Курсовая по литературе. Титульный лист оформляется самостоятельно. Служит для нумерации

Титульный лист оформляется самостоятельно. Служит для нумерации.

Внимание! Перед сдачей преподавателю рекомендуется полностью прочитать работу

План

Введение

Анна Ахматова, - по мнению Аманды Хейт, - русская поэтесса, снискавшая славу еще до начала первой мировой войны, как будто была избрана самой судьбой испытать неосознанную и просто унаследованную от прошлого ее современниками систему ценностей сперва под действием той волны энтузиазма, которая захлестнула массы в предвкушении грядущего коммунистического рая, а затем в условиях безумного репрессивного режима - сталинского тоталитарного государства¹.

Целью настоящей работы является посик соответствия в биографии Анны Ахматовой и ее творчества, анализ черт того преломления ее реальной жизни в жизни творческой.

"Коротко о себе". Так озаглавила Ахматова автобиографическую заметку, предпосланную сборнику "Стихотворения (1909-1960)". Заметка, действительно, очень краткая: две-три страницы. Черта, хорошо знакомая современникам Ахматовой: сдержанность, полная достоинства; нелюбовь, даже отвращение к декоруму, к внешним знакам писательского "сана".

Самые важные строки - заключительные: "Читатель этой книги увидит, что я не переставала писать стихи. Для меня в них - связь моя с временем, с новой жизнью моего народа. Когда я писала их, я жила теми ритмами, которые звучали в героической истории моей страны. Я счастлива, что жила в эти годы и видела события, которым не было равных"².

Анна Ахматова сама описала характерные черты того времени, в которое родилась: "Россия Достоевского" с "шуршаньем юбок", клетчатыми пледами, зеркалами в ореховых рамах, плюшевыми креслами и желтым светом керосиновых ламп (1.259).

Ахматова родилась 11 июня (по ст. стилю) 1889 года на Черноморском побережье в пригороде Одессы, носящем название Большой Фонтан. Ее отец, Андрей Горенко, был морским инженером, и она была третьей из шести детей: Андрей и Инна - старшие, а Ия, Ирина (Рика) и Виктор - младшие. Именно с детсва начинается творческая карьера Ахматовой, развитие которой в ее творчестве мы и проследим в данной работе.

1. Детство

В элегии "Предыстория" Ахматова описывала свою мать как женщину "с прозрачными глазами / (Такой глубокой синевы, что море / Нельзя не вспомнить, поглядевши в них), / С редчайшим именем и белой ручкой, / И добротой, которую в наследство / Я от нее как будто получила, - / Ненужный дар моей жестокой жизни..." . Инна Эразмовна была женщиной неординарной и не слишком отдававшейся семейной жизни. Как и все женщины семьи Горенко, страдала она туберкулезом, а ее отношения с мужем не назовешь безоблачными. Из своего детства, как мы видим, Ахматова не вынесла привычных детских воспоминаний:

И никакого розового детства...

Веснушечек, и мишек, и кудряшек,

И добрых теть, и страшных дядь, и даже

Приятелей средь камешков речных.

А я росла в узорной тишине,

В прохладной детской молодого века.

И не был мил мне голос человека,

А голос ветра был понятен мне.

Время детства Анны Ахматовой пришлось на самый конец XIX века. Впоследствии она чуть наивно гордилась тем, что ей довелось застать краешек столетия, в котором жил Пушкин.

Когда по улицам Царского Села двигалась порой пышная похоронная процессия, и за гробом шли какие-то важные старики и старухи, это, как она позднее написала, всегда были похороны "младших современникев Пушкина", а значит, и прощание с XIX веком. Конечно, такие мысли не приходили тогда в голову маленькой девочке, с любопытством и страхом взиравшей на маскированных лошадей, на светильники, которые держали сопровождавшие катафалк, но что-то связанное именно с прощанием и уходом навсегда осталось в ее памяти, когда она думала о своих первых царскосельских впечатлениях³.

Через много лет Ахматова не раз - и в стихах, и в прозе - вернется к Царскому Селу. Оно, по ее словам, то же, что Витебск для Шагала - исток жизни и вдохновения.

