Лекция №14. Общий обзор современной лингвистической парадигмы § Антропологическая лингвистика

§ 1. Антропологическая лингвистика

§ 2. Основные современные лингвистические направления
§ 1. Антропологическая лингвистика

Нынешняя лингвистическая парадигма называется интегральной, т.к. характеризуется отсутствием доминирующего направления, школы, метода. При всем их многообразии, теоретической и методологическом разнице, они во многом объединены признаком антропологизма (антропоцентризма), поэтому часто современную лингвистику именуют антропологической. В узком смысле антропологической предлагается называть лингвистику, занимающуюся проблемами языка и человеческого тела, прежде всего такого его атрибута как мышление. В 2004 г. в г. Белостоке прошла международная конференция «Язык и культура», на которой был подписан Белостокский манифест, где указываются предпосылки возникновения и основные характеристики антрополингвистики. Основная проблема – эволюция мышления и ее отражение в языке¹.

Основа антропологической лингвистики – гумбольдтианство. В качестве родоначальника современной европейской теоретической лингвистики В. фон Гумбольдта без большого преувеличения можно считать нашим современником. Лингвистика ХХI в. плодотворно разрабатывает лингвофилософское наследие великого немца, на богатом языковом материале эмпирически подтверждая его научно-философские интуиции.

Смена научной парадигмы происходит в 1950-х гг. В 1957 г. вышла работа американского лингвиста Н. Хомского «Синтаксические структуры», в которой вводится понятие языковой способности человека и языковой компетенции говорящего. Американский психолог и лингвист Дж. Миллер расценил изложенные в книге идеи как «когнитивную революцию в теоретической лингвистике»². Теория генеративной грамматики не преодолевает рамок формального подхода. Новаторство Хомского не столько в антропоцентризме, сколько в исследовательском подходе. Суть его интеллектуальной и методологической революции – замена таксономического (др.-греч. τάξις ‘строй, порядок’ и νόμος ‘закон’) подхода на генеративный. Структуралисты всегда исходят из самого языкового материала. Они описывают отрезки текста, последовательно вычленяя из него языковые единицы. Хомский за основу изучения языка взял не языковой материал, а абстрактную синтаксическую схему, позволяющую порождать и интерпретировать бесконечное число конкретных предложений.

Антропоцентризм Хомского и его американских последователей ограничен абстрактной схемой «Человек вообще». Еще в 20-е гг. советские лингвисты рассматривали язык с точки зрения его социальной дифференциации гораздо более предметно. В американской лингвистике человек понимается очень обобщенно. Изучается либо человеческая способность говорить, либо человек говорящий описывается с позиций американского этноцентризма. Ярким примером последнего могут служить постулаты общения П. Грайса, характерные прежде всего для американских речевых стратегий³. Справедливости ради отметим, что генеративная грамматика, в своем первоначальном варианте представлявшая собой абстрактную схему английского синтаксиса, в 1970-1990-х гг. подверглась значительной корректировке. Целью ее была попытка примирить типологически разнородные языки с «универсальной» моделью Хомского. Таким образом, недостатком генеративной грамматики является игнорирование национально-специфической и культурно-исторической составляющей языковой личности.

Отметим еще одно принципиальное расхождение Хомского с антропоцентризмом. Генеративизм – типично картезианское, позитивистское направление. Он придерживается принципа методологического монизма, признающего научным только каузальный (причинный) способ объяснения естественных наук. Соответственно отрицается телеологический (целевой) тип объяснения, принятый в гуманитарных науках. Генеративизм стал разновидностью формального подхода. Формалисты объясняют языковые факты априорными аксиомами, т.е. можно сказать, не объясняют вовсе. У Хомского ни человеческий фактор, ни стремление к гуманитарному объяснению еще не стали краеугольным камнем методологии, какими они являются в современной антропологической парадигме.

В 1961 г. О.С. Ахманова отмечает, что «всё большее число дескриптивистов приходит к выводу о невозможности последовательного применения механистического или антименталистического принципа, за который в свое время с таким жаром, блеском и талантом ратовал Л. Блумфилд. Становится все более и более общепризнанным убеждение, что механицизм применим только на механическом же уровне в языке, т.е. на дифференциальном уровне. При переходе же на уровень семантический (не говоря уже о метасемиотическом) исследователь никак не может избежать обращения к значениям, идеям, социально обусловленным ситуациям, фактам или фантазиям, относящимся к человеческому бытию, – всему тому, на что реагирует человек и о чем он пытается говорить с себе подобными. Иными словами, оказывается, что изучить вполне «структуру языкового поведения» можно только, если рассматривать его как часть общего поведения человека»⁴. Антиментализм принципиально исключал из лингвистического исследования любой «психологизм», т.е. попытку привлечь к интерпретации языковых фактов понятия дух, духовная деятельность и т.п. Основываясь на концепции бихевиоризма, Л. Блумфилд и его последователи полагали, что всё поведение человека, в том числе речевое, может быть описано по схеме «стимул → реакция».

В.И. Абаев в 1965 г. указал, что «сущность структурализма – не в системном рассмотрении языка, а в дегуманизации языкознания путем его предельной формализации»⁵. Статья была резкой и вызвала дискуссию на страницах журнала «Вопросы языкознания». Оказалось, что попытка решительно разделаться со структурализмом в духе 50-х не получает поддержки. Лишь в 80-е гг., на волне перестройки, происходит действительный поворот в советской лингвистике. Выходит ряд критичных по отношению к структурализму работ.

Н.Д. Арутюнова и Е.В. Падучева пишут о лингвистике 50-х гг.: «Она порывала связи с психологией, социологией, историей и этнографией. <…> Расстояние между языкознанием и жизнью росло»⁶. То же самое отмечает В.В. Петров: «Несмотря на внутреннюю системность и упорядоченность, структурная лингвистика и логическая семантика имели один существенный недостаток – слабую связь с реальностью и практической деятельность людей. Все больше и больше назначение этих теоретических конструкций отдалялось от первоначально здравой цели – объяснения механизмов функционирования языка – и приобретало самодовлеющий характер»⁷. Т.В. Гамкрелидзе и В.В. Иванов в качестве эпиграфа к своей книге «Индоевропейский язык и индоевропейцы…» выбирают слова Р.О. Якобсона: «Апокрифический эпилог⁸, который издатели «Курса» Соссюра добавили в кавычках, … следует отвергнуть с позиций современной лингвистики. Теперь мы понимаем язык как целое в самом себе и для себя, но одновременно и как составную часть культуры и общества».

Итак, закономерной реакцией на крайности структурализма становится смена научной парадигмы. Важно подчеркнуть, что научная революция не демонтирует предшествующей парадигмы. Она лишь предопределяет новые тенденции в деятельности ученых. Новая парадигма включают структурализм как один из возможных методов лингвистического исследования. Антропоцентризм не отказывается от системно-структурного анализа. Только при новом взгляде на язык его системная организация рассматривается как отражение внутреннего мира человека и общественных отношений.
Е.С. Кубрякова пишет: «При всем внешнем разнообразии представлений о языке современной лингвистике все же свойственно следование определенной системе общих установок. Таких принципиальных установок мы выделяем четыре, это: экспансионизм, антропоцентризм, функционализм, или, скорее, неофункционализм, и, наконец, экспланаторность»⁹.

