Замечательный новогодний подарок

Группа возникла в начале сентября 1966 г. по инициа-

тиве Вл. Эрля и Дм. Макринова. Тогда же Эрлем был изо-

бретен термин Хеленукт (по ряду соображений, этот титул

и производные от него, – например, Хеленуктический, –

пишутся с прописной буквы и принципиально не расшиф-

ровываются). Группу в основном составляли поэты Малой

Садовой и их окружение. С группой были творчески и дру-

жески связаны Л. Аронзон, Л. Богданов, А. Волохонский,

Ю. Галéцкий, Л. Ентин, позже – С. Ник (С. Николаев), К.

Кузьминский и А. Ник (Н. Аксельрод). Эпизодически со-

трудничали с Хеленуктами и некоторые другие литерато-

ры (в частности, О. Охапкин). Постоянным оппонентом

группы выступал Н.И. Николаев. Титул Хеленукт, однако,

кроме Вл. Эрля и Дм. Макринова носили только пятеро:

А. Миронов, Наталия Федючек (в 1967–1969 гг. жена Вл.

Эрля), С.А. Дорофеев, А. Хвостенко и В. Немтинов (ВНЕ).

Своеобразным манифестом группы стала «Вступительная

статейка Хеленуктов», датированная 16 сентября 1966 г.,

за подписью Вл. Эрля и Дм. Макринова. Манифест начи-

нается словами: «Сим торжественно заявляем, что мы <...>

Хеленуктами сделались», а завершается пассажем: «Лучше

нас никого нет, да и вообще никого нет. <...> Хеленукты –

бравые молодцы, а все остальные – паршивые огурцы!».

Другим теоретическим документом группы должно

считать датированную 24 декабря 1967 г. вступительную

статью к 1-му выпуску неосуществленного «Альманаха

Могучей Кучки» за подписью А. Миронова и Вл. Эрля.

В нем, в частности, говорилось: «На берегу Невы произ-

росла и образовалась новая литературная сила, спаянная

коллективом молодых, но талантливых творческих интел-

лигентов. Возникнув из традиций классики и русской ста-

рины и принимая во внимание опыт реального искусства,

это единение выдающихся представителей литературы

занимается всевозможными ее отраслями: музыкой, живо-

писью, архитектурой, керамикой, деревянным зодчеством,

психологией, философией, земледелием и разведением

живности...».

В литературном творчестве и в манере публичного по-

ведения группа исповедовала эстетику абсурда, времена-

ми сближаясь с обэриутами, наследие которых стало пред-

метом их пристального внимания. В основе литературного

метода лежало сочетание несовместимых речевых обо-

ротов – возвышенных фраз и намеренного просторечья,

канцелярских штампов и обосценной лексики (термин Вл.

Эрля), обыгрывание расхожих словесных клише, паро-

дирование общеизвестных литературных произведений.

Многие стихи и пьесы были написаны членами группы

совместно. «Абсурдизм Хеленуктического творчества от-

личался вовлеченностью в нелепо-комическую традицию,

стихию языковых игр и декларативным инфантилизмом,

парадоксальным образом основываясь на православном

вероисповедании и понимании художественной практики

как “Служения искусству” – поклонения артистическому

ремеслу» (Савицкий).

ся фарс Дм. Макринова и Вл. Эрля «Булка», их мистерия

«Голкипер», драматическая поэма А. Миронова, Вл. Эрля,

В. Немтинова и Л. Ентина «Случай на охоте», «10 пьес в сти-

ле поп-арт» Вл. Эрля, повести В. Немтинова «Право на дом»

и «Насрано!», поэма для зрительного зала «Люксембург»

А. Миронова и Вл. Эрля, проза и поэмы Дм. Макринова и

другие произведения. Сборники стихов, прозаических миниа-

тюр и коротких пьес (драмагедий, по определению Вл.Эрля)

членов группы выпускались Вл. Эрлем под маркой домашнего

издательства «Польза» и хранятся в его архиве. Три поэмы и

драма Дм. Макринова «Буффон», а также рассказы и повести

В. Немтинова, к настоящему времени полностью прекратив-

ших литературную деятельность, опубликованы Вл. Эрлем

в «Митином журнале» (№№ 11, 12 и 13); другие сочинения

Хеленуктов вошли в «Книгу Хеленуктизм».

