиной.

САЙМОН. Эти пароходы! Все гудят?

РАХЕЛЬ, Пароходы гудят.

Из-за стенки доносится стук молотка сапожника. САЙМОН останавливается.

САЙМОН. А, распрекрасный твой хозяин, твой Бени!..

РАХЕЛЬ. Он любит чинить обувь.

САЙМОН. А лук?

РАХЕЛЬ, Он любит лук.

САЙМОН. Да? (Снова принимается ходить.) Какая жизнь! Сколько любви!

За стеной стук молотка.

РАХЕЛЬ (немного погодя). Что с тобой случилось?

САЙМОН (приближаясь к ней). Что со мной должно было случиться?

РАХЕЛЬ. Ну, не знаю. Ты только сегодня вернулся... Я тебя спрашиваю, как там было, а ты...

САЙМОН. Что я?

РАХЕЛЬ. Не знаю. Ты все ходишь... И будто сердишься. Не ясно отчего. Ты съездил в Израиль. Ты очень хотел поехать. Всегда очень много рассказывал о нем. А теперь... Неужели ты ничего там не видел и ничего оттуда не привез?

САЙМОН (усаживается). Я привез оттуда прострел. (Оборачивается к ней, вскрикивает от боли и хватается за поясницу.) О!.. И кое-что еще. Для тебя. Привез оттуда жениха.

РАХЕЛЬ. Я не понимаю.

САЙМОН. Что тут понимать? Себе схватил ломоту в бок, а тебе -жениха.

За стенкой раздаются три сильных, отчетливых удара молотком.

САЙМОН. Он понял. (Громко, обращаясь к стене.) Он! Этот господин анархист, который мечтает венчаться с тобой законным браком и иметь кошерную свадьбу!

Стук в дверь, дверь распахивается, входит БЕНИ а сапожничьем фартуке и с туфлей в руке.

САЙМОН. Здравствуйте, очень приятно. Чем обязаны честью? Чем мы заслужили быть удостоенными визита господина домовладельца, известного, между прочим, противника капитализма и частной собственности, который, однако, не отказывает себе в праве врываться в жилище без лишних церемоний?

БЕНИ (беспомощно и отчаянно). А!.. А! Вам бы... Вам никакого жилища ни за какие деньги! Даже - даже если бы вы умирали с голоду, если бы пришли больной, голый и босый - не впустил бы! Выгнал бы прочь! (Выскакивает в дверь.)

САЙМОН. Видишь, что ты теряешь?

РАХЕЛЬ. Я все еще не понимаю.

САЙМОН (гневно). Что тут понимать! Я сосватал тебя в Иерусалиме. И уж во всяком случае, тот лучше (указывает на стену) этого. (Помолчав.) Его зовут Элиэзер Вайнгартен. Лейзер. Шесть поколений предков в Иерусалиме, Наш дальний родственник со стороны мамы. Разведен и имеет дочь. Но алименты платить не обязан. Жена сама отказалась - лишь бы дал развод. (Помолчав.) Все из-за кафе. Развод из-за кафе. Она хотела, чтобы он водил ее в кафе, а он желал держать ее дома, в кругу семьи. Друзей у него нет, зато есть родственники. Теперь можешь сказать все, что тебе хочется.

РАХЕЛЬ. Что ты хочешь, чтобы я сказала?

САЙМОН. Ничего! Он шлимазл. Неудачник. Профессиональный сменщик профессий. В последнее время - чиновник. Когда-то в прошлом пытался стать сантехником. Семья не допустила. Очень религиозная семья. Сам он - нет. Он служил в армии и очень этим горд. Бог его не интересует. Но он жаждет истины и справедливости. Жуткий зануда. С легкостью вступает в беседу с кем ни попадя, но лишь на серьезные темы. Ни о погоде. Погоды нет. Никаких "как поживаете". Сразу к делу. Быка за рога! Любит рассказывать о себе и всюду ищет родственников. Увидишь, он еще умудрится отыскать пару родственничков у королевы во дворце. Если королева даст ему шанс - он их отыщет, можешь не сомневаться! Скажи же что-нибудь, прежде чем я продолжу. (Тотчас продолжает, правда, в несколько иной интонации.) Мы уже не раз говорили об этом, не правда ли? Да, и перед моим отъездом тоже. Ты промолчала, но молчание - знак согласия. И не говори теперь "нет"! Слишком поздно. Я уже привез его. Они там показывали мне Стену плача и реку Иордан. А я подсуетился, порылся и выкопал твоего суженого. Ну скажи же что-нибудь! Произнеси слово!