Экспансионизм – осуществление широких междисциплинарных исследований. Современная наука в целом характеризуется стремлением работать на границах разных дисциплин. В ХХ в. появились и продолжаются появляться лингвистические отрасли и самостоятельные дисциплины с двойными названиями – психо-, социо-, нейро-лингвистика, компьютерная, политическая, аксиологическая лингвистика и др. Все эти «лингвистики» объединены объектом. Они изучают фрагмент действительности, который называется языком. Различаются они предметом – той специфичной стороной языка, которая интересует данную дисциплину. Удобство структуралистского анализа соблазнило лингвистов первой половины ХХ в. Стремление научной мысли к строгой процедуре описания и формализованности выводов понятно, однако он не должно исключать другие стороны предмета.

Лингвистическое сообщество до сих пор весьма трепетно относится к системе языка как «единственному истинному объекту лингвистики» (Ф. Соссюр). А.А. Кибрик констатирует: «И в настоящее время большинство лингвистов продолжает полагать, что лингвистика должна изучать лишь фонемы, морфемы, слова, синтаксические конструкции и другие вербальные сегментные единицы, а выход за эти пределы неизбежно приводит нас в запретную или по крайней мере нереспектабельную область «паралингвистики». Между тем, становится всё более очевидно, что попытки принципиального отделения языка от коммуникации, мышления и поведения малоконструктивны, искусственны, обусловлены лишь логикой развития науки, но никак не самой природой вещей»¹⁰.

В новой парадигме актуально изучение «человеческого фактора» в языке, то есть рассмотрение языка с точки зрения человеческой деятельности, «человека в языке и языка в человеке» [Караулов 1987, с. 19].

Следствием антропоцентризма становится субъективизм исследования, выражающийся в легализации метода интроспекции, допустимости неоднозначности интерпретаций языковых фактов.

Метод интроспекции – субъективизм. Закрыть рот – * закрыть губы (в значении ‘сомкнуть’); * сомкнуть рот – сомкнуть губы. Сомкнуть можно парные предметы (створки окна). Нельзя смыкать непарные предметы: * сомкнуть хлеб с сыром, * книгу с газетой. Можно сомкнуть часть тела, допускающую контакт двух частей. Смыкаемые части должны состоять из мягких тканей, что обеспечивает взаимопроникающий (сомкнуть пальцы) или хотя бы плотный (сомкнуть руки, веки, сомкнуть ноги, бёдра). Нельзя *сомкнуть ногти, волосы. Допускается сомкнуть зубы, челюсти и лопатки, т.к. они мыслятся как парный орган.

Эксперимент: сомкнуть руки – пальцы, ладони или собственно руки; в чем разница: как тихо! (удивление) и так тихо! (констатация) (хорошо, здорово).

Существует два наиболее общих аспекта исследований: 1) устройство языка выводится из его функций; 2) форма и семантика языковой единицы объясняются ее функциями. Структуралист отвечает на вопрос «как устроен язык?». Функционалист через описание функций пытается ответить на вопрос, почему он так устроен.

Современный функционализм очень многолик и объединяется на основе признания примата функции и ее объяснительной силы по отношению к языковой форме. В 1995 г. в США была проведена первая международная конференция по функционализму. На ней были представлены самые разнообразие направления.

Современный функционализм возрождает методологический принцип историзма, что является преодолением ограничений ориентированного на синхронию структурализма. Один из родоначальников дискурсивного подхода к синтакису американский лингвист Талми Гивон (р. 1936) выразил суть диахронического функционализма в грамматике афоризмом «сегодняшняя морфология – это вчерашний синтаксис». Во многих языках согласовательные аффиксы в глаголах происходят из потерявших самостоятельное ударение местоимений. Ср. др.-русск. сън им > съ ним.

Историзм у функционалистов наполняется новым содержанием. Эволюция лексики языка всегда была предметом лингвистики: греч. βους ‘бык’ > франц. bœuf ‘бык’. Во французском образовался целый ряд производных: bouffer (старое ‘есть бычье мясо’, соврем. ‘есть с жадностью’), bouffon ‘шут’. Последнее слово требует специальных разысканий. В греческом языке словом βουφόνος ‘убивающий быка’ назывался так называемый «городской пастух» – жрец Зевса. В Афинах разыгрывалось представление: быка обвиняли в том, что он ел жертвенные приношения с алтаря Зевса. После чего жрец должен был за это быка поразить¹¹.

Неофункционалисты попытались объяснить грамматику. По их мнению, грамматические формы мотивированы дискурсом (текстом). Крылатым стало высказывание Дж. Дюбуа¹²: «что говорящие делают чаще, то грамматика кодирует лучше». Грамматические формы понимаются в неофункционализме как результат закрепления наиболее частых случаев узуального употребления. Например, различные смысловые отношения между фрагментами текста со временем формализуются в виде стандартных синтаксических конструкций посредством закрепления за ними соответствующих союзов.

Функционализм тяготеет к экспансионизму. Он непосредственно связан с историей, психологией, социологией, статистикой, а также естественными науками.

Экспланаторность – стремление к объяснению языковых фактов, в отличие от чисто описательных задач. В 1986 г. В.И. Абаев пишет программную статью «Языкознание описательное и объяснительное. О классификации наук», где отдает предпочтение объяснению. Объяснение он понимает очень широко. Например, по Абаеву, фонология – объяснительная наука, а фонетика – описательная. Указание для позиционно чередующихся звуков объединяющей их фонемы следует считать объяснением поведения этих аллофонов.

Конечно, объяснение так или иначе входило в задачи лингвистов и раньше. Так, один из современных способов объяснения является реализацией на новом витке развития науки диахронических установок лингвистики ХIХ в. Согласно принципу историзма, языковая форма предопределяется исторически более ранней формой, которая может быть реконструирована с помощью специальных методических приемов.

Говоря современным языком, трендом лингвистики конца ХХ в.-начала ХХI в. стало синхроническое объяснение. Оказалось, что язык не регулярен и неалгоритмичен, а дискриптивный и компонентный анализ часто не способны объяснить сочетаемость языковых единиц, например: Мне посчастливилось с ним встретиться – * Мне повезло с ним встретиться. В связи с установкой на объяснение возникает проблема его доказательности. Р.М. Фрумкина замечает: «Мы можем, однако же, расходиться о мнениях по поводу того, какие рассуждения или умозаключения мы готовы считать объяснением и почему. Например, пафос когнитивной лингвистики как раз и состоял в установке на «объяснение». И все-таки удачные объяснения почему-то убедительно выглядят у А. Вежбицкой и Е. Рахилиной, но неубедительно – у многих других исследователей»¹³.

К характерным признакам современной лингвистики относят также ярко выраженные семантико- и текстоцентризм.

1) Генеративная лингвистика (трансформационная грамматика). Понятие трансформационной грамматики введено в ранней работе выдающегося американского лингвиста Н. Хомского (р. 1928 г.) «Логическая структура лингвистической теории» (1955 г.).

Современная лингвистика вслед за Н. Хомским оперирует термином глубинная структура языка. Глубинная структура языка (пропозиция) – теоретический конструкт, выводимый из всех возможных выражений одного и того же смысла. Поверхностные реализации глубинной структуры представляют собой близкие по смыслу предложения, отличающие некоторыми грамматическими и модальными признаками. Правила перестройки  для перехода от глубинной структуры к поверхностной называются трансформациями. Возможны четыре основные трансформационные операции – добавление, опущение, перестановка и замена знаков. Данные операции позволяют произвести около 20 трансформаций глубинной структуры. Обычно она обозначается константивом – повествовательным предложением в изъявительном наклонении, которое представляется базовой формой мысли. Константив «Все лингвисты любят фонологию» допускает следующие трансформации: 1) пассивизация и номинализация – Фонология любима всеми лингвистами; 2) частное отрицание – Не все лингвисты любят фонологию; 3) вопросительная трансформация – Все лингвисты любят фонологию?; 4) модальные трансформации – Безусловно (вероятно), все лингвисты любят фонологию и т.п.

