Культурный центр

ВООРУЖЕННЫХ СИЛ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

_______________________________________________________
Методический отдел
Информационно-методический выпуск


Офицерские балы

(Методические рекомендации по

проведению бала)

Москва

Под общей редакцией

начальника методического отдела

заслуженного работника культуры РФ

Д.В. Хробостова

Составители:

ведущий методист Е.К. Гурьянова,

методист Н.М. Шипилова,

начальник группы отдела культуры КЦ ВС

Н.В. Асланова

Отзывы, замечания и предложения просим направлять по адресу:

129110, г. Москва, Суворовская пл., д.2

Культурный центр Вооруженных Сил Российской Федерации

имени М.В.Фрунзе

Министерства обороны Российской Федерации

Методический отдел

Контактные телефоны: (495) 681-56-17, 681-28-07, 681-54-92,

Факс: (495) 681-52-20

И только при Петре I в 1718 г. его указом были учреждены ассамблеи, ставшие первыми русскими балами. На протяжении XVIII-XIX вв. балы

все прочнее входили в русский обиход и вскоре перестали быть принадлежностью только дворян, проникнув во все слои городского населения. Балами славилась столица России – Санкт-Петербург, но любили их и в провинциальных городах. 
   В XIX веке, во времена царствования Николая Павловича, балы в России поражали своим великолепием и изысканностью. Для молодого поколения они стали, по словам Вяземского, настоящей школой, где «учились любезничать, влюбляться, пользоваться правами и вместе с тем покоряться обязанностям общежития. Тут учились… и чинопочитанию, и почитанию старости».

Общественные балы в России устраивались дворянством, купечеством, ремесленниками, художниками и даже артистами. Как правило, круг участников таких балов был достаточно пестрым: чиновники, военные, помещики, учителя и пр. Средства на такие балы либо собирались по подписке (в складчину), либо через продажу билетов, которые мог купить каждый желающий. Организация общественного бала возлагалась на подготовительный комитет, функции председателя которого были сопоставимы с функциями хозяина или хозяйки или бала. Каждому члену подготовительного комитета давалось какое-то конкретное поручение по организации бала: один, например, занимался приглашениями, другой – убранством помещения, третий – выбором оркестра, четвертый – угощением гостей…

Были также детские балы, домашние балы, балы-маскарады. Проведение бала имело свои правила. По сложившейся в России традиции, не принято было устраивать балы, как и другие многолюдные развлечения, в период больших постов, особенно Великого поста, а также во время траура. Бал имел и свой этикет, особый для каждой исторической эпохи.

Обязательной принадлежностью бала был оркестр или ансамбль музыкантов. Бал всегда заканчивался ужином и очень часто включал дополнительные, кроме танцев, развлечения: небольшой концерт, живые картины, любительский спектакль.

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ БАЛ

– Следите за своим ножом и вилкой и опрятностью на тарелке, если позовут вас ужинать. Рыбу - только вилкой; можете помогать хлебной корочкой. Птицу в руки не брать. Ешь небольшими кусками, чтобы не быть с полным ртом, когда соседка обратится к тебе с разговором. Девчонкам глупостей не врать, всякие чувства побоку и э-к черту-с. Начальнице и генералам кланяться придворным поклоном, как учил танцмейстер. Если начальница протянет руку, приложись, но, склонившись, не чмокай.

Служитель быстро взбегает по лестнице и навытяжку останавливается перед Дроздом:

– Лошади поданы, ваше высокоблагородие.

– Ну, с богом,- говорит Дрозд, вставая.- Верю, что поддержите блеск и славу родного училища. После танцев сразу на мороз не выходите. Остыньте сначала.

А служитель, коренной, всезнающий москвич, возбужденно шепчет сбоку юнкерам:

– Четыре тройки от Ечкина. Ечкинские тройки. Серые в яблоках. Не лошади, а львы. Ямщик грозится: «Господ юнкерей так прокачу, что всю жизнь помнить будут». Вы уж там, господа, сколотитесь ему на чаишко. Сам Фотоген Павлыч на козлах.

– С богом. Одевайтесь,- приказал Дрозд. – Э-смотрите, носов не отморозьте. Семнадцать градусов на дворе.