Этой ивы листы в девятнадцатом веке увяли,

Чтобы в строчке стиха серебриться свежее в стократ.

Одичалые розы пурпурным шиповником стали,

А лицейские гимны все так же заздравно звучат.

Полстолетья прошло... Щедро взыскана дивной судьбою,

Я в беспамятстве дней забывала теченье годов, -

И туда не вернусь! Но возьму и за Лету с собою

Очертанья живые моих царскосельских садов.

Этой ивы, листы в девятнадцатом веке увяли...

В вышедшей в 1915 году статье о раннем творчестве Ахматовой критик А. Гизетти прослеживает путь превращения языческой девочки из поэмы 1913 года "У самого моря" в христианку, которая в июле 1914 года, закрыв лицо руками, молит Бога принять в жертву ее жизнь, чтобы отвести угрозу войны; и далее критик объясняет утрату поэтом прежней "языческой" радости жизни тем, что эта радость осталась неразделенной⁴. И верно, первые стихотворения, написанные после болезни в тот год, когда она пошла в школу, могли вполне родиться при соприкосновении с миром, лежавшим за рамками привычной обстановки.

Невинная детская жизнь оборвалась резко и внезапно в 1905 году. Январские события и гибель всего русского флота при Цусиме были, по ее словам, потрясением на всю жизнь, и особенно страшным, потому что первым. В семье, столь тесно связанной с флотом, эта нелепая трагедия ощущалась острее вдвойне. Затем на Пасху Гумилев, в отчаянии от ее нежелания всерьез отнестись к его чувству, пытался покончить с собою. Потрясенная и напуганная этим, она рассорилась с ним, и они перестали встречаться.

В одной из автобиографических заметок она писала, что Царское Село, где проходил гимназический учебный год, то есть осень, зима и весна, чередовалось у нее со сказочными летними месяцами на юге - "у самого синего моря", главным образом вблизи Стрелецкой бухты у Севастополя. А 1905 год полностью прошел в Евпатории; гимназический курс в ту зиму осваивала на дому - из-за болезни: обострился туберкулез, этот бич всей семьи. Зато любимое море шумело все время рядом, оно успокаивало, лечило и вдохновляло. Она тогда особенно близко узнала и полюбила античный Херсонес, его белые руины, словно остановившие бег времени. Там на горячих камнях быстро скользили ящерицы и свивались в красивые кольца маленькие тонкие змейки. Эти камни когда-то видели, возможно, Одиссея и его спутников, а Черное море выплескивало волны с той же мерностью гекзаметра, что и Средиземное, подсказавшее этот великий размер слепому Гомеру.

Дыхание вечности, исходившее от горячих камней и столь же вечного, нерушимого неба, касалось щек и рождало мысли, эхо которых будет отдаваться в ее творчестве долгие годы - вплоть до старости. Херсонес и Черное море странным образом не отрицали и даже не затмевали Царского Села - ведь дух Пушкина был и здесь, а его "античая" лирика, анакреонтика тоже приходили на ум, как что-то странно неотрывное от этих мест.

Она научилась плавать и плавала так хорошо, словно морская стихия была для нее родной.

Мне больше ног моих не надо,

Пусть превратятся в рыбий хвост!

Плыву, и радостна прохлада,

Белеет тускло дальний мост...

...Смотри, как глубоко ныряю,

Держусь за водоросль рукой,

Ничьих я слов не повторяю

И не пленюсь ничьей тоской...

Мне больше ног моих не надо...

Если перечитать ее ранние стихи, в том числе и те, что собраны в первой книге "Вечер", считающейся насквозь петербургской, то мы невольно удивимся, как много в них южных, морских реминисценций. Можно сказать, что внутренним слухом благодарной памяти она на протяжении всей своей долгой жизни постоянно улавливала никогда полностью не замиравшее для нее эхо Черного моря.

В своей первой поэме - "У самого моря", написанной в 1914 году в усадьбе Слепнево (Тверская губ.), она воссоздала поэтическую атмосферу Причерноморья, соединив ее со сказкой о любви.

