Лекция 2 Передача вышла в эфир в 1986 г. Добрый день!

Цикл первый: Люди. Судьбы. Быт

Лекция 2

В прошлый раз мы начали разговор о культуре XVIII века и затронули внешние условия, одежду, дом. Теперь интересно все-таки посмотреть, каковы же были люди, которые жили в этих домах, носили эту одежду. Были ли они похожи на нас? В чем-то, видимо, похожи, потому что все мы рождаемся, умираем, любим, имеем детей, и это не меняется никогда. Но вместе с тем люди и совсем другие: у них другие цели, другие - в чем-то очень ценные - представления о том, что можно делать, чего нельзя, о долге, о чести. И теперь интересно посмотреть на этих людей.

Начало XVIII века произвело в жизни России большую и, в общем, мучительную перемену. Перемена в чем-то была необходима, но и необходимые вещи бывают очень трудными. Основное сводилось к тому, что образованная часть общества зажила в одном духе, а народ остался при старых представлениях, при своих старых идеалах, и между народом и дворянами пролегла глубокая грань. Я уже вам говорил, что была и внешняя разница: дворянин был бритый, в парике, а народ был с бородой. Позже французская писательница мадам де Сталь, противница Наполеона, которая, спасаясь от его деспотизма, приехала в Россию в 1812 году, сказала, что народ, который при Петре отстоял свою бороду, при Наполеоне отстоит свою голову.

Но мы сейчас будем говорить не о крестьянине, хотя все общественное здание держалось на его плечах, и не думайте, что это был абсолютно другой мир. Крестьянские дети играли вместе с помещичьими детьми. Жизнь их соприкасалась очень близко. Но мы сейчас будем говорить о той образованной части общества, из которой вышли знаменитые писатели и которая, в общем, в XVIII - начале XIX века, до поколения Белинского, составляла интеллектуальную европеизированную среду.

Петровская реформа внесла в русскую жизнь совершенно новые черты. Прежде всего, понятие службы, которое всегда существовало в России. Дворянин всегда служил. Этим он в значительной мере отличался от западного дворянина, который имел поместье, имел свою феодальную собственность и мог жить в столице, при дворе, и пользоваться милостями короля, а мог жить в деревне, в своем замке, и быть относительно независимым. В России дворянин служил, но после Петра служба приобрела особые черты. Появилось такое понятие, которое ни на один европейский язык точно не переводится, хотя сам Петр думал, что как раз сделал Россию похожей на Европу. Это понятие чина. Чин - очень специфическая вещь. Еще Пушкин говорил, что европейцы, которые не понимают, что такое чин, совершенно не понимают русской жизни. Нельзя понять Гоголя, не понимая, почему так важно, что чиновник, у которого ушел нос, - майор. Почему Ковалев имеет один чин, а Акакий Акакиевич - совсем другой. Что здесь меняется?

При Петре все виды государственной службы и все служащие были разбиты на четырнадцать степеней. Служба делилась на военную, которая, в свою очередь, подразделялась на гвардию и армию, а также на сухопутную, артиллерийскую и морскую; на статскую и придворную, о которой можно сейчас не говорить. Каждый человек должен был иметь определенный чин: он мог быть статским советником, действительным статским советником, коллежским асессором (майором), штабс-капитаном. Что бы он ни делал, этот чин как бы шел перед ним. Если он ехал по дороге, у него в подорожной было написано, какого он чина, и те, кто был меньше чином, уступали ему лошадей. Если он входил в залу (это еще по петровским законам), то те, кто были меньше чином, должны были уступать ему место. И жены, и дочери тоже были «чиновными». После Петра даже был специальный указ о том, чьи жены могут носить золотые кружева, а чьи - серебряные, и какой ширины; полковница носит одну одежду, а, скажем, генеральша - другую.

