Антуан Венгер рим и москва

Антуан Венгер

РИМ и МОСКВА

1900–1950

МОСКВА

РУССКИЙ ПУТЬ

2000

В 29

Перевод выполнен по изданию:

Wenger A. Rome et Moscou. 1900-1950.

Paris, Desclee de Brouwer, 1987.
Перевод с французского
Д. В. Власова
Оформление
С. А. Стулова

© Desclee de Brouwer, 1987

© Власов Д. В., перевод, 1999

© Стулов С. А., оформление, 2000

© Русский путь, 2000

ОТ ИЗДАТЕЛЕЙ

Д'Эрбиньи и Heвё принадлежали к разным монашеским орденам, но оба были воспитаны в духе I Ватиканского собора: для них "единая исти­на" отождествлялась со всемирным главенством папы и с его догматичес­кой непогрешимостью, а не подчиняющиеся Риму православные церкви они как бы естественно считали объектом миссионерской деятельности. Иезуит­ский орден, хотя и спасенный от разгрома Екатериной II, уже давно "занимал­ся" Россией и попытками "уний" (соединение с Римом при сохранении вос­точного обряда). Но создатель в 1845 г. Ордена ассумпционистов, о. д'Альзон (1810—1880) не менее рьяно, из послушания папе Пию IX, отнесся к делу проникновения католичества в Россию. Для него, как напоминает о. А. Венгер, "из трех основных врагов Церкви — Революции, Пруссии и России, едва ли не самым опасным была Россия"! Если не учесть этой дикой перспективы, в значительной степени отброшенной или, по крайней мере, смягченной на II Ватиканском Соборе, трудно современному читателю, в частности русскому и православному, понять, что по началу Рим возло­жил на революцию и на большевиков надежду, что они создадут для него более благоприятные условия для миссии в России; что д'Эрбиньи, предпо­читая брататься с живо церковниками, чем с тихоновцами, мечтал о конкор­дате между Святым престолом и безбожной властью; что Невё мог серьез­но думать, что в середине 30-х годов удастся обманом навязать русской Церкви католического патриарха в лице несчастного еп. Варфоломея Ремова. Когда писалась книга, автор еще не знал, что настоятель Высоко-Петровского монастыря еп. Варфоломей прежде, чем тайно присоединить­ся к Риму, согласился в 1928 г., после повторного ареста, сотрудничать с ГПУ и следить за тем же еп. Невё, которому он потом присягал в верности, вероятно больше за страх, чем за совесть (это не помешало ему быть впос­ледствии осужденным, в частности за недостаточно хорошую слежку за Невё, и в 1936 г. расстрелянным). Трагический случай с еп. Варфоломеем показывает всю порочность с нравственно-христианской точки зрения по­пыток Ватикана воспользоваться бедами Русской Православной Церкви, чтобы пытаться подчинить ее себе, но и обреченность этих жалких попыток с точки зрения политико-тактической...

Все эти факты не умолчаны о. А. Венгером. Быть может, будучи като­ликом, к тому же членом ордена ассумпционистов, он не достаточно их выделяет. Но он и не считает нужным эти печальные факты заглаживать, и почти не упоминает о другом, более бескорыстном подходе к Православию, которое вырабатывалось в бенедиктинских монастырях приблизительно в те же годы (например в общине о. Ламберта Бодуэна в Бельгии). Правда, он также не касается и того негодования, которое вызывало среди право­славных деятелей в Париже небратское поведение еп. д'Эрбиньи.

О.А. Венгер принадлежит к поколению богословов, подготовивших II Ватиканский Собор. Его участник и обозреватель, посвятивший Собору многотомную хронику, он не только всей душой сочувствует принятым реформам, но считает, что они должны быть продолжены и углублены. На последних страницах книги он без обиняков заявляет, что "будущая рус­ская миссия (само слово "миссия" он берет в кавычки) будет не латин­ская — разве что по отношению к католикам-латинянам — и не униат­ская: Православная Церковь... воплощает собой судьбу христианской веры в России". Сближение Церквей он видит во взаимном их углублении. Будем надеяться, что эта новая точка зрения, засвидетельствованная в соглашении, подписанном в 1991 г. в Баламанде, утвердится навсегда, и что уже не вернутся времена, когда Россия и другие православные страны подлежали открытому, а иногда и коварному прозелитизму со стороны католических миссионеров.