РАХЕЛЬ. Хочешь еще чаю?

САЙМОН (оборачивается к ней и вскрикивает от боли). О!.. Прострел проклятый!

РАХЕЛЬ. Тебе следует обратиться к доктору Блау.

САЙМОН. Нет, ты все-таки когда-нибудь сведешь меня с ума!.. (Помолчав.) Слушай дальше. Он лежал в сумасшедшем доме. Всего три месяца, и это было давно. Сейчас он совершенно здоров. Но тебе следует знать и об этом. Что ты скажешь теперь?

РАХЕЛЬ. Я налью тебе еще чашечку.

САЙМОН (резко оборачивается и тотчас взвывает от боли). О!.. Как ты нальешь мне еще чашку, если я и этой не выпил!

РАХЕЛЬ. Так выпей.

САЙМОН (поспешно и в сильном раздражении отхлебывает чай) О-кей! Я выпил. Ну, что это тебе дало? Ты-то сама пила?

РАХЕЛЬ подымается а уносит пустые чашки в угол, к плите.

САЙМОН (вставая). Теперь послушай. Я не давал никаких брачных объявлений. Он мне просто попался, и мы ударили по рукам. Факт - есть факт. Постарайся выжать из него максимум. На сегодня ничего другого нет! (Помолчав.) Он - еще не самое страшное. Я напрасно качу на него бочку. Просто я не желаю, чтобы ты питала неоправданные надежды. Просто не желаю тебе новых разочарований. Еще одно твое разочарование, и я свихнусь.

РАХЕЛЬ заваривает чай.

САЙМОН (спустя минуту). Он человек необычный. Если хотите, в нем есть свой шарм. Если очень хотите. Он снял себе номер в гостинице. На последние гроши. Не пожелал поселиться у меня, потому что это вышло бы... как бы на мой счет. Он не хочет жить за мой счет. Прокатиться из Иерусалима в Англию за мой счет - это другое дело, это - пожалуйста. Действительно, разве он виноват, что ты живешь в Англии? Но с той минуты, как он здесь, он не может позволить себе жить на мой счет. (Ищет ее взглядом.) Где ты? (Продолжает громко.) Выйди замуж наконец! Да сядь ты наконец... Почему ты стоишь?

РАХЕЛЬ. Я наливаю тебе чай.

САЙМОН. Кто тебе сказал, что я хочу чаю?

РАХЕЛЬ. Я же спросила: ты хочешь чаю?

САЙМОН. Но я не говорил, что хочу! Ты готова весь мир затопить своим чаем. Сядь, успокойся!

РАХЕЛЬ. Я хочу налить тебе еще чашечку.

САЙМОН (после некоторого молчания). Да, я мечтаю еще об одной чашечке! Не будешь ли ты столь любезна налить мне еще чашечку?

РАХЕЛЬ. Пожалуйста, сию минуту. С сахаром, да?

САЙМОН (садится). Да, если угодно, он не лишен шарма. Он не пожелал явиться сюда вместе со мной. Ясное дело. Я ведь из твоей команды. Брак - это встреча двух неприятельских войск, и он намерен явиться во главе своего войска. Он здесь один, в этом городе, без гроша в кармане, но выступает, словно за ним целое войско. Не правда ли, грандиозно? О! Он даже начинал учить английский. По этикеткам на аспирине. Его отец присылал им этот аспирин из Америки. Пачками. Дело в том, что вся их семья мучается головными болями. Они беспрерывно глотают аспирин. Они также прикладывают сырой картофель ко лбу под повязкой. Его мать так и встретила меня - с картошкой на лбу.

РАХЕЛЬ между тем наливает чай.

САЙМОН. И прекрати эти рыдания!

РАХЕЛЬ. Я только наливаю чай.

САЙМОН. В этом чае море слез! Прекрати!

РАХЕЛЬ с чашками в руках идет к столу.