Юнкера волнуются и торопятся. Шинели надеваются и застегиваются на бегу. Башлыки переброшены через плечо или зажаты под мышкой. Шапки надеты кое-как. Все успеется на улице.

Заскрипели, завизжали, заплакали полозья, отдираясь от настывшего снега, заговорили нестройно, вразброд колокольцы под дугами. Легкой рысцой, точно шутя, точно еще балуясь, завернула тройка на Арбатскую площадь, сдержанно пересекла ее и красиво выехала на серебряный Никитский бульвар.

Но уже показался дом-дворец с огромными ярко сияющими окнами. Фотоген въехал сдержанной рысью в широкие старинные ворота и остановился у подъезда.
ЕКАТЕРИНИНСКИЙ ЗАЛ
Нарядные тройки одна за другою подкатывали к старинному строгому подъезду, ярко освещенному, огороженному полосатым тиковым шатром и устланному ковровой дорожкой. Над мокрыми серыми лошадьми клубился густой белый пахучий пар. Юнкера с трудом вылезали из громоздких саней. От мороза и от долгого сидения в неудобных положениях их ноги затекли, «деревенели и казались непослушными: трудно стало их передвигать.

Наружные массивные дубовые двери были распахнуты настежь. За ними, сквозь вторые стеклянные двери, сияли огни просторного высокого вестибюля, где на первом плане красовалась величественная фигура саженного швейцара, бывшего перновского гренадерского фельдфебеля, знаменитого Порфирия…

– А! Господа юнкера! Дорогие гости! Милости просим! Пожалуйте, – веселым голосом приветствовал он их, заботливо прислоняя в угол свою великолепную булаву. – Без вас и бал открыть нельзя. Прошу, прошу...

Он был так мило любезен и так искренне рад, что со стороны, слыша его солидный голос, кто-нибудь мог подумать, что говорит не кто иной, как радушный, хлебосольный хозяин этого дома-дворца, построенного самим Растрелли в екатерининские времена…

– Шинели ваши и головные уборы, господа юнкера, я поберегу в особом уголку. Вот здесь ваши вешалки. Номерков не надо, – говорил Порфирий, помогая раздеваться. – Должно быть, озябли в дороге. Ишь как от вас морозом так крепко пахнет. Точно астраханский арбуз взрезали. Щетка не нужна ли, почиститься? И, покорно прошу, господа, если понадобится курить или для туалета, извольте спуститься вниз – в мою каморку. Одеколон найдется для освежения, фабрики Брокера. Милости прошу.

Юнкера толпились между двумя громадными, во всю стену, зеркалами, расположенными прямо одно против другого. Они обдергивали друг другу складки мундиров сзади, приводили карманными щетками в порядок свои проборы или вздыбливали вверх прически бобриком; одни, послюнив пальцы, подкручивали молодые, едва обрисовавшиеся усики, другие пощипывали еще несуществующие.

Во взаимно отражающих зеркалах, в их бесконечно отражающих коридорах, казалось, шевелился и двигался целый полк юнкеров.

Высокий фатоватый юнкер первой роты, красавец Бауман, громко

говорил:

– Господа, не забудьте: когда войдем в залу, то директрисе и почетным гостям придворный поклон, как учил танцмейстер. Но после поклона постарайтесь отступить назад или отойти боком, отнюдь не показывая спины.

Сверху послышались нежные звуки струнного оркестра, заигравшего веселый марш. Юнкера сразу заволновались. «Господа, пора, пойдем, начинается. Пойдемте»…

Мраморная прекрасная лестница была необычайно широка и приятно полога. Ее сквозные резные перила, её свободные пролеты, чистота и воздушность ее каменных линий создавали впечатление прелестной легкости и грации. Ноги юнкеров, успевшие отойти, с удовольствием ощущали легкую, податливую упругость толстых красных ковров, а щеки, уши и глаза у них еще горели после мороза. Пахло слегка каким-то ароматическим курением: не монашкою и не этими желтыми, глянцевитыми квадратными бумажками, а чем-то совсем незнакомым и удивительно радостным.

Вверху, на просторной площадке, их дожидались две дежурные воспитанницы, почти взрослые девушки.