Поэзия Анны Ахматовой возникла в лоне так называемого "Серебряного века", - так стали со временем называть первые десятилетия XX века, оставив высокий титул "золотого века" для классического XIX столетия.

Эта эпоха в нашей официальной литературной науке долгие десятилетия почти игнорировалась, как время реакции и декадентства, будто бы почти ничего не давшая русскому искусству. На самом деле 10-е годы были на редкость богатыми во всех областях художественного творчества - в литературе, живописи, балете, музыке... Ахматова в заметке "1910-е годы" писала: "10-й год - год кризиса символизма, смерти Льва Толстого и Комиссаржевской. 1911-год Китайской революции, изменившей лицо Азии, и год блоковских записных книжек, полных предчувствий... Кто-то недавно сказал при мне: "10-е годы - самое бесцветное время". Так, вероятно, надо теперь говорить, но я все же ответила: "Кроме всего прочего, это время Стравинского и Блока, Анны Павловой и Скрябина, Ростовцева и Шаляпина, Мейерхольда и Дягилева"...

Основное место в лирике Ахматовой бесспорно занимает любовная тема - как в народной песне и в сонетах Петрарки, в лирике Гете и Пушкина и во всей мировой поэзии вообще. Любовь в стихотворениях Ахматовой - это чувство живое и подлинное, глубокое и человечное, хотя в силу реальных жизненных причин обычно тронутое печатью облагораживающего страдания⁶. Чувство поэтессы знает разных героев, и мы в настоящее время, в свете биографических данных, можем назвать их имена и распознать их непохожие друг на друга лица в ее поэтическом изображении, и в то же время они сливаются в едином образе большой, настоящей любви:

Как белый камень в глубине колодца,

Лежит во мне одно воспоминанье.

Я не могу и не хочу бороться:

Оно - веселье и оно - страданье.

Мне кажется, что тот, кто близко взглянет

В мои глаза, его увидит сразу.

Печальней и задумчивее станет

Внимающего скорбному рассказу.

("Как белый камень в глубине колодца...", 1916)

Поэтому (вопреки довольно распространненому вульгарному мнению) это чувство не легкое и разбросанное, но сосредоточенное, не безответственное в своей мимолетности, а всеохватывающее и внутренне необходимое.

Ты, росой окропляющий травы,

Вестью душу мою оживи, -

Не для страсти, не для забавы,

Для великой земной любви.

("Эта встреча никем не воспета...", 1916)

Отсюда - высокое благородство, большая нравственная чистота ее любовных стихов. говоря словами советского поэта более молодого поколения, А. Т. Твардовского, они отмечены "необычайной сосредоточенностью и взыскательностью нравственного начала"⁷

Когда грянула война, Ахматова не поддалась первому патриотическому порыву. Напротив, Петербург, запруженный войсками и орудиями, представился ей "диким лагерем", и она, "закрыв лицо", молила Бога: "До первой битвы умертвить меня".

Гумилев записался добровольцем при первой же возможности и уже спустя месяц отправился на фронт. С фронта он писал Ахматовой о войне настоящей, а не той, что известна из литературы: "...ранят не в грудь, не в голову, как описывают в романах, а в лицо, в руки, в ноги. Под одним нашим уланом пуля пробила седло как раз в тот миг, когда он поднимался на рыси; секунда до или после, и его бы ранило"

В феврале 1916 года в Царском Селе Ахматова встретила художника Бориса Анрепа, знавшего об Ахматовой по письмам своегоблизкого друга Николая Недоброво. Анреп, живший в Париже и Лондоне, вернулся на родину, чтобы участвовать в войне. Перед отправкой на фронт он вновь пришел повидаться с ней и принес ей в подарок престольный крест, найденный им в разрушенной церкви. Когда в конце лета ей по настоянию врачей пришлось поехать на юг, она взяла этот крест с собой. Подробности встреч и расставаний с Анрепом проступают в ее стихах. Большая часть "Белой стаи" посвящена ему, а одно стихотворение - "Песенка" - акростих с его именем. Подобно тем немногим людям, отношения Ахматовой с которыми следует измерять глубиной чувств, а не частотой или продолжительностью встреч, Анреп сыграл значительную роль в ее жизни, хотя после 1917 года всего лишь дважды или трижды до нее доходили вести от него, а увидеться им довелось лишь в 1965 году.