По мнению Н. Хомского, наличие врожденной структуры языка позволяет объяснить удивительную скорость его изучения ребенком: «…Знание языка – грамматика – может усваиваться только таким организмом, которому “заранее задана определенная установка” в виде жесткого ограничения на форму грамматики. Это врожденное ограничение является предварительным условием…для языкового опыта и служит, по-видимому, решающим фактором в определении направления и результатов овладения языком. Ребенок при рождении не может знать, каким языком ему предстоит овладевать, но он должен знать, что его грамматика должна иметь заранее предопределенную форму, которая исключает многие мыслимые языки. Избрав некоторую допустимую гипотезу, он может использовать для корректировки индуктивные данные, подтверждая или опровергая свой выбор. Как только гипотеза будет достаточно хорошо подтверждена, ребенок будет знать язык, определяемый этой гипотезой; следовательно, его знание распространяется далеко за пределы его опыта и фактически заставляет его характеризовать многие данные опыта как дефектные и отклоняющиеся от нормы»¹⁵.

2) Прагматика и теория речевых актов

В лингвистике под прагматикой понимаются условия, сопровождающие употребление языка, а также раздел языкознания, изучающий эти условия.

Прагматическое значение (ПЗ) (слова или предложения) – значение, обусловленное контекстом, ситуацией общения. Существует прагматическая концепция лексического значения, согласно которой, собственного значения у слова вообще нет. То, что отражает словарь – это фикция, аналогичная не существующей в природе дистиллированной воде. Подлинное значение высказывания определяется прагматическими факторами: ситуацией и тем смыслом, который вкладывает в слова говорящий. Так, фраза «Как дела?» («У тебя все в порядке?») означает несколько разные вещи в случаях, когда обращаются к прооперированному больному и знакомому на улице.

Прагматический контекст – истинный хозяин слова. Он, не обращая внимания на лексическое значение, актуализирует нужные ему смыслы: «То, что муж Анны Михайловны – алкоголик, распутник, хулиган и дурак, что он истязает жену и живет на ее иждивении, что он тупое, невежественное, ленивое и грязное существо, – все это еще не самое страшное. Самое страшное – что он однолюб» (Ф. Кривин, «Хвост павлина»). Однолюб – качество положительное, но в описанной ситуации эта черта характера делает положение женщины безысходным. Ужасный муж никогда не уйдет от нее.

Экстралингвистическая информация контекста зачастую определяет истинное намерение автора. Она способна радикально менять высказывание, например, превращая его из похвалы в едкий сарказм: «На хозяйке такое красивое платье! Я им уже лет десять любуюсь!». А.К. Жолковский рассказывает о своем друге, выдающемся лингвисте И.А. Мельчуке: «Еще совсем молодой Мельчук делает доклад в Институте, проповедует в храме. Почтенная старая лингвистка, профессор, доктор, и прочая, и прочая, что-то спрашивает. “Очень, очень неглупый вопрос, – удивленно констатирует Мельчук. – Сейчас отвечу”».

Понятие ПЗ рассматривают с разных сторон. Его можно определить как отношение между буквальным (что говорится) и реальным (что подразумевается) смыслом высказывания. Реально передаваемое значение называют еще коммуникативным, конверсационным. Оно выводится путем превращения, конверсии буквального смысла в реальный. В обычной речевой практике вывод слушающим ПЗ не вызывает затруднений, т.к. основан на общепринятых правилах общения. Вопрос учителя развалившемуся за партой ученику Может тебе раскладушку принести? означает «сядь прямо», а вопрос разговаривающим Я вам не мешаю? – «прекратите болтать».

В иносказаниях реальное значение выводится по нетривиальным правилам и вывод ПЗ бывает проблематичным.

Другой аспект ПЗ – отношение между высказыванием и его результатом. Он может быть очень неожиданным. Обычное русское приезжай еще, при прощании сказанное бабушкой внучке, приехавшей погостить из США, вдруг вызвало бурную реакцию последней. Она изменилась в лице и жестко говорит: «Ты давишь. Я к этому не привыкла. В Америке так не принято». Внучка успела усвоить компромиссную речевую стратегию английского языка, в которой императив (повелительное наклонение) воспринимается как нажим и грубость. Несмотря на использование хорошо известного обоим коммуникантам русского языка, прагматическое значение фразы приезжай еще у них разное. Общение в таком случае становится дискомфортным и нерезультативным.

ТРА ставит следующие задачи:

– объяснить и описать стратегии речевого поведения и воздействия;

– установить зависимость между средствами выражения и эффективностью воздействия;

– изучить коммуникативные намерения говорящего, а также психические и поведенческие реакции слушающего;

– исследовать социальные последствия речевых актов.

ТРА далека от окончательного оформления. Она продолжает уточняться и развиваться. Многие ее положения дискуссионны. Несмотря на критику и продолжающееся становление ТРА, можно говорить о ее значительном вкладе в общую теорию языка и речевой деятельности. В рамках ТРА логически обосновано и экспериментально подтверждено то, что всегда было стихийно-практически известно талантливым педагогам, ораторам, миссионерам и, к сожалению, различного рода демагогам и манипуляторам. Оказывается, что не существует эталонных, универсальных правил употребления языка для достижения эффективного воздействия. Результативно сказанное одному в случае с другими собеседниками или в иных обстоятельствах может обернуться коммуникативной неудачей.

3) Московская семантическая школа (МСШ)

Глава школы – академик Ю.Д. Апресян. Состав: Иг.А. Мельчук (р. 1932), Валент.Ю. Апресян, И.М. Богуславский, О.Ю. Богуславская, М.Я. Гловинская, Л.Л. Иомдин, Л.Н. Иорданская, И.Б. Левонтина, В.З. Санников, Ел.В. Урысон и некоторые другие. Особое направление внутри МСШ сформировано работами Е.В. Падучевой и ряда ее учеников (Г.И. Кустова, Е.В. Рахилина, Р.И. Розина). Идеи складывались под воздействием американского лингвиста Ч. Филлмора¹⁷.

Цели МСШ: 1) построить общую теорию семантики не на основе отдельных примеров, как это до сих пор принято, а на основе всего материала языка; 2) реализовать эту теорию в виде словарей нового типа, обращенных к широкому кругу читателей.

Устройство (логика, философия) языка описывается с помощью специального понятийно-терминологического аппарата. Наиболее полно он изложен в работах академика Ю.Д. Апресяна. В его концепции главное требование к описанию лексики – интегральность. Впервые данаая теоретическая установка была сформулирована в 1980 г., а также в статье «Интегральное описание языка и толковый словарь»¹⁸. Суть принципа интегральности сводится к представлению в словарной статье всей лингвистической информации о слове – семантической (особенно правила сочетаемости), прагматической, коммуникативной и просодической. Этой информации должно быть достаточно для правильного понимания и употребления слова.

Формулируя правило, грамматист должен учитывать все лексемы, которые ему подчиняются, особенно если данная форма поведения не фиксируется в словарной статье (настройка грамматики на словарь). Лексикограф должен учитывать все сформулированные правила и приписать ей все свойства, обращения к которым могут потребовать правила (настройка словаря на грамматику).

Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. Первая статья словаря: Авторитет 1, (уходящ.) Вес 3, Влияние 2, Престиж ‘свойство человека, из-за которого какой-то круг людей особо считается с ним или особо ценит его’. Слово авторитет, в отличие от других синонимов, обозначает свойство, которое отражает мнение небольшой группы людей или даже одного человека: Мать старалась укрепить пошатнувшийся авторитет отца. Только старший брат обладал у нее авторитетом. Единственным аторитетом для него был Пушкин.

Обратим внимание на некорретное использование методики выявления семантических различий. Один из примеров, иллюстрирующий вышесформулированное различие: * Престиж врача в семье был невелик. В данном случае невозможно и слово авторитет. Лексемы, противопоставляемые по одному семантическму признаку, должны проверяться в одном контексте. Невозможность замены свидетельствует о семантической разнице. Можно еще заметить, что фразы типа Престиж профессии учителя упал в современном обществе; Престиж МГУ выше, чем у НГПУ не учитываются в толковании, которое указывает лишь на «свойство человека».
4) «Проект изучения исчезающих языков»

Языки всегда рождались, умирали или перерождались в другие формы. Особенностью нашего времени является необратимость процесса вымирания языков и его скорость. По оценкам специалистов, каждый месяц в мире исчезает два языка¹⁹. 25 % языков мира имеет менее 1000 носителей. В 1993 г. решением ЮНЕСКО (United Nations Educational, Scientific and Cultural Organization – Организация Объединённых Наций по вопросам образования, науки и культуры) начата работа над «Проектом изучения исчезающих языков» и создана «Красная книга исчезающих языков».

Шкала сохранности языков²⁰.

1. Вымершие языки – языки, у которых нет живых носителей. Полабский, южный манси, убыхский (или возможно вымерший), словинский, прусский, готский, чагатайский, далматинский, керекский.

От них следует отличать древние мёртвые языки – языки, вымершие до условно принятой даты 1500 г.²¹, или развившиеся в современные языки (латынь); книжные языки – мёртвые языки, тексты которых используются до сих пор. Существует несколько «возрождённых» вымерших (корнский²², мэнский) и мёртвых (иврит) языков.

1.1. Возможно вымершие языки – языки, о современном состоянии которых достоверные сведения отсутствуют. Например, западный манси, каппадокийский греческий, убыхский язык (после смерти в 1992 г. последнего известного носителя считается мертвым), ферганско-кыпчакский язык, хотонский этнолект уйгурского языка.

2. Почти вымершие (на грани исчезновения) языки имеют от нескольких десятков до нескольких сотен носителей только пожилого возраста. Например, ливский, водский, орокский, южноюкагирский язык, айнский, маньчжурский.

3. Исчезающие (вымирающие) языки – носителей от двух сотен до десятков тысяч, включая очень небольшое количествто детей. Язык является «вторым» и используется в обиходе только ограниченным числом взрослых. Например, ижорский, вепсский, северноюкагирский, удэгейский, селькупский, идиш в России, нивхский, кетский.

4. Неблагополучные языки. Число носителей от одной тысячи до миллионов. Небольшое число говорящих на языке детей сокращается. Например, ненецкий, карельский, коми, ирландский, калмыцкий, хакасский.

5. Нестабильные языки. Язык используют люди всех возрастов, но у него нет официального статуса и престижа. Другой случай нестабильного языка – этническая территория очень мала (1-2 деревни) и в любой момент может исчезнуть в результате катаклизма (лавина, наводнение, война). Так случилось в 1815 г., когда вследствие извержения вулкана на о. Сумбава (Индонезия) исчез народ, говоривший на тамборанском языке²³. Примеры: долганский, эвенский, чукотский, малые языки Дагестана (восточносеверокавказские языки за исключениме нахской ветви – аварский, лакский, лезгинский, табасаранский), мегрельский, чеченский, галисийский, белорусский, фризский, баскский, идиш (не в России).

6. Благополучные языки (невымирающие). К восьми самым благополучным относятся китайский, английский, испанский, русский, португальский, бенгальский, хинди и японский. Не вызвает сомнений витальность немецкого, французского, арабского и т.п. Всего в безопасности находится 600 языков. По мнению американского лингвиста Майкла Краусса, 90 % языков в ХХI в. исчезнут.

При составлении шкалы абсолютное число носителей не играет определяющей роли. На гинухском языке (малый язык Дагестана) говорит всего лишь 548 человек, но он классфицируется как нестабильный. (По другим данным, носителей гинухского языка – 5 человек). В России на идише говорит 30 тысяч, однако он считается исчезающим. Более вемомый критерий – стабильность трансляции языка, т.е. возможность его передачи следующим поколениям. Это зависит от количества говорящих на языке детей, а также от среднего и минимального возраста носителей.

В 2009 г. вышла 2-я редакция «Атласа исчезающих языков мира, находящихся под угрозой исчезновения». «Атлас» 2001 г. устарел. В нём из общего количества языков (6900) находящимися под угрозой исчезновения признавались 900. В 2009 г. эта цифра почти утроилась. В категорию мёртвых языков вскоре могут попасть более трети языков планеты. Язык ленгилу знают лишь 4 жителя Индонезии. В 2008 г. со смертью последнего носителя  Мэри Смит Джонс стал мёртвым эякский язык. У 199 языков менее двух тысяч носителей. На территории России находящимися под угрозой исчезновения ЮНЕСКО признаёт 136 языков (2009 г.).
Мэри Смит Джонс (1918-2008) – последний чистокровный представитель американских индейцев южной Аляски, говоривший на языке Эяк. Почётный вождь племени Эяк. В 1948 г. она вышла замуж за рыбака Уилльяма Смита, но их девять детей так и не научились говорить на языке Эяк, потому что это считалось позорным. Для того чтобы сохранить эякский язык, с Мэри Джонс работал лингвист Майкл Краусс. Он составил словарь и грамматику. В 1990-е гг. умер последний брат миссис Джонс, и она осталась единственным носителем родного языка. Мэри стала политическим активистом и дважды выступала в ООН по проблемам исчезающих языков.

В 2005 г. в интервью она рассказала, что её имя на языке Эяк – Udach' Kuqax*a’a’ch «звук, который созывает людей издалека». В раннем возрасте Мэри страдала алкоголизмом. Пить бросила в начале 1950-х, когда появились дети. Курить не переставала вплоть до смерти. Мэри Смит Джонс умерла 21 января 2008 г.

В настоящее время осуществляются попытки ревитализации мэнского языка, последний носитель которого умер в 1974 г. Самый удачный случай ревитализации – иврит. Кроме иврита среди ревитализованных языков отмечают каури (язык южноавстралийских аборигенов) и корнуэльский (кельтскитй язык бритской группы на юго-Западе Англии)²⁴.

На сайте Игоря Гаршина предлагается создать новый раздел лингвистики – лингвистическую реликтологию (варианты названий: реликтолингвистика, ретролингвистика). Задачей этого направления должен быть сбор информации о вымерших языках, и – главное – деятельность по сохранению исчезающих языков, а также инициативы по ревитализации уже исчезнувших.

Интересный опыт предпринят в Лос-Анджелесе: «Из мертвых языков Европы, важных для современной культуры [140], но отчасти также и для некоторых (юридических, медицинских) сторон современной жизни, в Лос-Анджелесе уделяется внимание латинскому языку. Совместными усилиями Университета Калифорнии в Лос-Анджелесе и Центра Гетти создается программа Виртуальной Реальности Рима. На базе виллы Гетти, построенной по образцу римских вилл знатных людей, предполагается создать условия для восприятия с помощью современной техники культуры и быта древнего Рима, виртуальный образ которого за определенную (большую) сумму посещает клиент программы. Общение с ним должно вестись на латыни. Программа вступает в действие в ближайшие годы».