Это вводило в общество особый дух, особый стиль чинопочитания. Дух чинов пронизывал послепетровскую жизнь России - XVIII и, по сути дела, до XX века - насквозь. Например, было строго установлено, кого как следует называть. Если вы обращались к императору, то вам надо было на конверте писать: «Его Императорскому Величеству Государю Императору», а в обращении писать: «Августейший монарх» или «Ваше Императорское Величество». Чиновники первых двух классов именовались «ваше высокопревосходительство», третий и четвертый - «превосходительство», потом следовал пятый, который почти всегда был «пустой», потому что там был только чин бригадира, который упразднили еще в XVIII веке, это был «высокородие». Потом шли «высокоблагородие» и «благородие», и спутать их было нельзя. Кроме того, еще были некоторые исключения, скажем, ректор университета при любом чине был «превосходительство», это был знак уважения. Точно так же, как высшее образование давало право носить шпагу, быть дворянином.

Даже священники и епископы как бы делились по чинам. Например, к архиепископу и митрополиту надо было обращаться «ваше высокопреосвященство», «высокопреосвященнейший владыка», а к епископу «ваше преосвященство», «преосвященнейший владыка» и так далее.

Однако чины хотя и создавали служебную лестницу, но не исчерпывали разнообразия жизни. Очень скоро сложилась другая иерархия - иерархия орденов. Система орденов в России была довольно неупорядоченной. Конечно, твердо различались они по степеням - что выше, что ниже; было точно указано, как их надо носить, в каких случаях они снимаются, когда надеваются. Высшим орденом был Андрей Первозванный, еще Петром учрежденный орден.

Ордена не совсем походили на наши ордена. Во-первых, предполагалось, что они составляют не предметы, которые вешаются на грудь, а группы людей, как бы рыцарские корпорации. При этом атрибуты каждого ордена, особенно высшей степени, состояли из нескольких частей.

Во-первых, орденская мантия. Вот здесь¹ мы видим, что рядом с Куракиным лежит орденская мантия Мальтийского ордена. Павел I взял под покровительство Мальтийский орден, располагавшийся на острове Мальта, объявил себя гроссмейстером Мальтийского ордена, что, конечно, было чудовищно и невозможно, потому что кавалеры Мальтийского ордена давали клятву безбрачия, а Павел был уже второй раз женат. Кроме того, Мальтийский орден был католический, а Павел был православный. Но Павел считал, что он все может (он даже литургию служил однажды!). Он предполагал, что все, что может Бог, может и русский император. Мальтийский орден был его любимым орденом.

Орден высших степеней носился не на груди, а на ленте на боку, на груди носилась орденская звезда. Таким образом, орден состоял из мантии, звезды, ленты и знака ордена (креста).

Куракин - человек ничтожный, но любимец Павла - получил почти все ордена, и на портрете он прямо как выставка орденов. Вот давайте их посмотрим. Это - орденская мантия мальтийского рыцаря. Видите, мальтийский крест, черная мантия. На черной ленте (вот тут чуть-чуть видна черная лента) мальтийский крест Иоанна Иерусалимского первой степени, осыпанный бриллиантами, и здесь звезда Мальтийского ордена. Это был не русский орден, но Павел его очень любил.

Это - самый старший орден Российской Империи - Андрея Первозванного на голубой ленте. Носился орден через правое плечо на левом боку. Иногда, в очень торжественных случаях, он надевался на цепи. Вот вы видите тут у Павла орденская цепь, и тут тот же самый орден. Андреевская лента носилась по мундиру сверху. Иногда можно было под мундиром носить владимирскую ленту. Орден Святого равноапостольного князя Владимира был вторым по значению после Андреевского. Вот лента, на ленте здесь знак ордена и здесь звезда. Звезда первой степени имела золотые лучи и представляла собой квадрат на квадрате. У второй степени задний квадрат был серебряным.

Это - орден Святой Анны. Но, как вы видите, у Куракина нет боевых орденов - у него нет Георгия. Георгия вы увидите на других портретах.

Были ордена, которые составляли принадлежность чиновничьего мира. У Гоголя был замысел комедии «Владимир третьей степени», в которой чиновник сходил с ума, думая, что он - орден. Он превратился в орден. Человек, живое существо, потерял все, что, по мнению Гоголя, так важно и так ценно для человека, и превратился в вещь.

Но были и такие ордена, как Георгий. Это был особый орден. Он, во-первых, носился не в ряду со всеми, а только ниже Андрея. Во-вторых, звезду его никогда нельзя было снимать. И, в-третьих, он давался только за личные заслуги. Так, например, за войну 1812 года Георгия первой степени получил только Кутузов, в 1813 и 1814 годах - Барклай-де-Толли и потом еще Беннигсен.

Александр I один раз участвовал в бою, в Аустерлицском, и имел Георгия низшей степени, четвертой. Андрей давался коронованным особам и членам царской фамилии автоматически, другие награждались, а Георгия надо было заслужить. Только один царь, Александр II, имел нахальство сам на себя возложить Георгия первой степени, хотя никаких боевых заслуг у него не было.

Ордена создавали еще одну иерархию.

Чиновная лестница очень часто противоречила знатности. Знатный вельможа, богатый человек мог служить нестарательно, или же выйти в отставку рано (но все-таки послужить надо было), или служить фиктивно, где-нибудь в придворной службе, или взять отпуск, уехать за границу. Конечно, он мог и быстро получить чины, а мог и «застрять». Старательный же чиновник мог очень «выбиться», получить дворянство, и поэтому в дворянской среде чины немножко презирали.

Другое дело была родовитость. Но и родовитость была разная. Князья - это старый допетровский титул, а графов на Руси не было, их ввели по западному образцу, и уж тем более не было баронов. Баронское звание вообще не вызывало особого уважения, если не считать прибалтийских баронов - они шли особым счетом, - а русский барон это, как правило, был финансист. Финансовая служба не считалась почетной. Почетной считалась только военная служба или дипломатическая. Так складывался мир службы.

Но мир службы еще не был миром культуры, и мир культуры очень скоро начал приходить в конфликт с миром службы. Люди середины XVIII века - такие, как Новиков, а позже Карамзин, - выходили в отставку молодыми и посвящали себя общественной деятельности, литературе. Не служить совсем было нельзя, но можно было рано отвязаться от службы и, как позже скажет один из декабристов, посвятить себя «служению», то есть не службе государству, а служению обществу. Или помните, как скажет Чацкий: «Служить бы рад, прислуживаться тошно»¹.

Очень быстро менялись идеалы. Еще средний человек середины XVIII века, средний дворянин, выше всего ставил чин. Потом это так и осталось для очень многих, для основной массы, но интеллектуальные и передовые люди уже к последней трети XVIII века открыто чинами пренебрегали. Стремиться к чинам стало дурным тоном, стремиться надо было не к чинам, а к заслугам, к знаниям, к военным подвигам, к действию. Очень интересно проследить, как на протяжении существования одной и той же семьи или одного рода меняются идеалы.

Вот передо мной портрет генерала Кутайсова, замечательного человека. Александр Иванович Кутайсов был младшим сыном небезызвестного Ивана Кутайсова, одной из самых одиозных, то есть неприятных, фигур Павловского царствования. История, типичная для XVIII века. Казалось бы, служба, иерархия (Петр говорил: «регулярное государство»), значит - все по правилам, а на самом деле выдвигаются авантюристы, которые вчера не знали, как и чем расплатиться, а сегодня становятся богачами или через постель императрицы, или другим способом, (какими-нибудь темными махинациями, как граф Калиостро или Сен-Жермен). Приезжают в город нищими, уезжают в золотой карете, наживают миллионы, через три дня эти миллионы проигрывают в карты. Люди взлетают, как ракеты, и падают.