Из книги, помимо обзора противоречивой политики Рима по отноше­нию к красной Москве, читатель почерпнет много неизвестных фактов о страшных временах гонений. Еп. Невё, проживший в Москве с 1926 по 1936 г., регулярно, через посольства, посылал подробные отчеты в Рим, чем способствовал тому, что политика Ватикана стала по отношению к совет­ской власти более трезвой и жесткой. Небольшая община католиков, как обращенных русских, так и иностранного происхождения, несмотря на то, что находилась под покровительством Рима, разделила участь сотен и со­тен тысяч православных: мало кто из нее избежал расстрела или Гулага.
НИКИТА СТРУВЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ

К сожалению, рассказы о столь загадочном и таинственном событии, превратившемся в своего рода легенду, изобилуют неточ­ностями, что представляет большие затруднения для исследовате­ля. Нам повезло в гораздо большей степени, чем многим из кол­лег, поскольку мы смогли ознакомиться со всеми документами, име­ющими отношение к этой истории.

Начало нашей книги посвящено событиям 1900 года, когда ассумпционисты, осуществляя мечту основателя их ордена о. д'Альзо-на, появились в России. Мы проследим за их многообразной мисси­онерской деятельностью среди соотечественников во французских приходах Вильны, Одессы, Киева, в благотворительном обществе "Добрый Пастырь" в Санкт-Петербурге, и, что особенно интерес­но, — среди русских католиков восточного обряда, сосредоточив­шихся в северной столице вокруг Наталии Ушаковой, двоюродной сестры Столыпина, премьер-министра Николая II. Целью этой груп­пы было осуществление великой идеи Владимира Соловьева о вос­соединении Церквей путем взаимного признания друг друга католи­ками и православными. Их дело нашло поддержку в Риме, и папы Лев XIII и Пий X, используя тайные связи митрополита Львовского Андрея Шептицкого, старались всячески помочь им. Напротив, в Санкт-Петербурге дело это столкнулось с враждебным отношени­ем польских католиков и православного Святейшего Синода.

В своих произведениях "Август 1914" и "Ноябрь 1916" Алек­сандр Солженицын показал нашим современникам величие Сто­лыпина — единственного человека, который, по мнению писателя, мог бы предотвратить революцию. А ведь последним официаль­ным актом Столыпина были полные драматизма переговоры с о. Эвраром, одним из первых действующих лиц нашей истории. В своих работах Солженицын не упомянул об этом весьма значи­тельном эпизоде. Очевидно, ему были неизвестны соответствую­щие документы, которые являются достоянием частных архивов. В контексте полемики, вызванной появлением "Августа 1914" и "Но­ября 1916" и двумя увидевшими свет узлами "Красного колеса", наше повествование может показаться тем более интересным.

Война и революция нанесли тяжелый удар по миссиям ассумпционистов в России. Действующим остался лишь приход о. Невё в Макеевке. С 1918 по 1922 год это был единственный источник, из которого Ватикан получал информацию из первых рук о после­октябрьских потрясениях. Со смешанным чувством тревоги и на­дежды следил Святой Престол за происходящим. Во время Генуэз­ской конференции Пий XI без малейших колебаний призвал быв­ших победителей принять коммунистическую Россию в Сообщество наций. Он направил в Россию, охваченную неслыханным голодом, приводившим даже к ужасам людоедства, папскую миссию помо­щи. Подписанная по этому поводу конвенция является до сих пор единственным договором между Ватиканом и СССР.

Находясь в затерянном среди украинских степей приходе, Невё понял, что во имя выживания Католической Церкви в России Ватикан должен пойти на дипломатическое признание Советов. Неустанно обращался он к Святому Престолу с просьбами безот­лагательно действовать в этом направлении. Охваченный идеей дипломатического признания, он обращается с письмом к Христи­ану Раковскому, председателю Совнаркома Украинской республи­ки. В итоге Пий XI принял решение начать в Берлине переговоры по этому вопросу. Папским представителем был монсеньор Пачелли. Но вскоре — может быть, чересчур поспешно — папа счел, что переговоры обречены на провал и целесообразнее тайно учре­дить в России католическую иерархию. В результате монсеньор Пачелли совершает тайное рукоположение о. д'Эрбиньи, прекрас­ного знатока России, пользовавшегося полным доверием папы. Д'Эр­биньи в свою очередь рукополагает Невё и трех других апостоль­ских администраторов для Ленинграда, Минска и Одессы. Фран­ция, установившая в ноябре 1924 года дипломатические связи с СССР, оказывала поддержку российским католикам через свои дип­ломатические каналы.

Во второй части нашего труда мы исследуем новые структу­ры Католической Церкви в СССР, освещаем пастырскую деятель­ность монсеньера Невё, судьбу апостольских администраторов в середине 20-х годов, когда к власти в партии пришел Сталин, а митрополит Сергий, возглавивший патриаршую Церковь после смерти патриарха Тихона, взял курс на лояльность к новому режиму. Невё, настроенный в начале революции весьма благоприятно к новой власти, считал теперь, что по отношению к Советам следует проводить жесткую линию. Это послужило основанием для объяв­ления Пием XI в феврале 1930 года молитвенного крестового по­хода. Сталин предпринял тактическое отступление, но затем пре­следования продолжились с еще большей жестокостью.