Обе они были одеты одинаково в легкие парадные платья темно-вишневого цвета, снизу доходившее до щиколотки. Бальное большое декольте оставляло открытыми спереди шею и верхнюю часть груди, а сзади весь затылок и начало спины, позволяя видеть чистую линию нежных полудетских плеч. Руки, выступавшие из коротеньких матово-белых рукавчиков, были совсем обнажены. И никаких украшений - ни сережек, ни колец, ни брошек, ни браслетов, ни кружев. Только лайковые перчатки до пол-локтя да скромный веер подчеркивали юную, блистательную красоту.

Девицы одновременно сделали юнкерам легкие реверансы, и одна из них сказала:

– Позвольте вас проводить, messieurs в актовый зал. Следуйте, пожалуйста, за нами.

Это было только милое внимание гостеприимства. Певучие звуки скрипок и виолончелей отлично указывали дорогу без всякой помощи.

По обеим сторонам широкого коридора были двери с матовыми стеклами и сбоку овальные дощечки с золотой надписью, означавшей класс и отделение.

Но вот и зала. Прекрасные проводницы с новым реверансом исчезают. Юнкера теперь представлены собственной распорядительности, и, надо сказать, некоторыми из них внезапно овладевает робость.

Зала очаровывает Александрова размерами, но еще больше красотой и пропорциональностью линий. Нижние окна, затянутые красными штофными портьерами, прямоугольны и поразительно высоки, верхние гораздо меньше и имеют форму полулуния. Очень просто, но как изящно. Должно быть, здесь строго продуманы все размеры, расстояния и кривизны.

Вдоль стен по обеим сторонам залы идут мраморные колонны, увенчанные завитыми капителями. Первая пара колонн служит прекрасным основанием для площадки, с перилами. Это хоры, где теперь расположился известнейший в Москве бальный оркестр Рябова: черные фраки, белые пластроны, огромные пушистые шевелюры. Дружно ходят вверх и вниз смычки. Оттуда бегут, смеясь, звуки резвого, возбуждающего марша.

Большая бронзовая люстра спускается с потолка, сотни ее хрустальных призмочек слегка дрожат и волшебно переливаются, брызжа синими, зелеными, голубыми, желтыми, красными, фиолетовыми, оранжевыми – колдовскими лучами. На каждой колонне горят в пятилапых подсвечниках белые толстые свечи: их огонь дает всей зале теплый розово-желтоватый оттенок. И все это – люстра, колонны, пятилапые бра и освещенные хоры – отражается световыми, масляно-волнующимися полосами в паркете медового цвета, гладком скользком и блестящем, как лед превосходного катка…

На другом конце залы, под хорами, в бархатных красных золоченых креслах сидели почетные гости, а посредине их сама директриса, величественная седовласая дама, в шелковом серо-жемчужном платье…

Позади и по бокам этой начальственной подковы группами и поодиночке, в зале и по галерее, все в одинаковых темно-красных платьях, все одинаково декольтированные, все издали похожие друг на дружку и все загадочно прекрасные, стояли воспитанницы.

Только спустившись в залу, Александров понял, почему Бауман делал такие маленькие шажки: безукоризненный и отлично натертый паркет был скользок, как лучший зеркальный каток. Ноги на нем стремились разъехаться врозь, как при первых попытках кататься на коньках; поневоле при каждом шаге приходилось бояться потерять равновесие, и потому страшно было решиться поднять ногу.

Юнкера первой роты кланялись и отходили. Александров видел, как на их низкие и – почему не сказать правду? – довольно грамотные поклоны медленно, с важной и светлой улыбкой склоняла свою властную матово-белую голову директриса.

Отошел, пятясь спиной, последний юнкер первой роты. Александров - один. «Господи, помоги!» Но внезапно в памяти его всплывает круглая ловкая фигура училищного танцмейстера Петра Алексеевича Ермолова, вместе с его изящным поклоном и словесным уроком: «Руки свободно, без малейшего напряжения, опущены вниз и слегка, совсем чуточку, округлены. Ноги в третьей позиции.

Одновременно, помните: одновременно – в этом тайна поклона и его красота – одновременно и медленно – сгибается спина и склоняется голова. Так же вместе и так же плавно, только чуть-чуть быстрее, вы выпрямляетесь и подымаете голову, а затем отступаете или делаете шаг вбок, судя по обстоятельствам».