поэзии // Северная почта, № 1/2 (1979).

№ 3 (1979).

Природа. 1992, № 3.

драмагедии, полемика. СПб.: Призма-15, 1993.

град. Вторая половина 60-х годов // НЛО. № 30 (1998).

100

С Аронзоном я познакомился в начале 65-го года.

Потом с ним долго дружил и был все время при нем, хотя

в строгом смысле слова учеником его не был. Мы влияли

друг на друга и даже строчки друг у друга крали. Аронзон

радостно крал и радостно об этом объявлял. У меня же это

получалось невольно.

Мы с Аронзоном сходились на том, что сама стихотвор-

ная строка, сам стихотворный слог проявляет смысл того,

что сказано. Может быть, даже больше того, что хочется

сказать. Для Бродского было важно сказать что. Конечно,

довести это до виртуозной формы, но все-таки – что. Для

нас же было главное как сказать. В этом смысле подход

у Бродского, условно говоря, европейский и упёртый, а

для Аронзона и меня ближе было восточное мировоззре-

ние – точнее, дальневосточное (Индия, Япония, Китай).

В восточной поэтике есть термин «чхая», который означа-

ет недосказанность...

Аронзон рассказывал мне, что именно он познакомил

Бродского с «ахматовскими сиротами». То есть Бродский

пришел на то место, которое занимал в этом кругу Аронзон.

Иосиф (или его друзья?) очень скоро начал вытеснять

Леонида из этого круга. Какое-то время он еще пытался

писать в том стиле, который был принят в этом «клубе», но

уже году в 62-м Аронзон стал «ахматовцам» неинтересен.

А в 63-64-м, полностью освободившись от их влияния,

он пришел к совершенно другой просодии. Я считаю, что

первым стихотворением именно Аронзона как поэта был

текст «Послание в лечебницу». Это как бы соревнование

101

ворение Рубцова: «Я буду скакать по холмам задремавшей

отчизны...». У Бродского тоже был текст «Холмы» («Ты

поскачешь во мраке...»). Кто написал первым, я не знаю¹.

Аронзон в размере тех же «холмов» написал стихотворе-

ние, которое стало манифестацией совершенно другой

поэтики.

Он общался со всем нашим кругом [поэтами Малой

Садовой]. Но как только мы объявили о создании собствен-

ной школы под названием Хеленуктизм, у нас с Аронзоном

началась литературная война. Аронзон дразнился, посвя-

щал нам едкие эпиграммы. Мы отвечали тем же. Несмотря

на это Леонид был фантастически смешливый человек.

Очень наивный – его можно было до бесконечности разыг-

рывать. Можно было подбить на любую авантюру.

Тем не менее, Аронзон был для нас большим авторите-

том. Когда я с ним познакомился, разница в годах казалась

чудовищной: мне – 18, ему – 26. Он очень любил брать на

себя менторский тон. Это, конечно, выводило меня из себя,

и дело частенько доходило почти до драк. Мы сражались

на водяных пистолетах. Однажды, зайдя к Аронзону, мы

так отделали его квартиру и самого хозяина, что его можно

было буквально выжимать.

В то время, когда мы с ним общались (до ссоры в 67-м

году), работал он в вечерних школах. Преподавал русский

и литературу. Школа для него была каторгой, хотя ученики

его очень любили. Причем ему даже повезло, что он попал

1

Октябрь. 1964. № 8), Бродского – в 1962-м (опубл.: Воздушные

102

как общался он с людьми уже достаточно зрелыми, с кото-

рыми было о чем поговорить.

Потом писал сценарии для научно-популярных филь-

мов. Неплохо зарабатывал, на студии его ценили. По нашим

меркам его можно было назвать весьма состоятельным.

Тем не менее самоубийство не было для нас совсем уж

неожиданным. О суициде он говорил всегда, с первого мо-

мента нашего знакомства. Помню, еще в 65-м году он мне

сказал: «Володя, ведь понятно, что нам впереди ничего

не светит. Пока всё это делается (имея в виду советскую

систему), нам все равно не удастся ни напечататься, ни

жить по-человечески. Давай напишем коллективное пись-

мо: пускай нас расстреляют к чертовой матери. Всё равно

мы будем внутренними врагами до конца своих дней».