Вот, например, князь Потемкин-Таврический. Провинциальный дворянин, а потом - полновластный хозяин России, дипломат, военный; действительно, блестящий, талантливый человек. Затем звезда его начинает закатываться, и он умирает в степи. Державина потрясла поэтичность этой смерти Потемкин вышел из кареты, ему стало дурно, его положили на землю, накрыли шинелью, и он умер. Тот, кто держал Россию в руках, умер на голой земле, прикрытый солдатской шинелью. Державин писал:

Чей труп, как на распутьи мгла,

Лежит на темном лоне нощи?

Простое рубище чресла,

Две лепте покрывают очи.

<…>

Чей одр - земля, кров - воздух синь,

Чертоги - вкруг пустынны виды?

Не ты ли, счастья, славы сын,

Великолепный князь Тавриды?¹
Так вот о Кутайсове. Отец Кутайсова был пленным турчонком. Его взяли в плен при взятии турецкой крепости, привезли в Россию, и он стал камердинером тогда еще не императора, а наследника престола Павла Петровича. Имел Кутайсов одну только способность: он брил хорошо, и Павел доверял ему свое горло. Позже, когда Павел стал императором, он решил, что человек, которому он доверяет свое горло, может управлять и Россией. На Кутайсова посыпались милости: сначала барон, потом граф, поместье, награды, все ордена. Человек он был ужасный, интриган, взяточник, что только плохого можно было, все он делал. Очень над ним посмеялся однажды Суворов, когда Павел прислал его к Суворову. Доложили: граф Кутайсов. Суворов сказал. «Кутайсов, граф... А прежде кто был?» - «Прежде барон был». - «А прежде, прежде кто был?» - «Прежде... лакей был, горло брил». Суворов вызвал своего денщика и сказал: вот, Прошка, видишь, ты, дурак, все пьянствуешь, и так и умрешь денщиком. А человек старался и графом стал, и его к Суворову посылают. Таков был Кутайсов-отец.

А сын - молодой человек, скромный, очень способный к наукам, владел всеми европейскими языками, уехал в Париж, учился, стал блестящим артиллеристом, потом выучил и восточные языки. В первый раз он проявил себя под командованием Багратиона в 1807 году и получил сразу Георгия второй степени. Смелость необычайную проявил при Прейсиш-Эйлау, и после этого уехал в Париж, поступил в студенты. Все ордена сняты - простая тужурка он учится математике. Он возвращается в Россию крупным математиком, ему двадцать пять лет. В 1812 году он становится начальником артиллерии и блестяще, героически погибает на Бородинском поле. Это, кстати, был очень сильный удар для русских войск, потому что он, начальник русской артиллерии, погиб в середине дня, по сути дела, в первую половину: так называемую Курганную батарею заняли французы и он лично повел солдат в атаку и погиб. Замечательный человек был.

Или, скажем, Орловы. Отец - из гвардейских буянов, брат любовника Екатерины II, а сын - декабрист. У Пестеля отец - ужасный человек был: сначала управлял Сибирью, не выезжая из Петербурга, и нажил огромные деньги, одновременно был почт-директором и именно он, Пестель, ввел в России тайное распечатывание и чтение писем. Сын был декабрист, из самых блестящих людей эпохи.

И так если пройти по истории семей, то мы обнаружим, что культура, образование имеют свою логику. Они переделывают людей. Если отец еще погружен в поиски денег, наград, рвется ко двору, интригует, то сын уже думает о справедливости, о знаниях, и рождается новое поколение. Оно не упало с неба, оно родилось от тех отцов, которых глубоко презирало, и это было отчасти трагедией этого поколения: они не уважали своих отцов, они видели в своих отцах крепостников, реакционеров. Конечно, поколение - это столько людей, что там есть совершенно разные люди, но вот как все сходится.

Взять, например, биографию Павла Александровича Строганова. Казалось бы, самая обычная семья: отец-вельможа, француз-гувернер и сын, который учится в Париже. Мы как будто ясно представляем себе, что сын - щеголь, отец, конечно, такой, каким мы знаем вельможу по сатирической литературе, а француз-гувернер - это всегда комическая фигура. Всё иначе. Француз-гувернер - это Жильбер Ромм, один из самых замечательных людей XVIII века. Крупнейший математик, герой античного склада, участник революции, потом - монтаньяр, погибший на процессе последних монтаньяров (они, чтобы не попасть на гильотину, все закололись одним кинжалом, передавая его друг другу). Вот такой француз. Он маленького роста, очень некрасивый, но, как ученик Руссо, к воспитанию относится серьезно; когда приехал в Россию, изучил русский язык. А сын Строганов участвует во взятии Бастилии со своим крепостным (этот крепостной, потом вольный, - Воронихин, знаменитый архитектор, который строил Казанский собор в Петербурге). Потом Строганов будет генералом 1812 года.

Это новое поколение, пережившее Французскую революцию, увлечение и разочарование в Наполеоне, героический период войн, было как бы рождено для романтизма. В этом смысле лицо поколения представляет генерал Тучков. Когда вы посмотрите на его портрет, вы сразу поймете, почему Марина Цветаева посвятила ему стихотворение, почему он вдохновил ее. Их было четыре брата, четыре генерала. Он был самый младший, Тучков-четвертый, потому что тогда было принято: если из одной фамилии, то, значит, старший (Павел) был первый, потом шли Сергей - второй, Николай - третий. На Бородинском поле погибли двое, один, тяжело раненный, попал в плен, третий потом поссорился с Аракчеевым и стал знакомцем Пушкина.

Так вот об Александре Тучкове, очень типичном для поколения человеке. Он тоже учился в Париже, слушал в Ассамблее выступления ораторов, был даже захвачен в какой-то момент идеей Наполеона и хотел поехать в Египет сражаться в наполеоновской армии. Как люди той поры, частные письма он пишет по-французски, а между тем полон любви к своему народу. Он возвращается в Россию и принимает участие в сражениях. Причем Тучков-четвертый - командир Ревельского полка, и вся его жизнь связана с Ревельским полком, потом - командир бригады, куда входят Ревельский и Гельсингфорский полки. Полки назывались не только по месту квартирования, но и по составу: там были эстонцы. Этот полк отличился при обороне Смоленска, а затем на Бородинском поле. Но еще до Бородинского поля Александр Тучков - фигура романтическая. Когда он воевал в 1809 году в Финляндии (а кампания была тяжелая, много снега), то его жена Маргарита, переодетая в мужской костюм, как денщик его сопровождала. На Бородинском поле он был у Семеновских флешей разорван картечью на куски, нельзя было потом найти ни одной части тела. На этом месте жена потом построила часовню. На нее вообще падали несчастья: вскоре умер сын, ее родной брат Нарышкин стал декабристом; и она основала монастырь на Бородинском поле, постриглась и была монахиней на том месте, где погиб ее муж.

Это поколение, которое подготавливает декабристов. Это люди, которые еще не поднялись на тот уровень политической мысли, они еще не заговорщики, они все еще горят желанием служить Родине, не отделяя Родины от правительства, но они все уже - не люди чинов. Они - романтики в душе, они в душе - поэты, массово пишут стихи (никогда еще в России не писали так много стихов), пишут дневники, письма. Они - люди культуры, говорят и читают на многих языках, и, главное, они - люди мысли. Они уже не идут по проложенным рельсам, по тому пути, который для них подготовили, они ищут свой путь.

Мы говорили о мужчинах. Это естественно, потому что в государственной политической жизни мужчина был активнее. Но эта эпоха знаменательна и другим: огромную роль в ее жизни играют женщины. Но об этом мы поговорим в следующий раз.

Благодарю за внимание.