Счастье Александрова, что он очень недурной имитатор. Он заставляет себя вообразить, что это вовсе не он, а милый, круглый, старый Ермолов скользит спокойными, уверенными, легкими шагами. Вот Петр Алексеевич в пяти шагах от начальницы остановил левую ногу, правой прочертил по паркету легкий полукруг и, поставив ноги точно в третью позицию, делает полный почтения и достоинства поклон.

Выпрямляясь, Александров с удовольствием почувствовал, что у него «вытанцевалось». Медленно, с чудесным выражением доброты и величия директриса слегка опустила и подняла свою серебряную голову, озарив юнкера прелестной улыбкой. «А ведь она красавица, хотя и седые волосы. А какой живой цвет лица, какие глаза, какой царственный взгляд. Сама Екатерина Великая!»

Стоявший за ее креслом маленький, старенький граф Олсуфьев тоже ответил на поклон юнкера коротеньким веселым кивком, точно по-товарищески подмигнул о чем-то ему. Слегка шевельнули подбородками расшитые золотом старички. Александров был счастлив. ..

Точно из-под земли вырос тонкий, длинный офицер с аксельбантами. Склонившись с преувеличенной почтительностью, он выслушал приказание, потом выпрямился, отошел на несколько шагов в глубину залы и знаком приказал музыкантам замолчать. Рябов, доведя колено до конца, прекратил марш. – Полонез! – закричал адъютант веселым высоким голосом. – Кавалеры, приглашайте ваших дам!

Александров спустился по ступеням и стал между колоннами. Теперь его красавица с каштаново-золотистой короной волос стояла выше его и, слегка опустив голову и ресницы, глядела на него с легкой улыбкой, точно ожидая его приглашения:

– Позвольте просить вас на полонез,- сказал юнкер с поклоном.
Ее улыбка стала еще милее.

– Благодарю, с удовольствием.

Она сверху вниз протянула ему маленькую ручку, туго обтянутую тонкой лайковой перчаткой и сошла на паркет зала со свободной грацией. «Точно принцесса крови», – подумал Александров, только недавно прочитавший «Королеву Марго». Под руку они подошли к строющемуся полонезу и заняли очередь. За ними поспешно устанавливались другие пары.

В головной паре стояли, ожидая начала танца, директриса и граф Олсуфьев в темно-зеленом мундире (теперь на близком расстоянии Александров лучше различил цвета) и малиновых рейтузах. Стоя, начальница была еще выше, полнее и величественнее. Ее кавалер не достигал ей головой до плеча. Его худенькая фигура с заметно согбенной спиной, с осевшими тонкими ножками казалась еще более жалкой рядом с его чересчур представительной парой, похожей на столичный монумент.

– Боюсь, смешной у них выйдет полонез,- сказал с непритворным сожалением Александров.

– Ну вот, уж непременно и смешной, – заступилась его прекрасная

Высокий адъютант закинул назад голову, поднял руку вверх к музыкантам и нараспев прокричал:

– Прошу! По-ло-нез!

Дама юнкера Александрова немного отодвинулась от него; протянула ему на уровне своего плеча красиво изогнутую, обнаженную и еще полудетскую руку. Он с легким склонением головы принял ее, едва касаясь пальцами кончиков ее тоненьких пальцев.

Сверху, с хор, раздались вдруг громкие, торжественные и весело-гордые звуки польского вальса. Жестковатый холодок побежал по волосам и по спине Александрова.

– Это – Глинка, – сказал шепотом Александров.

– Да, – ответила она так же тихо. – Из «Жизни за царя». Превосходно, я обожаю эту оперу.

Александров, не перестававший глядеть вперед, туда, где полукругом загибала вереница полонеза, вдруг пришел в волнение и едва-едва не обмолвился, по дурной школьной привычке, черным словом.

– Ч... – но он быстро сдержался на разлете. – Нет, вы полюбуйтесь, полюбуйтесь только, граф-то ваш и начальница. Охотно беру свои слова обратно.