Лекция № 15. Современные лингвистические дисциплины.

Часть I. Язык, этнос, общество.

§ 1. Этнолингвистика. Лингвокультурология. Язык и национальный менталитет

§ 2. Социолингвистика

§ 3. Теолингвистика

§ 4. Аксиологическая лингвистика

§ 5. Политическая лингвистика

Этнолингвистика – раздел языкознания, изучающий язык в его взаимоотношениях с культурой. В этнолингвистике выделяются две взаимосвязанные проблемы:

1. Какими средствами отражаются в языке культурные представления народа, его мировоззрение, аксиология? Это изучает «когнитивное» направление.

2. Какие средства языкового общения являются специфическими для данной этнической или социальной группы? Данная проблема – предмет «коммуникативной» этнолингвистики.

Этнолингвистика в США называется антропологической лингвистикой: «Антропологическую лингвистику можно кратко охарактеризовать как область лингвистического исследования, посвященную в основном синхронному или диахронному изучению языков, на которых говорят народы, не имеющие письменности»²⁵. Теория и методы современных лингвистов-антропологов не отличаются сколько-нибудь значительно от теории и методов других лингвистов. Важнейшее различие состоит скорее всего в методике: лингвисту-антропологу, поскольку в его распоряжении нет литературных произведений или ранних памятников, приходится собирать материал (набор высказываний) самому, непосредственно от говорящих на этом языке. Более того, поскольку экзотические языки, например языки американских индейцев, европейцу, говорящему на языке иного типа, изучить весьма трудно, изучение туземного языка зачастую оказывается поверхностным, не выходящим за пределы элементарного практического овладения языком. Начало современной антропологической лингвистике было положено Францем Боасом, который принял участие в создании монументальной книги «Handbook oí American Indian Languages»², включающей девятнадцать подробных монографий по девятнадцати индейским языкам Северной Америки; он был также и редактором этой книги.

Введение к этому «Справочнику», хотя и написанное Боасом в 1911 г., до сих пор остается великолепным изложением принципов дескриптивной лингвистики, особенно полезным для исследователей бесписьменных языков. В своем «Введении» Боас устанавливает основной принцип лингвистического анализа: каждый язык должен быть описан не с точки зрения какой-либо предвзятой нормы (скажем, греко-латинской грамматики), но исключительно исходя из его собственных моделей звуков, форм и значений, взятых в том виде, в каком эти модели выводятся индуктивно из соответствующих текстов.

Этнолингвистика занимается языком в его взаимоотношениях с культурой и национальным характером. По своему предмету этнолингвистика близка к лингвокультурологии, которая изучает взаимоотношение языка и культуры. См. Маслова В.А. Лингвокультурология.

Лингвист Е.А. Ничипорович приводит показательный диалог:

«Б.Ф. (немец, 35 лет, художник). Как будет по-русски Ich habe einen Sohn.

Е.Н. (преподаватель). У меня есть сын.

Б.Ф. А где здесь Я (ich).

Е.Н. Нет здесь ich. Есть «у меня». Это «я» в родительном (кстати) падеже. А сын – «есть». Что вроде «сын существует в этом мире… у меня, при мне»…

Б.Ф. Так это же совсем другое представление о мире! Я сына не «имею», он просто «есть»! Гениально!

Е.Н. …А кстати, «иметь» в русском языке довольно редкое слово…

Б.Ф. Как – «редкое»? По-немецки, по-английски звучит без конца – haben, to have. Как же без них? Ах да! Вы же ничего не имеете, всё просто существует в этом мире – без вас или при вас (смеются)»²⁶.

Восклицание «Так это же совсем другое представление о мире!» – реакция на удивительное открытие. Оказывается, люди другой национальности видят мир иначе, чем мы. Великий соотечественник немецкого художника Б.Ф. заметил это 200 лет назад. Родоначальником современной европейской теоретической лингвистики принято считать немецкого ученого В. фон Гумбольдта (1767-1835). Его идеи настолько актуальны, что он без большого преувеличения может считаться нашим современником. Р.М. Фрумкина указала направление лингвистических исследований эффектно-парадоксальным призывом: «Вперед, к Гумбольдту»²⁷.

В. Гумбольдт сделал подлинное открытие: «Разные языки – это отнюдь не различные обозначения одной и той же вещи, а различные вúдения ее…»²⁸. Позже немецкий неогумбольдтианец Л. Вайсгербер удачно назовет язык промежуточным миром (нем. Zwischenwelt < zwischen ‘между’ и Welt ‘мир’). Язык «находится» между экстралингвистической действительностью и психическими процессами. Мир преломляется в языковой призме, и поэтому каждый народ видит его немного по-разному. В. Гумбольдт указывал, что «определенные языковые формы, несомненно, дают определенное направление духу, накладывают на него известные ограничения…»²⁹. Мир предстает людям таким, каким его представляет им язык. В более сильной версии гумбольдтианства: язык показывает нам только то, что может, а не то, что мы хотим. Так, русское прилагательное уютный в некоторых контекстах, казалось бы, без остатка переводится голландским gezellig. Но русский уют, помимо всего прочего, включает занавески на окнах, а голландское слово gezelligheid больше связано с представлением о вымытых окнах без занавесок. Русские не видят подобную комнату уютной. Они несколько удивились бы, услышав знакомое им слово gezelligheid в такой ситуации.

Национальные особенности включают несколько взаимосвязанных характеристик, обнаруживаемых в культуре, национальном характере, специфике языка и мышления. В современной науке и публицистике национальные особенности называют термином менталитет. В публицистике слово менталитет употребляется в недифференцированном смысле с акцентом на чертах национального характера. На бытовом уровне специфика национального характера и менталитета выражается в анекдотах о национальностях, фиксирующих стереотипные представления о том или ином народе. Стереотипы не являются научно-объективными, но в целом близки к результатам этнопсихологических и культурологических исследований.

Термин менталитет ввел в научный оборот антрополог Л. Леви-Брюль (1857-1939) в книге «Примитивный менталитет» (1922). Первоначально термин употреблялся лишь по отношению к приматам и членам первобытных обществ. Французская школа «Анналы» положила начало исторической методологии, основанной на изучении ментальных особенностей различных социальных групп и народа в целом. Сегодня менталитет – объект изучения не только истории, но и культурологи, социологии и ряда дисциплин, в названии которых есть элемент этно-, – этнопсихологии, этнолингвистики, этносемантики, этносоциологии и т.п. Лингвистика находит в этом объекте свой интерес. Предмет лингвистики – языковой менталитет, т.е. национально-специфические способы восприятия и отражения действительности в языке.

Национальный характер – психологический склад, проявляющийся в типичных чертах поведения. Национальный характер непосредственно связан с системой ценностей данной культуры, с которой находится во взаимовлиянии. Чертами национального характера русских считаются терпеливость, эмоциональность, радушие, гостеприимство.

Менталитет – склад ума, особенности национального мышления. К ментальным особенностям русских могут быть отнесены гибкое и нестрого последовательное мышление, терпимость к нелогичности, смекалка, стремление к оперированию нравственными категориями, приоритет морали перед интеллектом, тяготение к конкретно-образному и синтезирующему типу мышления в ущерб абстрактному и дискурсивно-логическому.