Некоторое время мы носились с этой идеей, но разговора-

ми всё и кончилось. Хотя вполне могли бы и написать².

Версию о том, что Аронзон стреляться не хотел и это

был несчастный случай, я считаю сомнительной³. Ведь

он застрелился фактически на глазах у Алика Альтшулера.

Последние трое суток они были вдвоем в горах под

Ташкентом. И Алик все время следил за Л., чтобы тот с

собой что-нибудь не сделал. А Аронзон его постоянно

разыгрывал – хватал ружье со стены и выскакивал наружу.

2

«Утром и вечером Л. в школе. <...> Говорил, что они с Эрлем на-

3

И . Ку к у й . Вместо предисловия // Л . А р о н з о н . Собрание

103

Возможно, Аронзону просто доставляло удовольствие так

садистски играть с Аликом. Но однажды Алик не уследил,

и раздался выстрел. А когда прибежал, у друга был уже

полный живот дроби.

Причины суицида, на мой взгляд, были в большой сте-

пени метафизическими. Было в этом поступке что-то каф-

кианское – Аронзон всю жизнь бредил Кафкой.

Рита очень горевала...

Участвовала в организации вечеров памяти. Много

сделала для того, чтобы машинописи Л.А. ходили по ру-

кам. При жизни Аронзона было опубликовано только

одно стихотворение, написанное специально для печа-

ти, – про строительный кран. И то в газете «Комсомолец

Узбекистана». Плюс четыре стишка, написанных для де-

тей. Получались они часто вымученными. (У меня то же

самое: если пытаюсь писать по заказу, для заработка, по-

лучается настолько безобразно, что любой советский поэт

напишет гораздо лучше).

Году в 73-м я начал предметно заниматься его архивом,

по сути, заново для себя Аронзона открыл – многие его

поздние тексты я только тогда узнал...

Уже в перестроечное время, в 1985 году вышла в

Иерусалиме его первая книжка. Рита умерла летом 1983

года – у нее был врожденный порок сердца.

Лето 2001

Кузьминского прописьмо

В наше, тугое на ухо время, письма как таковые всё

больше становятся вымирающим жанром. Увы!

Тем более отрадное исключение – эти письма. Их автор

– замечательный поэт, критик и неутомимый собиратель,

создатель всемирно известной «Антологии новейшей рус-

ской поэзии у Голубой Лагуны» в пяти томах (девяти кни-

гах, 1980–1986).

Кроме острых, сиюминутных наблюдений и точного

проникновения в «существо веществ», эти письма являют

собой и восхитительную прозу, классический образец ко-

торой был предложен ещё в 1916 году:

«Я сейчас ел ножки телячие.

Удивительно трудно приспособиться к счастью, про-

ехавши всю Сибирь.

Всегда завидую телеграфному столбу. Аптека. —

Конечно, многие будут думать, что это абсурд, но

напрасно, стоит только зажечь две спички и поставить

умывальник».
...Получая очередное письмо, всегда предчувствуешь

наслаждение (пусть даже от желания поспорить). Но и

споры, – впрочем, не слишком существенные – доставля-

ют радость!

Повторяю: б е с п а р т и й н ы м !

Здравствуйте!

Меня зовут Владимир Эрль и я – один из соучастников

этого издания.

Мне повезло быть знакомым и дружить с Леонидом

Аронзоном, позже с его женой Ритой, а также разбирать

творческий архив поэта и готовить его к публикации (к со-

жалению, очень уж постепенно).

Мне повезло познакомиться с Ильёй Кукуем и Петей

Казарновским, с которыми мы не только подготовили

«Собрание произведений», но и подружились. А ведь это

очень немаловажно!

Теперь вам предстоит ознакамливаться (как сказал

мудрый Петя Перов) с замечательными произведениями

одного из лучших петербургских поэтов, а мне остаётся

вам завидовать: ведь я-то всё это уже знаю!..

Надеюсь также, что наши примечания приведут вас

всех к общему знаменателю и на многое откроют глаза.

Вот, собственно, и всё.

Спасибо за внимание.