И в самом деле, стоило полюбоваться этой парой. Выждав четыре первых такта, они начали полонез с тонкой ритмичностью, с большим достоинством и с милой старинной грацией. Совсем ничего не было в них ни смешного, ни причудливого. Директриса несла свое большое полное тело с необыкновенной легкостью, с пленительно-изящной простотой, точно коронованная особа, ласковая хозяйка пышного дворца, окруженная юными, прелестными фрейлинами. Все ее движения были уверенны и женственны: наклоняла ли она голову к своему кавалеру, или делала направо и налево, светло улыбаясь, тихие приветливые поклоны.

И граф Олсуфьев вовсе уже не был стар и хил. Бодрая героическая музыка выправила его спину и сделала гибкими и послушными его ноги. Да! Теперь он был лихой гусар прежних золотых, легендарных времен, гусар-дуэлист и кутила, дважды разжалованный в солдаты за дела чести, коренной гусар, приятель Бурцева или Дениса Давыдова.

В это время музыка как раз возвращается к первым тактам полонеза. Александров знает твердо слова, которые здесь поет хор, которые и он сам когда-то пел. Слегка наклонившись к красавице, он, – правда, не поет,– но выговаривает речитативом:

Вчера был бой;

Сегодня бал,

Быть может, завтра снова в бой.

Вот оно, беззаботное веселье между двумя смертями.

– Нам начинать, – говорит его дама. Они выжидают, когда предыдущая пара не отойдет на несколько шагов, и тогда одновременно начинают этот волшебный старинный танец, чувствуя теперь, что каждый шаг, каждое движение, каждый поворот головы, каждая мысль связана у них одними и теми же невидимыми нитями.

Она обмахивается веером. Она – девочка – кокетничает с юнкером совсем как взрослая записная львица. Серьезные, почти строгие, гримаски она переплетает улыбками, и каждая из них по-разному выразительна. Ее верхняя губа вырезана в чудесной форме туго натянутого лука, и там, где этот рисунок кончается с обеих сторон у щек, там чуть заметные ямочки.

Но полонез уже кончается. Александров доводит под руку свою даму до указанного ею места и низко ей кланяется.

– Могу ли я просить вас на вальс.

– Хорошо.

– И на первую кадриль.

– По-вашему, это не слишком много?

– И еще на третью.

– Нет, это невозможно.

Но она благодарит улыбкой.

Еще находясь под впечатлением пышного полонеза, Александров приглашает свою даму церемонным, изысканным поклоном. Она встает. Легко и доверчиво ее левая рука ложится, чуть прикасаясь, на его плечо, а он обнимает ее тонкую, послушную талию.

– В три темпа или в два?- спрашивает Александров.

– Если хотите, то в три, а уж потом в два.

Александров не только очень любил танцевать, но он также и умел танцевать; об этом, во-первых, он знал сам, во-вторых, ему говорили товарищи, мнения которых всегда столь же резки, сколь и. правдивы; наконец и сам Петр Алексеевич Ермолов на еже субботних уроках нередко, хотя и сдержанно, одобрял его: «Недурно, господин юнкер, так, господин юнкер». В каждый отпуск по четвергам и с субботы до воскресенья (если только за единицу по фортификации Дрозд не оставлял его в училище) он плясал до изнеможения, до упаду в знакомых домах, на вечеринках или просто так, без всякого повода, как тогда неистово танцевала вся Москва.

Однако никогда еще в жизни не случалось Александрову танцевать с такой ловкостью и с таким наслаждением, как теперь. Он почти не чувствовал ни веса, ни тела своей дамы. Их движения дошли до той полной согласованности и так слились с музыкой, что казалось, будто у них – одна воля, одно дыхание, одно биение сердца. Их быстрые ноги касались скользкого паркета лишь самыми кончиками «цыпочек». И оттого было в их танце чувство стремления ввысь, чудесное ощущение воздушного полета во вращательном движении, блаженная легкость, почти невесомость.

Подымались и опускались, вздрагивая, огни множества свечей. Веял легкий теплый ветер от раздувавшихся одежд, из-под которых показывались на секунду стройные ноги в белых чулках и в крошечных черных туфельках или быстро мелькали белые кружева нижних юбок. Слегка нежно звенели шпоры и пестрыми, разноцветными, глянцевитыми реющими красками отражали бал в сияющем полу. А сверху лился из рук веселых волшебников, как ритмическое очарование, упоительный вальс. Казалось, что кто-то там, на хорах, в ослепительном свете огней жонглировал бесчисленным множеством брильянтов и расстилал широкие полосы голубого бархата, на который сыпались сверху золотые блестки.