И все же из всех стихотворений о любви в "Белой стае" наиболее искренне, хоть и резко, ее голос звучит в том, которое посвящено Николаю Недоброво, познакомившему ее с Анрепом. Недоброво, без сомнения, был влюблен в Ахматову и понимал ее творчество лучше всех тех, с кем ей приходилось встречаться. В стихотворении 1915 года, начинающемся cтрочкой: "Целый год ты со мной неразлучен", она писала о нем:

Тихий, тихий, и ласки не просит,

Только долго глядит на меня

И с улыбкой блаженной выносит

Страшный бред моего забытья.

Любовь Ахматовой к Анрепу и невозможность дарить этим же чувством Недоброво, милого драгоценного друга, неизменно вызывали горечь и ощущение вины, что вылилось в одно из самых прекрасных и безжалостных ее стихотворений:

Есть в близости людей заветная черта,

Ее не перейти влюбленности и страсти, -

Пусть в жуткой тишине сливаются уста

И сердце рвется от любви на части.

И дружба здесь бессильна, и года

Высокого и огненного счастья,

Когда душа свободна и чужда

Медлительной истоме сладострастья.

Стремящиеся к ней безумны, а ее

Достигшие - поражены тоскою...

Теперь ты понял, отчего мое

Не бьется сердце под твоей рукою.

В 1917 году Ахматова говорила: "Теперь никто не станет слушать песен, / Предсказанные наступили дни" (I.131). Но пророчество не оправдалось - в мрачные годы, потянувшиеся за революцией, интерес к поэзии не слабел. И причины молчания Ахматовой скорее кроются во взаимоотношениях с человеком, ставшим ее вторым мужем. Речь идет о Владимире Шилейко.

Среди многих друзей Ахматовой, для кого весть о ее предстоящем замужестве явилась полной неожиданностью, была Саломея Николаевна Андроникова. Она узнала об этом от своего петроградского приятеля, приехавшего в Баку, где она жила тогда с матерью, не имея возможности вернуться на север в условиях гражданской войны. Последний раз она виделась с Ахматовой в мае 1916 года, и грядущая перемена в жизни подруги казалась ей столь невероятной, что она могла ее себе объяснить только желанием обрести твердую опору в хаосе революции. Однако Ахматова уже давно была знакома с Шилейко, известным ассириологом и поэтом, о котором говорили, что еще тринадцати- или четырнадцатилетним мальчиком он расшифровал древнеегипетский текст. Она потом признавалась, что ее привлекало быть полезной великому ученому. Возможно, ей казалось, что, посвятив свой талант интересам мужа, она решит для себя проблему брака, в котором не будет места соперничеству, как это было с Гумилевым.

Но Шилейко нужна была жена, а не поэтесса, и он сжигал ее рукописи в самоваре. С самого начала свое чувство к нему она описывала далеко не в радужных красках. В стихотворении 1917 года она говорила:

Ты всегда таинственный и новый.

Я тебе послушней с каждым днем,

Но любовь твоя, о друг суровый,

Испытание железом и огнем.

Запрещаешь петь и улыбаться,

А молиться запретил давно.

Только б мне с тобою не расстаться,

Остальное все равно!

Так, земле и небесам чужая,

Я живу и больше не пою,

Словно ты у ада и у рая

Отнял душу вольную мою.

В апреле 1918 года Ахматова писала:

<...>

Ах, за что ты караешь меня,

Я не знаю моей вины.
Если надо - меня убей,

Но не будь со мною суров.

От меня не хочешь детей

И не любишь моих стихов.

А в июле того же года:

От любви твоей загадочной,

Как от боли, в крик кричу,

Стала желтой и припадочной,

Еле ноги волочу.

В апреле 1918 года Гумилев, живший некоторое время в Париже а затем в Лондоне, вернулся в Россию. Ахматова попросила у него развод. В мае они поехали в Слепнево навестить шестилетнего сына Леву. Это была их последняя встреча.

