  (1709 – не известно)
В нескольких километрах от Черни, близ симферопольской автомагистрали, лежит село Большое Скуратово. Здесь провел детство и последние годы жизни известный русский мореплаватель XVIII века, исследователь Арктики Алексей Иванович Скуратов.
Тульские Скуратовы вели свою родословную от Ивана Скуратова-Бельского, родного брата Малюты Скуратова, правой руки Ивана Грозного. Во второй половине XVI века Иван Скуратов-Бельский руководил работами по укреплению Тульской засечной черты, за что пожалован был вотчиной в Чернском уезде. В селе Журавино (ныне Б. Скуратово) жили его потомки. Отцу мореплавателя, Ивану Ивановичу, принадлежало более тысячи крестьян, родовая усадьба находилась в Журавине. Здесь родился в 1709 г. и провел детство его сын Алексей, включенный в родословную под № 18. Выйдя в отставку капитаном 2 ранга, он вернулся на родину и остался памятен в селе Журавино тем, что построил на свои средства Рождественскую церковь, сохранившуюся до наших дней. После его смерти за селом закрепилось название Большое Скуратово (в отличии от другого селения того же помещика — Малого Скуратова).
А
Первая карта Ямала
лексей Иванович Скуратов унаследовал от предков ум и энергию. В 1721 г. он поступил в Морскую академию, через пять лет окончил ее с отличием и был оставлен при ней для обучения гардемаринов. В том же 1726 г., уже мичманом, послан во Францию для совершенствования в науках. Вернувшись, продолжал преподавать в академии. В 1735 г. Скуратов был направлен в Северную экспедицию «для подыскания известия... имеется ли проход Северным морем в Китай и Индию».
В те годы о Северном Ледовитом океане были самые смутные представления, карт северных берегов России еще не имелось. Мысль об организации экспедиции для обследования Северного морского пути принадлежала Петру I, замысел которого состоял в том, чтобы в устьях больших рек, впадающих в Ледовитый океан, построить корабли и поручить им картографическую съемку берегов и изучение возможности мореплавания на своем участке. Мысль Петра I получила осуществление лишь после его смерти. В 1732 г. сенат утвердил проект Большой Северной экспедиции. Экспедицию возглавил В. Беринг, в ее состав вошли шесть морских отрядов для исследования условий плавания в русских владениях от Архангельска до Японских островов.
Первому отряду, куда был назначен Скуратов, поручалось пройти на судах из Архангельска в устье Оби, обогнув неведомый тогда Ямал. Район предстоящего плавания не являлся совершенно «белым пятном». Берега Поморья русские начали заселять еще в древности, на своих лодьях и кочах они плавали на Новую Землю и Шпицберген, где вели промысел морского зверя. Знали они и путь к устью Оби, но достигали его по сухопутью — пересекали южную часть Ямала по рекам и волокам. Многие считали, что Ямал тянется далеко на север и что Новая Земля — его часть, и обогнуть полуостров невозможно. В 1733-1734 гг. первый отряд уже предпринимал попытки разгадать эту загадку, но путь корабля преграждали непроходимые льды. Адмиралтейств-коллегия сочла, что причины неудачи кроются в нерешительности офицеров отряда и изношенности судов. Поскольку вопрос о действительных размерах Ямала ставил под сомнение возможность освоения Северного морского пути, адмиралтейств-коллегия решила предпринять новую попытку. Командование первого отряда было заменено, в Архангельске построены два новых судна более прочной конструкции — боты «Первый» и «Второй». Их командирами назначили лейтенантов Скуратова и Сухотина, а начальником отряда — лейтенанта Малыгина. В 1735 г. Малыгин отправился в Пустозерск, где зимовали старые суда, а Скуратов и Сухотин — в Архангельск, чтобы принять новые боты. По инструкции, им надлежало летом 1736 г. следовать в Печорскую губу в распоряжение Малыгина.
22 июня 1736 г. боты «Первый» (командир А. Скуратов) и «Второй» (командир И. Сухотин) оставили Архангельск. Выйдя из Двинского устья, моряки сразу приступили к гидрографическим работам — съемкам береговой линии, промерам глубин, наблюдениями за ветрами и течениями, взятию проб донного грунта. Так как до условленной встречи с Малыгиным оставалось еще более месяца, Скуратов и Сухотин успели за это время произвести картографические съемки Горла Белого моря, острова Моржовец, полуострова Канин, острова Колгуев. 8 августа увидели на горизонте «Обь» Малыгина и в тот же день встретились с нею.