И какие-то сладко опьяняющие голоса пели о том, что этому томному танцу – танцу-полету – не будет конца,

Не глядя, видел, нет, скорее, чувствовал, Александров, как часто и упруго дышит грудь его дамы в том месте, над вырезом декольте, где легла на розовом теле нежная тень ложбинки. Заметил он тоже, что, танцуя, она медленно поворачивает шею то налево, то направо, слегка склоняя голову к плечу. Это ей придавало несколько утомленный вид, но было очень изящно.

Случалось так, что иногда ее прическа почти касалась его лица; иногда же он видел ее стройный затылок с тонкими, вьющимися волосами, в которых, точно в паутине, ходили спиралеобразно сияющие золотые лучи. Ему показалось, что ее шея пахнет цветом бузины, тем прелестным ее запахом, который так мил не вблизи, а издали...

– Какие у вас славные духи, – сказал Александров.

Она чуть-чуть обернула к нему смеющееся, раскрасневшееся от

танца лицо.

– О нет. Никто из нас не душится, у нас даже нет душистых мыл.

– Не позволяют?

– Совсем не потому. Просто у нас не принято. Считается очень дурным тоном. Наша maman как-то сказала: «Чем крепче барышня

Но странная власть ароматов! От нее Александров никогда не мог избавиться. Вот и теперь: его дама говорила так близко от него, что он чувствовал ее дыхание на своих губах. И это дыхание. Да. Положительно оно пахло так, как будто бы девушка только что жевала лепестки розы. Но по этому поводу он ничего не решился сказать и сам почувствовал, что хорошо сделал. Он только сказал:

– Я не могу выразить словом, как мне приятно танцевать с вами. Так и хочется, чтобы во веки веков не прекращался этот бал...

А. И. Куприн

главы из романа

« Юнкера»
Марина Цветаева

ГЕНЕРАЛАМ ДВЕНАДЦАТОГО ГОДА

Напоминали паруса,

Чьи шпоры весело звенели

И голоса,

И чьи глаза, как бриллианты,

На сердце оставляли след, –

Очаровательные франты

Минувших лет!

Одним ожесточеньем воли

Вы брали сердце и скалу, –

Цари на каждом бранном поле

И на балу.

Вас охраняла длань Господня

И сердце матери, – вчера

Малютки-мальчики, сегодня –

Офицера!

И мягок самый черствый хлеб,

О, молодые генералы

Своих судеб!

Ах, на гравюре полустертой,

В один великолепный миг,

Я видела, Тучков-четвертый,

Ваш нежный лик.

И Вашу хрупкую фигуру,

И золотые ордена...

И я, поцеловав гравюру,

Не знала сна...

О, как, мне кажется, могли вы

Рукою, полною перстней,

И кудри дев ласкать – и гривы

Своих коней.

В одной невероятной скачке

Вы прожили свой краткий век...

И ваши кудри, ваши бачки

Засыпал снег.

Три сотни побеждало – трое!

Лишь мертвый не вставал с земли.

Вы были дети и герои,

Вы все могли!

Что так же трогательно-юно,

Как ваша бешеная рать?

Вас златокудрая Фортуна

Вела, как мать.

Вы побеждали и любили

Любовь и сабли острие –

И весело переходили

В небытие.

Уж вечер догорел, уж чайки улеглись;

Лес, скалы, берега молчаньем томным полны,

И звезды ранние на небесах зажглись.

Здесь северная ночь среди погоды ясной,

Как ночи южные, отрадна и прекрасна

И чудной негою пленительно блестит;

А море синее и плещет и шумит.

Фрегат воинственный, на якоре качаясь,

Средь зеркальных зыбей красуется царем,

И флаги пестрые, роскошно развеваясь,

Над палубой его сошлись, сплелись шатром.

Он убран, он горит радушными огнями;

Дека унизаны веселыми гостями,

Живая музыка призывно так гремит;

А море синее и плещет и шумит.

На «Мельпомене» бал!

Наряды дам блистают

Меж эполетами, пред строем моряков;

Их ножки легкие свободно попирают

Жилище бранных смут, опасностей, трудов.