Ни у кого не вызывает сомнение, что события той грозной эпохи в которой жила и творила Ахматова нашли отражение в ее творчестве.

Для Ахматовой Россия была не просто географическим местом жительства⁸... В системе ее мироощущения, сердцестремительной, поскольку в центре все-таки были ее чувства, Россия занимала особое, приподнятое и трагическое место, сходное с тем, о котором прорицал Андрей Белый:

Россия, Россия, Россия,

Мессия грядущего дня...

Так, ради будущего страны молилась Ахматова, отдавая с античной жертвенностью самое дорогое: "и ребенка, и друга, и таинственный песенный дар" - все ради спасения родины, оказавшейся в беде:

Чтобы туча над темной Россией

Стала облаком в славе лучей...

Решение Ахматовой остаться в России, вопреки уговорам друзей, стало для нее важной жизненной вехой. Постепенно она утвердилась в сознании, что она и ее многострадальная страна мистически неразрывно связаны. Другим открыта дорога, но не ей. Ее решение не уезжать, впервые высказанное уже в 1917 году в стихотворении "Когда в тоске самоубийства...", получило подтверждение в 1921 году. Тот, кто зовет ее покинуть родину, воспринимается ею как изменник ("Нам встречи нет", ). Ее чувства к эмиграции выражены предельно ясно:

Не с теми я, кто бросил землю

На растерзание врагам.

Их грубой лести я не внемлю,

Им песен я своих не дам.

И все же:

Но вечно жалок мне изгнанник,

Как заключенный, как больной.

Темна твоя дорога, странник,

Полынью пахнет хлеб чужой.

Сила тех, кто остался, в том, что они не уклоняются от ниспосланных судьбой испытаний:

А здесь, в глухом чаду пожара

Остаток юности губя,

Мы ни единого удара

Не отклонили от себя.
И знаем, что в оценке поздней

Оправдан будет каждый час...

Но в мире нет людей бесслезней,

Надменнее и проще нас.

У тех русских, кто эмигрировал в начале 20-х и не был лично знаком с Ахматовой, представление о ней складывалось главным образом по сборнику "Четки", не раз переиздававшемуся в те годы, и в особенности по второму изданию "Anno Domini", с начертанным Анненковым страдальческим ликом поэта на обложке. Хотя теперь можно было бы найти в стихотворениях "Anno Domini" отражение некоторых внешних событий того времени, но в 1923 году для читателя в Париже или Берлине решение Ахматовой не покидать своей страны представлялось скорее добровольным мученичеством, чем источником силы, возникающей от сознания того, что и у нее есть свое предназначение в хаосе, страданиях и возрождении России.

Во второе издание "Anno Domini" она включила, наверное, самое безжалостное и жестокое стихотворение, какое когда-либо написала женщина-мать. Поначалу не хочется воспринимать его буквально и приятней думать, что оно имеет отношение к кому-то другому, ведь, в конце концов, просто какая-то женщина обращается к мужчине. Но, взятое в контексте творчества Ахматовой и в контексте всей жизни поэта, оно приобретает гораздо большее значение.

Земной отрадой сердца не томи,

Не пристращайся ни к жене, ни к дому,

У своего ребенка хлеб возьми,

Чтобы отдать его чужому.

И будь слугой смиреннейшим того,

Кто был твоим кромешным супостатом,

И назови лесного зверя братом,

И не проси у Бога ничего.

После "Anno Domini" новые стихи Ахматовой стали появляться в печати все реже и реже. Жила она в этот период в самых разных домах: с Судейкиной на Фонтанке, 18, на Казанской улице, 2, на Фонтанке, 2, а затем, с 1924 по 1926 год, в "Мраморном дворце" на квартире Шилейко, который перебрался в Москву. Прежние ее книги, однако, продолжали переиздаваться, и, несмотря на отзывы в коммунистической прессе, поэзия ее была все так же популярна. В 1924 году еще возможно было устроить в Москве вечер ее поэзии. Во вступительной речи Леонид Гроссман сравнил Ахматову с Сафо и назвал ее первой среди русских поэтесс.