Вести, сообщенные Малыгиным, были неблагоприятны: его судно «Экспедицион» раздавлено льдами и оставлено командой, «Обь» повреждена льдами и находится в аварийном состоянии, идти на нем к Ямалу нельзя. Малыгин решил отправить «Обь» в Архангельск и поручил это Сухотину. Новые суда взяли курс на восток. Командиры решили выяснить размеры Ямала как морским путем, так и сухопутным: боты пойдут вдоль берега полуострова, а по берегу — партия геодезиста Селифонтова, которая будет ставить приметные знаки-гурии для точности съемки. Но, войдя в пролив Югорский Шар, увидели, что Карское море, насколько хватает глаз, плотно забито льдом. Стояли две недели, надеясь на улучшение ледовой обстановки. Когда появились разводья, рискнули идти вперед. Разведочная группа шла впереди по льдам, выбирая путь. В первых числах сентября достигли южной части Ямала, и боты повернули на север. Несколько дней шли в тумане на веслах, но 9 сентября были вновь остановлены непроходимыми льдами. Больше надеяться было не на что — ударили морозы, начиналась зима. Малыгин отдал приказ повернуть назад. Дойдя до устья реки Кары, остановились на зимовку. Конец сентября и октябрь ушли на строительство зимовья. В ноябре в отряд вернулся геодезист Василий Селифонтов и сообщил радостную весть: Ямал не соединяется с Новой Землей, геодезист прошел до северной оконечности полуострова, а дальше — море! На берегу им установлены 18 каменных гуриев, для каждого из них определены координаты. Цепь опорных точек для съемки есть!
Зимовка прошла благополучно. 6 июля 1737 г. боты взяли курс на север. Море к тому времени почти очистилось ото льда под напором южного ветра. Плавание шло успешно. 23 июля вошли в пролив между северным берегом Ямала и островом Белый. Этот пролив имеет в длину всего около 50 километров (ныне носит имя Малыгина), но плавание по нему заняло 19 суток: путь судам преграждали бесчисленные мели, сильные встречные ветры и течения. Лишь 12 августа удалось найти выход из пролива. Вскоре подул свежий северный ветер, и боты, обогнув Ямал, на всех парусах вошли в Обскую губу. Задача, поставленная перед отрядом, была успешно выполнена.
Разместив команды судов на зимовку в Березове, Малыгин передал командование отрядом Скуратову и выехал с отчетом в Петербург. Скуратову предстояло провести суда в обратный путь до Архангельска. В конце июня 1738 г. боты покинули Березов. Обратный путь занял два года, морякам пришлось пережить много тяжелых и опасных дней. По выходе в Карское море боты попали в сложную ледовую обстановку.
Лишь к началу сентября обогнули Ямал и приблизились к Карской губе. 5 сентября поднявшийся северный ветер привел в движение ледяные поля, которые прижали корабли к берегу и выдавили на мель. Понимая, что обстановка грозит гибелью судов и выгрузкой на берег, Скуратов послал людей на поиски ненцев, без помощи которых было не обойтись. В отчаянной борьбе за спасение судов прошло несколько дней. 12 сентября ветер сменился на южный, льды отступили от берега, открыв пространство чистой воды. С огромным трудом моряки сняли боты с мели, отвели на более глубокое место и поставили на якоря. Однако ночью ветер вновь изменил направление, льдина срезала якорный канат на боте «Первом», корабль понесло ветром и стало бить об лед. Когда стало светать, увидели, что все кругом забито льдом. «Первый» находился в катастрофическом состоянии: льды разбили форштевень, руль, наружную бортовую обшивку. Весь день прошел в безуспешной борьбе со льдами. На следующее утро Скуратов приказал покинуть полузатонувший корабль и выгружаться на лед. К счастью, берег находился недалеко, и с помощью ненцев удалось быстро перенести грузы на сушу. Бот «Второй» отделался небольшими повреждениями и благополучно подошел к месту разгрузки. Общими усилиями двух команд «Первый» был также подтянут к берегу и спасен от гибели.
Тем временем ненцы доставили чумы и дрова, аварийный лагерь приобретал обжитой вид. Вскоре построили избу. Скуратов оставил в ней пять человек, а с остальными людьми вышел на оленях в Обдорск, за 400 километров. В мае 1739 года они вернулись к кораблям. Почти два месяца занял ремонт судов, лишь в начале июля боты «Первый» и «Второй» взяли курс на пролив Югорский Шар.
Потребовалось 26 дней, чтобы пройти всего 200 километров от Карской губы до выхода из Югорского Шара. 2 августа боты потеряли друг друга в тумане и дальнейшее плавание совершали раздельно. 15 августа 1739 года бот «Первый» под командованием Скуратова прибыл в Архангельск и ошвартовался у Соломбальской верфи. Через десять дней туда же пришел бот «Второй». Ледовое плавание, продолжавшееся четыре навигации, завершилось.
По окончании экспедиции Алексей Иванович Скуратов еще четверть века служил в Балтийском флоте на кораблях «Астрахань», «Азов», «Петр». 11 сентября 1762 года он был «за болезнею отпущен в дом до указа» (об отставке) с чином капитана второго ранга. Указ об отставке последовал лишь в 1765 году. Год его смерти не установлен, могила не сохранилась.
Именем Алексея Ивановича Скуратова названы мыс на северном берегу Ямала, полуостров, мыс и пролив около острова Диксон, железнодорожная станция около Черни. Его именем неоднократно назывались корабли в Арктике. На вокзале железнодорожной станции Скуратове установлен бюст мореплавателя.
Д.М. Романов
Прончищевы Василий Васильевич (1702-1736)
 Татьяна Федоровна (1713-1736)
|
|
Скульптурная реконструкция С. А. Никитина
|
Биографические сведения о Прончищевых выяснены лишь в 1970-1980-х гг.
