Ленинградское отделение е. П. Брандис

ЛЕНИНГРАДСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ

Е. П. БРАНДИС

^{ЖЮЛЬ ВЕРН}

И ВОПРОСЫ РАЗВИТИЯ НАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКОГО РОМАНА

ЛЕНИНГРАД 1955

Стр.

Автор «Необыкновенных путешествий» 10

Научно-фантастические и географические романы 14

Образ положительного героя 20

Поздние романы 28

О путях развития и состоянии научной фантастики после Жюля

Верна 33

На обложке: Жюль Верн в возрасте 66 лет (с карандашного рисунка) Редактор: кандидат филологических наук А. С. Ромм

М-41960. Тираж 56000

Подписано к печати 13/VII 1955 г.

Министерство культуры СССР.

Главное управление полиграфической промышленности.

2-я типография „Печатный Двор" им. А. М. Горького.

Ленинград, Гатчинская, 26.

НАУКА И ФАНТАЗИЯ

Творческое воображение — неотъемлемое свойство мышления. Создавая в воображении новые образы на основе переработки прошлых восприятий, человек заду­мывает или выражает желаемое. Воображение, фантазия, мечта неразрывно связаны с созидательным трудом и со­провождают человечество на всем пути его исторического развития.

Умение мечтать и не отрывать мечты от жизни — ценное качество каждого по-настоящему творческого ра­ботника.

В. И. Ленин всегда подчеркивал положительную роль творческой фантазии, помогающей человеку вдохновенно трудиться, видеть в воображении начатое дело уже за­вершенным. При этом Ленин отличал мечту полезную, дающую толчок к работе, от праздной мечтательности, вредной «маниловщины», уводящей в сторону от жизни.

В книге «Что делать?» Ленин для подтверждения этой мысли приводит выдержку из статьи Д. И. Писарева «Промахи незрелой мысли»: «Разлад между мечтой и действительностью не приносит никакого вреда, если только мечтающая личность серьезно верит в свою мечту, внимательно вглядываясь в жизнь, сравнивает свои на­блюдения с своими воздушными замками и вообще добро­совестно работает над осуществлением своей фантазии. Когда есть какое-нибудь соприкосновение между мечтой и жизнью, тогда все обстоит благополучно».¹

Имея в виду именно такую, творческую фантазию, Ленин сказал на XI съезде партии: «Эта способность чрезвычайно ценна. Напрасно думают, что она нужна

¹ В. И. Ленин. Соч., т. 5, стр. 476.

2 В. П. Брандис 3

только поэту. Это глупый предрассудок! Даже в матема­тике она нужна, даже открытие дифференциального и инте­грального исчислений невозможно было бы без фантазии. Фантазия есть качество величайшей ценности...» ¹

Еще в древних мифах и волшебных сказках воплоти­лась вековая мечта человечества о покорении воздушной стихии, завоевании морских глубин, возможности видеть и слышать на большом расстоянии и т. п. Достаточно вспомнить миф о Дедале и Икаре, народные сказки о «ковре-самолете», «сапогах-скороходах», «серебряном блюдечке» и т. п., в которых А. М. Горький усматривал выражение желаемого, «прототип гипотезы». Нет фанта­зии, говорил Горький, в основе которой не лежала бы реальность.

Классовые противоречия, существующие в каждой антагонистической общественной формации, еще со вре­мен античного рабовладельческого строя порождали утопические представления об идеальном государстве будущего. Древнегреческие мыслители и писатели — Пла­тон, Аристофан, Лукиан и др. — каждый по-своему вы­разили эту мечту. На исходе средневековья — в эпоху Возрождения — появились первые коммунистические уто­пии Томаса Мора, Томмазо Кампанелла и других авто­ров, которые грезили о таком государстве, где не будет нищеты, частной собственности, угнетения человека че­ловеком. Однако далеко не все утописты понимали, что важнейшим условием для перехода общества на высшую ступень коммунизма является достижение высокой про­изводительности труда.

Отсутствие идеи технического прогресса характерно для многих социальных утопий начиная от Томаса Мора и вплоть до XIX в. Томас Мор, например, верил в воз­можность изобилия материальных благ при тех же техни­ческих средствах, считая для этого достаточным ограни­чить рабочий день до шести часов и уничтожить парази­тизм в обществе.

На рубеже XV и XVI вв.— во времена Томаса Мора — капиталистический уклад в Англии только нарождался. Спустя столетие, когда появились утопии итальянца Томмазо Кампанеллы и англичанина Фрэнсиса Бэкона, внедрение капиталистического способа производства в

¹ В. И. Ленин. Соч., т.. 33, стр. 284.

разные отрасли промышленности сопровождалось техни­ческими усовершенствованиями и изменениями в органи­зации производства.

Кампанелла в «Городе Солнца» (1623) и Бэкон в «Но­вой Атлантиде» (1627) уже выдвигают на первое место науку и технический прогресс, без которых они не мыслят идеального общественного устройства. '

Обитатели коммунистического «Города Солнца» — со­лярии — широко применяют всякого рода изобретения и научные открытия. Они изобрели «особые суда и галеры, ходящие по морю без помощи весел и ветра, посредством удивительно устроенного механизма». Жители Солнечного города употребляют для сельскохозяйственных работ ма­шины, между прочим — самоходные парусные повозки, способные двигаться против ветра. Солярии «владеют также искусством воспроизводить в комнатах всяческие атмосферные явления: ветер, дождь, грозу, радугу и т. д.»

В «Городе Солнца» Кампанеллы мы видим довольно редкий случай социальной утопии, в которой обществен­ное переустройство на коммунистических началах осу­ществляется на базе научного и технического прогресса. Правда, все эти технические нововведения Кампанелла в состоянии выразить лишь в форме неясных, иногда по­лумистических домыслов.

В отличие от Кампанеллы, Бэкон не дает никаких пла­нов общественного переустройства. Для Бэкона, крупного государственного деятеля и ученого, по его словам — «зеркалом служит действительное состояние вещей и время, в которое он живет». Повидимому, в основном Бэкон был удовлетворен существующим строем. Он со­храняет в «Новой Атлантиде» частную собственность, разделение общества на классы, наследственные и иму­щественные привилегии и т. п. Он ограничивается поста­новкой вопроса о перестройке производственной базы общества путем применения технических усовершенствова­ний, изобретений, рационализации. «Новая Атлантида» — не социальная, а научно-техническая утопия. Жители острова Бенсалема достигли больших успехов в метал­лургии. У- них имеются «различного устройства печи, дающие и сохраняющие самую различную температуру: с быстрым нагревом; с сильным и постоянным жаром; со слабым и равномерным нагревом; ...с сухим или влажным жаром» и т. п. На высоком уровне здесь находится воен-

ная промышленность. «Мы производим, — сообщает жи­тель острова, — артиллерийские орудия и всевозможные военные машины; новые сорта пороха; греческий огонь, горящий в воде...» Бенсалемцы обладают мощным фло­том. «Есть у нас суда и лодки для плаванья под водой, и такие, которые выдерживают бурю...» Бенсалемские ученые изобрели машины, позволяющие летать по воз­духу, подражая полету птиц, приборы, дающие возмож­ность видеть и слышать на большом расстоянии; нашли способы изготовлять искусственные удобрения, выводить новые сорта растений и новые породы животных и т. д. Имена изобретателей окружены в Бенсалеме всенарод­ным почетом. Выдающимся изобретателям ставят статуи, их награждают щедрыми подарками.

Устанавливая связь между развитием промышленно­сти и развитием науки в эпоху Возрождения, Энгельс писал, что «...вместе с расцветом буржуазии шаг за ша­гом шел гигантский рост науки. Возобновились занятия астрономией, механикой, физикой, анатомией, физиоло­гией. Буржуазии для развития ее промышленности нужна была наука, которая исследовала бы свойства фи­зических тел и формы проявления сил природы».¹

Гениальные прозрения Кампанеллы и Бэкона появи­лись, разумеется, не случайно. Они отвечали назревшим техническим потребностям общества, хотя и были обра­щены к далекому будущему. Произведения этих двух мыслителей позволяют заключить, что в европейской ли­тературе научно-техническая фантазия получила свое первоначальное развитие в рамках утопического романа.

Это заключение подтверждается и произведениями русских писателей. В нашей литературе есть замечатель­ные образцы научно-утопического и социально-утопиче­ского романов.