САЙМОН (подымается ей навстречу и, сам того не замечая, загораживает дорогу). Главное его достоинство: он хочет жену. Он жаждет жену. Он в трудном положении. Разведен, одинок и жаждет жены. Он действительно здоров. Здоровый муж с головной болью!

РАХЕЛЬ пытается обойти его и поставить чашки на стол.

САЙМОН. Эта головная боль от избытка здоровья. Это так... Это... Ну как... И еще он зациклен на детях. Он сказал мне, что женится на тебе и докажет ей! Наделает кучу детей и докажет ей! Ей!

РАХЕЛЬ. Хватит тебе.

САЙМОН. Что хватит?

РАХЕЛЬ. Дай мне наконец поставить чай на стол. (Ставит чашки на стол и садится,)

САЙМОН (поворачивается к ней резким движением и стонет от боли). О! Вы втроем - он, ты и прострел - вы-таки вгоните меня в гроб! (Садится.)

РАХЕЛЬ (придвигает ему чашку). Пожалуйста.

САЙМОН (подымает чашку, но не пьет). Возможно, он нам придется не слишком по вкусу. Мы-то конечно сами себе по вкусу. И только наш вкус нам по вкусу. Вся наша гордость - это наш вкус и наши претензии. Мы - ходячие претензии. "Ты достойна лучшей участи". Мы всегда, конечно, достойны лучшей участи. Почему? Потому, что мы находим у всех недостатки, да? Я знаю, что ты хочешь сказать! Нам известны также наши собственные слабости. А! А!.. О! это уже большое достоинство. Это дает нам право любить себя еще больше. (Кричит.) Мне надоело кушать самого себя!

РАХЕЛЬ (с опущенной головой). Чего ты от меня хочешь?

САЙМОН (чашка дрожит у него в руке). А?

РАХЕЛЬ. Что ты хочешь от моей души?

САЙМОН (поспешно и злобно глотает чай, едва не захлебывается, кашляет). Чтоб тебе стало хорошо на душе!

РАХЕЛЬ. Хватит, Саймон.

САЙМОН. Хватит! Какой я тебе Саймон? В Иерусалиме нет Саймонов! Меер-Шимон! Рахель-Лея, Меер-Шимон! Все эти твои "свободные любови"? Что из этого вышло, а?

РАХЕЛЬ. Зачем тебе нужно...

САЙМОН (встает). Семь лет ты держала тут Стивена. Держала и содержала! Свободная любовь! Ты была у него рабой, рабыней. Пока он не получил наконец свой диплом и не исчез. Зато ты опять нашла другого студента, тоже медика и тоже первокурсника, чтобы и он бросил тебя через семь лет. Как вам нравится - семь лет нужно изучать медицину! Что там так долго изучать?.. И после второго медика прошло целых шесть лет!..

РАХЕЛЬ. Зачем тебе нужно запачкать меня?

САЙМОН (не обращая внимания на ее слова). Кончено со студентами-медиками, все! Пришло время сосватать тебя как положено! Выдать замуж как царевну! (Через минуту, тихо.) Ну, почему ты не кричишь: "Убирайся к черту? Что тебе надо от меня? Что с того, что ты мне брат? Позаботься лучше о себе? Захочу, прыгну с крыши! У меня такой же английский паспорт, как и у тебя? И кто тебе сказал, что я нуждаюсь в муже? У тебя самого жена есть?" Почему ты не кричишь мне все это и в десять раз больше, а?

Стук в дверь, входит БЕНИ с парой женских туфель в руках.

САЙМОН. А, второй раз! Человек стучится и входит без приглашения! Зачем тогда стучаться?

РАХЕЛЬ (обращаясь к БЕНИ). Мои старые туфли! А я-то их искала. Большое спасибо, господин Альтер.

САЙМОН. А, я понимаю! Он взял их, чтобы тайком починить. Грозный и непримиримый анархист, творящий втайне добрые дела, - что за идиллия!

БЕНИ сует туфли САЙМОНУ в руки и выходит.

САЙМОН. Иди взгляни. Взялся чинить и бросил! Сорвал каблуки, а новых не прибил. Совсем распотрошил!

РАХЕЛЬ. Это неважно, они все равно старые.