<6/7 февраля 2007>

II. Рассказы

шестидесятых годов

ОБУВАТЬСЯ! это было старательно и выстрадано – но за-

мечали не все : а он старался ещё больше – и всё = ничего

не выходило (!) когда=то всё делалось : лучше и значитель-

нее × а теперь × теперь – только и оставалось : старание

(-) и опять обернулся + НА КАРНИЗЕ! сидели двое + и

пели (ГДЕ НЕОСОЗНАНЫ КАК СТАЯ + ВЫ ПЕЛИ РУКИ

УМЫВАЯ + ВЫ ПЕЛИ ИСТИНЫ НЕ ЗНАЯ) так как – по-

ющие были невеселы – то оборотившись × через минуту ×

опять повторил (ЧИЭЭЙ) + и замолк опять × и с криком =

с карниза = с распростёртыми руками (-) второй остался +

и покачав в смущении головой + проговорил (О, ДА!) – в

то время как : закончил обувание + и снова пропел = почти

прошептал × своё провинциальное : :

Рассказ пионера Саши Миронова

манной.

узнали, что на завтрак каша.

Я взял ложку и отковырял маленький кусочек каши.

Я сунул её в рот, но сразу же пожалел об этом. Положив

ложку на тарелку, я стал смотреть на Колю Николаева. Он

сидел спиной к столу и держал за косичку Аню Снегину.

Она сидела с открытым ртом и громко кричала.

– Николаев! Перестань безобразничать, – сказал вожа-

тый. – Ты в столовой. Здесь надо кушать.

Николаев быстро повернулся к столу и сунул в рот сразу

две ложки каши. После этого он застыл и стал пристально

смотреть на жёлтую потёртую клеёнку. Но он жевал кашу

и не глотал её. Это я точно знаю.

Искоса я посмотрел на Аню Снегину. Она тоже поло-

жила в рот кашу и тоже не стала жевать её. Но она и не

сидела молча, как Коля Николаев. Она опять раскрыла рот,

да так, что каша чуть не вываливалась из него, и громко

закричала. Я очень испугался.

Вожатый строго обернулся и сказал:

– Николаев! Ты опять... – тут он осёкся и удивлённо

спросил. – Снегина! Чего ты кричишь? Почему ты кри-

чишь? А ты чего не ешь, Николаев, а?

Но Николаев не отвечал. Его горло как-то странно со-

кращалось и всхлипывало. Он встал из-за стола и пошёл к

двери. Но вожатый обогнал его. Он тоже попробовал кашу..

110

За мной шло много мальчиков из нашего отряда. Я заметил,

что за ними идут мальчики и из других отрядов. Девочки

тоже шли. Скоро пошли все.

Я задержался в дверях и оглянулся. На столах белели

тарелки и желтели каши. Это было очень красиво.

Я вышел за дверь.
Наш отряд собрался на площадке перед дачей. Вожатый

объяснил, что сегодня мы должны убрать территорию осо-

бенно чисто. Все принялись за дело. Мы с Колей взяли по

метле и начали мести пыль. Пыли было много. Скоро все

стали пыльными, а я даже несколько раз чихнул. Пыль лез-

ла в рот.

– Совсем как каша, – сказал Коля.

Я засмеялся, но сразу же перестал, потому что все во-

круг замолчали и как-то странно на нас посмотрели, а во-

жатый нахмурился, и под его загорелой кожей заходили

крутые скулы.

Больше никто про кашу не говорил.

столовой. Он сказал:

– А я после завтрака туда заходил. Даже Финик кашу

не съел.

– Да.

он с Мишкой поспорил, что лягушку съест? Только вот во-

жатый не дал...

111

Мы подошли к столовой. Тётя Нюра с Мариной

Ивановной вытряхивали изо всех тарелок кашу в большой

чан.

тётя Нюра. – Идите-ка сюда!

Мы переступили порог столовой.

– Помогите нам, мальчики, – сказала Марина Ивановна.

– Вытряхивайте кашу вот сюда, – и она показала рукой на

чан.

ливалась. Я потряс тарелку сильнее. Каша не отвалилась,

но зато тарелка выскользнула из рук, с громким всплеском

упала в чан и сразу же утонула.

Тётя Нюра покачала головой и проговорила:

– А ты её ложкой, ложкой... Вот так.

Я взял ложку и стал отскрёбывать кашу. Дело пошло

лучше. Очень скоро чан наполнился.

– А теперь куда? – спросил я тётю Нюру.

– А вы, мальчики, отнесите её да выкиньте. Знаете,

куда? Осилите?