В одном из ранних утопических романов, создан­ных в России — в произведении В. Ф. Одоевского «4338-й год» (1840), — технический прогресс и просве­щение положены автором в основу общественного разви­тия. В России сорок четвертого века ученые нагревают и охлаждают по мере надобности атмосферный воздух, ги­гантские вентиляторы изменяют направление ветров, огнедышащие сопки превращены в неостывающие горны

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Избр. произв. в двух томах, т. II, М. Госполитиздат, 1949, стр. 93.

для обогревания Сибири, гужевой транспорт вытеснен «электроходами» и управляемыми аэростатами и т. п.

Знаменитый «Четвертый сон Веры Павловны» в ро­мане Н. Г. Чернышевского «Что делать?» есть выражение не только социальной, но и научно-технической фантазии. 'Великий революционный демократ, в отличие от подав­ляющего большинства представителей домарксовского, утопического социализма, не мыслил себе идеального общества будущего без высокого развития науки и тех­ники. В социалистической России, изображенной Черны­шевским, созидательный труд свободных и счастливых людей облегчают замечательные машины. Металл буду­щего — алюминий — заменяет в обиходе дерево и камень. Природа, преобразованная человеком, щедро отдает ему свои богатства.

Все эти произведения показывают, что научно-техни­ческая фантастика развивается вместе с социальной уто­пией. В отдельных утопических романах имеются эле­менты научной фантастики. И, с другой стороны, во мно­гих научно-фантастических романах (с тех пор, как этот роман сформировался в качестве самостоятельного жанра) можно увидеть черты социальной утопии — пред­ставления автора о тех общественных условиях, где най­дут применение наука и техника грядущих дней.

Правомерно ли считать социально-утопические ро­маны, в которых имеются более или менее развитые эле­менты научно-технической фантазии, научно-фантасти­ческими?

Разумеется, нет. Научно-фантастический роман, как особый, самостоятельный жанр литературы, появился лишь во второй половине XIX в.; но, несомненно, возник­новение этого нового литературного жанра было в из­вестной степени подготовлено многовековой историей социально-утопического романа.

Основоположником научно-фантастического жанра иногда считают, по недоразумению, американского роман­тика Эдгара По (1809—1849). Поэтические грезы о ве­ликом будущем науки противоречиво сочетаются в его фантастических новеллах с откровенной мистикой и мрач­нейшими пророчествами о будущем человечества. Фанта­зии Эдгара По далеки от настоящей науки. Этот талант­ливый писатель способен был представить грядущие тех­нические достижения лишь увеличенными до гигантских

7

размеров, но качественно неизменными по сравнению с тем, что уже имелось в его время. Например, воздухо­плаватели перелетают в одной из его новелл через Тихий океан на огромном аэростате и на аэростате же, в дру­гой новелле, совершают полет на Луну. С элементарными законами физики .и механики Э. По расправляется по соб­ственному усмотрению. Можно ли считать произведения Эдгара По научно-фантастическими? Нет, это только фан­тазии на научные темы, имеющие лишь внешнее сходство с научной фантастикой.

Великие технические изобретения конца XVIII и на­чала XIX вв. — паровая машина, паровоз, пароход, ткац­кие станки и т. д. — вызвали промышленный переворот и способствовали смене форм общественной жизни.

Шестидесятые — восьмидесятые годы прошлого века, когда Жюль Верн написал свои лучшие научно-фантасти­ческие романы, были ознаменованы невиданным до тех пор подъемом научных и технических знаний, великими открытиями в биологии, физике, химии, астрономии, заме­чательными изобретениями, которые привели к существен­ным сдвигам в области материальной культуры.

Трудно перечислить даже самые выдающиеся откры­тия и изобретения передовых ученых XIX в. Физики Майер и Джоуль, одновременно и независимо друг от друга, сформулировали и обосновали закон сохранения и превращения энергии. Бертло окончательно освободил химию от антинаучной теории «жизненной силы». Астро­ном Леверье математическим путем, как говорили тогда — «на кончике пера», предсказал существование еще неиз­вестной планеты Нептун и указал, где ее нужно искать. Дарвин своим учением о происхождении видов нанес сокрушительный удар религиозным воззрениям в есте­ственных науках. Основоположник русской физиологии Сеченов раскрыл физиологическую природу психической деятельности, которая до него считалась непознаваемой. Менделеев открыл периодический закон химических эле­ментов, составляющий фундамент современного учения о веществе.

8

Каждое из этих и многих других великих открытий имело неисчислимые последствия и вселяло уверенность в безграничные возможности науки. Ученые теоретики помогали двигать вперед промышленное производство и технику. Бурное развитие промышленности и торговли требовало новых источников сырья, расширения рынков сбыта, дешевых рабочих рук. Капиталистические страны разжигали кровавые колониальные войны и приобщали к своим владениям еще «неосвоенные» территории в раз­ных частях света. В африканские джунгли и австралий­ские дебри снаряжались одна за другой географические экспедиции. По следам отважных путешественников про­двигались миссионеры, за ними шли вооруженные до зу­бов войска, а вслед за войсками — купцы, плантаторы и всяческие авантюристы, любители легкой наживы. Со­перничество между великими державами грозило превра­титься в ожесточенную борьбу за «передел мира».

Лучшие романы Жюля Верна, пионера научно-фанта­стической романтики, потому и выдержали испытание временем, что его пылкая фантазия никогда не вырожда­лась в беспочвенную фантастику и не отрывалась от по­родившей ее жизненной основы. Его книги неизменно при­влекают своей демократической направленностью, опти­мизмом, безграничной верой в могущество человеческого разума, побеждающего стихийные силы природы и ста­вящего ее на службу людям. «Что бы я ни сочинял, что бы я ни выдумывал, — говорил писатель, — все это будет уступать истине, ибо настанет время, когда достижения науки превзойдут силу воображения».

Генеральный секретарь французской коммунистиче­ской партии Морис Торез вспоминает в своей книге «Сын народа», какое глубокое впечатление произвели на него в детстве романы Жюля Верна: «Книга Жюля Верна «Двадцать тысяч лье под водой» воспламенила мое вооб­ражение. Я был увлечен не столько приключениями капи-

тана Немо, сколько им самим. Я видел в нем олицетво­рение великого гения науки, которая преобразит мир и людей, когда будет служить народу».¹

АВТОР «НЕОБЫКНОВЕННЫХ ПУТЕШЕСТВИЙ»

Жюль Верн родился 8 февраля 1828 г. в портовом городе Нанте, в семье потомственного адвоката Пьера Верна. В 1847 г., после окончания нантскога лицея, юноша отправился в Париж, держать экзамены на юри­дический факультет. Но уже тогда он твердо решил при первой же возможности отказаться от профессии, кото­рую избрал для него отец, и посвятить себя литературе и театру.

В студенческие годы начинающий драматург, при со­действии знаменитого романиста Александра Дюма, ста­вит на сцене несколько веселых водевилей и бытовых ко­медий. В то же время Жюль Верн испытывает непреодо­лимое тяготение к естественным наукам. Он неустанно расширяет свои познания, следит за новинками есте­ственнонаучной и технической литературы, знакомится с учеными, инженерами, изобретателями, посещает науч­ные диспуты и доклады.

В начале пятидесятых годов Жюль Верн пробует свои силы в несколько необычном жанре: он пишет рассказы с острым драматическим сюжетом, используя новейшие данные о воздухоплавании («Путешествие на воздушном шаре»), отчеты арктических экспедиций («Зимовка во льдах»), труды по истории и географии стран Латинской Америки («Первые корабли мексиканского флота», «Мартин Пац») и др.

Но от первого рассказа на научную тему до первого романа из серии «Необыкновенных путешествий» Жюля Верна отделяли двенадцать долгих лет, заполненных глав­ным образом утомительной работой ради куска насущного хлеба — сначала в небольшом театре, в должности секре­таря директора, потом — в конторе биржевого маклера.

Только в 1862 г. Жюль Верн открыл свое истинное призвание. «Я напал на счастливую мысль, — сказал он друзьям, — пишу роман в совершенно новом роде, нечто очень своеобразное».

10

«Пять недель на воздушном шаре», первый роман из серии «Необыкновенных путешествий», был опубликован в начале 1863 г. и принес широкую известность уже не молодому и отнюдь не юному автору. К тому времени у Жюля Верна был почти пятнадцатилетний опыт твор­ческой литературной работы и солидный запас научных знаний, без которых он не смог бы стать автором «Не­обыкновенных путешествий».