САЙМОН. Нет! Он обязан возместить ущерб. Пусть купит новую пару! И имей в виду - если ты не потребуешь, я скажу ему сам!

РАХЕЛЬ (тихо). Я тут живу. Он хозяин квартиры.

САЙМОН. Ах, вот как!

РАХЕЛЬ. Я задолжала ему за три месяца, а он молчит. Хотя он нуждается в деньгах, я знаю. Может быть, даже больше, чем я. И потом, когда тебя не было, я простудилась и заболела, а он приносил мне еду.

За стеной раздается прерывистый неуверенный звук рожка.

САЙМОН (подчеркнуто тихо). До чего трогательно! Маленькие радости нищих! Мир, полный милосердия! Сердце трепещет! Когда у меня вот так вот трепещет сердце - когда я чую запах этого милосердия... (переходит внезапно на крик) мне кровь бросается в голову! Поняла?! Я заставлю пойти тебя замуж! И ты примешь это с покорностью, ты примешь с покорностью все, что этот милосердный мир опрокинет тебе на голову, ты больше не будешь мне тут орать: "По какому праву?!" Мне надоела твоя опущенная голова, твои нежные глаза, полные слез, и твои чашечки чаю! А главное, твои журналы - медицинские журналы! Два студента-медика! Итог четырнадцатилетнего медицинского образования! И она все еще продолжает выписывать журналы! Баста! Кончено! Мне надоело видеть, как ты жмешься на улице к стенам! Ты должна ездить в карете, запряженной шестеркой лошадей цугом, поняла? (Усаживаясь.) Ну скажи же что-нибудь!

РАХЕЛЬ. Я уже сказала, но ты не услышал.

САЙМОН. Что я не услышал?

РАХЕЛЬ. Зачем тебе обязательно нужно меня унизить?

САЙМОН. Унизить? Тебя?

РАХЕЛЬ. Пусть он придет. Посмотрим. Я все время пытаюсь сказать тебе это.

САЙМОН. Что?

РАХЕЛЬ. Может быть... Посмотрим.

Короткое молчание.

САЙМОН (пытаясь сдержать раздражение). Хорошо! Хо... Хо... Хорошо! С меня достаточно. (Встает, надевает пальто.) Принимай его сама. Вы поладите. Прекрасно поладите. Я свое дело сделал. Он в любую минуту может явиться. (Выходит.)

РАХЕЛЬ как будто пытается удержать его, потом отворачивается, подходит к зеркалу. Поправляет прическу. Звонок в дверь. Она застывает в растерянности с зеркальцем в руках. Снова звонок. РАХЕЛЬ открывает, в дверях стоит САЙМОН.

САЙМОН. Ага, прекрасно! Ты прихорашиваешься. Это замечательно. Я забыл главное: ему сорок один год. Тебе тоже сорок один год и не месяцем больше, ясно? Он дважды интересовался твоим возрастом. Это показалось ему слишком роскошным - такая юная невеста, всего сорок один год! Плюс дорога за мой счет! Надеюсь, он больше не станет об этом спрашивать, во всяком случае, тебя. Он весь мир подозревает в жульничестве. В конце концов, это может выглядеть обидным для нас. Потом как-нибудь обойдется. Рожать ты сможешь и в пятьдесят. О, Боже, что за мир! (Выходит.)

РАХЕЛЬ убирает со стола пустые чашки. Звонок в дверь. Она открывает, входит БЕНИ.

РАХЕЛЬ. Господин Альтер! О, заходите, пожалуйста... Брата нет дома. Я надеюсь, вы... Вы знаете, как он... Но на самом деле он... Заходите. Хотите чаю?

БЕНИ (топчется в дверях в сильном смущении и неодолимом душевном волнении). Я только объяснить... Ваши туфли, которые я вернул... Это не против вас! Наоборот! Я даже сейчас готов починить... Но невозможно! После того, что я слышал... Не могу... Я покривил бы душой! Вы не виноваты. Я... Я не хороший! Я полн желчи. Я... (Исчезает.)

