«Книга о творчестве в любом виде человеческой деятельности, которая принесла мне пользу как творческому человеку»

Как творческого человека, меня, конечно, интересует литература, а точнее то, что о ней говорят мастера. И вот, я честно проштудировала интернет и свои записи в поисках автора, к словам которого стоило бы прислушаться, когда он говорит о литературе. Сначала остановилась на эссе (или статье) М. Веллера «Молодой писатель» и его же книге «Технология рассказа». Об эссе и сказать оказалось нечего – сложилось ощущение, что автор говорит не просто о молодом писателе, а писателе-школьнике, причем начальных классов. С «Технологией рассказа» история чуть интересней. Книга разбита на очень четкие тематически отграниченные главы, как то: замысел, отбор материала, композиция и т.д. В принципе М. Веллер говорит о довольно простых истинах, я бы сказала азах, на которых строится писательский труд. Заслуживают внимания примеры к каждому пункту, приводимые автором. Но, на мой взгляд, в книге много схематичности и мало воздуха. За текстом видишь не писателя, который делится своим опытом, а учителя, который стоит над учеником (то есть над тобой) с указкой. Закрыв последнюю страницу и осознав некую разочарованность, я вновь обратилась к автору, к словам которого…

Марио Вергас Льоса. Письма молодому романисту. Привлекло название (роман, по-моему, один из интереснейших жанров литературы), потом язык, которым эти письма написаны. Вот здесь нет никакого учителя. Друг. С интересными мыслями. Например, «Откуда же берется ранняя тяга к выдумыванию людей и историй? На мой взгляд, ответ тут один: это форма бунтарства». Действительно ведь в своих произведениях писатели могут полностью перекроить существующий мир, рамки, явления, даже души людей, довести все это до идеалистического совершенства или погрузить в омут порока.

Не обходит вниманием В. Льоса и основы литературоведения. Его рассуждения о форме произведения доведены до кристальной ясности. Их можно свести к следующему. Форма произведения условно делится на стиль и композицию. Первый подразумевает слова, которыми рассказывается история, вторая – это рассказчик, пространство и время. О стиле В. Льоса говорит: «Не имеет никакого значения, правилен стиль или нет, важно, чтобы он функционировал, выполнял свою задачу – вдохнул иллюзию жизни, или правды, в рассказываемые истории». И тут же приводит имена мастеров: Сервантес, Стендаль, Диккенс, Гарсиа Маркес (те, кто придерживался всех правил и канонов писательского труда), и Бальзак, Джойс, Пио Бароха, Селин, Кортасар, Лесама Лима (те, кто всем пренебрег, пойдя своей дорогой в литературе). Вообще, следует сказать, что на страницах писем В. Льосы множество примеров и даже разборов произведений великих авторов, масса имен тех, кого он может назвать учителями или, во всяком случае, теми писателями, у которых есть чему поучиться. Помимо тех, что уже названы, встречаются имена Флобера, Хемингуэя, Фолкнера, Камю, Сартра. Далее, адресат В. Льосы просит советов (которые и нам лишними не будут). Вот совет относительно стиля: «раз нельзя стать хорошим прозаиком, не выработав естественного и действенного стиля – а ведь Вы хотите стать прозаиком, – ищите и находите свой стиль. Как можно больше читайте, потому что нельзя выработать богатый, раскрепощенный язык, не читая хорошие книги, очень много хороших книг. И постарайтесь – по возможности, конечно, ведь это не так просто – не подражать писателям, которые Вам особенно нравятся и которые научили Вас любить литературу. Подражайте им во всем остальном – в самоотверженности, дисциплине, подражайте, если угодно, их причудам, позаимствуйте их принципы, если они Вас устраивают и Вам близки. Но избегайте механически повторять найденные ими образы и приемы, ведь, если Вам не удастся выковать собственный стиль, который будет максимально соответствовать тому, что Вы хотите рассказать, Ваши истории вряд ли получатся убедительными, а только это поможет им наполниться живой силой». Простые, казалось бы, слова, но как сложно воплотить их в жизнь!