– Ага! – сказали мы с Колей и потащили чан из сто-

ловой. Чан был очень тяжёлый, и от него как-то странно

пахло.

ложил я.

– Берись с той стороны, – скомандовал Коля.

Мы наклонили чан, и каша потекла под забор. Тарелка

всплыла.

– Может, вытащить? – спросил Коля.

Я засмеялся.

Мы ещё шесть раз носили чан и выливали кашу всё

там же. Тарелка почему-то всё время оставалась плавать

сверху.

к обеду.
Когда мы сели за стол, вожатый сказал нам:

– Помните, друзья: КОГДА Я ЕМ, Я ГЛУХ И НЕМ.

Мы ели борщ. Он был красный и вкусный. Раньше всех

борщ съел Финик. Я посмотрел на его пустую тарелку и

громко засмеялся.

– Эх, Миронов, Миронов, – сказал вожатый и укориз-

ненно посмотрел мне в глаза.

Я покраснел и быстро доел борщ.

– Это ты от борща такой красный стал? – спросил меня

Коля.

Я молча толкнул его локтём в бок, и он поперхнулся.

А потом мы ещё пили кисель с сухарём.

му после обеда мы не пошли спать, а разошлись по своим

постам.

Мы с Колей пошли к флагу и уселись на скамеечку око-

лать стали смотреть по сторонам.

Вдруг Коля сказал:

– Смотри! – и показал правой рукой налево.

113

Я посмотрел налево.

нер. На его рукавах была каша, а в руках тарелка.

Я испугался, а Коля глупо хихикнул, и я пнул его ногой.

Милиционер отдал нам честь, улыбнулся и сказал:

– Будь готов!

Тут мы с Колей вскочили со скамеечки, отдали ему са-

лют и, вытянувшись во весь рост, громко ответили:

– Всегда готов!

Милиционер ещё раз приветливо улыбнулся и напра-

вился к дому директора лагеря.

Мы переглянулись.

– Что-то теперь будет! – прошептал Коля.

– Это он из-за каши, – сказал я.

– Сам знаю! – отмахнулся он...

Мы сели и стали смотреть на дом директора.

В доме громко кричали. Милиционер кричал на Анну

Андреевну, Анна Андреевна кричала на Елену Андреевну,

а Елена Андреевна кричала просто так.

– Зря мы тарелку-то не вытащили, – сказал Коля.

– Сам бы и тащил!

Коля замолчал.

В это время из дома показалась подтянутая фигура ми-

лиционера. За ним шли Анна Андреевна и наш врач Елена

Андреевна.

Мы спрятались друг за друга.

Анна Андреевна решительно пошла прямо к нам.

– Ребята, – строго сказала она, – кто сегодня дежурил

в столовой?

– Не знаю, – сказал я.

114

ка, пойдёмте с нами!

– Да нам, это... Знамя караулить надо, – робко произнёс

Коля.

– Сознательные мальчики! – улыбнулся милиционер. –

Это хорошо.

Елена Андреевна покраснела и разгорячилась:

– Как же! Сознательные! Только и ищут, где бы нага-

дить! Кашу за забор... Сознательные!

– Ну, пройдёмте, пройдёмте... На месте и разберёмся, –

сказал милиционер.

И мы пошли.
У забора уже стояло несколько ребят из нашего отряда

и с ними вожатый.

– Вот, полюбуйтесь, – сказал милиционер.

Мы полюбовались. Каши было так много, что за за-

бором, между ёлочек, скопилось целое озерцо. У левого

берега томительно барахталась лягушка. Каша смешалась

с землёй. и стала похожа на цемент. Внутри что-то громко

клокотало и булькало.

– Н-да... – сказал милиционер. – Плохо дело. Придётся

составить протокол.

В это время лягушка, наконец, утонула.

– Может, сами зароете? – немного подумав, спросил

милиционер.

– Ну конечно зароем! – сказал вожатый.

– Обязательно, непременно, – сказала Анна Андреевна.

– Сейчас же зароем!

115

– Вот-вот, – оживился милиционер, – а то что же это

получается? Ведь ежели каждый станет всякую заразу за

забор выкидывать, это что же получится, а? Непорядок по-

лучится! С этим бороться надо!

– Вот мы и будем бороться! – сказал я.

Все на меня зашикали.