Тем временем приход к власти Гитлера в январе 1933 года и дипломатическое признание СССР Соединенными Штатами при президенте Рузвельте создали ситуацию, позволившую приехать в СССР в качестве капеллана американского посольства франко-американскому ассумпционисту. Организованное Сталиным 1 де­кабря 1934 года убийство Кирова дало диктатору повод развязать беспощадную войну против любых проявлений политического и религиозного инакомыслия.

Победа левых радикалов на выборах 1932 года во Франции повлекла за собой сближение с СССР. В сентябре 1933 года Эдуард Эррио и Пьер Кот прибыли в Москву, где послом был в то время Шарль Альфан, бывший директор кабинета Эррио. Его целью было достижение если не взаимного соглашения, то по крайней мере "пе­ремирия" между СССР и Святым Престолом. Пошли слухи о пере­говорах и конкордате... Как раз в это время разразился громкий скандал вокруг Александра Дейбнера — священника восточного обряда, бывшего ученика ассумпционистов, являвшегося секретарем д'Эрбиньи. Пресса обвинила его в том, что он был советским шпио­ном, внедренным в комиссию "Про Руссиа", занимавшуюся в Вати­кане делами России. 2 октября 1933 года решением Пия XII монсеньор д'Эрбиньи был отстранен от дел в Риме. Эту отставку принято связывать с "делом Дейбнера", а также с той враждебностью, кото­рую испытывали к деятельности комиссии "Про Руссиа" поляки. Непосредственной же причиной отстранения д'Эрбиньи было совер­шенное им в Риме 10 сентября 1933 года с нарушением элементар­ных правил предосторожности крещение высокопоставленной со­ветской еврейки. Мы полагаем, однако, что эта женщина не была провокатором и, скорее всего, заплатила за крещение собственной жизнью и жизнью своих детей.

После подписания франко-советского договора о ненападении в Ленинград смог приехать французский доминиканец о. Флоран, назначенный помощником о. Амудрю, настоятеля церкви Нотр-Дам-де-Франс (Лурдской Божией Матери). Монсеньору Невё было раз­решено возвратиться во Францию, где он не был с 1912 года. Пий XI имел с Невё длительную беседу и поручил ему совершить епис­копскую хиротонию о. Амудрю. Рукоположение, состоявшееся 30 апреля 1935 года в условиях секретности, имело очень неприятные последствия. С 13 по 15 мая в Москве находился министр иностранных дел Франции Пьер Лаваль. Так как о хиротонии вскоре стало известно, нарком по иностранным делам Литвинов потре­бовал отзыва монсеньора Амудрю. Дни Невё были также сочтены. Приехав в конце июля 1935 года во Францию на лечение, он уже не смог вернуться в СССР, несмотря на все обещания Советов предоставить ему въездную визу.

В третьей части этой работы мы проследим за деятельностью четырех наших главных героев. Монсеньора д'Эрбиньи постигла в мае—июле 1937 года вторая опала, таинственные причины которой мы постараемся объяснить. Вынужденный отказаться от епископ­ства, он провел оставшиеся двадцать лет жизни под надзором в разных домах Общества Иисуса и умер в Эксе 23 декабря 1957 года. В феврале 1937 года монсеньора Невё принял Пий XII. Мы постараемся доказать, что информация, которую он представил папе, оказала определяющее влияние на энциклику "Divini Redemptopis", посвященную атеистическому коммунизму. О. Флоран в Ленингра­де и о. Браун в Москве стали свидетелями того террора, который вошел в историю как "ежовщина". Когда 22 июня 1941 года Герма­ния совершила нападение на СССР, о. Флоран как гражданин Фран­ции должен был покинуть Россию. Американец Браун оставался в Москве, в то время как правительство, посольства и патриархия были эвакуированы в Куйбышев и Ульяновск.

О. Браун продолжал совершать служение в московском хра­ме св. Людовика. С 1941 по 1945 год вся информация о России поступала в Ватикан через него. В то время как американцы пыта­лись убедить самих себя в том, что сталинский режим тяготеет к терпимости к верующим и эпоха гонений завершилась, о. Браун постоянно сообщал в Ватикан, что ничего подобного не произошло и не следует верить изданной Московской патриархией пропаган­дистской книге "Правда о религии в России". В свою очередь, Пий XII и монсеньор Тардини передавали эту информацию Руз­вельту и Черчиллю, которые чуть было не поверили сталинским уловкам. В это время во Франции монсеньор Невё, сменивший былые симпатии к революции на резкое отвращение к режиму большеви­ков, придерживался стороны вишистов и маршала Петена и даже одобрял по-своему политику Пьера Лаваля. Это, однако, не помеша­ло ему отказаться от предложения германских оккупационных вла­стей принять участие в антикоммунистической пропаганде, с пос­ледующим возвращением в Россию в качестве епископа Москов­ского (таково было вознаграждение, обещанное за услугу, — настолько ценился авторитет Невё).