Спик и Грант еще не вернулись из экспедиции, а Жюль Верн уже отправил своего отважного доктора Фер­гюссона в воздушный полет над Африкой на аэростате усовершенствованной конструкции. Читатели нашли в ро­мане достоверные описания не только известных, но и необследованных тогда африканских просторов, обильные сведения по географии, физике, астрономии, воздухопла­ванию, и все это самым непринужденным и естественным образом вплеталось в живую ткань приключенческого сю­жета. Правдоподобность вымысла подтверждалась даже датировкой действия: герои совершили свой удивитель­ный перелет через Африку — от Занзибара до реки Сене­гал— в апреле — мае 1862 г., за несколько месяцев до того, как роман вышел в свет.

Большой успех этой книги побудил издателя Этцеля, выпустившего ее первым изданием, заключить с Жюлем Верном своеобразный договор на двадцать лет вперед:

И

автор брал на себя обязательство ежегодно передавать издателю два новых романа или один двухтомный. Впо­следствии договор был возобновлен еще на такой же срок и оставался в силе до конца жизни писателя, небогатой внешними событиями, но целиком заполненной всепогло­щающим творческим трудом.

Убежденный демократ и республиканец, Жюль Верн никогда не скрывал от читателей своих политических сим­патий и антипатий, хотя и вынужден был приноравли­ваться к цензурным требованиям реакционного режима Наполеона III, душителя демократии и свободной мысли. Вместе со всеми французскими патриотами писатель ждал с нетерпением последнего часа ненавистной Второй империи.

Когда разразилась франко-прусская война, Жюль Верн предоставил свою яхту в распоряжение военных властей и вступил в отряд береговой обороны. После се­данской катастрофы он вернулся в Париж и героические дни Коммуны провел в столице.

Романы Жюля Верна, написанные после Парижской Коммуны, проникнуты политической тенденциозностью: осуждение захватнических войн, пропаганды милита-

12

ризма, колониальных грабежей сочетается в них с утвер­ждением демократических идей. Писатель убежден в не­обходимости свободного развития и мирного сосущество­вания равноправных народов. Его общественные идеалы часто выражаются в форме аллегорической социальной утопии, в духе идей утопического социализма («Пятьсот миллионов бегумы», «Таинственный остров», «Гектор Сервадак» и др.).

В последние годы жизни Жюля Верна поразила сле­пота, но он не прекратил своей творческой деятельности. Он писал на ощупь, с помощью особого транспаранта, а иногда прибегал к диктовке.

Современник революционных движений 1848—1849 гг. и Парижской Коммуны, Жюль Верн был еще жив, когда в России разразилась революция 1905 г. Он хранил вер­ность своим демократическим принципам и в годы Вто­рой империи, и в годы Третьей республики, «республики без республиканцев».

Во время русско-японской войны старый писатель заявил представителю печати о своем отрицательном отношении к насильственным методам разрешения меж­дународных конфликтов. «Это пролитие крови, — сказал он, — приводит меня в ужас. Самые новейшие смерто­носные орудия и взрывчатые вещества впервые вводятся в употребление... Дипломаты должны сохранить мир».

Жюль Верн умер семидесяти семи лет, 24 марта 1905 г.

В архиве писателя осталось десять неопубликованных книг, которые выходили из печати до конца 1910 г. — по одной книге в каждое полугодие, как это делалось на протяжении сорока двух лет.

Такова была его предсмертная воля.

13

За свою долгую жизнь, кроме 65 романов, изданных Этцелем в 93 томах, Жюль Верн написал еще 20 пове­стей и рассказов, 19 пьес и 10 научно-популярных книг по географии и истории географических открытий.

За четыре с лишним десятилетия, пока создавались «Необыкновенные путешествия», мысль Жюля Верна про­делала большой и сложный путь вместе с передовой наукой его времени.

Если в первом романе Жюля Верна герои совершают полет над бескрайними просторами Африки на воздуш­ном шаре, то в его последнем романе уже появляются аэропланы с реактивным двигателем, приводимые в дей­ствие силой расширения жидкого воздуха в момент его превращения в газообразное состояние, а также снаряды, управляемые по радио («Необыкновенные приключения экспедиции Барсака»).

Если в начале, да и на всем последующем протяже­нии своего творческого пути, писатель неустанно пропа­гандировал десятки различных способов применения электрической энергии, то в одном из его поздних фанта­стических романов (тогда уже было открыто явление радиоактивности) речь идет о машине, концентрирую­щей колоссальную энергию мельчайших частиц материи, заряженных электричеством и движущихся в простран­стве с космической скоростью («В погоне за метеором»).

В те годы, когда подводные лодки были еще крайне несовершенными и почти не имели практического приме­нения, воображением Жюля Верна был создан электри­ческий подводный корабль «Наутилус», на котором от­важный капитан Немо совершал свои далекие путеше­ствия под волнами океана («Двадцать тысяч лье под во­дой») .

В то время, когда уже существовали модели геликоп­теров Г. Понтон д'Амекура и Г. Лаланделя, когда уже был построен самолет А. Ф. Можайского, но еще не пре­кратились споры о том, какой принцип окончательно вос­торжествует — воздухоплавание или авиация («легче воз­духа» или «тяжелее воздуха»), — смелый изобретатель Робур, созданный фантазией Жюля Верна, отправился в кругосветное воздушное путешествие на своем гигант-

14

ском геликоптере «Альбатросе» («Робур-завоеватель»), а спустя еще восемнадцать лет — уже в начале XX в.— тем же самым Робуром была сооружена универсальная машина-вездеход, совмещающая свойства самолета, авто­мобиля, катера и подводной лодки («Властелин мира»).

Литературное новаторство Жюля Верна выявилось, прежде всего, в том, что поэтическая фантазия у него по­дружилась с наукой и впервые стала ее неразлучной спутницей. Фантазия, возросшая на научной почве, от­крывала перед читателями заманчивые дали, вдохнов­ляла на великие дела. Многие ученые вспоминали, что романы Жюля Верна, прочитанные в юности, помогли им выбрать жизненный путь и стимулировали работу мысли в нужном направлении.

«Стремление к космическим путешествиям заложено во мне известным фантазером Жюль Верном, — сообщает знаменитый деятель русской науки К. Э. Циолковский. — Он пробудил работу мозга в этом направлении. Явились желания. За желанием возникла деятельность ума. Ко­нечно, она ни к чему бы не привела, если бы не встре­тила помощь со стороны науки».¹

На ту же тему имеется высказывание нашего замеча­тельного геолога и географа академика В. А. Обручева:

15

«В качестве примера я могу сказать, что сделался путе­шественником и исследователем Азии благодаря чтению романов Жюль Верна, которые пробудили во мне интерес к естествознанию, к изучению природы далеких малоиз­вестных стран».¹

Однако на основании всех этих лестных оценок науч­ной фантазии Жюля Верна было бы неправильно считать его «изобретателем без мастерской», или каким-то ново­явленным «пророком», наделенным непостижимым даром предвидения. Научно-техническая фантазия Жюля Верна, какой бы необыкновенной она ни казалась его современ­никам, не превосходит возможностей человеческого ра­зума и, следовательно, возможностей ее осуществления. Жюль Верн ставил в своих романах проблемы, подска­занные жизнью, но при этом никогда не стремился — да это было бы и невозможно — намечать конкретные пути и методы научных исследований.

Жюль Верн изображал желаемое как уже осуще­ствленное. Открытия и изобретения, которые в его время еще не вышли из стадии лабораторного эксперимента или едва только намечались в отдаленной Перспективе, он рисовал как уже существующие и действующие, созна­тельно отвлекаясь от тех препятствий и трудностей, с ко-

¹ В. А. Обручев. Несколько замечаний о научно-фантасти­ческой литературе. «Детская литература», 1939, № 7, стр. 39—40.

16

торыми неизбежно должны были бы столкнуться его герои в процессе работы.

Специалисты упрекали Жюля Верна в том, что спо­собность «Наутилуса» погружаться на огромную глубину без риска быть раздавленным колоссальной тяжестью водяного столба так же фантастична, как и способность гальванических элементов давать подводному кораблю энергию огромной мощности. Неужели Жюль Верн был до такой степени несведущ, чтобы этого не знать? Нет, универсально образованного писателя нельзя заподозрить в невежестве. Здесь, и в других случаях, он сознательно допускает невероятное. Если бы этих преувеличений не было, не было бы и лучших романов Жюля Верна, в основе своей всегда правдоподобных.