– Ну, смотрите!.. До свидания, – сказал милиционер и,

ловко повернувшись на каблуках, зашагал из лагеря.

Елена Андреевна окинула нас строгим взором и, под-

хватив под руку Анну Андреевну, тоже ушла.

Сразу стало шумно. Все кричали и показывали на нас

Колей пальцем. Вожатый сказал, чтоб мы не смели ни-

куда уходить, и пошёл к завхозу Юрию Андреевичу за

лопатами.

Мы переглянулись.
Юра Алексеев сказал:

– Да... Теперь вас на линейке проберут!

– Плевать! – сказал я независимо.

Юра посмотрел на меня с уважением. Мы помолчали.

Потом Коля сказал:

– А вот кто через кашу перепрыгнет?

– С разбегу или как? – спросил Юра.

– С разбегу.

– А сам можешь? – спросил Юра.

Николаев разбежался и быстро перепрыгнул через

кашу.

Потом прыгнул я, потом Юра, потом перепрыгнули и

– А вот кто вдоль сможет? – спросил Юра.

– Подумаешь! – хвастливо сказал Коля. – Хоть двести

раз!

– Ого! – сказал я.

Все тоже очень удивились, потому что Алик был самым

слабосильным мальчиком в нашем отряде. Его всегда драз-

нили и любили пугать по ночам полотенцами.

Потом разбежался я и тоже прыгнул. Прыгать было

страшно, и я с трудом удержался на том берегу.

За мной должен был прыгать Коля. Он долго топтался

на одном месте и, наконец, бросился вперёд.

Я не сразу понял, что произошло. Я только услышал,

как Коля вдруг вскрикнул «Ой!» отчаянным голосом, и в

ту же секунду раздался громкий всплеск.

Мы бросились вперёд.

Коля Николаев молча сидел по пояс в каше...

1. Знавал я мужика одного, который, спя, обыкновение

имел губами причмокивать и опосля громким голосом

«Но-о!» кричать.

3. Один мужик, посередь ночи проснувшись, жены сво-

ей рядом не обнаружил, а напротив, за окном звук поцелуя

услышал и, с постели встав, к оному приближаться начал.

И что ж, любезный читатель, увидел он? На окне, лицом и

спиною в комнату оборотившись, знатно небритый мужик

сидел и испражнялся многообильно.

6. У некоторого Африканского народа, некогда ди-

карского, а ныне весьма цивилизованного и всяческим

наукам обученного, нижеследующая пословица имеется,

которую и ныне помнить подобает: «Ежели ты со слоном

сравняться вознамерился, то попробуй спервоначалу на-

срать столько ж!»

7. Как-то раз предложили мы Аронзону Леонидту псев-

донимом себе Огурцов взять.

9. Некий ренегат, обмусоленным ногтем правой руки

из трубки остатки табака выковыривая, замялся вдруг и,

весьма громко чертыханувшись, своё предостойное заня-

тие сызнова продолжать изволил.

10. Если у тебя есть слон, не вздумай предлагать ему

огурцы на завтрак, не то, осерчав, он и вовсе твою барани-

ну пожрать вознамерится.

12. Изрядную надобность нагло иметь вознамерившись,

некто Эн, на урыльнике сидючи, весьма долго и с большим

усердием немалые потуги производил, пока желание своё

исполнить не отчаялся.

13. Из посещений Аронзона вышеупомянутого,

Леонидта, весьма немалые наблюдения извлечь возможно.

14. Трубку куря, ты не токмо самому себе, но и товари-

щам своим удовольствие доставить возможешь.

15. Кот одного знакомца моего однажды, зенки оному

не выдрав, гулять отправился.

16. В народе сказывают: «Взялся за гуж – не говори,

что не дюж».

17. Всяческому достойному человеку издателем смело

присоветовать могу быть.

18. В некоторый вторник сортир на Фонтанке закрытым

сказался, что окрестным жителям немалое неудовольствие

учинило.

быть изволят, чем немалые огорчения производит.

20. На стенках весьма благопристойно картины разве-

сить бывает, особливо когда рожи на них изрядно похожи

имеют быть.

21. Вряд ли кто-нибудь лампу хромой собаке уподобить

осмелится.