Лафеты креслами им служат; завоеван

Без боя весь фрегат – и вмиг преобразован:

Не вихрь морской по нем, а быстрый вальс летит;

А море синее и плещет и шумит.

Но женский ум пытлив: по переходам длинным

По узким лестницам, по декам, по жильям

Попарно бал идет, и «польский» тактом чинным

Вдали сопутствует гуляющим четам.

Вот тесных келий ряд вкруг офицерской залы, –

Где много жизни лет у каждого пропало,

Где в вечных странствиях далекий свет забыт...

А море синее и плещет и шумит!

Вот в дальней комнате две пушки, – и меж ними

Диван, часы и стол: здесь капитан живет,

Один, с заботами и думами своими,

И блага общего ответственность несет.

Здесь суд, закон и власть!

Здесь участь подчиненных,

Их жизнь, их смерть, их честь

В руках отягощенных, –

Владыка на море, – он держит и хранит,

И, с ним беседуя, волна под ним шумит.

О! кто, кто здесь из нас, танцующих беспечно,

Постигнет подвиги и долю моряка?..

Как в одиночестве, без радости сердечной,

Томить его должна по родине тоска!

Как скучны дни его, как однозвучны годы!

Как вечно гибелью в глаза ему грозит

То море синее, что плещет и шумит!

И здесь, на палубе, где мы танцуем ныне,

Здесь был иль может быть кровопролитный бой,

Когда, метая гром по трепетной пучине

И сыпля молньями, фрегат летит грозой

На вражеский корабль, – и вдруг они сойдутся,

И двух противных сил напоры размахнутся,

И битва жаркая меж ними закипит,

А море синее все плещет и шумит!

И много, может быть, здесь ляжет братьев наших,

И много женских слез вдали прольют по ним!

Танцуйте!.. Радуйтесь!.. Но я в забавах ваших

Уж не участница!.. К картинам роковым

Воображение влекло меня невольно...

И содрогнулась мысль... и сердцу стало больно...

С участьем горестным мой взор на все глядит,

А море синее и плещет и шумит

ПЛАН-СЦЕНАРИЙ

офицерского бала, посвященного

Дню защитника Отечества

В библиотеке (читальном зале) знакомство с новыми поступлениями книг и периодической печати. Работают игровые автоматы, бильярдная. Проводится фотографирование желающих (с вручением за отдельную плату снимков в конце бала).

Распорядители во всех помещениях приглашают в зал на открытие бала. Приглашение дублируется по местному радиовещанию. Звучат фанфары.

Открывается бал. Командир (заместитель по работе с личным составом) открывает бал и поздравляет гостей. Он также говорит:

В указе Президента Российской Федерации «О создании Вооруженных Сил Российской Федерации» даны установки преемственного использования личных боевых и героических традиций отечественной армии. Новая армия, которую мы строим, должна впитать в себя все лучшее, что было присуще нашему воинству во все времена. Наследовать лучшее, что создала наша военная история – значит, укреплять силу Российского государства».

Главный распорядитель объявляет порядок проведения бала и приглашает всех танцевать вальс. Звучит музыка вальса. Начинается первое танцевальное отделение из 7-8 танцев, продолжительность – 40 минут.

Объявляется об окончании первого танцевального отделения и приглашаются все в кафе, буфеты, где накрыты фуршетные столы.

Главный распорядитель представляет гостей – ветеранов Вооруженных Сил. Некоторые ветераны рассказывают о себе и об армии (коротко).

После выступления ветеранов проводится розыгрыш лотереи (по номерам пригласительных билетов) и викторины.

Распорядители приглашают на второе танцевальное отделение (8 – 10 танцев по объявленной программе).

Главный распорядитель объявляет, что в гости пришли барды (популярные исполнители песен, романсов). Они выступают между танцевальными номерами. Также между танцевальными номерами проводятся конкурсы на лучшее исполнение бальных танцев, песен, стихотворений.

Объявляется об окончании второго танцевального отделения.

Проводится демонстрация мод весенне-летнего сезона, встреча с участниками художественной самодеятельности, благотворительный аукцион (вырученные от него средства передаются на благотворительные цели).

Главный распорядитель приглашает на третье танцевальное отделение (8 – 10 танцев по намеченной программе).