Василий Васильевич родился в 1702 году в усадьбе Богимово Тарусского уезда Калужской губернии (в 12 километрах от города Алексина) в дворянской семье Прончищевых. Был пятым ребенком в семье. В апреле 1716 года поступил учеником в Навигацкую школу в Москве, располагавшуюся в Сухаревской башне.
В 1718 году был переведен в Санкт-Петербург в Морскую академию (учился с Челюскиным и Лаптевыми) и стал гардемарином. С 1718 по 1724 год ходил штурманским учеником на Балтийском флоте на шнявах «Диана» и «Фалк»,бригантине «Бернгардус», на кораблях «Ягудиил», «Уриил», «Принц Евгений», гукоре «Кроншлот».
В 1722 году участвовал в Персидском походе Петра.
В 1727 году произведен в подштурманы. Вошел в комиссию по аттестации чинов флота.
В 1730 году его представляют к званию штурман 3 ранга. Василий Прончищев служит на пакетботе «Почтальон», в 1731 году на корабле «Фридрихштадт», фрегате «Эсперанса».
Неожиданными оказались сведения о его жене: выяснилось, что ее звали не Марией, а Татьяной, что она родилась в 1713 г. и провела детство в с. Березово Алексинского уезда) ныне в Дубенском р-не), где ее отцу Федору Степановичу Кондыреву принадлежало небольшое имение.
В 1721 г. семья переехала в Кронштадт, где служил отец. Там Татьяна Кондырева в дальнейшем познакомилась с Василием Прончищевым и незадолго до отъезда в Якутск вышла за него замуж.
В.В. Прончищев возглавлял Ленско-Енисейский отряд, которому поручалось пройти морем из устья Лены в устье Енисея, т.е. обогнуть неведомый тогда Таймыр, произвести на этом участке картографические съемки, промерить глубины, изучить течения и ветры. 29 июня 1735 г. отряд Прончищева вышел из Якутска вниз по Лене на дубель-шлюпе "Якутск". Это было небольшое парусно-гребневое судно с командой более 40 человек, в том числе штурман Семен Челюскин и геодезист Никифор Чекин. Вместе с Прончищевым отправилась его молодая жена, ставшая первой в истории полярной путешественницей.
Плавание по Лене прошло благополучно и 2 августа 1735 года экспедиция достигла острова Столб, от которого начинается дельта Лены. Первоначально Прончищев планировал пройти Крестяцкой протокой, которая вела на запад, но поиски фарватера в ней из-за спада воды не увенчались успехом, поэтому он решил вести дубель-шлюпку Быковской протокой на юго-восток. 7 августа судно стало на якорь в устье этой протоки, ожидая благоприятного ветра.
14 августа 1735 года Прончищев повел судно в обход Ленской дельты. Через достаточно продолжительное время «Якутск» обогнул дельту Лены и направился вдоль побережья на запад. Прончищев был первым, кто нанес на карту дельту Лены. Задержка в дельте Лены не позволила Прончищеву далеко продвинуться в первую навигацию. Короткое северное лето заканчивалось, на судне открылась довольно сильная течь и Прончищев принял решение устроить зимовку в местах, где ещё встречался плавник и можно починить судно. 25 августа отряд остановился на зимовку в устье реки Оленёк вблизи поселения зверопромышленников, выстроив из плавника две избы. Зима прошла благополучно, но в отряде началась цинга.
В течение первого лета отряд прошел с топографической съемкой 1800 км.
Летом 1736 г. "Якутск" продолжал плавание. Вскоре сделали первое открытие — остов Преображения около устья р. Хатанги. Отсюда повернули на север и пошли вдоль безлюдных берегов Таймыра. Открытия следовали одно за другим: горы Бырранга, архипелаг Петра, залив Фаддея с многочисленными островами. С каждым днем пробиваться на север становилось все сложнее - скопления льдов, мели, встречные ветры и течения преодолевали с трудом. Утром 19 августа 1736 г., когда "Якутск" находился у входа в пролив Вилькицкого, путь преградили сплоченные льды. Ударил мороз, разводья стали покрываться молодым льдом. Нависла опасность ледового плена.
В эти дни Челюскин писал:
« В начале сего 9 часа штиль, небо облачно и мрачно, мороз великий и появилась шуга на море, от которой мы в великой опасности, что ежели постоит так тихо одне сутки, то боимся тут и замерзнуть. В глухие льды зашли, что по обе стороны, також и впереди нас великие стоячие гладкие льды. Шли на гребле весел. Однако Боже милостив дай Бог нам способного ветру, то оную шугу разнесло».
На корабельном совете было решено возвращаться назад, остановиться в устье Хатанги на зимовку и в будущем году повторить попытку пройти в Енисей.
Однако в Хатангском заливе не нашли плавника - строить и отапливать жилье было нечем. Прончищев повел корабль к Оленекскому зимовью. К тому времени команду уже поразила цинга. Состояние командира корабля со дня на день ухудшалось. 28 августа "Якутск" вошел в Оленекский залив, но подойти к берегу не смог - от сгона воды обмелел фарватер. 29 августа Прончищев на шлюпке отправился на разведку и сломал ногу. Вернувшись на судно, он потерял сознание и вскоре умер. Дальнейший путь «Якутск» проделал под командованием штурмана Челюскина. Через несколько дней ему удалось достичь Усть-Оленёкского зимовья, где Прончищева и предали земле. Истинная причина смерти — синдром жировой эмболии вследствие перелома — стала известна совсем недавно, после того как в 1999 году вскрыли могилу путешественника. Ранее считалось, что Прончищев умер от цинги. Прочинщева похоронили около зимовья, на мысе Тумуль.
2 октября «Якутск» вошёл в устье реки Оленёк и встал на зимовье, 4 сентября Татьяну свезли на берег. 12 сентября 1736 года по неизвестной причине Татьяна Прончищева скончалась. Запись в судовом журнале, сделанная рукой Семёна Челюскина, гласит:
|
В начале сего 4 часа с полуночи бывшего командира дубель-шлюпки "Якуцка" Прончищева волею Божией жена его умре...
|
|
Татьяна Прончищева принимала участие в экспедиции скрытно. В рапортах своего мужа и штурмана Челюскина, а также руководителей экспедиции В.Беринга и А.Чирикова она не упоминается. Даже запись о её смерти в вахтенном журнале шлюпа «Якутск» не упоминает её личного имени. Татьяну похоронили рядом с мужем.
На деревянном кресте вырезали славянской вязью их имена. Могила Прончищевых в устье р. Оленек сохранилось до наших дней. В 1999 г. экспедиция Д. Шпаро вскрыла захоронение. Хорошо сохранившиеся в вечной мерзлоте костные останки позволили произвести антропометрические измерения, сделать слепки черепов. На основе этих слепков проф. В. П. Звягин выполнил по методу Герасимова скульптурные бюсты Василия и Татьяны Прончищевых, а художница Е. Каллистова — их графические портреты.
После изучения останков было произведено их торжественное захоронение по православному обряду. На могиле Прончищевых будет установлен надгробный памятник.
Экспедиция внесла большой вклад в исследование Арктики. Прончищев открыл ряд островов на северо-восточном побережье полуострова Таймыр (полуостров) (острова Фаддея, острова Комсомольской правды, острова Петра), северо-восточную часть гор Бырранга. Экспедиция Прончищева была первой, которая составила точную карту русла реки Лена от Якутска до устья, а также карту побережья моря Лаптевых от дельты Лены до залива Фаддея. Общая длина описанной Прончищевым береговой линии составила около 500 километров.
В последствии Челюскин отправился с докладом в Якутск санным путём. Новым командиром дубель-шлюпки и начальником Ленско-Енисейского отряда был назначен Харитон Лаптев.
Работа Ленско-Енисейского отряда продолжалась еще шесть лет. "Якутск" был раздавлен льдами и пошел ко дну. Моряки продолжали съемки по суше. Лишь в 1742 г. лейтенант Харитон Лаптев и геодезист Никифор Чекин завершили съемку побережья и внутренних районов Таймыра, а штурман Семен Челюскин достиг на собаках мыса на северной оконечности Азии. 
Память о первопроходцах увековечена на географической карте. Именем Василия Прончищева названы восточный берег Таймыра, мыс, озеро, горный кряж, улица в г. Калуга, а именем его жены —Бухта М. Прончищевой в море Лаптевых, Гора Прончищевой (112 м) на п/о Таймыр, п/о М. Прончищевой, полярная станция Бухта Марии Прончищевой. В Якутске установлен памятник супругам Прончищевым.
Челюскин Семен Иванович (1904 или 07 – 1964)
 
В истории великих русских географических открытий первой половины XVIII в. Семен Иванович Челюскин занял весьма достойное место. Не зря в последующие времена его именем был назван самый северный мыс Старого Света. О его самоотверженной, подвижнической деятельности по изучению и картографированию северных берегов России много писалось в историко-географической литературе.
Детство
До сих пор неизвестна точная дата рождения Семёна Ивановича Челюскина. На этот счет есть разные мнения. Например, историк и литературовед Н.М.Чернов (Москва) утверждает, что на основе имеющихся у него свидетельств будущий первопроходец родился приблизительно в 1704.
В Архиве древних актов мне удалось обнаружить документ, из которого косвенно можно установить, что Семён Челюскин родился около 1707. Эту архивную находку подтверждает и исследователь Борис Рихтер, который еще в 1938 в биографическом очерке писал: “По возвращении в Петербург (март 1743) 36-летний штурман в награду за свои подвиги был произведен в мичманы”. К сожалению, автор не ссылался на архивный источник.
Не установлено и место рождения Челюскина. Одни исследователи утверждают, что он родился в Москве, другие - в с.Борищево, что в Калужской губернии, но скорее всего - в одной из родовых усадеб Белевского уезда, что на Оке. Там семья поселилась в начале XVII в.
Образование
Впервые Челюскин прибыл в Москву на смотр дворянских недорослей летом 1714, а осенью его уже зачислили в Школу математических и навигацких наук. Поначалу его определили в класс русской грамоты. Здесь выявляли тех учеников, кто “прилежность и охоту имеют к наукам”. Через три года Челюскин перешел в “навигацкий класс”, где изучал алгебру, геометрию, географию. Преподаватель Леонтий Магницкий обучал воспитанников и началам астрономии: умению вычислять затмения Солнца, “подлинное время новолуния и полнолуния”.
В 1721 Семён Челюскин “получил аттестации в науке и в практике”, зарекомендовав себя, “как честному человеку надлежит, пробу дав в достоинстве штурманской должности и хорошем обхождении”.
Начало морской службы
В 1720-е годы Челюскин нес службу на кораблях Балтийского флота в должности “навигатора”, ученика штурмана и подштурмана. Вместе с тем он практиковался и в описании прибрежных участков Финского залива. По некоторым свидетельствам, он зарекомендовал себя знающим моряком: в 1727 подштурман Челюскин обучал гардемарин на Балтике. Тогда же он обзавелся семьей. Несмотря на то, что Семён постоянно нес нелегкую службу и находился в отрыве от дома, перспектив роста у него было мало: руководящие и доходные должности на кораблях занимали иностранцы, а в адмиралтейских кругах он не имел влиятельной поддержки.
17 апреля 1732 был подписан указ о снаряжении Великой Северной экспедиции под руководством В.Беринга. В конце января 1733 в Адмиралтейство был подан “список морских и адмиралтейских служителей, отправляющихся в Камчацкую экспедицию”.Одним из первых в нем числился подштурман Семён Челюскин. Вскоре его произвели в штурманы и направили в Екатеринбург – для “немедленного приготовления к судам припасов, вещей и артиллерии”. Столкнувшись с самоуправством местных должностных лиц, волокитой и бюрократизмом, будучи вынужден задержаться в городе, он, хотя и с большим трудом, но раздобыл все необходимое.
Среди офицеров флота в экспедицию отправлялся земляк и приятель Челюскина лейтенант Василий Прончищев. Ему предстояло возглавить отряд по исследованию северных берегов от Лены до Енисея. Лейтенант взял в свою команду энергичного штурмана.
В конце июня 1735 они уходили в неведомое и опасное плавание за Полярный круг, а спустя год Челюскин похоронил чету Прончищевых в вечной мерзлоте.
“Начатое свершиться должно”
Во время второй зимовки в Усть-Оленёке Челюскин хорошо обдумал обстоятельства предыдущих неудачных плаваний. Вместе с геодезистом Никифором Чекиным и двумя солдатами он выехал в Якутск, но Беринга там не застал. Отправляясь на Камчатку, командор оставил ему предписание: переслать в Адмиралтейство рапорт и оставшиеся материалы, а самому ждать дальнейших указаний из Петербурга.
23 февраля 1738 в Адмиралтействе “слушали доклад по полученному из Камчацкой экспедиции от штурмана Челюскина рапорту”. В частности, там говорилось, что если и далее “в определенной вояж следовать, то надлежит сделать малый ялбот”. Еще он убедительно просил доставить из Петербурга новые канаты и тросы, паруса и компасы, “в чем ныне недостаток есть”.
Маршрут дубель-шлюпа “Якуцк”. 1739 – 1740 гг. 
Маршрут дубель-шлюпа “Якуцк”. 1739 – 1740 гг.
Вопреки распространившемуся среди морских офицеров мнению о тщетности продолжения плаваний в полярных широтах Челюскин высказался определенно: “Начатое свершиться должно”. Таков был девиз русских моряков.
Без малого два года провел Семён Иванович в Якутске. Исполняя обязанности командира отряда, Челюскин заботился о матросах и солдатах, входивших в экипаж корабля (их было более 40 человек). Характерно, что в предыдущем плавании команда отнеслась к штурману настороженно - уж больно горяч и суров. Но в Якутске многие поняли: за строгостью стоят доброта и требовательность по отношению к людям. Семён Иванович хорошо понимал, что возобновив экспедицию, они отправятся в плавание тем же составом. И успех предприятия во многом будет зависеть от них самих.
Пришла весна 1740. Челюскин начал кропотливую подготовку к плаванию: осматривал снасти, организовывал починку парусов. 13 июля вышли в очередной поход. В последний раз штурман управлял своим кораблем. Спустя месяц дубель-шлюп затерло дрейфующими льдами вблизи бухты Прончищевой. Было решено оставить “Якуцк” - “токмо бы людей спасти”. На лед сгрузили снаряжение и припасы. Сделали санки и пошли к берегу, преодолевая торосы. Построили две “юрты земляные”. Жили там до тех пор, пока не установился зимний путь.
Н
Санный маршрут отряда Х.Лаптева на Таймыре.
едоставало провианта. Помог енисейский промышленник Василий Сазоновский, доставивший 70 пудов муки. Через месяц, пройдя около 700 верст, пострадавшие от кораблекрушения “претерпевали великую трудность и едва не все одержимы были цынготною болезнию, от которой несколько служителей померло”, но достигли зимовья.
За 1741 партии штурмана С.Челюскина и лейтенанта Х.Лаптева описали берег между устьями рек Пясины и Нижней Таймыры.
Группа геодезиста Чекина обследовала часть восточного побережья полуострова. Оставался неисследованным, как тогда называли, Северный Таймурский мыс. Конец лета и осень провели в Туруханске. Шла кропотливая подготовка к съемке северной части Таймырского побережья. Выполнить эту трудную и опасную работу, судя по обнаруженным документам, мог только Челюскин.
24 сентября 1741 “штурману Семёну Челюскину на произвождение команды ево служителям” было выдано из казны 695 руб. 40 коп. - огромная по тому времени сумма. По предложению Семёна Ивановича большая часть этих средств пошла на выплату енисейским и туруханским служилым людям, которые бедствовали на севере полуострова и годами не получали ни хлебного, ни денежного жалованья.
“Сей мыс каменной, приярой…”
5 декабря штурман Челюскин выехал с тремя солдатами из Туруханска к р.Хатанге. Для “походу” было собрано 40 собак и “пять нарт благонадежных к дальнему и неизвестному пути”. Через девять дней туруханские казаки Федор Копылов и Дементий Судаков отправили вниз по Енисею несколько собачьих нарт и оленьих упряжек с продовольствием. А 15 декабря по указу городничего Туруханска в помощь Челюскину выехали пять собачьих нарт и конная санная подвода.
Лаптев и Челюскин договорились так: штурман, достигнув северо-восточной части полуострова, повернет на запад, описывая побережье; лейтенант последует из Туруханска до устья Нижней Таймыры и далее на восток, ему навстречу.
Стояли суровые морозы - до –50°С, в стылом воздухе далеко разносился скрип полозьев. Совершали переходы по 30-40 вёрст в день. Челюскина сопровождали подвозчики на оленьих упряжках, через десять дней пути “олени пристали, некоторые на дороге остались”. Ориентируясь по звездам и компасу, пересекали Таймыр с юго-запада на северо-восток. 15 февраля 1742 по рекам Хете и Хатанге прибыли в обжитое Попигайское зимовье.
Изучая документы этого последнего похода, восхищаешься организаторскими способностями Челюскина, творческим отношением к делу. Пока енисейские служилые Дорофеев и Кылтасов подвозили провиант и корм для собак, штурман тщательно продумал все детали успешного продвижения на север.
В конце марта группа солдата Антона Фофанова повезла к морю провиант на трех нартах. Сам Челюскин отправился на север. Следом двинулись подвозчики-тавгийцы (так до начала XX в. называли нганасан) на 11 нартах, груженных кормом для собак. Еще одну группу - якута Никифора Фомина с девятью нартами и грузом собачьего корма он отправил в устье Нижней Таймыры, чтобы оттуда двинуться западным берегом на встречу с ним.
Челюскин отослал назад сопровождавших его каюров и на трех собачьих упряжках отправился вдоль побережья на северо-запад. На высоком берегу, у мыса св.Фаддея, штурман соорудил маяк. Дальше на север еще никто не проникал.
Челюскин продолжал вести наблюдения с особой тщательностью. Его путевой журнал, единственная копия которого хранится в Госархиве Военно-Морского Флота в Санкт-Петербурге, - замечательный документ, свидетельствующий о необычайном упорстве и выносливости штурмана. Лаконичны его указания на неблагоприятные погодные условия. Часты упоминания о крайнем изнурении собак, которым было гораздо тяжелее, чем людям. Ни слова о собственной усталости или проявлении страха, в записях не было места личным чувствам и переживаниям.
День за днем Челюскин вел съемку побережья. Выбирали подходящее место, доставали инструменты. Установив бревно, брали пеленги, измеряли расстояния специальными цепями. Переезжая на новое место, все начинали заново.
6 мая, при “погоде чистой и сиянии солнечном”, штурман вычислил географическую широту места - 77°27’. День был удачным: заметив медвежьи следы, 18 верст гнали собак и настигли четырех белых медведей. Метким выстрелом уложили одного, пополнив запасы провианта. На следующий день стало сумрачно, началась “поземная метель великая, что ничего не видно”. Палатка из оленьих шкур была плохой защитой. Даже под меховыми одеялами стужа становилась невыносимой.
Прошли сутки, пурга поутихла. Тронулись в путь, и через пять верст достигли мыса. Челюскин записал в путевом журнале обычные, но навсегда вошедшие в историю географических открытий слова: “Погода пасмурная, снег и туман. В пятом часу пополудни поехал в путь свой <…>. Приехали к мысу. Сей мыс каменной, приярой, высоты средней, около оного льды глаткие и торосов нет. Здесь именован мною оный мыс: Восточный Северный. Поставил маяк - одно бревно, которое вез с собою”. 
М ыс не произвел на штурмана впечатления: он отметил, что берег здесь очень низкий и песчаный, с “небольшим выгибом”. Отсюда Челюскин повернул на юго-запад. Лишь в 1919 г., спустя 177 лет после открытия, норвежский геофизик и океанограф Харальд Свердруп, научный руководитель экспедиции Р.Амундсена на шхуне “Мод”, установил, что именно этот невзрачный мыс и есть северная оконечность Евразии.
Только один час провел Челюскин в районе крайней северной точки материка. Небо было закрыто серыми низкими тучами. Изредка появлялось тусклое холодное солнце. Штурман указал в журнале, что, по его мнению, Северо-Восточный мыс окончился, и земля лежит от запада к югу. По западному берегу полуострова он направился на юго-запад, к устью Нижней Таймыры.
Лаптев еще в феврале 1742 ушел к устью Нижней Таймыры, чтобы оттуда следовать навстречу Челюскину. Но лейтенанту снова не хватило провизии. В начале мая Лаптев послал навстречу штурману солдата Тобольского гарнизона Константина Хорошева с грузом провианта, а сам вернулся обратно в Туруханск.
15 мая Челюскин съехался с Хорошевым, и они устремились на юг через тундру. В зимовье якута Никифора Фомина партию Челюскина ждал другой посланец Лаптева. 20 июля 1742 г. Семён Иванович Челюскин сделал последнюю запись: “Погода пасмурная, великий дождь. Сего числа пополудни в третьем часу прибыл я в город Мангазейск и явился в команду лейтенанта Харитона Лаптева”. Северный вояж, обессмертивший имя штурмана Челюскина, закончился.
По праву первооткрытия
Во время Великой Северной, или Второй Камчатской, экспедиции было сделано два основных открытия: Россия достигла Северной Америки (Аляски) и северной точки Евразии. И, как ни странно, первопроходец Челюскин не придал своему открытию никакого значения!
“Сколь же мне сведомо, - писал Ломоносов о работе Ленско-Енисейского отряда, - с востока от устья р.Лены поручик Харитон Лаптев мог дойти до 77 градусов, а всего мысу водяным ходом не окружили, однако по краям стоячего льду прошел при оном мысу мичман Челюсткин и везде видел стоячий лед, окружен торосом” . Эти слова М.В.Ломоносова из его труда “Краткое описание разных путешествий по северным морям и показание возможного проходу Сибирским океаном в Восточную Индию” лишь подтверждают роль Челюскина как первопроходца на Таймыре. Но“отправленные потом флота офицеры Чукотского носу не достигли”. Ломоносов и Челюскин полагали, что северная оконечность Евроазиатского материка - так называемый Табинский нос - находится где-то на Чукотке. К рукописи Михаил Васильевич приложил полярную карту, составленную им около 1763. На ней указан мыс, описанный Челюскиным, а на северо-востоке континента пунктирной линией обозначен уходящий к полюсу неисследованный “Чукотский нос”. Следовательно, и Челюскин, и Ломоносов не могли с уверенностью сказать, где находится северная оконечность “матерой земли”.
Итак, Челюскин сделал открытие, которое опередило географическую науку и время. Такова была его судьба: остаться в безвестности при жизни и навечно запечатлеться в памяти людей после смерти.
Столетие спустя, впервые после первопроходцев, по Таймыру путешествовал будущий российский академик А.Ф. Миддендорф. По его предложению северную оконечность Евразии стали именовать мысом Челюскина (с 1878 это название внесено в международную литературу и карты). “Как бы то ни было, - писал исследователь, - но если северо-восточный мыс получит имя Челюскина, то он сохранит это имя с честью. Челюскин не только единственное лицо, которому сто лет назад удалось достигнуть этого мыса и обогнуть его, но ему удался этот подвиг, не удавшийся другим, именно потому, что его личность была выше других. Челюскин, бесспорно, венец наших моряков, действовавших в том крае”. Исследователи Таймыра произвели подробную съемку и нанесли на карту все побережье и внутреннюю часть полуострова. Причем в отдельных местах измеряли даже склонения магнитной стрелки. Участники отряда отмечали полезные ископаемые в открытых горных отложениях. Проводили наблюдения за режимом рек, морскими течениями у берегов.
27 августа 1743 Лаптев представил в Адмиралтейство рапорт, журналы и “сочиненные морские карты”. Вскоре он приступил к обработке материалов и составлению генеральной “Морской карты описания берега Северного Ледовитого моря меж реками Лены и Енисея”. Огромный северный полуостров перестал быть таинственной землей.
В сентябре 1743 была подготовлена рукопись “Описание, содержащееся от флота лейтенанта Харитона Лаптева в Камчацкой экспедиции меж реками Лены и Енисея, в каком состоянии лежат реки и на них всех живущих промышленников состояние”. В литературе авторство этой работы причисляется только Х.Лаптеву. Но это далеко не так. Известно, что в ее основу легло “Описание берегов морских, рек и заливов Северного моря, начавшихся с реки Лены”, составленное в 1742 штурманом Семёном Челюскиным. Лаптев лишь обобщил те разнообразные сведения, которые собрали лейтенант Прончищев, штурман Челюскин, геодезист Чекин и другие участники экспедиции.