22. Как-то раз единожды на Фрунзенской станции

Метры преизрядное приключение произошло: одна баба,

на подвигающейся лестнице стоя, корыто под мышкой

перед собой перемещая, оченно весьма пошатнулась, чему

корыто воспользовавшись, с великолепною скоростию

вниз устремилось, бабу, в нём поместившуюся, с собою

увлекая, а прочиих граждан, иногда даже приличных весь-

ма, с ног сшибая и им же пребольшие шишки нанося.

23. Сказывали мне, что на свете животное проживает,

которое даже ежом называется.

25. Всякий китаец чему-нибудь да обучен.

29. Знавал я одного мужика, который у себя дома в та-

почках ходил!

30. Замечал я неоднократно, что свиньи хвосты свои с

превеликим удовольствием в колечко сворачивают.

31. Открытую форточку иногда закрыть возможно

бывает.

32. Нет ничего такого, чего бы вовсе не было.

опосля, под мышку оное засунув, с разухабистою физио-

номиею домой отправился.

35. Слыхивал я, что при отправлении знатных мор-

ских путешественников говорит им матросские люди:

«Попутного вам, братцы, ветра в жопу!»

37. Говорят, что все микробы сильно страдают от высо-

кой температуры.

38. Пожрать¹ всегда приятно:

Сам жрёшь² – другим занятно.

39. Пия лимонад,

Ты будешь рад.

40. Один мужик, знатную бородёнку имеющий, рожею

на бородатую жопу походил.

41. Шарманка даже на Луне шарманкою остаётся.

42. На мягких креслах сидючи, не худо бы о Геморрое

подумывать.

43. Иногда так бывает, что в четверть восьмого часы

двадцать минут девятого показывают.

44. Картошкою иногда и носы бывают, чему немалым

примером Сократа привести возможно.

46. Толстое брюхо всякого человека приукрашивает.

47. Всяк о своём думает.

48. Удивляюсь: как это некоторые, весьма благородные

люди – говно жрут!

50. Под всяким мясом своя кость имеется.

2

Варьянт: Посрать.

121

Николай был добрым человеком и, когда ему сказали об

этом, был очень удивлен, что, впрочем, не помешало ему

через некоторое время задуматься над недавно услышан-

ной новостью.

«Что мне теперь делать? – подумал он. – Я, по-моему,

совершенно невхож в разряд добрых людей... По крайней

мере, – прибавил он тут же, – я не знал об этом, хотя, ко-

нечно, и могу, наверное, быть добрым...»

(Заметим кстати, что человек, первым сообщивший

Николаю о его доброте, был достоин всяческого уваже-

ния, и честность его была примером для всех, знавших его

близко).

«Итак, – продолжал Николай свои размышления, –

итак, я добр. Как мне теперь быть?.. Принять все это за

шутку или смириться и стараться отныне не уронить себя

в глазах П.?» (Так звали человека, который, как мы уже

говорили выше, недавно беседовал с Николаем и обронил

вскользь: «доброта, мол, твоя... конечно...»).

Николай не знал, как поступить, и, добрых два часа

промучившись над занимавшей его проблемой, устал, на-

конец, и шел в настоящий момент по широкой и пыльной

улице с низко опущенной – то ли от стыда, то ли от уста-

лости – головой.

Внимание его привлекло нечто белое, резко выде-

лявшееся среди серого асфальта. Лежащее на земле, оно

было на вид каким-то липким и, очевидно, происходило

из съестного. Сначала Николай хотел забыть о нем, как он

забывал обо всем, с ним происходящим, – дурном ли, злом

– все равно, – и пройти дальше, но брезгливость, внезап-

но охватившая его, заставила вздрогнуть и отвернуться.

Та же брезгливость, еще более в нем усилившаяся после

резкого поворота головы, заставила его, чуть ли не задох-

нувшегося от резкого и громкого сердцебиения, медленно

повернуть голову назад и замедлить шаги. Описав полу-

круг, Николай, наконец, встретился глазами с отвратитель-

ным белым пятном... Чьи-то стройные ноги, – правда, не

в меру длинные, но все же приятные глазу, – ноги, обутые

в изящные черные туфли, спеша наступили в сердцевину

этого пятна и, оставив в нем маленькую треугольную ямку

своим высоким, – пожалуй, слишком высоким – каблуком,

исчезли вдали.