Трудно заподозрить писателя и в том, что он действи­тельно мог верить в возможность путешествия «к центру земли», межпланетного перелета в пушечном ядре или, тем более, — на куске земной поверхности, оторвавшемся при столкновении с кометой («Гектор Сервадак»). Не­возможное путешествие к центру земли используется автором как своеобразный литературный прием для поэ­тического воссоздания воображаемой картины далекого геологического прошлого нашей планеты. В романах «С Земли на Луну» и «Вокруг Луны» писатель задался целью воплотить — и воплотить по-новому — свою мечту о межпланетных сообщениях. В «Гекторе Сервадаке» Жюль Верн хотел сообщить читателям в непринужденно-занимательной форме приключенческого романа множе­ство астрономических сведений и вместе с тем высказать свои социальные идеи (сатирические образы англичан-колонизаторов и жадного ростовщика, трудовая община

17

«межпланетных робинзонов» и т. п.). Во всех этих произ­ведениях Жюль Верн блестяще разрешает свою главную задачу — создает увлекательный приключенческий роман, в котором развитие действия связано с определенной научной проблемой или гипотезой, прославляет науку и ее беспредельные возможности, будит у читателей живую пытливую мысль, а также намечает в самом общем виде ту или иную научную или научно-техническую идею.

Жюля Верна никогда не оставляла уверенность, что даже самые смелые его фантазии, рано или поздно, во­плотятся в жизнь. В 1902 г. на предложенный ему посе­тителем вопрос, что он думает о науке будущего, писа­тель ответил: «Я не сомневаюсь в том, что науке су­ждено открыть людям много удивительного и чудесного. Скажу даже больше: я убежден, что открытия науки со­вершенно изменяют условия жизни на земле и многие из этих чудесных открытий будут сделаны на глазах нынеш­него поколения. Ведь, собственно говоря, наши знания о силах природы, в особенности об электричестве, нахо­дятся еще в зачаточном состоянии. В будущем, когда мы вырвем у природы еще много ее тайн, все чудеса, кото­рые описывают романисты, покажутся простыми и неин­тересными в сравнении с еще более редкими и удиви-

18

тельными явлениями действительности, свидетелями ко­торых, повторяю, можете быть и вы».

Бесполезно искать какие-то существенные жанровые различия между научно-фантастическими и географиче­скими романами. В таких классических образцах научной фантастики, как «Двадцать тысяч лье под водой» или «Робур-завоеватель», фабула строится на описании кру­госветного путешествия главного героя и его невольных спутников. Вместе с тем научная фантазия расправляет свои крылья и во многих географических романах. Капи­тан Гаттерас достигает Северного полюса в то время, когда ни один исследователь Арктики не поднимался выше 82° с. ш. («Путешествия и приключения капитана Гаттераса», 1864). Эрик Герсебом, герой романа «Найде­ныш с погибшей «Цинтии» (1885), совершает за одну навигацию кругосветное плавание в арктических водах России и Америки, успешно пройдя неосвоенными в то время Северо-Восточным и Северо-Западным морскими проходами.

Жюль Верн использует в своих романах и доводит до высокой степени совершенства художественные приемы приключенческого повествования. Заставляя читателей с напряженным вниманием следить за развитием увлека­тельной приключенческой фабулы, автор незаметно под­чиняет ее своим научно-популяризаторским целям, по ходу действия насыщая повествование всевозможными познавательными сведениями, которые органически вра­стают в самую ткань сюжета и при этом нисколько не на­рушают его целостности и художественных достоинств. «Необыкновенные путешествия» в своей совокупности

19

представляют универсальный географический очерк зем­ного шара — единственную в своем роде географическую эпопею, какой никогда прежде не было в художественной литературе.

Герои Жюля Верна вписывают яркие страницы в исто­рию географических открытий, пополняя труды действи­тельно существовавших предшественников новыми фак­тами, наблюдениями и выводами. Автор вносит имена своих героев в почетный список первооткрывателей новых земель и исследователей морских просторов.

ОБРАЗ ПОЛОЖИТЕЛЬНОГО ГЕРОЯ

Новому типу романа, введенному в литературу Жюлем Верном, соответствовал также и новый герой: пытливый исследователь, инженер, путешественник, изо­бретатель, ученый, готовый ради достижения почти не­возможной цели совершить любой подвиг, пойти на лю­бую жертву. Его стремления определяются не узко-эгои­стическими расчетами, как у большинства героев бур­жуазной литературы, а интересами куда более широкими и общественно-значимыми. Мужественные, благородные, свободолюбивые герои Жюля Верна не знают корысти и лицемерия. Их высокие моральные качества раскры­ваются в действиях, утверждающих отвагу дерзаний, не­примиримость в борьбе.

Часто у Жюля Верна повторяются типовые характе­ристики и отдельные сюжетные положения. Но даже при наличии явного сходства родственных персонажей каж­дому из них присущи индивидуальные особенности, свое­образные черты характера.

Во многих романах встречается образ чудака-ученого, самоотверженного фанатика науки, неприспособленного к практической жизни и вследствие этого часто попадаю-

20

щего в смешные и нелепые положения. И доктор Клоу­бонни («Капитан Гаттерас»), и Жак Паганель («Дети ка­питана Гранта»), и кузен Бенедикт («Пятнадцатилетний капитан»), и Зефирен Ксирдаль («В погоне за метео­ром») и многие другие персонажи, варьирующие этот образ, — и похожи и не похожи друг на друга. Каждый из них обрисован настолько ярко, что запоминается на всю жизнь. Смешной и рассеянный энтомолог Бенедикт вовсе не является копией тоже смешного и тоже рассеянного географа Паганеля, наделенного, к тому же, замечатель­ным благородством, великодушием и другими привлека­тельными качествами. Но зато все эти чудаки-ученые одинаково успешно выступают в роли своеобразной «хо­дячей энциклопедии», перемежая рассуждения на науч­ные темы остроумными шутками и забавными выход­ками.

Мир «Необыкновенных путешествий» населен множе­ством людей разных профессий, национальностей, убе­ждений, привычек, вкусов. В толпе действующих лиц, рядом с героями высокого романтического плана, такими, как Немо, Гаттерас, Робур, выделяются образы отваж­ных, волевых женщин, с одинаковой готовностью идущих на подвиг и на самопожертвование (героини романов «Страна мехов», «Миссис Браникан», «Михаил Стро­гов» и др.). Смелым и мужественным характером, кото­рый проявляется в борьбе с суровыми испытаниями, на­делены и юные герои: Роберт Грант, Дик Сэнд, Хар­берт Браун, Эрик Герсебом и др. Нравственной доблестью и чувством человеческого достоинства отли­чаются также многие персонажи — представители наро­дов колониальных и зависимых стран (индеец Талькав, негр Геркулес, эскимоска Калюмах, бушмен Мокум, ин-

21

дианка Ауда и др.). Уже самым выбором таких персона­жей Жюль Верн демонстрирует свою враждебность на­циональной и, тем более, расовой ограниченности.

События франко-прусской войны 1870—1871 гг., окон­чившейся отторжением от Франции Эльзаса и Лотарин­гии, показали писателю, что германский империализм принесет народам новые ужасные войны и неисчислимые бедствия, если не обуздать раз и навсегда захватниче­ского рвения германских промышленников и финанси­стов. Республиканец и демократ «поколения сорок вось­мого года» не мог обойти молчанием самые жгучие про­блемы своего времени.

Увлекательный художественный вымысел тесно пере­плетается в его романах с реалистическим изображением бедственной жизни, вымирания и физического истребле­ния порабощенных народов колониальных и зависимых стран, ужасов работорговли, невольничества негров в Америке. Во многих произведениях Жюль Верн с воз­мущением описывает зверства европейских, особенно бри­танских, колонизаторов, творящих свои черные дела под маской миссионерства и «культуртрегерства». Эта тема звучит во многих романах, непрерывно обогащаясь но­выми потрясающими фактами («Дети капитана Гранта», «Пятнадцатилетний капитан», «Жангада», «Пловучий остров» и др.).

Симпатии писателя неизменно на стороне порабощен­ных народов, борющихся за свое освобождение. Эта тема определяет основное содержание цикла историче­ских романов, герои которых являются активными участ­никами национально-освободительных движений («Архи­пелаг в огне», «Север против Юга», «Семья без имени», «Дунайский лоцман» и др.).

Следует заметить, однако, что Жюль Верн обычно укло­няется от раскрытия истинного положения дел во фран­цузских колониях, и это значительно снижает реалисти-

*

22

Положительные герои «Необыкновенных путешествий» не только выражают, но и воплощают в практических действиях гуманистические и демократические идеалы писателя. Пожалуй, ярче всего это проявляется в знаме­нитой трилогии— «Дети капитана Гранта» (1868), «Два­дцать тысяч лье под водой» (1870), «Таинственный остров» (1875).

Сюжет первого романа определяется поисками Гранта. Разные истолкования испорченного документа заставляют Эдуарда Гленарвана и его спутников проделать круго­светное путешествие вдоль 37-й параллели. Но кто такой капитан Грант? Мужественный шотландский патриот, не пожелавший примириться с тем, что его родина оконча­тельно утратила независимость. Он решил основать коло­нию шотландских политических эмигрантов на одном из островов Тихого океана, но кораблекрушение помешало ему осуществить этот план. Гленарван — политический единомышленник Гранта—снаряжает экспедицию во­преки желанию Адмиралтейства, которое наотрез отка­зало в помощи шотландскому патриоту. Таким образом, одно из самых увлекательных «Необыкновенных путеше­ствий» мотивируется свободолюбивыми стремлениями героев.

Национально-освободительные идеи еще сильнее зву­чат в романе «Двадцать тысяч лье под водой». В образе капитана Немо, который одновременно является и заме­чательным ученым и борцом за свободу, мы видим наибо­лее полное выражение прогрессивной направленности творчества Жюля Верна. Загадочный Немо, как выяс­няется в дальнейшем, — индиец Даккар, посвятивший свою жизнь борьбе за освобождение родины, порабощен­ной и поруганной британскими колонизаторами. Его «Наутилус» — и подводная лаборатория и грозное орудие боя. К услугам Немо богатая библиотека и уникальный музей. Здесь все приспособлено для серьезных научных занятий. Но капитан Немо не может найти успокоения в глубинах моря, когда на земле творится столько зла. Об этом постоянно напоминают ему портреты героев и мучеников борьбы за свободу, глядящих на него со стен каюты.

Пустив ко дну английский военный корабль, капитан

23

Немо говорит возмущенному Аронаксу: «Справедливость и право на моей стороне... Я угнетенный, а вот — угнета­тель! Это из-за него я потерял все, что любил, все, что мне было дорого и свято, — родину, жену, детей, отца, мать — все! Все, что я ненавижу, — здесь, на этом ко­рабле! Молчите же!»

Слова капитана Немо — «До последнего вздоха я буду на стороне всех угнетенных, и каждый угнетенный был, есть и будет мне братом» — могут повторить и дру­гие герои Жюля Верна.

В «Таинственном острове» автор выражает в форме аллегорической утопии свои положительные социальные идеи. Четверо мужчин и один мальчик попадают на не­обитаемый остров в Тихом океане. Кто они, герои этого романа? Участники гражданской войны в США, военно­пленные южан-сепаратистов, вырвавшиеся из Ричмонда на аэростате.

Робинзоны XIX в. инженер Сайрес Смит и его друзья вынуждены проделать как бы заново весь путь, пройден­ный человечеством: начав с добывания огня, изготовле­ния лука и стрел, примитивных орудий труда и домашней утвари, потом уже, с помощью первобытных инструмен­тов, они создают более сложное оборудование и присту­пают к большим работам. В отличие от своего предше­ственника Робинзона Крузо, герои «Таинственного острова» не ограничиваются охотой, земледелием и ско­товодством. Они строят мосты, проводят каналы, воздви­гают плотины, осушают болота, добывают полезные ископаемые, плавят металлы, производят химические продукты, сооружают машины, устанавливают электриче­ский телеграф, занимаются научными изысканиями. Сайрес Смит создает на необитаемом острове настоящий химический завод, где изготовляются кислоты и щелочи, глицерин, стеарин, мыло и другие химикаты.

Свободный труд свободных людей, живущих на сво­бодной земле, творит чудеса. Здесь каждый трудится для

24

себя и одновременно на благо всего коллектива. Плоды совместного труда являются общим достоянием. Для каждого в отдельности и для всех вместе созидательный труд становится первейшей жизненной потребностью. Здесь не существует ни денег, ни частной собственности, ни (присвоения чужого труда. Здесь все за одного, один за всех.

Но стоило только Айртону попасть в коллектив сво­бодных тружеников, как к нему снова вернулся разум. Дикарь стал человеком, закоренелый преступник — честным работником.

Капитан Немо, таинственный покровитель колонистов, с восхищением следивший за их деятельностью, осуждает себя за индивидуализм и отрешенность от мира. В пред­смертной исповеди он говорит Сайресу Смиту: «Уедине­ние — одиночество — вещь тяжелая, превышающая чело­веческие силы. Я умираю потому, что думал, что можно жить в одиночестве».

Будущее принадлежит таким людям, как Сайрес Смит и его товарищи. Созидательный труд должен быть не только обязанностью, но и потребностью человека. Люди сильны только в коллективе. Тот, кто хочет жить и бо­роться в одиночку, обречен на гибель. К таким выводам приводит читателей Жюль Верн.

Легко заметить, что трудовая община, можно даже сказать — коммуна, изображенная в «Таинственном острове», — не что иное, как более или менее последова­тельное воплощение идей, которые пропагандировали разные представители домарксовского утопического со­циализма.

Во времена Жюля Верна было известно не мало по­пыток организации в разных частях света икарийских¹ трудовых общин, но все эти попытки неизбежно конча­лись неудачей. Не случайно трудовые общины суще­ствуют в романах Жюля Верна только на необитаемых

25

островах или даже... в межпланетном пространстве («Гектор Сервадак»).

По соседству с Франсвилем на территории штата Орегон вырастает город ужасов и смерти Штальштадт, построенный человеконенавистником, шовинистом Шуль­це, которому удалось отсудить у Саразена половину на­следства индийской княгини. На военных заводах в Штальштадте производятся пушки чудовищно-разруши­тельной силы, снаряды, начиненные ядовитыми газами, и другие орудия массового уничтожения, предназначенные для «низших рас».

«Вот мы уже устроились в самом сердце Америки! — восклицает Шульце. — Дайте нам остров или два неда­леко от Японии, и вы увидите, как мы зашагаем по всему свету!»

Злодейские замыслы Шульце — сначала уничтожить Франсвиль, а потом приступить к завоеванию мирового господства — во-время разгаданы другом Саразена, мо­лодым инженером Марселем Брукманом. Роман завер­шается аллегорической картиной бесславной гибели Шульце и превращением его зловещего Штальштадта в крепость для обороны Франсвиля. Идеи гуманизма и демократии, таким образом, торжествуют победу. В раз­вязке романа полностью проявился социальный оптимизм Жюля Верна, его непоколебимая вера в грядущее торже­ство демократических сил.

26

Но каким путем мыслил Жюль Верн переход от дур­ного настоящего к светлому будущему, воплощенному в образе чудесного Франсвиля, города-мечты?

«Граждане Соединенных Штатов, — заявляет Робур в своей прощальной речи, — я произвел опыт и в то же время пришел к убеждению, что никогда не надо торо­питься ни с чем, даже с прогрессом. Всему свое время, и сама наука не должна слишком опережать средние умы. Все должно следовать постепенно, а не скачками. Всему свое время. Передать мое изобретение людям еще рано. Человечество еще не созрело для всеобщего братского союза. Я улетаю и уношу свою тайну с собой, но она не будет потеряна для людей. Они узнают ее в тот день, когда окажутся достаточно подготовленными, чтобы ею воспользоваться, и достаточно разумными и нравствен­ными, чтобы не употребить ее во зло» («Робур-завоева­тель»).

27

Таковы наивные утопические идеи Жюля Верна, при­верженность которым он сохранил до конца жизни.

ПОЗДНИЕ РОМАНЫ

В конце XIX в. в творчестве писателя намечается из­вестная эволюция, но не угасание и упадок, которые обычно усматривают его буржуазные биографы, созна­тельно игнорирующие обличительную направленность поздних романов, а редкий в старческие годы духовный и творческий подъем.

В поздних произведениях Жюля Верна заметно нара­стает политическая и социальная острота. Мысль писателя делается более зрелой и глубокой. Он становится еще бо­лее нетерпимым к злу, что приносит народам мира гос­подство империализма. Свойственная ему добродушная усмешка нередко переходит в горькую иронию, беззлоб­ный юмор — в гротеск и сатиру. В некоторых романах преобладает мрачная трагическая атмосфера. Писатель уже окончательно разуверился в возможности мирного прогресса в существующих условиях, а методы револю­ционной борьбы оставались для него чуждыми.

Попрежнему воспевая науку и научный прогресс, Жюль Верн стремится теперь показать, что важна не только наука сама по себе: не менее важно, в чьих руках она находится и каким целям она служит. Только наука, служащая чистым, благим намерениям, имеет право на существование. Злодеи и деспоты, использующие великие силы науки ради своего обогащения и укрепления дикта­торской власти, неизбежно обрекают себя на гибель. Эту мысль писатель постоянно проводит в своих поздних ро­манах («Равнение на знамя», «Тайна Вильгельма Што­рица», «Необыкновенные приключения экспедиции Бар-сака» и др.).

28

С середины восьмидесятых годов в творчестве Жюля Верна все более усиливается резко-критическое отно­шение к новым политическим веяниям — к обострившейся борьбе «великих держав» за сферы влияния и передел мира, к агрессивным действиям американских капитали­стов. Как известно, наступление США на американский континент и острова Тихого океана сопровождалось цепью военных авантюр, неслыханными спекуляциями и грандиозными мошенничествами, в которых нередко ока­зывались замешанными даже члены правительства. В поздних произведениях писатель особенно часто вы­смеивает захватнические устремления и шовинизм янки, американскую «деловую практику» с ее невероят­ными аферами, очковтирательством, рекламной шумихой, беззастенчивым стяжательством; плачевные последствия уродливой концентрации капитала, соперничество между долларом и фунтом стерлингов и т. п. При этом сатири­ческая фантазия нередко воплощается в форме прозрач­ной аллегории с далеко идущими иносказательными обоб­щениями.

В романах «С Земли на Луну» (1865) и «Вокруг Луны» (1870) автор восхищается энергией, деловитостью, «техническим гением» своих героев янки. Барбикен и его друзья не задумываясь рискуют жизнью ради смелого научного опыта и не помышляют при этом ни о какой материальной выгоде.

В романе «Вверх дном» (1889) те же герои превра­щают науку из средства познания мира в орудие наживы. Члены балтиморского «Пушечного клуба», как истые янки, не могли остаться в стороне и не быть затронутыми

¹ Аболиционизм — общественно-политическое движение в США за отмену рабства.

29

колоссальными сдвигами, происшедшими в стране за чет­верть века после окончания гражданской войны.

Автор допускает преувеличения лишь постольку, по­скольку заведомо нелепа сама предпосылка замысла Барбикена и К⁰, неосуществившегося по независящим от них причинам: Мастон, по рассеянности, принял длину окружности земного шара в 40 000 метров вместо 40 000 километров. В итоге ошибка выросла до двена­дцати нулей. Для «выпрямления» земной оси понадоби­лась бы сила, практически недостижимая, — в триллион раз превосходящая ту, которой располагали Барбикен и К⁰. Но писатель нисколько не отклоняется от истины в своем сатирическом изображении бесчестных методов наживы, во имя которой американская компания готова была поставить под угрозу судьбы и благополучие всего человечества.

В современной исторической обстановке сатира Жюля Верна приобретает особую политическую остроту. В наши дни роман «Вверх дном» звучит как злободнев­ный политический памфлет.

¹ Когда Жюль Верн писал этот роман, было еще неизвестно, что Северный полюс, находится не на материке.

30

В другом сатирическом романе — «Пловучий остров» (1895) —действие происходит в то время, когда «Соеди­ненные Штаты Америки удвоили количество звезд на своем государственном флаге», захватив все земли кон­тинента, от полярных островов Канадского доминиона до Панамского канала.¹

Удалившись от дел, миллиардеры мечтают праздно и беспечно коротать свои дни на этом блаженном острове. Но торгашеские инстинкты и диктаторские замашки оби­тателей Миллиард-Сити вносят на остров атмосферу вражды и соперничества. Борьба за власть двух главных магнатов — нефтяного короля Джема Танкердона и бан­кира Нэта Коверли — делит население острова на две враждующие партии. Могучие моторы, пущенные в раз­ные стороны, разрывают остров на части, и он превра­щается в жалкие обломки. Потерпевших крушение под­стерегают бури и грозы, муки голода и жажды. «Как знать, — восклицает автор, — может быть, близок день, когда даже за миллион долларов им не купить фунта Мяса или фунта хлеба!»

Серьезные общественные проблемы намечены в форме прозрачной аллегории и в некоторых романах, увидевших свет уже после смерти Жюля Верна. Пагубная власть золота служит главной темой фантастического романа

¹ Строительство Панамского канала закончилось в 1914 г., спустя почти двадцать лет после опубликования «Пловучего острова». Здесь, как и в других случаях, Жюль Верн переносит действие на несколько десятилетий вперед.

31

«В погоне за метеором». Вырождение буржуазной демо­кратии, враждебность народу буржуазного государства и его законов с настоящей политической остротой раскры­вается в романе «Потерпевшие крушение на «Джона­тане». «Величие» и гибель диктатора фашистского типа—такова главная тема последнего из посмертно изданных романов «Необыкновенные приключения экспе­диции Барсака». Это малоизвестное произведение в пер-,вую очередь заслуживает внимания.

На рубеже двух столетий, когда Жюль Верн еще не сказал своего последнего слова, великие державы стали лихорадочно готовиться к мировой войне. Старый писа­тель с тревогой наблюдал за тем, как созидательные силы науки обращались против культуры и прогресса. И все же он не переставал верить в лучшее будущее человечества, не переставал надеяться, что прогрессивные силы в союзе с передовой наукой рано или поздно вос­торжествуют во всем мире и навсегда покончат с деспо­тизмом и кровавыми войнами.

Ведь не случайно в его романах человеконенавистники и злодеи, использующие великие открытия и изобретения в своекорыстных, враждебных народу целях, навлекают на себя неминуемую гибель! И не случайно перестают

¹ Киллер — убийца (англ.).

² Блекланд — черная страна, черный город (англ.).

32

существовать и чудовищный Штальштадт, и зловещий Блекланд, и роскошный Миллиард-Сити — город, куда допускались только миллионеры!

Известное воздействие на творческое формирование писателя оказали его старшие современники — Виктор Гюго и Александр Дюма. Жюлю Верну всегда был бли­зок демократический гуманизм Гюго, его ненависть ко всем формам физического и духовного порабощения че­ловека, его любовь к простым людям и вера в творческие силы народа. Жюль Верн почитал Гюго как величайшего французского писателя своего времени и нередко упоми­нал его имя в своих произведениях. Приключенческие романы Дюма оказали определенное влияние на сюжет­ную сторону романов Жюля Верна. Дюма привлекал его своим искусством строить увлекательную, полную жизни и движения фабулу. Однако литературные влияния нико­гда не играли в творчестве Жюля Верна решающей роли. Учась у своих предшественников, автор «Необыкновен­ных путешествий» шел своим собственным, непроторен­ным путем.

. Прогрессивные социальные и политические мотивы неотделимы в его романах от их естественнонаучной тема­тики. Жюль Верн —поэт науки— неразрывно связан с Жюлем Верном — критиком колониальной системы, на­ционального гнета, реакционной военной политики импе­риалистических государств.

О ПУТЯХ РАЗВИТИЯ И СОСТОЯНИИ НАУЧНОЙ ФАНТАСТИКИ ПОСЛЕ ЖЮЛЯ ВЕРНА

Огромный успех научно-фантастических и географиче­ских романов Жюля Верна стимулировал деятельность многих писателей, подвизавшихся в конце XIX, начале XX вв. в жанре научной, но чаще всего — псевдонаучной фантастики. Если романы Жюля Верна продолжают жить и сегодня, то этого нельзя сказать о книгах подавляющего

33

большинства писателей, считавшихся при жизни Жюля Верна его последователями и давно уже справедливо за­бытых.

Из названных писателей был по-настоящему близок Жюлю Верну Андре Лори. В соавторстве с ним Жюль Верн написал интересный роман «Найденыш с погибшей «Цинтии» (1885). Андре Лори — псевдоним Пасшаля Груссе, видного публициста и активного участника Па­рижской Коммуны (он возглавлял в правительстве Ком­муны комиссию внешних сношений). После возвращения из ссылки Лори подружился с Жюлем Верном и написал под его непосредственным влиянием несколько фантасти­ческих романов. В них он стремился, правда — не всегда успешно, следовать методу своего учителя («Изгнанники земли», «Из Нью-Йорка до Бреста за семь часов», «Ат­лантида» и др.).

На рубеже двух веков издавались научно-фантасти­ческие романы и в других странах (Г. Уэллс, Р. Хаггард, А. Конан-Дойл — в Англии; К. Лассвиц, К. Грунерт — в Германии; Э. Сальгари, У. Гриффони — в Италии; Ю. Жулавский в Польше и др.). Однако до уровня луч­ших научно-фантастических романов Жюля Верна не удалось подняться ни одному буржуазному писателю, ни при его жизни, ни после смерти. Основоположник науч­ной фантастики дал наилучшие образцы и высшие до­стижения этого жанра в пределах возможностей литера­туры критического реализма.

После Жюля Верна наибольшим успехом пользовались научно-фантастические романы и рассказы английского писателя Герберта Уэллса. В талантливых произведениях Уэллса фантастика вновь отрывается от научной основы. И научные и общественные идеи Уэллса окрашены со­циальным пессимизмом. Научную фантастику он исполь­зует для раскрытия своих социально-утопических идей. Резкие сатирические обличения кошмарной диктатуры империалистов — самая сильная сторона творчества Уэллса. Но чудовищные противоречия буржуазного обще­ственного строя в его романах о будущем не только не

34

исчезают, а катастрофически обостряются. Это главная тема его фантастических романов. Антинаучность фанта­стической идеи Уэллс всякий раз старается заслонить оби­лием реалистических подробностей. В предисловии к аме­риканскому изданию своих сочинений он прямо об этом говорит: «Как только магический фокус проделан, нужно все прочее показать правдоподобным и обыденным. На­деяться нужно не на силу логических доводов, а на иллю­зию, создаваемую искусством». Отсюда видно, что твор­ческий метод Уэллса не имеет ничего общего с творче­ским методом Жюля Верна. Уэллса больше заботит психологическое правдоподобие, чем научное обоснование замысла. Фантастические допущения используются Уэлл­сом лишь как литературный прием («Машина времени», «кэворит» — вещество неподверженное силе тяготения, «четвертое измерение», где живут «люди, как боги» и т. п.).

Дальнейшее развитие научно-фантастической литера­туры отражает борьбу прогрессивных и реакционных общественных сил в период всеобщего кризиса и распада капиталистической системы.

Обличение паразитического, враждебного народу, общественному и научному прогрессу капиталистического строя, символическое, изображение непримиримости фа­шизма и человеческого начала, предчувствие новых социальных катастроф, за которыми последует оконча­тельное освобождение человечества от гнета мирового капитализма, — таковы важнейшие темы произведений научно-фантастического жанра, созданных за последние десятилетия прогрессивными зарубежными писателями (романы и пьесы чешского писателя-антифашиста К. Ча­пека, поздние романы Г. Уэллса, пьеса турецкого поэта-коммуниста Н. Хикмета «Череп», роман французской пи­сательницы Э. Триоле «Конь Красный» и др.). Характер­ная особенность таких произведений, при всем их идей­ном и художественном многообразии, — подчинение фан­тастической темы определенному социальному заданию.

.35

После второй мировой войны массовая бульварная фантастика, по словам прогрессивного французского кри­тика П. Вилладье, стала таким же предметом американ­ского экспорта, как и «кока-кола». Авторы американских и американизированных фантастических романов на все лады воспевают фашистскую диктатуру и атомную бомбу, описывают грядущие опустошительные войны и космические катастрофы, не исключая даже «пожара в Галактике». Самый распространенный мотив подобных человеконенавистнических книг — превращение всего живого в атомную пыль. Наука в этих макулатурных изделиях пера поставлена на службу войне и разруше­нию. Невозможно даже перечислить все виды истреби­тельного оружия, которые обращают против человечества фабриканты этого низкопробного чтива. Помимо атомной и водородной бомб, здесь фигурируют лучи, уничтожаю­щие пространство, дезинтегрирующие материю, ультра­звуковые волны, убивающие людей, но сохраняющие го­рода, волны, разрушающие клетки, волны, убивающие мужские гормоны, и т. п.

Значительно больший вред приносят фантастические произведения, авторы которых проводят свои пагубные идеи в завуалированной форме, стараясь внушить читате­лям безотчетный страх и неуверенность в будущем,

36

изобразить человека игрушкой роковых мистических сил, отвлечь его от реальной жизни и заставить думать о бес­полезности всяких попыток изменить существующий порядок. Таковы, например, американские серии «страш­ных» романов и рассказов, где без конца повторяются и варьируются всевозможные ужасы. Здесь и раздвоение личности, и перевоплощение, и переселение душ, и распад памяти, и замена материи «сгустками мыслящей энергии» и прочий мистический вздор.

И действительно, в совершенно иной мир попадаешь, читая научно-художественные и научно-фантастические произведения советских писателей, книги, проникнутые жизнеутверждающими гуманистическими идеями.

Новое социалистическое общество дало простор небы­валому прогрессу науки и техники. Наука стала основой жизни советской страны. Стирается противоположность между физическим и умственным трудом. Исчезла про­пасть, отделявшая интеллигенцию от народа.

В новых общественных условиях родился новый жанр — научно-художественная литература, которую го­рячо поддерживал А. М. Горький и обосновывал в своих теоретических статьях ее значение и пути развития.

В замечательной статье «О темах» (1933) Горький наметил обширную, поистине энциклопедическую про­грамму создания научно-художественных книг для детей. Не ограничиваясь перечислением тем, он определил идейные и художественные задачи этого нового жанра, которому придавал исключительно большое значение.

1 М. Торез. Марксизм и культура. «Советская культура», 5 февраля 1955 г.

37

«Наша книга о достижениях науки и техники,—пи­сал Горький, — должна давать не только конечные ре­зультаты человеческой мысли и опыта, но вводить чита­теля в самый процесс исследовательской работы, показы­вая постепенно преодоление трудностей и поиски верного метода.

В нашей литературе, считал Горький, не должно быть различия между художественной и научно-популярной книгой. Научно-познавательная книга должна быть дей­ственной, эмоциональной, художественной. «Только при непосредственном участии подлинных работников науки и литераторов высокой словесной техники мы можем предпринять издание книг, посвященных художественной популяризации научных знаний».²

Лучшие произведения нашей научно-художественной литературы отвечают этим требованиям Горького. Книги таких писателей, как М. Ильин, К. Паустовский, Н. Ми­хайлов, О. Писаржевский, В. Сафонов, В. Орлов и др., отличаются силой художественного воздействия и боевой материалистической направленностью. Страстными про­пагандистами творческих дерзаний в области науки и тех­ники стали такие выдающиеся ученые, как С. Вавилов, В. Обручев, А. Ферсман, И. Ефремов, Д. Щербаков и др.

Все эти писатели передают народу поэзию науки, увлекают души и юных и взрослых читателей романтикой научного творчества. Трудно переоценить просветитель­ную и воспитательную роль советской научно-художе­ственной книги. Она помогает не только усваивать факты, но и пробуждает интерес к исследовательской и изобре­тательской работе, прививает навыки активного научного мышления, раскрывает диалектику мира и утверждает мысль о его познаваемости.

Произведения советской научно-художественной лите­ратуры нашли дорогу к миллионам читателей не только в нашей стране, но и за ее рубежами. Известно, напри-

¹ М. Горький. О детской литературе. М.— Л., Детгиз, 1952,
стр. 111—112.

² Там же, стр. 112.

38

мер, что талантливые книги М. Ильина выдержали за границей около двухсот изданий. Хотя Ильин не писал научно-фантастических романов, но, учитывая популяр­ность и силу положительного воздействия его книг о преобразовании природы, французские критики называют его «советским Жюлем Верном».

Достаточно упомянуть в этой связи книгу очерков В. Захарченко «Путешествие в завтра», представляющую собой своеобразное сочетание жанровых особенностей научно-художественной и научно-фантастической литера­туры. Отталкиваясь от достижений науки и техники на­ших дней, автор делает интересную попытку показать в очерковой форме завершение таких проблем, которые уже наметились в виде тенденции в современной науке и технике.