В следующем своем письме автор рассуждает на тему рассказчика и пространства, определив первоочередной задачей начинающего писателя решение вопроса: кто будет рассказывать историю? Здесь опять появляется имя Флобера. В. Льоса пишет: «Флобер, в письмах развивший целую теорию романного жанра, был убежденным сторонником незримости рассказчика, потому что полагал, будто иллюзия автономности или самодостаточности произведения – о чем мы недавно с Вами рассуждали – возникает, лишь когда читатель забывает, что история, которую он читает, кем-то рассказывается, и когда ему чудится, будто она самозарождается прямо на его глазах и что это неотъемлемое и естественное свойство самого романа. Чтобы сделать невидимым вездесущего рассказчика, Флобер создал и до совершенства отшлифовал ряд приемов, первый из которых – нейтральность и отстраненность повествовательного тона. Рассказчик должен только рассказывать – и никогда не выносить суждений о событиях. Если он станет их комментировать, толковать, вмешиваться в историю, подавая знаки своего присутствия, по природе своей отличные от романной реальности, – все это пагубно скажется на иллюзии самородности вымысла, выпятит его зависимый характер – зависимый от чего-то или кого-то, стороннего этой истории». Возможно, мне просто близка такая позиция, но я считаю ее наиболее выгодной для писателя: она оставляет место для размышлений и фантазии читателю, да и самому автору, ведь сегодня можно написать что-то, имея в виду определенную идею, а перечитав через некоторое время, с удивлением увидеть, нечто большее или вовсе другое в своем же тексте.

В. Льоса, говоря о времени, часто обращается к авторам, которые творили с ним чудеса в прямом и переносном смыслах. Например, А. Бирс «Случай на мосту через Соловьиный ручей». Меня же потряс до глубин творческого естества рассказ Х.Л. Борхеса «Тайное чудо». В этом же контексте не обошлось, конечно, и без имени У. Джойса и его «Улисса».

Далее, В. Льоса обращается к некоторым приемам письма. Таким как, перемещение и временные скачки, китайская шкатулка, утаенные факт, сообщающиеся сосуды. Подробно говорить о них в этом этюде нет смысла. Это надо читать. И не один раз. Такой вывод я сделала для себя, оставив книгу В. Льосы в качестве незаменимого помощника на своем столе.

Еще одним автором в результате моих изысканий стал К. Паустовский. Его книга «Золотая роза» - это не просто пособие для тех, кто пишет, и, пожалуй, пособие – это во вторую очередь, а в первую – это проза мастера слова. Книга как бы разделена на главы, каждая из которых рассказ: о своей жизни и чужой, мысли о литературе, размышления о жизни, иногда даже сказки. Пожалуй, основное, что читается между строк «Золотой розы», это то, что все-все в жизни писатель может перенести на бумагу и вовсе необязательно делать это буквально, дело в другом – в первом толчке, что заставляет взяться за перо. А это может быть все, что угодно – сон, встреча, цветок чертополоха…

Сам К. Паустовский говорит, что «чтобы дать созреть замыслу, писатель никогда не должен отрываться от жизни и целиком уходить «в себя». Наоборот, от постоянного соприкосновения с действительностью замысел расцветает и наливается соками земли». Но тут же он и предостерегает: Тот, кто будет заставлять себя накапливать наблюдения и носиться со своими записями («как бы чего не забыть»), конечно, наберет без разбору груды наблюдений, но они будут мертвыми. Никогда нельзя думать, что вот этот куст рябины или вот этот седой барабанщик в оркестре понадобятся мне когда нибудь для рассказа и потому я должен особенно пристально, даже несколько искусственно, их наблюдать. Наблюдать, так сказать, «по долгу службы», из чисто деловых побуждений. Никогда не следует насильственно втискивать в прозу хотя бы и очень удачные наблюдения. Когда понадобится, они сами войдут в нее и станут на место».

Книга К. Паустовского кладезь для писателя. Он говорит обо всем: о языке и о приемах в литературе, о содержании и форме произведения, о писателях и их особенностях, о жизни в ее различных проявлениях. Прочитав, хочется писать самому.

«Золотую розу» я читала с карандашом в руке, но приводить все, что нашла для себя потрясающего и интересного не буду, просто порекомендую ее вам. И еще, особенностью этой книги, я бы назвала, то, как ее воспринимаешь. Она не поддается некой систематизации, ее нельзя законспектировать, чтобы подглядывать, как в шпаргалку, нет, восприятие идет чисто эмоционально, так чувствуешь человека, когда говоришь с ним, глядя в глаза, видя движение рук, мимику лица, слыша (не слухом) за словами больше, чем они могут выразить.

Это все, что мне пока удалось прочитать из книг тех авторов, слова которых дорогого стоят.