Теперь оставалось довольно много времени на спокой-

ное созерцание. Николай нагнулся даже и понял наконец,

что видимое им – не более, чем выроненное из чьих-то рук

мороженое... «Да, это так, – прибавил про себя Николай.

– Вот теперь я вижу... Да, да, правильно... Вот и вафля...

И еще один кусок невдалеке...»

Да, это мороженое лежало перед ним – жалкое, полу-

растоптанное, несчастное! Мимо сновали бесконечные

пары ног, а оно, подтаивающее, бедное, несчастное моро-

женое, лежало здесь, здесь лежало оно, и никто не думал,

что всё! кончено! его нет!..

Николай резко выпрямился и ушел, закрыв лицо рука-

ми, а слезы подступали и подступали к его глазам, и не

было им места в этом жестоком, безжалостном мире!..

На скамейке тепло. Я сижу на этой скамейке.

2.

Проползает чёрный муравей.

Я выкинул охнарик, вынув его из вчера купленного

мундштука.
4.

Сейчас десять минут десятого.

Кривое дерево.

6.

Я читаю журнал.

На скамейке рядом сидят две старушки.

8.

Муравей куда-то исчез.

Охнарик потух.

10.

Минутная стрелка шевелится.

Дерево кривое.

Я дочитал рассказ.

Скамейка жёсткая.

Я не знаю, что стало с чёрным муравьём.

Мундштук лежит у меня в кармане.

16.

На часы я не смотрю.

Другое дерево.

18.

Журнал с рассказом я отдал М.

На скамейке шумно.

20.

Я часто вспоминаю муравья.

Хочется курить.

По-моему, мои часы идут точно.

Я не смотрю на деревья.

М. читает журнал.

Скамейка – –

...Фосген потому так называется, что пахнет он гнилы-

ми яблоками. Яблоки, кстати сказать, при гниении выпу-

скают газ, который называется «фосген».

После обеда я лёг на диван и, полежав примерно пол-

часа, уснул и умер.


В глубине сцены стол. За ним сидит человек и ест.

Окончив еду, поднимается и, вытерев губы, выходит.

На сцену торопливо выходит человек и, воровато огля-

дываясь, чешет ягодицы. Потом медленно уходит.

Занавес
Пьеса № 10

Сцена пуста. На переднем плане – входная дверь, веду-

щая в комнату, где находится и сцена, и зрительный зал.

Все смотрят на дверь до тех пор, пока не надоест или

кто-нибудь не войдёт. Всё, что будет делать вновь вошед-

ший, – входит в пьесу.

1

128

129

Тимирязев очень любил своего бегемота. Вечерами

он вынимал его из жилетного кармана, клал в чай и всю

ночь напролёт с ним разговаривал. А по утрам он отводил

его обратно в зоопарк.

Октябрь 1966

Соавтор: Дм. М.

Бикарбонат Римский

Цезарь привстал на стременах и оглядел равнину. Всё

было тихо.

Драгуны пели, гренадеры танцевали, уланы целовали

красоток, а часовые скакали во весь опор туда и сюда.

«Ищи ветра в поле!» – сказал Цезарь и поехал в ставку.

Черчиль раскуривал уже вторую сигару.

Пороли Пугачева, а Разин вешал бояр и требовал не-

медленно доставить в Освенцим Екатерину Вторую.

Всё было тихо.

По лубочным картинкам, задрав хвосты, проносились

коты в сапогах, а стреляные воробьи медленно окружали

со всех сторон прищурившего глаз охотника.

А.Д. Скалдин написал на чистом листе бумаги: «Письма

Александра Блока ко мне».

Хеленукты гуськом шли мимо Радиокомитета.

Всё было тихо.

Вьюга заметала следы проносившихся по морозной

ночной равнине коней.

Уоллес Бири падал на пол, выхватывая из-за пояса кольт.

Кот Епифан Великолепный явился во сне своему четве-

роногому собрату Фоме.

Великая Хартия Вольностей еще не была написана,

Кампанелла еще разгуливал на свободе, а научная женщи-

на Гипатия чертила на песке формулы приведения.

Всё было тихо.

И только Цезарь, привставая на стременах, смотрел

вперед – на север. Там его ждала победа. Там катила свои

воды река Рубикон.

Миша в Зоосаде

жүктеу/скачать 2.05 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: