“Семантически инфинитив и девербатив родственны, категориальная семантика того и другого - значение действия. Но девербатив, в отличие от инфинитива, означает опредмеченное действие, что получает выражение в морфологических категориях имени. Несоответствием семантического и морфологических признаков определяется двойственная, гибридная природа отглагольного имени. Отсутствие какого бы то ни было оттенка предметности, опредмеченности при наличии глагольных морфологических признаков составляет специфику современного инфинитива и никак не дает повода подозревать в нем существительное. Не случайно оказывается невозможной сочинительная связь между существительным и нифинитивом...“
“То общее, что предопределяет параллелизм синтаксического употребления инфинитива и отглагольного имени, так же как инфинитива и личных форм глагола, состоит не в предметности, а в глагольной основе и семантике действия.
Семантикой инфинитива, как и всякой другой лексико-грамматической категории, обусловлена вся его синтаксическая синтагматика. Это проявляется в том, что название действия может вступать только в те синтаксические связи, в которые действие вступает с другими явлениями внеязыкового мира.”
“Отличие инфинитива от личных форм заключается в отсутствии морфологического форманта личности и в падежной форме синтаксического выражения личности: при инфинитиве деятель назван именем не в именительном, а в дательном падеже. Отличие инфинитивного предложения от словарного инфинитива в том, что субъект действия в первом случае всегда известен. В предложении, содержащем сообщение о действии, субъект действия, потенциальный или реальный, в принципе всегда находит выражение в одной из трех ипостасей лица: определенно-личном значении, неопределенно-личном или обобщенном.”
“Существенна соотносительность модальных значений инфинитива в конструкциях, где эти значения именованы лексическими средствами и где они выражены без помощи специальной лексики. Означает ли это, что инфинитиву как словоформе, как глагольной категории свойственно модальное значение? Очевидно, на этот вопрос можно ответить, лишь дифференцируя, как и в вопросе о личном значении инфинитива, словарную форму инфинитива и речевое его употребление. Словарная форма называет действие безотносительно к его субъектному и модальному значению. В речи же, с помощью лексико-синтаксических средств или с помощью конструктивно-синтаксических средств, при поддержке интонации, инфинитив всегда означает модально-окрашенное действие.”
“Следует различать две формы существования инфинитива. Как словарный представитель всех остальных глагольных форм инфинитив выступает в чисто номинативной функции как “голое” наименование действия, и только в этом употреблении можно констатировать в инфинитиве “момент отвлечения действия от деятеля”. В речевом употреблении инфинитива, в противовес словарному, над номинативной функцией господствует предикативная: скрытая, имплицитная предикативность инфинитива, заключающаяся в специфике его личного, модального и временного значений, эксплицируется в синтаксических связях. “
“Различно соотношение инфинитивной и спрягаемых глагольных форм в морфологии и синтаксисе. Если в морфологии инфинитив принимается за исходную форму (правила образования ряда форм формулируются “от основ инфинитива”), то в синтаксисе инфинитив представляет вторичную, “производную”, форму <...> “Инфинитив не центр глагольной системы, а ее окраина, ” - писал В.В,Виноградов.”
“Морфологическая невыраженность предикативных категорий лица, времени, модальности в инфинитиве преодолевается языком синтаксически. “
“Морфологически не выраженное, но обнаруживающееся в синтаксических связях потенциальное значение лица и модальности, а также специфика временнóго значения делают инфинитив более емким, более концентрированным обозначением ситуации. “
“Несомненно инфинитив - категория с особым синтаксическим поведением, со своими функциями и конструктивными возможностями, обусловленными его семантической спецификой. Тенденция рассматривать инфинитив как синтаксический субститут существительного не соответствует его природе. Плодотворным представляется дальнейшее изучение инфинитива в системе средств, обозначающих действия: в сопоставлениях и противопоставлениях с личными формами глагола, с отглагольными именами, с придаточными предложениями (фразовой номинацией).
(Г.А.Золотова)
|
“К области смешения частей речи еще, может, быть относится, хотя во всяком случае в минимальной степени, та загадочная по своему современному значению категория глагола, которая в школе называется “неопределенным наклонением” (писать, говорить, желать, нести, жечь). Что это не “наклонение” глагола, ясно из того анализа категорий наклонений, с которым читатель ознакомился в главе VI. Ведь “наклонение” указывает на отношение говорящего к действию, выраженному в глаголе, или как к реальному факту, или как к нереальному представлению факта, а внутри последней рубрики намечает различные виды нереальности. А в словах писать, говорить и т.д. как раз и нет малейшего указания на то, реальным или нереальным считает говорящий данное действие. Но зато другая половина школьного названия, “неопределенное”, действительно очень подходит к этой форме, как это выяснится из ближайшего анализа.
Прежде всего заметим, что только с современной точки зрения категория эта проявляет “неопределенность” и затруднительна для анализа. По происхождению своему она совершенно “определенна”. Это изолированный падеж глагольных существительных женского рода на -ть, -чь, потерявших все остальные падежи свои. Мы можем о них судить по нескольким уцелевшим существительным этого рода, как знать (теперь уже только в смысле “те, кого знают”, “знатные”), быть (всякая быть создана богом, бытописание должно основываться на бытях достоверных - из словаря Даля)...”
“Таким образом, когда-то, когда она не была еще тем, чем она является сейчас, эта категория обозначала действие как предмет, т.е. приблизительно так, как сейчас оно обозначается в существитеьлных взятие, горение, молитва, прыжок, и т.д. Но в настоящее время предметности здесь или совсем нет, или почти нет. Это лучше всего видно из сравнения этой формы с глагольными существительными. Я люблю читать указывает на то, что я сам читаю или, по крайней мере, стремлюсь к этому; я люблю чтение может означать, что я люблю слушать, как другие читают, или даже просто покровительствую чтению, люблю, чтобы вокруг меня читали. Ведь чтение - это предмет в нашей грамматике мысли; понятно, что он и отделен от меня, как всякий другой предмет (люблю чтение свое или чужое как люблю книгу свою или чужую). Сравним еще люблю просвещать и люблю просвещение, хочу воевать и хочу войны (может быть, для других, а не для себя), надеюсь выехать и надеюсь на выезд (неизвестно чей), рассчитываю охотиться и рассчитываю на охоту (неизвестно чью). Во всех этих примерах существительное обозначает предмет, а “неопределенная ” форма - действие. Но есть у нее и важное отличие от глагола, которое состоит в том, что в ней нет никакого указания на действующий предмет. Так, прежде всего она совершенно безлична. В самом деле: хочу читать, хочешь читать, хочет читать. Все три лица выражены одним суффиксом -ть. Точно также: заставлю себя читать, прошу тебя читать, велю ему читать. Здесь лицо действия, выраженного “неопределенной формой”, все время узнается по другим словам (сам, тебя, ему), в самой же форме читать оно не указано. Не указано в ней и число действующих предметов (я хочу читать, мы хотим читать). Это и создает ее неопределенность. Когда мы говорим читать, мы представляем себе действие, но совершенно не представляем себе, кто действует. Это действие как бы оторванное от своего деятеля, действие без всякого намека на деятеля.”
“Язык сделал колоссальное завоевание в области мысли создав представление о процессе самом по себе, вне связи его с производителем процесса и вне опредмечивания процесса. <...> Характерно также, что в европейских словарях форма эта служит представительницей всех остальных глагольных форм и печатается на первом месте, хотя она и не всегда характеризует глагол как отдельную словарную единицу (см. выше примеры на взаимные глаголы, где часто только формы множественного числа отделяют взаимный глагол от однозвучного возвратного). По-видимому, она сознается в таком же отношении ко всем остальным глагольным категориям, в какое ставится нами имен.пад. ко всем остальным падежам. Как имен.пад. (по большей части притом единственного числа) принимается нами за простое, голое название предмета, без тех осложнений в процессе мысли, которые вносятся формами косвенных падежей, так неопределенная форма благодаря своей отвлеченности представляется нам простым, голым выражением идеи действия, без тех осложнений, которые вносятся в нее всеми другими глагольными категориями.
Если бы мы ничего не знали о происхождении неопределенной формы, то мы бы определили ее как “глагол, сделавший один шаг по направлению к существительному”. Зная же ее происхождение, мы скажем, что это “существительное, не дошедшее один шаг до глагола”. Он “не соприкасается ни с одной синтаксической глагольной категорией” (А.М.Пешковский).
|