В перерывах между танцевальными номерами происходит подведение итогов на лучшее стихотворение, исполнение танцев, песен, вручение наград победителям.

Главный распорядитель благодарит спонсоров. Оркестр исполняет прощальный вальс. Все танцуют.

Распорядители провожают гостей.

Примечание:

План-сценарий этого бала примерный. Все зависит от условий и места его проведения. Танцевальная программа должна быть достаточно разнообразной, включая танцевальную музыку для молодых, среднего возраста и для ветеранов. Больше выдумки и изобретательности. Желательно использовать военные песни танцевального характера для программы танцев.

СЦЕНАРИЙ ОФИЦЕРСКОГО БАЛА «ВЕРА, ЧЕСТЬ И ДОБЛЕСТЬ»,

ПОСВЯЩЕННОГО ДНЮ ЗАЩИТНИКА ОТЕЧЕСТВА

ДЛЯ ВОЕННОСЛУЖАЩИХ И ЧЛЕНОВ ИХ СЕМЕЙ

офицерского бала «Вера, честь и доблесть», посвященного

Дню защитника Отечества!»

Диктор: Белые колонны, бронзовые канделябры,

В ярком свете танцуют нарядные пары.

Парадные формы, золотые аксельбанты,

Офицеры чинно ведут дам под фанфары.

разряженные пары, и волшебная музыка позволяла им почти не касаться

земли. В буквальном смысле слова они парили над землей, и аромат

незнакомых цветов дурманили головы.

Рискуя получить отказ,

И сам едва дышу:

«Позвольте пригласить на вальс,

Сударыня, прошу…»
Дама: Она свой взгляд не отвела

И, сделав реверанс,

Ладонь свою лишь подала,

Не опуская глаз.

Волшебных звуков вальс,

В мельканье праздничных огней

Я вижу только Вас.

заслуженный работник культуры РФ Мазуренко Василий Иванович.

Сергей Станиславович Сосницкий.

Чудесный танец полонез.

Он плавен, легок и торжественен

И удивительно естествен.

университета «Лейтенантский вальс».

«Куклы» – студия спортивного танца «Вояж».

ансамбля КЦ ВС, неополитанская песня «На качелях».

Бориса Певзнера.

2-е отделение.

17.30 «МЫ – АРМИЯ, СТРАНЫ»
Диктор: Уважаемые гости! Еще раз поздравляем вас с праздником, Днем

Защитника Отечества желаем бодрости духа, молодости, отменного

здоровья и побед в вашей жизни! Мы рады, что День Защитника

Отечества в этом году совпадает с закрытием Зимних Олимпийских игр

в Сочи. Олимпиаде 2014 года посвящается.

В финале номера объявлении.

«Давай Россия»- акробатическая студия «Альфа».

«Попурри о Москве»– ансамбль КЦ ВС

Ведущий: Выполнение воинского долга – почетная обязанность солдата, во все времена. Солдаты и сержанты, прапорщики, офицеры и генералы честно и самоотверженно выполняют свой воинский долг, остаются верными присяге и боевому братству. Мы вспоминаем своих соотечественников, принимавших участие в вооруженных конфликтах и в тяжелейших испытаниях проявивших истинный героизм, мужество и отвагу. Мы бережно храним память о погибших солдатах и офицерах, которые выполнили воинский долг ценой собственной жизни.

«Журавли» – танцевально-акробатическая студия «Альфа».

Награждение.

Диктор: Выступают заслуженный артист России – Виктор Салтыков,

Евгений Черновский, Азиза.

Культурный центр всегда в строю.

Как вы, равняетесь на знамя,

Так мы на армию свою.

Приложение к сценарию.

музыкального салона «Ностальгия»

Московского хорового театра Бориса Певзнера

в рамках офицерского бала «Вера, честь и доблесть».

Место проведения: Малахитовая гостиная КЦ ВС РФ.
Время проведения: 22 февраля 2014 г. в 17.00.
Музыкальный салон «Ностальгия».
ПРОГРАММА.
«Ночною темнотою» Кант, эпохи Петра Великого,

ст. М. Ломоносова.

«Отцвели Хризантемы» Н.Харитто.

Содержание:

Дню защитника отечества………………………………………………….

посвященного Дню защитника Отечества