Но, несмотря на столь высокое звание и, возможно, именно по причине своей широкой популярности и особого внимания критики, печататься Ахматовой становилось все труднее и труднее. В 1925 году подборка из тридцати двух ее стихотворений вошла в обширную антологию "Русская поэзия XX века", изданную И. Ежовым и Е. Шамуриным, но это было, по-видимому, последним, что появилось в печати вплоть до 1940 года. Позднее, в 1925 году, как считала Ахматова, неофициальным решением партийных органов был наложен запрет на все ее публикации. Хотя этот запрет нигде и никогда не был оглашен, в последующие пятнадцать лет в Советском Союзе не было напечатано ни одного стихотворения Ахматовой.

Болезненно и трудно происходит примирение со своей судьбой. Стихотворение 1925 года звучит чуть ли не ироническим перепевом "Музы":

О, знала ль я, когда в одежде белой

Входила Муза в тесный мой приют,

Что к лире, навсегда окаменелой,

Мои живые руки припадут.
О, знала ль я, когда неслась, играя,

Моей души последняя гроза,

Что лучшему из юношей, рыдая,

Закрою я орлиные глаза.

Я искушала дивную судьбу,

Что скоро люди беспощадным смехом

Ответят на предсмертную мольбу.

B 1964 году Анне Ахматовой исполнилось 75 лет. Готовился к изданию большой сборник ее стихов "Бег времени". Ей была присуждена Таорминская литературная премия. Оксфордский университет присвоил ей почетное звание доктора университета.

Анна Андреевна посетила Италию, через некоторое время Англию (и на обратном пути Париж). Предполагалась еще одна поездка во Францию на более продолжительный срок. Но этому помешало ухудшившееся здоровье⁹.

Тяжелая сердечная болезнь давно уже подтачивала ее силы. Крепостью воли, твердостью, самообладанием она побеждала свой недуг, никогда не поддаваясь ему. Но смерть приближалась к ее изголовью, и она это чувствовала.

А я уже стою на подступах к чему-то,

Что достается всем, но разною ценой...

На этом корабле есть для меня каюта

И ветер в парусах - и страшная минута

Прощания с моей родной страной.

Творческим синтезом поэтического развития Ахматовой является "Поэма без героя", над которой она работала более двадцати лет (1940-1962). Личная судьба поэта и судьба ее "поколения" получили здесь художественное освещение и оценку в свете исторической судьбы не только ее современников, но и ее родины.

Она была великой трагической поэтессой, большим и глубоким художником, который застал великую эпоху "смены времен". Взрывной, апокалипсически колоссальный и пророческий облик Эпохи с великими революционными потрясениями, следовавшими одно за другим, с мировыми войнами и чрезвычайно убыстрившимся ритмом жизни, все эти многоликие и разнохарактернейшие события XX века, каждое из которых могло бы дать сквозную тему для художественного творчества, - все озвучивало ее лирику, в том числе ее "любовный роман", в преимущественно трагедийные и по-своему пророческие тона.

Анна Ахматова прошла большой творческий путь, поняв бесперспективность того круга жизни и людей, из которого вышла, но это далось ей с большим трудом, ценой мучений и крови. Человек большой воли и непреклонного мужества, достоинства и воинствующей совести, она перенесла тяжелые невзгоды, отразившиеся как в "Реквиеме", так и в некоторых стихах послевоенных лет.

1. 
   Ахматова А. Соч.: В 2 т. - М., 1986
   
2. 
   Бобышев Д. Ахматова и эмиграция// Звезда, 1991, № 2
   
3. 
   Гизетти А. Три души // Ежемесячный журнал. 1915. № 12
   
4. 
   Гурвич И. Любовная лирика Ахматовой (целостность и эволюция)// Вопросы литературы, № 5, 1997
   
5. 
   Добин Е. С. Поэзия Анны Ахматовой. Облик поэта. –М., 2000
   
6. 
   Жирмунский В. М. Творчество Анны Ахматовой. –М.: Аксиома, 1996
   
7. 
   Павловский А. И. Анна Ахматова. Жизнь и творчество: книга для учителя. –М.: Просвещение, 1991
   
8. 
   Хейт А. Анна Ахматова. Поэтическое странствие. –М.: Радуга, 1991