Победа союзников привела к установлению господства СССР над половиной Европы и к возвращению на политическую аван­сцену традиционного союза между русским государством и Пра­вославной Церковью. Именно это особенно тревожило Пия XII.

В таких условиях у монсеньора Невё практически не остава­лось шансов вернуться в Москву, апостольским администрато­ром которой он по-прежнему оставался. Невё скончался "в изгна­нии" 17 октября 1946 года. О. Браун, который давно уже перестал быть persona grata, покинул СССР в конце 1945 года. Французс­кий ассумпционист о.Тома до 1950 года продолжал служить во французской церкви св. Людовика. Его буквально выгнал из этого храма назначенный рижским архиепископом священник, работав­ший на Советы. Таков был конец славной истории французского прихода в Москве, который был основан императрицей Екатери­ной II в 1789 году, ознаменованном Французской революцией. 1950 год является хронологическим пределом нашего исследования.

Автору этой книги посчастливилось получить доступ к трем совершенно не исследованным фондам: к богатейшим архивам генеральной курии отцов-ассумпционистов в Риме, к фонду д'Эр-биньи в Национальной библиотеке и фондам Кэ-д'Орсэ. Описание этих фондов читатель сможет найти в приложении.

Огромную помощь в нашей работе оказали ныне покойный о. Пьер Тувнеро и о. Шарль Монш (сотрудники архивов генераль­ной курии ассумпционистов), госпожи Ноэль Лесур (хранитель фонда д'Эрбиньи) и Флоранс Каллю (главный хранитель отдела рукопи­сей Национальной библиотеки), а также представители дирекции архивов Кэ-д'Орсэ.

Мы старались заполнить и те пробелы, которыми в рассматриваемый период изобилует история Советского Союза и Русской Православной Церкви. И это — еще одна отличительная черта исследования, общая специфика которого нуждается в особом по­яснении. Автор успел потрудиться и б качестве ученого-византо­лога, являясь атташе Национального центра научных исследований, и в роли журналиста, когда занимал пост главного редактора газеты "La Croix", и как дипломат, будучи советником посольства Фран­ции при Св. Престоле. Именно этим объясняется различный под­ход к написанию глав, относящихся соответственно к жанрам ис­торического исследования, журналистики или истории дипломатии. Не скрывая ни своей принадлежности к конгрегации ассумпциони­стов, ни страстной увлеченности всем, что касается России, мы на­деемся, что определенная доля "неравнодушия" и "личной заинте­ресованности" не отразилась на объективности работы.

Кроме того, перед нами стояла весьма непростая задача — постараться установить единство действия в эпопее, которая разворачивается на фоне революционных катаклизмов, октябрьского переворота, сталинской диктатуры, событий Второй мировой вой­ны. Если значительное число участников этой истории непремен­но связано с двумя главными ее героями — Невё и д'Эрбиньи, то все равно, каждый из них имеет свой собственный характер, и деятельность их разворачивается в самых разных уголках России и во Франции. Мы осознаем также, что попытка создать синтетичес­кую картину не вполне удалась, так как невозможно одновременно описать события, которые происходят в различных местах и в которых принимают участие разнообразные действующие лица. Ис­торикам хорошо знакома эта мука поиска.

Дадим некоторые практические указания, чтобы на этом за­кончить чересчур длинное предисловие к обширному произведе­нию, взявшись за которое читателю придется набраться терпения — особенно при знакомстве с первыми главами. Именно здесь пора­жает на первый взгляд обилие ссылок.

Когда речь шла о неизданных или малоизвестных документах, мы увеличивали количество цитат, будучи уверены в том, что сами участники этих событий расскажут о них лучше, чем пришедший намного позже комментатор, а задачей последнего является, скорее, координация отдельных разрозненных фактов.

Мы сократили до минимума ссылки на архивы, указания дат и авторов, о которых говорится в ссылках, потому что почти во всех случаях речь идет о частных архивах, доступ к которым мо­гут получить лишь квалифицированные исследователи. Наконец, во всем, что касается событий, имевших место до принятия совет­ской властью григорианского календаря, когда 1 февраля 1918 года стало 14 февраля, мы чаще всего упоминали обе даты — новый и старый стиль, расхождение между которыми составляет 12 дней для XIX века и 13 — для XX столетия. Русская Право­славная Церковь осталась верна юлианскому календарю, но свои официальные документы датирует с учетом бытования нового ("гражданского") стиля.
Париж — Рим, 31 декабря 1985

Глава I