РАХЕЛЬ стоит с минуту молча, потом выглядывает за дверь, словно собирается сказать что-то ему вслед, и видит ЛЕЙЗЕРА. Она в испуге захлопывает дверь. Звонок. РАХЕЛЬ открывает. На пороге стоит Элиээер Вайнгартен, ЛЕЙЗЕР, в промокшем насквозь пальто.

ЛЕЙЗЕР (произносит громко, едва ли не вызывающе). Здравствуйте!

РАХЕЛЬ. Здравствуйте. Заходите, пожалуйста.

ЛЕЙЗЕР. Вы должны прежде узнать, кто я. (Протягивает ей руку.) Элиэзер Вайнгартен!

РАХЕЛЬ (пожимая ему руку). Рахель.

ЛЕЙЗЕР (не выпуская ее руки из своей). Очень приятно!

РАХЕЛЬ. Мне тоже. (Пытается освободить свою руку.) Очень приятно. Заходите, пожалуйста.

ЛЕЙЗЕР. Я должен сперва снять пальто, не так ли?

РАХЕЛЬ. О, конечно! Извините. Вы насквозь промокли.

ЛЕЙЗЕР. Это пальто промокло. (Принимается стягивать пальто и вдруг вспоминает.) Извините, у меня есть тут для вас... (Вытаскивает коробку конфет и протягивает Рахели.) Это подарок. Женщины любят шоколад.

РАХЕЛЬ (принимая от него коробку). Спасибо. (Кладет коробку на комод.)

ЛЕЙЗЕР. Где повесить пальто?

РАХЕЛЬ. Да, конечно. Извините. Дайте мне.

ЛЕЙЗЕР. Вам это будет тяжело. В нем наверно пуд весу. Мой отец купил его, когда жил в Соединенных Штатах Америки. В Нью-Йорке. Летом там страшная жара, а зимой - холод и мороз.

РАХЕЛЬ (указывая ему на вешалку). Сюда, пожалуйста.

ЛЕЙЗЕР (вешает пальто). Где вы хотите, чтобы я сел?

РАХЕЛЬ. Конечно. (Усмехается.) Извините. Здесь. Возле стола. Простите меня.

ЛЕЙЗЕР (садится). Вы слишком много извиняетесь.

РАХЕЛЬ. Что? Я не знаю... Я делаю слишком много ошибок.

ЛЕЙЗЕР (смотрит на нее и говорит громко). Это некрасиво, что я сижу, а вы стоите.

РАХЕЛЬ. Конечно. (Помолчав.) Я сама не своя... (Садится.)

ЛЕЙЗЕР (спохватывается). А где шоколад?

РАХЕЛЬ. Простите?

ЛЕЙЗЕР. Я принес вам шоколад.

РАХЕЛЬ. Ах, да! Он тут, на комоде.

ЛЕЙЗЕР. Если вы позволите, я бы попросил, чтобы вы поставили его на стол. Я знаю, женщины любят шоколад, но еще больше они любят свою фигуру. Но поскольку это мой подарок, я не хотел бы, чтобы вы теперь заботились о диете. Попробуйте его прямо сейчас. Пожалуйста. И к тому же я хочу знать, что они мне подсунули.

РАХЕЛЬ (после некоторого молчания). Хорошо. (Встает и ставит коробку на стол, говорит не сразу.) Я буду есть шоколад, а вы выпьете чашечку чаю. (Отходит в угол к плите, ставит чайник на огонь.)

ЛЕЙЗЕР (не глядя на нее). Это недорогой подарок.

РАХЕЛЬ. Что вы! Вы не должны приносить дорогих подарков.

ЛЕЙЗЕР. На дорогие подарки у меня нет средств. (Помолчав.) К тому же я уверен, что дорогих подарков вообще не следует делать. Трудно дарить дорогие вещи от всего сердца. Дорогие подарки делают с расчетом. И кто их принимает, выдает свое корыстолюбие.

РАХЕЛЬ. Я как-то не задумывалась об этом.

ЛЕЙЗЕР. Так вот подумайте. (Помолчав.) Приведу пример, Лея-Двора Вильман, двоюродная сестра моей матушки - она также и ваша родственница со стороны тети Малки, той тети Малки, которая является тетушкой вашей матушки, - подарила мне к свадьбе дорогой сервиз. (Замолкает и смотрит на Рахель, проверяя, какое впечатление производит на нее его рассказ.) А сама она жалкая вдовица, у которой на руках восемь душ детей. И едят они хлеб да постное масло. Это их единственное пропитание. Так ели когда-то в Старом городе. Люди помнят Стену плача, древние синагоги, а нищету в Старом городе они не помнят. И вот эта Лея-Двора, которая не видит даже овощей и фруктов, у которой башмаки переходят от старшего ребенка к младшему, она дарит мне сервиз за семьдесят восемь фунтов! Разумеется, израильских, а не английских, но это тоже немало. Возвращать подарок неудобно. А принять его - это грабеж. Я вернул, но она не пожелала забрать. Тогда я пошел в лавку к Фройнду и отдал ему этот сервиз. Фройнд - это зять раби Баруха Гекраковера. А деньги я отослал ей по почте.

РАХЕЛЬ (не сразу). У нее, разумеется, нашлось на что истратить эти деньги. (Ставит чашки на стол) Я добавлю вам молока.

ЛЕЙЗЕР. Шмуэля-Вольфа убило иорданской пулей. Это ее муж. С тех пор ее жизни никто не позавидует. Люди, которые не любят задумываться, полагают, будто самое большое горе человек испытывает в день утраты.

РАХЕЛЬ (смотрит на Лейзера с интересом). Это очень верно, то, что вы говорите.

ЛЕЙЗЕР. И кроме всего прочего, у нее еще бородавка на кончике носа. Вот тут. (Показывает, где.) Будто большая капля, которая вот-вот сорвется вниз. Невозможно не засмеяться.

РАХЕЛЬ принужденно смеется.

ЛЕЙЗЕР. Похоже на каплю шоколада. У нее была определенная причина, поднести мне к свадьбе этот сервиз. Она хотела, чтобы я помог впихнуть ее Иерухама на работу в Министерство социальной помощи. Это ее старший сын. (Принимается накладывать сахар в чашку, кусок за куском.) Но я сам уже там не служил. Она просто не знала об этом. За всеми своими заботами она никогда не знает, что творится на свете. Зато она помнит все даты - кто когда родился, кто когда умер. Вся семья у нее в голове. И она ходит на могилы ко всем родичам и плачет на всех похоронах. Она столько плачет, что хватит на всех сирот.

РАХЕЛЬ. Берите сахар. Берите, не стесняйтесь.

ЛЕЙЗЕР. Один раввин-хасид после устроил его на работу. В банк. Иерухама. В Иерусалиме. Бывает, кто-нибудь помогает человеку, а при этом сам смеется над ним. Кто-то кому-то помогает, а сам уже покатывается со смеху, потому что представляет, как он будет рассказывать о несчастьях того, кому он теперь помогает.

РАХЕЛЬ. Я съем шоколад, вы не должны извиняться.

ЛЕЙЗЕР (помолчав). За что я должен извиняться?

РАХЕЛЬ. Вы не должны.

ЛЕЙЗЕР. За что я не должен?

РАХЕЛЬ. За подарок и за... Не важно. Я сказала просто так.

ЛЕЙЗЕР. Нет, вы сказали не просто так, просто так не бывает.

РАХЕЛЬ (слегка поразмыслив). Вы правы. Но все равно, забудем об этом. Вы знаете, что я имела в виду.

ЛЕЙЗЕР. Не знаю.

РАХЕЛЬ. Все равно, забудем об этом. Я, верно, выразилась не к месту. (Помолчав.) Это от смущения. Но это существенно в таких обстоятельствах, не правда ли? (Открывает коробку и пробует шоколад. Продолжает весело.) Очень хороший шоколад, вас не обманули. И пейте, пожалуйста, чай. Я буду есть шоколад, а вы пейте чай, договорились?

ЛЕЙЗЕР пьет чай. В комнате воцаряется молчание. Свет за окном меркнет. За стеной раздается стук молотка. ЛЕЙЗЕР и РАХЕЛЬ одновременно заговаривают каждый о своем. Молоток стихает.

РАХЕЛЬ. Как вы думаете?..

ЛЕЙЗЕР. У вас есть?..

РАХЕЛЬ. Да, пожалуйста...

ЛЕЙЗЕР. Нет, продолжайте.

РАХЕЛЬ. Вы - гость.

ЛЕЙЗЕР. Это вам не поможет. Говорите, что вы хотели сказать.

РАХЕЛЬ (после некоторого молчания). Я только хотела спросить вас, что вы думаете о прогрессе в области медицины? В наши дни...

ЛЕЙЗЕР (не понимая). О чем?

РАХЕЛЬ. Я думаю, это единственная область, в которой цивилизация действительно что-то дала человеку и сделала его счастливей. Не просто обеспечила удобствами или силой, но принесла реальное избавление. Пятьдесят лет назад половина детей на земле умирала прежде, чем успевала произнести свое первое слово.

ЛЕЙЗЕР кашляет.

РАХЕЛЬ (продолжает в сильном смущении). Это, конечно, не сделало людей добрее или лучше, но это избавило их от страданий, а, значит, сделало счастливей. (Помолчав.) Врачи, разумеется, не обязательно хорошие люди, но все равно занятия медициной облагораживают.

ЛЕЙЗЕР. Вы любите сидеть в кафе?

РАХЕЛЬ. Что? Нет, тут вообще нет никаких кафе. Есть бары, но я не могу сказать, что бываю в барах. Разве что изредка. А почему вы спрашиваете?

ЛЕЙЗЕР. Я сейчас объясню. (После некоторого молчания.) А как насчет ремонта водопровода?

РАХЕЛЬ. Простите?

ЛЕЙЗЕР. Может, что-нибудь не в порядке? Лопнула какая-нибудь труба или в туалете вода не спускается? Или капает из крана? Так я могу починить.

РАХЕЛЬ. Спасибо, ничего не нужно, все в порядке.

ЛЕЙЗЕР. Я хотел стать сантехником. Слесарем-водопроводчиком. Это хорошая профессия. Всегда есть работа и можно иметь неплохие деньги. Мне до смерти надоело киснуть в конторе. В конторах все служащие делятся на старших и младших. Это как толстые трубы и тонкие. И все младшие служащие мечтают стать старшими, поэтому каждый норовит подмять под себя остальных. И каждый топчет другого, чтобы другой не затоптал его. Я работал у Моше Коэна. Это сантехник. Но пришлось бросить. Мать с отцом сказали, что такая профессия позорит нашу семью. По правде говоря, я и сам стыдился своего занятия - не хотел, а стыдился. Никто не волен делать то, что ему нравится и что ему хорошо. Даже когда он сам по себе.

РАХЕЛЬ (с сочувствием). Это верно.

ЛЕЙЗЕР. В старые времена говорили, что в человеке сидит черт.

РАХЕЛЬ. Ой!

ЛЕЙЗЕР. А часы у вас в порядке?

РАХЕЛЬ. Простите?

ЛЕЙЗЕР. Если они не ходят, я могу починить.

РАХЕЛЬ. Спасибо, но они в полном порядке. Не нужно.

ЛЕЙЗЕР. После того, как мне пришлось распрощаться с трубами, я пошел в ученики к Якову Рыжему. Часовщику. Но и это я вынужден был оставить. У меня начались головные боли - гораздо более сильные, чем обычно. Доктор Блох сказал, что я слишком напрягаю глаза и от этого болит голова. А я думаю, что это было от тиканья. Раскрытые часы на столе - прекрасное зрелище, но даже две пары часов никогда не желают тикать в лад. Можно подумать, что они гонятся друг за другом. Преследуют друг друга. Ни минуты покоя. Бесконечное соревнование, беспрерывное соперничество. Хотя это всего лишь часы, а не люди.

РАХЕЛЬ. Я понимаю.

ЛЕЙЗЕР (немного помолчав). Говорят, что человек человеку - волк. Но волк никогда не задерет другого волка, не важно, сыт он или голоден. (Замолкает.) Я рассказал вам это все не ради того, чтобы просто рассказывать... Я хотел дать вам понять. Чтобы вы знали. Вы, может, не обратили внимания. Я сделал несколько намеков - относительно не слишком приятной части моей биографии. Относительно свадьбы. Вы промолчали. Это мне нравится. Не люблю дотошных женщин, которые цепляются за каждую мелочь, Я сам все о себе расскажу, по порядку.