Языковой менталитет – способ мышления, понимаемый как техника превращения мысли в языковую единицу. Собственно язык и есть – национально-специфичный способ материализации мысли (описания действительности, познания мира). Содержание мысли на любом языке можно выразить разными средствами. Ограничения, которые накладывает язык на них, и составляют его специфику – менталитет. Оказывается, что в русском языке падают только более плотные, чем вода, осадки (снег, град): дождь идет, снег идет – снег падает, но * дождь падает. А вот у сербов дождь именно падает – серб. киша падати. По-разному выражается большая или меньшая интенсивность осадков: снег валит – дождь хлещет; дождь (дождик) капает – снежок идет.

Языковая техника складывается из двух параллельно осуществляющихся операций – концептуализации и категоризации. Концептуализация – осмысление фрагмента мира, превращение его в факт сознания – в мысль. Русский язык показывает университет как замкнутое пространство: учиться в университете (находиться в комнате). Чешский язык осмысляет университет как пространство открытое: studium na univerzitě ‘учусь в университете’ (být v pokoji ‘находиться в комнате’).

Все этнопсихологические, ментальные и культурные составляющие так тесно переплетены, что лингвисты иногда объединяют их содержание под единым термином менталитет. В таком случае менталитетом называется национально специфичный способ думать, говорить и действовать³⁰.

Изучение менталитета представляет собой сложную теоретическую и методическую проблему. Многие особенности менталитета скрыты от непосредственного наблюдения. Выявление этих неявных смыслов требует не просто лингвистической зоркости, но и изощренной техники лингвистического анализа. В самом общем виде методику анализа, направленного на выяснение всех семантических и коммуникативных свойств слова, можно представить следующим образом:

1. анализ ситуации или конструирование высказываний с учетом экстралингвистических факторов. Представим, что питона в зоопарке кормят крольчатами / котятами. Строго говоря, никакой разницы нет. Однако второй случай вызывает чувство негодования. Мы посчитаем это безнравственным. Значит, слово котенок не связано в русском языке с признаком еда (для кого-нибудь), а кролик, оказывается, связано. Русское языковое и моральное сознание предпочитает видеть в рационе питона кролика, а не кошку.

2. анализ лексической и грамматической парадигматики. Сравним, на первый взгляд, ничем не отличающиеся по смыслу наречия скоро и вскоре. Вскоре не употребляется 1) в вопросительных предложениях: Скоро он придет – * Вскоре он придет? 2) в пространственном значении: Скоро наш дом – * Вскоре наш дом.

Все со школы привыкают, что глагол обозначает действие. На самом деле, язык тонко дифференцирует глагольную семантику. Он, например, различает глаголы состояния: хотеть, видеть и т.п. Обнаруживается это в том, что они не имеют формы повелительного наклонения: * хоти, * видь. А вот схожий по значению глагол смотреть является классическим глаголом действия. Его парадигма включает форму повелительного наклонения (смотри).

3. анализ синтагматики. Сравним сочетаемость глаголов есть и пить. Едят 1) продукты нежидкой консистенции (есть сыр); 2) продукты жидкие, но имеющие высокую пищевую ценность (есть бульон); 3) продукты в тарелке. О налитом в стакан бульоне надо сказать пить. Таблетку пьют, потому что запивают. В случае полужидкого состояния продукта о нем говорят двояко: съешь йогурт и выпей йогурт.

4. анализ отрицательного материала, т.е. запрещенных нормой употреблений: * писать с ручкой – писать ручкой.

5. Контрастивный анализ – сравнение двух и более языков. Ручка осмыслена в русском языке как инструмент. В болгарском же ручка представлена как сопутствующий процессу письма момент: пиша с писалка. Ср. в белой блузке (блузка – пространство вокруг тела) – болг. с бяла блуза (блуза – совместный с телом элемент мира).

Прямолинейной зависимости языка и культуры нет, но и отрицать их взаимовлияние невозможно. Из этого следует, что языковой менталитет можно изучать автономно от национального характера и культуры и в связи с ними. Например, З.И. Кирнозе находит разницу между русским и французским менталитетами в одном из ключевых понятий французской культуры ésprit d’épagne ‘бережливость’: «Синоним концепта ésprit d’épagne – экономность. В русской ментальности воспринимается как скупость, почти скаредность. У французов ésprit d’épagne имеет положительную коннотацию»³¹. Действительно, русские не любят скопидомов, скупердяев, жадин и т.п. Русских удивляет, что молодой человек не платит за свою спутницу в кафе. Но то, что русский называет щедростью, француз неодобрительно именует расточительностью.

Для более основательного знакомства с различными подходами в области исследования лингво-ментальной специфики, полезно почитать работу Т.Б. Радбиля «Основы изучения языкового менталитета».
§ 2. Социолингвистика

Социолингвистика – раздел языкознания, изучающий отношения между языком и обществом. Их теснейшая взаимосвязь достаточно очевидна, однако очень долго она не находила теоретического осмысления. Эту связь неявно предполагает древнегреческая теория «тесей» (букв. «по установлению»), согласно которой имена возникают вследствие договора людей. Еще более явственно связь языка и общества прослеживается в конфуцианской концепции чжэн мин (букв. «исправления имен»). Отдельные высказывания встречаются у лингвистов новейшего времени – В. Гумбольдта, Карла Фосслера (1872-1949), А. Мейе (1866-1936), Ш. Балли (1865-1947), Жозефа Вандриеса (1875-1960). Тезис «язык – общественное явление» был сформулирован советскими учеными.

Социолингвистика как наука возникла в 1920-х гг. в работах, многие их которых стали классикой советского языкознания – Р.О. Шор («Язык и общество», 1926), А.М. Селищев («Язык революционной эпохи. Из наблюдений над русским языком последних лет (1917-1926)», 1928), Е.Д. Поливанов («О фонетических признаках социально-групповых диалектов и в частности русского стандартного языка»; «Фонетика интеллигентского языка»; «Стук по блату»; «О блатном языке учащихся и о «славянском языке» революции» // Поливанов Е.Д. За марксистское языкознание, 1931), Б.А. Ларин («К лингвистической характеристике города», 1928; «О лингвистическом изучении города», 1928), В.М. Жирмунский («Национальный язык и социальные диалекты», 1936).

Социолингвистическая проблематика стимулировалась самой советской действительностью. Общественные преобразования существенно влияли на язык, и требовалось зафиксировать его состояние в революционную эпоху. Истоки советской социолингвистики можно усмотреть в работе П. Лафарга (1842-1911) «Язык и революция». Лафарг отвергал компаративистику, а для объяснения языковых изменений использовал введенную госпожой де Сталь теорию среды: «Язык не может быть отделен от своей социальной среды так же, как растение не может быть оторвано от свойственной ему среды климатической. Лингвисты обычно не понимают влияния среды или пренебрегают им; многие из них ищут происхождения слов и даже мифологических сказаний просто в санскрите. Санскрит для языковедов то же, что френология для антропологов: это их – “Сезам откройся!” ко всему необъяснимому. Читатель ужаснулся бы, если бы я привел бесконечный список слов, которые один знаменитый ориенталист производит от санскритского “блестеть”»³². В постреволюционной России работа Лафарга была принята в качестве методологического ориентира. На это были своеобразные причины. Во-первых, классики марксизма оставили очень мало высказываний о языке. Во-вторых, Лафарг женат на дочери К. Маркса Лауре, пламенный революционер и ортодоксальный марксист³³.