Среди лучших образцов научной фантастики, создан­ных у нас в первые годы советской власти, прежде всего следует назвать популярные романы А. Толстого «Аэлита» и «Гиперболоид инженера Гарина», неизменно привле­кающие читателей жизнеутверждающей революционной романтикой и мастерски построенной приключенческой фабулой. Тогда же стали известны талантливые романы В. Обручева «Земля Санникова» и «Плутония». Позже появились и выдержали много изданий романы А. Бе­ляева («Человек-амфибия», «Звезда КЭЦ», «Прыжок в ничто» и др.), а также романы Г. Адамова «Победи­тели недр» и «Тайна двух океанов», С. Беляева «Истре­битель 2-Z» и «Приключения Семюэля Пингля», В. Владко «Аргонавты вселенной» и «Потомки скифов» и др. Во время и после Великой Отечественной войны советская научная фантастика обогатилась произведениями таких авторов, как Г. Гуревич, С. Долгушин, И. Ефремов, А. Казанцев, Ф. Кандыба, Л. Лагин, Н. Лукин, В. Нем­цов, В. Охотников, Л. Платов, А. Подсосов, В. Сапарин и др. К сожалению, в небольшой брошюре невозможно не только дать оценку, но даже перечислить все заслу­живающие внимания произведения.

39

Поиски новых художественных методов в области научной фантастики находят свое отражение в разных взглядах на задачи этого жанра, которых придержи­ваются советские писатели. Одни, как В. Охотников и В. Немцов, считают, что дело научно-фантастической литературы — пропагандировать вопросы, которые стоят «на грани возможного» и могут быть практически разре­шены через несколько лет. Эти писатели обычно ограни­чиваются тем, что берут сегодняшние достижения науки и показывают их применение в недалеком будущем в са­мых широких масштабах. Случается и так, что действи­тельные возможности науки опережают воображение пи­сателя и его произведение быстро устаревает.

Советская научная фантастика, как и вся наша лите­ратура, стремится изображать жизнь в ее революцион­ном развитии. Метод социалистического реализма дает возможность писателям без боязни заглядывать в зав­трашний день, смело приоткрывать завесу будущего, не рискуя при этом оторваться от жизни и погрузиться в бесплодные мечтания.

Наряду с произведениями о коммунистическом буду­щем, о ближайших и отдаленных перспективах разных отраслей науки и техники, советские авторы пишут ро­маны о далеком прошлом Земли и давно исчезнувших цивилизациях, привлекая новейшие данные палеонтоло­гии, археологии, географии, истории, восполняя в вообра­жении недостающие звенья в цепи существующих науч­ных исследований. В научно-фантастических романах изображается изыскание новых источников энергии, но­вых путей преобразования природы, переделка климата Арктики и среднеазиатских пустынь, будущие достижения агробиологии, межпланетные путешествия и другие про­блемы, подсказанные реальными успехами и тенденциями развития современной науки. Все большее место в науч-

40

ной фантастике начинает занимать изображение гран­диозных перспектив, которые открывает перед человече­ством использование атомной энергии в мирных целях.

Жанровое и тематическое многообразие советской научной фантастики свидетельствует о больших возмож­ностях этого вида литературы. Вместе с тем в области научной фантастики наши писатели далеко еще не до­стигли таких заметных успехов, какие имеются в род­ственном жанре научно-художественной литературы.

Царская Россия, с ее слабо развитой промышлен­ностью, отсталой техникой и преобладанием аграрных отношений, не могла создать необходимых условий для расцвета отечественной научной фантастики. Более или менее удачные попытки в этом направлении делались только отдельными учеными и писателями (Циолковский, Куприн и др.). Но неверно было бы думать, что у нас нет в этой области своих традиций. Непосредственными пред­шественниками советских писателей, авторов научно-ху­дожественных и научно-фантастических произведений, были, в первую очередь, великие революционные просве­тители-демократы, мечтавшие о будущей социалистиче­ской России, о творческом труде ее свободных граждан, которые построят новые прекрасные города и при по­мощи «умных машин» преобразуют природу и покорят ее стихийные силы. Замечательные национальные тради­ции пропаганды естественнонаучных знаний были созданы и великими русскими учеными, начиная от Ломоносова и кончая Тимирязевым.

Положительное значение для советского научно-фан­тастического романа имеет также использование писате­лями богатого творческого опыта Жюля Верна, остаю­щегося и поныне непревзойденным мастером этого жанра. Многое у этого писателя устарело и принадлежит прош­лому. Но лучшие стороны его художественного мастер­ства _ умение создавать напряженную, полную захваты­вающего интереса приключенческую фабулу, наделять героев яркими и запоминающимися чертами характера и раскрывать эти характеры в действии, непринужденно и занимательно насыщать повествование познавательными

41

научными сведениями — эти лучшие стороны творчества Жюля Верна продолжают оставаться примером для на­ших романистов.

Следуя советам Горького, наши фантасты стараются не ограничиваться изображением удивительной машины или научного открытия в уже готовом, законченном виде, как это часто делал Жюль Верн. Советские авторы стре­мятся ввести читателей в самый процесс творческой ра­боты ученого, показать судьбу его научной идеи или открытия от зарождения до триумфа. На этом пути, ко­торый можно назвать путем наибольшего сопротивления, писателей подстерегают неизбежные трудности. Жюль Верн, как мы видели, сознательно избегал их. Преодоле­ние этих трудностей требует не только художественного таланта, но и солидной научной подготовки, умения дать достаточно серьезное и правдоподобное обоснование науч­ной идеи, положенной в основу произведения и определяю­щей его внутренний сюжет. Этот творческий принцип уже сам по себе свидетельствует о новаторском характере со­ветской научной фантастики и ее тесной связи с научно-художественной литературой.

Вполне объяснимым недостатком романов Жюля Верна является очевидный разрыв, диспропорция между научно-технической и социально-утопической темами в его рома­нах. Насколько богата и реалистически конкретна первая тема, настолько же слаба и неразвита вторая. Исключе­ние составляют только отдельные романы, в которых научные и технические достижения изображаются наряду с попытками общественных преобразований.

Развитие советской научной фантастики идет другим путем — путем преодоления этой диспропорции. Имеются попытки, правда — еще недостаточно успешные, предста­вить достижения науки и техники будущего в неразрыв-

42

ной связи с общественными преобразованиями и новыми психологическими и нравственными качествами человека коммунистического будущего. Едва ли не первую по­пытку в этом направлении сделал В. Маяковский. В поэме «Летающий пролетарий», в пьесах «Клоп» и «Баня» легко увидеть тесное переплетение социальной темы, обращенной к будущему, с технической фантазией. Изображая коммунистическое «далеко», поэт стремился также увидеть новые черты человека будущего. Это дает возможность считать Маяковского одним из зачинателей советской научной фантастики.

У Жюля Верна гениальный изобретатель находится в трагическом одиночестве. Окружающие его люди (скажем, команда «Наутилуса» или «Альбатроса») безлики и бес­цветны, часто даже не названы по именам. Этим еще больше подчеркивается необычность, оттеняется резкий индивидуализм глазного героя. Для Жюля Верна такая романтическая традиция имела свое историческое оправ­дание. Но для советской литературы она неприемлема.

Вместо героя-индивидуалиста в наших романах дей­ствует дружный коллектив тружеников науки, обогащаю­щих Родину своими замечательными открытиями.

Типическое в советской научной фантастике прояв­ляется в исключительных положениях, ставящих героев в необычные условия, при которых они должны полностью раскрыть свои высокие нравственные качества, стойкость, мужество, патриотизм.

Появление в научно-фантастическом романе героя, взятого из нашей действительности, — несомненная за­слуга писателей. Но нередко чудесные машины, создан­ные руками человека, в романах оказываются более яркими и лучше запоминаются, чем их творцы. Таков главный и пока еще непреодоленный недостаток нашей научной фантастики.

Разнообразные творческие искания, ведущиеся у нас в области пропаганды научного и технического прогресса средствами художественного слова, новые жанры и ме­тоды, найденные писателями на этом поприще, большие и бесспорные успехи нашей научно-художественной лите­ратуры — все это говорит о том, что советская научная

43

фантастика до сих пор еще переживает период становле­ния и трудности роста. Эти трудности вызваны, прежде всего, сложными новаторскими задачами, далеко еще не решенными писателями, работающими на этом участке литературы. Наши читатели предъявляют к научной фан­тастике серьезные требования и ждут таких произведений, таких книг о будущем человечества и будущем науки, ко­торыми вправе будет гордиться советская литература.

ИСПРАВЛЕНИЕ