Советские ученые изучали язык и общество на основе марксистского понимания языка как общественного явления. Основные принципы марксизма: диалектический материализм (законы природы подчиняются законам диалектического развития – переход количества в качество, отрицание отрицания), исторический материализм – бытие определяет сознание, т.е. экономический базис создает соответствующую идеологическую надстройку. Антропогенез и глоттогенез вызваны переходом от присваивающего хозяйства к производительному труду. Каждая экономическая формация вносит в язык определенные изменения. Одно время в совесткой лингвистике господствовал упрощенно-прямолинейный взгляд на связь языка и общества. Под влиянием марризма и марксизма считалось, что социальная дифференциация непосредственно приводит к формированию классовых диалектов и «языков». Характерны, например, сами названия статей Л.П. Якубинского, опубликованные в 1930-е гг. в журнале «Литературная учеба» – «Язык пролетариата», «Язык крестьянства». Геог. Конст. Данилов (1896-1937) пытался выявить особенности не только пролетарского языка, но даже языка таких малых групп, как рабочие-ударники.

По вульгарно-экономической версии марксизма, эволюция языка вызвана состоянием производительных сил, производственных отношений и классовой борьбы. Словотворчество времен Французской революции объяснимо: lanterner ‘вешать на фонаре’ (lantern ‘фонарь’; в современном французском – ‘прохлаждаться’, ‘мешкать’, ‘водить за нос’), maximer ‘вводить максимальные цены на продукты первой необходимости’. Но объяснить грамматические и фонетические изменения в рамках социологического подхода невозможно. Позже советские лингвисты указали на собственно языковые законы (Б.А. Серебренников).

Б.А. Серебренников (1915-1989) выделяет четыре основных проблемы социолингвистики: «1) специфика обслуживания языком общества, 2) выражение языком общественного сознания, 3) зависимость развития языка от развития и состояния общества, 4) роль общества в создании и формировании языка»³⁴. В настоящее время социолингвистика характеризует общество по шести социальным стратам, в соответствии с которыми выделяются шесть социолектов: 1) классовый (сословный), 2) территориальный, 3) профессиональный 4) гендерный, 5) возрастной и 6) жаргоны деклассированных элементов³⁵.

В социлингвистике выделяют область макросоциолингвистики, где ииследдуются взаимоотношения между языками. Фундаментальные понятия макросоциолингвистики – диглоссия, двуязычие, языковой конфликт, нормализация языковой ситуации.

Одними из первопороходцев социолингвистики были представители социологического направления французского языкознания (А. Мейе) и пражского лингвистического кружка (В. Матезиус, Б. Гавранек, Й. Вахек). В США в русле изучения связи языковых и социокультурных систем развивались идеи американских этнолингвистов Ф. Боаса и Э. Сепира. Созданная Т. Фрингсом Лейпцигская школа обосновала необходимость включения социального аспекта в диалектологию. В Японии под влиянием идей профессора Токийского университета Мотоки Токиэды (1900-1967) в конце 1940-х–начале 1950-х гг. сложилась школа «языкового существования» (гэнго катэ исэцу). Центром школы стал созданный в 1948 г. Государственный институт японского языка. По М. Токиэде, главным предметом лингвистики должен быть индивидуальный акт говорения, т.к. системы языка в чистом виде, изолированной от речевой деятельности, не существует. Представители школы языкового существования обратили внимание на эктралингвистические факторы – ситуации общения и психологические характеристики коммуникантов. В ходе исследований различных социальных групп был собран большой фактический материал, который япорнские лингвисты иногда пытались использовать чрезвычайно экстравагантно. Так, Т. Сибата разработал методику «изучения языка за 24 часа», которая, впрочем, не достигла полной теоретической разработки.

Социолингвистика тесно связана с прагматикой, психолингвистикой и этнолингвистикой.

Белл Р.Т. Социолингвистика. Цели, методы и проблемы. М., 1980.

Языкознание начиналось с анализа и толкования сакральных текстов. Еще в ХVIII-ХIХ вв. господствовала каноническая трактовка текста, под которым прежде всего понимались цитаты из Священного Писания³⁶. Так что сегодня филология в каком-то смысле возвращается на круги своя. В настоящее время выделяется особый раздел языкознания – теолингвистика. Предмет ее пока дискутируется. Одна из последних теоретических работ, посвященных определению предмета, цели, задач и методов сопоставительной теолингвистики принадлежит профессору православного теологического факультета Белградского университета Ксении Кончаревич³⁷.

1) Антропоцентрическая теолингвистика. В упрощенном варианте предметом теолингвистики мыслится отраженное в литературном языке проявление религии и особо – религиозный язык (религиолект, конфессиолект)³⁸. Две основные области теолингвистической проблематики – анализ письменного конфессиолекта (библейских текстов на разных языках, святоотеческого наследия, богословских и религиозно-философских трудов) и устного конфессиолекта, т.е. социолекта, используемого в церковной среде. Теолингвистика определяется лишь самим материалом исследования и предстает как одно из лингвистических направлений в рамках сложившейся антропоцентрической парадигмы. Структурно-семантический анализ языка, выполненный на материале религиозного текста и снабженный богословским комментарием, признаётся теолингвистическим. Казанские лингвисты и преподавателями Казанской Духовной семинарии для теолингвистики, занимающейся христианской языковой проблематикой, предложили термин православная лингвистика.

В СССР теолингвистические разработки такого рода велись как богословами, так и филологами. Однако социально-политические условия накладывали на эти изыскания свой отпечаток. Труды богословов оставались, как правило, недоступны широкой читающей публике, а филологи испытывали серьезное идеологическое давление. В 1990-е гг. происходит переоткрытие религиозной проблематики в русском языкознании. Знаковым явлением стало появление пособия Н.Б. Мечковской «Язык и религия» (1998). Оно действительно может быть названо революционным. Достаточно сказать, что, по мнению Н.Б. Мечковской, только божественная версия происхождения языка позволяет преодолеть непреодолимые эволюционистскими гипотезами препятствия к пониманию языка как естественным путем возникшего феномена.

2) Теоцентрическая теолингвистика. И.В. Бугаева указывает на необходимость конкретизации традиционного лингвистического антропоцентризма: «В таком случае встает вопрос, о каком человеке идет речь: о человеке, произошедшем от обезьяны, по дарвинской теории, или о человеке, созданном Богом. <…> В последнем случае точнее было бы говорить не об антропоцентрическом, а о теоцентрическом подходе к филологическим исследованиям»³⁹. Структурализм изучает язык как изолированную от носителя систему. Антропоцентризм видит язык промежуточным миром между человеком и миром. В теоцентрической парадигме язык рассматривается как сущностный атрибут человека, понимаемого как творение Божие. Из этого с необходимостью следует пересмотр методологии и целей лингвистического исследования. Важнейшим из источников методологических установок теолингвитики являются тексты Священного Писания и творения святых отцов. Теоцентризм иначе, чем антропоцентризм ментальные категории и их языковое воплощение. И.В. Бугаева указывает: «Ментальную категорию, выражающую веру человека и его убеждение в том, что все свершается только по воле Божией, называем протективностью (от protector – защитник, покровитель), а единицы, соответственно, протективами»⁴⁰.

И.В. Бугаева предлагает классификацию протективов:

1. По адресату: господские (по Промыслу Божию; храни вас Господь), богородичные (молись Божией Матери), всесвятские (все святые, молите Бога о нас; помолись преподобному Серафиму), ангельские (Ангел хранитель, не оставь меня).

2. По значению: просительные (Господи, помилуй), благодарственные (Слава Тебе, Господи; Благодарю Тебя, Боже; Слава Богу за всё), свидетельские (Господь знает, Господь рассудит, Господь управит).

Думается, прознозируемое И.В. Бугаевой провозглашение единой теоцентрической парадигмы невозможно. Слишком многие проблемы устройства и функционирования языка останутся без освещения. Так, в теоцентрической парадигме нет места интегральному описанию лексики, т.к. полнота информации о лексеме включает и такие аспекты, которые никак не связаны с религиозной сферой и мировоззрением человека.

Рассмотрим, например, фразы Муха села на варенье – Маша села на варенье. Глагол здесь обозначает принципиально разные действия и, строго говоря, перед нами – разные лексемы (в апресяновском смысле). Прототипическое сесть означает ‘согнув ноги, опуститься на твердую поверхность (стул, бревно)’. Муха села – преднамеренное, но не осознаваемое действие; Маша села – непреднамеренное. Муха собственно даже не села, а лишь опустилась. С точки зрения прагматики на эту фразу следуют две разные реакции – муху согнать, Машу – наказать, пожалеть в зависимости от ситуации. Муха сидит на варенье (на самом варенье) – Маша сидит на варенье (на банках, которые стоят под сидением). Муха↓ может сесть на варенье (оно недостаточно закрыто) – Маша может↓ сесть на варенье (Маша настолько рассеянна). Все эти и многие другие особенности употребления слова сесть, релевантные (значимые) в антропоцентрической парадигме, в теоцентрической будут проигнорированы как празднословие.

3) Теоантропокосмическая парадигма⁴¹. Принципиально новое понимание языка и его носителя представлено в «Московской школе» теолингвистики. Московская школа теолингвистики целью исследования ставит познание Истины через установление частнонаучных истин. Главным теоретиком новой лингвистической парадигмы является профессор Валент. Ил. Постовалова (Институт Языкознания РАН), исследующая лингвистические аспекты православного миросозерцания и духовной практики, осуществляет герменевтику лингвофилософских и религиозных текстов. Особенно активно и плодотворно она занимается философией имени, представленной в рамках школы Всеединства (о. Павел (Флоренский), С.Н. Булгаков, А.Ф. Лосев). Постовалова отмечает, что их работы содержат «ряд исходных лингвофилософских и лингвобогословских идей, а также ряд общемировоззренческих установок, позволяющих говорить о некоей общей концепции языка, развиваемой в трудах этих мыслителей, и о приверженности их к единой парадигме исследования языка»⁴².

Язык здесь понимается в самом широком смысле, а его главной единицей признается так же широко понимаемое «слово». В теоантропокосмической парадигме представлена энергийно-ономатическая концепция языка. Ее основные положения:

1) методологическая установка на цельное знание и изучение языка в контексте философии всеединства;

2) понимание «слова» как универсальной информационной основы мироздания;

3) паламитское учение о сущности и энергии как обоснование православного реализма и онтологической трактовки слова⁴³.

В теоантропокосмической парадигме понятие «человек говорящий» получае совершенно новое содержание. Человек соединяет в себе весь космос: тело – материальный мир, душа – идеальный мир (сверхчувственный, тонкоматериальный), дух – трансцендентный мир (сверхчувственный, сверхтонкий материальный).

Некоторые работы В.И. Постоваловой: Наука о языке в свете идеала цельного знания // Язык и наука конца 20 века. М., 1995; Бог, ангельский мир, человек в религиозной философии А.Ф. Лосева // Логический анализ языка: Образ человека в культуре и языке. М., 1999; Этическая оценка другого и самооценка в православной духовной традиции (на материале эпистолярного наследия святителя Игнатия Брянчанинова) // Логический анализ языка: Языки этики. М., 2000; «Начало» и «конец» в православном миросозерцании // Логический анализ языка: Семантика начала и конца. М., 2002; «Истина» и «заблуждения» в православном миросозерцании // Логический анализ языка: Между ложью и фантазией. М., 2008.

§ 4. Аксиологическая лингвистика

Аксиологическая лингвистика – это исследовательский подход, применимый к целому ряду конкретных лингвистик и использующий их достижения в своих целях. Аксиологический анализ заключается в выявлении выражаемых языком и текстами ценностей. В принципе многие лингвистические дисциплины и методы могут включать аксиологический аспект. В настоящее время появилось несколько аксиологически ориентированных дисциплин – этнолингвистика, лингвокультурология, эколингвистика⁴⁴, анализ социального дискурса, политическая лингвистика, теолингвистика и др. При Волгоградском педагогическом университете под руководством В.И. Карасика функционирует научно-исследовательская лаборатория «Аксиологическая лингвистика». В.И. Карасиком предпринята попытка классификации ценностей и описания способов их отражения в языке (Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград, 2002).

В настоящее время тезис об аксиологичности человеческого сознания является общепринятым. Оценка имманентна познавательным актам, а система ценностей – сущность культуры. Ценность – это «положительная или отрицательная значимость объектов окружающего мира для человека, социальной группы, общества в целом, определяемая не их свойствами самими по себе, а их вовлеченностью в сферу человеческой жизнедеятельности, интересов и потребностей, социальных отношений» // http://dic.academic.ru/dic.nsf/enc3p/319990). Ценность всегда антропогенна, т.е. является результатом человеческого осмысления и оценки. Золото не является ценностью, пока не становится товарным эквивалентом или украшением. В экстремальных условиях (голода, войны и т.п.) золото утрачивает свою ценность. Ценностная система отражает представления культуры о норме (ценности) и отступлениях от нее (антиценности).

Помимо общей оценки «хорошо» vs «плохо» выделяется пять специальных сфер бытования ценностей – Истины, Этики, Эстетики, Удовольствия, Пользы.

Данная классификация иерархична. Идеал – это ценность высшего порядка – Истины, Этики и Эстетики. Идеал всегда понимается как должное, в отличие от ценностей низшего порядка, связанных со сферой удовольствия или пользы и принимаемых как сущее. Для наиболее значимых ценностей (преимущественно религиозных) употребляется еще слово святыня. Идеал требует усилий для своего воплощения (идеалы добра, любви и красоты). Низшие ценности имеют лишь утилитарно-практическую или гедонистическую значимость. Исчерпывающей классификации ценностей нет. В наиболее компактных классификациях ценности по типу делятся на материальные и идеальные (духовные), а по содержанию – на религиозные, моральные, эстетические, социальные, экономические, политические.

Объектом лингвистической аксиологии выступает нерасторжимый комплекс «язык-сознание-культура-носители языка». Ее предмет – язык как средство формирования, выражения и трансляции ценностей. Целью аксиологического анализа является выделение и описание в национальной ЯКМ ее ценностного фрагмента – аксиосферы, а также ее социально обусловленных сегментов – ценностей отдельных общественных групп и личностей. Прикладное значение аксиологической лингвистики – диагностика духовно-нравственного состояния общества, выявление его ценностных ориентиров.

Ценностный подход в изучении языка заключается в выявлении ценностей его носителей в рамках конкретной культуры. Системность устройства и взаимосвязь языка и культуры позволяют объяснять языковой феномен через артефакт и выявить национально-специфичные признаки этноса. Характерной чертой русских предпринимателей было отсутствие у них так называемого «денежного мышления», для которого в русском языке нет отдельной лексемы. В немецком языке это понятие обозначено словом Gelddenken. Далеко не вся окружающая человека действительность поименована. Только реалии, достигшие определенного порога значимости, получают в языке именование. Наличие лексемы Gelddenken с нейтрально-положительной коннотацией мотивировано императивами протестанткой этики, придающей труду статус религиозного служения. Современные социологические опросы показывают, что среди русских приоритетов ценности «экономического характера» занимают гораздо меньшее место, чем в западной аксиологии.