Это была работа, содержащая первые научные сведения о большой Таймырской земле. В рукописи приводится характеристика рек, берегов, островов, данные о глубинах, приливах и отливах, о состоянии льда и грунта, другие гидрографические сведения. В работе довольно полно описаны Лена и Оленёк, Анабара и Хатанга, Нижняя Таймыра и Пясина, Балахна и Енисей, тундра около оз. Таймыр; есть указания о границах произрастания лесов и их составе, о хлебопашестве, рыбных и пушных промыслах.
Интересны размышления “о мамонтовых рогах”. Их во множестве находили участники сухопутных поездок в тундре и на побережье. Причем и Челюскин, и Лаптев ошибочно думали, что мамонты - это морские животные, которые “есть и ныне в море Северном, на глубоких местах”. Любопытно то, что первопроходцы находили даже вымытых по речным берегам и сохранившихся в вечной мерзлоте “целых зверей мамонтов с обоими рогами; на них кожа толщиною в пять дюймов, а шерсть и тело истлелые”. Несомненно, обнаруженные ими экземпляры представляли большой научный интерес. Однако мы не знаем, привез ли в столицу руководитель отряда хотя бы некоторые фрагменты (например, бивни) давно исчезнувших животных.
В “Описании…” уделяется место быту, нравам, суевериям народностей, населяющих полуостров, что представляет большой интерес для этнографов.
По возвращении в Петербург царский двор и Адмиралтейство не удостоили Челюскина “вознаграждением”. Ему пожаловали чин мичмана (первый офицерский чин на флоте) - только такой ли награды он был достоин? И потянулась морская служба на Балтике со скупым продвижением в чинах. Судьба не баловала Челюскина, как, впрочем, и многих других участников Великой Северной экспедиции. Не вспоминали о нем и бывшие соратники. Харитон Лаптев участвовал в составлении “генеральной карты Сибирским и Камчацким берегам”, командовал кораблями, под конец жизни был назначен главным интендантом по снабжению Балтийского флота.
В указе Адмиралтейств-коллегии от 18 декабря 1756 сказано “об отставке морского флота лейтенанта Семёна Челюскина с награждением морского капитана 3-го ранга”. Уволенный с флота “за болезнью и старостью”, с “пашпортом об отставке от всех дел”, Семён Иванович поселился с женой в небольшом имении в Алексинском уезде. Скоро он втянулся в нужды и заботы дворянина средней руки: беспокоился о приобретении новых поместий, судился с соседями, собирал подати с крестьян.
С отставкой первопроходца в полном неведении для будущих поколений закончилась его подвижническая жизнь. До сих пор была неизвестна дата его смерти.
В результате кропотливых поисков в фондах Поместного приказа Госархива древних актов мною найдена челобитная жены Челюскина, датированная мартом 1765 и обращенная к“Всепресветлейшей державнейшей великой государыне императрице Екатерине Алексеевне”. Далее читаем: “…бьет челом вдова Аграфена Павлова дочь капитана-лейтенанта Семёнова жена Иванова сына Челюскина да отставной капитан Петр Семёнов сын Челюскин. В прошлом, 1764 г., в ноябре месяце, моего Аграфенинова мужа, а тоего Петрова отца вышереченного Семёна Ивановича Челюскина волею Божией не стало”.
Итак, первооткрыватель северной точки Старого Света Семён Иванович Челюскин умер в ноябре 1764 г.
Не установлено и место его погребения. Выскажу некоторые предположения. В челобитной вдова Челюскина сообщала, что после смерти мужа за ним остались недвижимые имения в следующих уездах: Лихвинском (ныне Чекалинский р-н Тульской обл.), Алексинском (Тульская обл.), Перемышльском (Калужская обл.) и Белевском. Несколько лет назад я побывал в деревнях и селах, которыми когда-то владел Челюскин. Пришел к выводу: наибольшая вероятность захоронения - с.Босарево, что на Оке, неподалеку от Алексина.
Окончательно разрешить эту загадку, видимо, по силам тульским и калужским краеведам. Источники: Богданов В.В. Штурман Челюскин. 2001г.
|
...В первые годы своей работы в Арктике я на себе узнал, как много требует от человека езда на нарте даже на малые расстояния. Связывать и развязывать сыромятные упряжные ремни, разминая голой рукой закостеневшие на морозе узлы, пережидать в пути непогоду- входит в круг дорожных будней путника. Часто приходится помогать собакам тащить нарту в гору или в вязком снегу, а то час за часом протаптывать дорогу. Сердце готово выскочить из груди, дыхание обморозило все лицо, и когда наконец препятствие преодолено, до самых костей пробирает мороз разгоряченного человека. Хорошо, если его через несколько дней ожидают жилье и отдых. Наши же герои продвигались в нехоженных местах, диких и пустынных. Трудно понять, как им удавалось находить дорогу. Даже если есть компас и известно название места, куда надо попасть, как взять без карты нужное направление и в конце многонедельного пути найти в снежной пустыне спрятанный в сугробе дом? О своих бедах и тревогах дорожных они не писали. Разгадку успеха надо, вероятно, искать в навыках и приемах, заимствованных у коренного населения. В основе своей оно было кочевым или, во всяком случае, проводило большую часть жизни в пути и на протяжении столетий накопило опыт, необходимый для ориентации в арктических просторах.
Объяснение это представляется убедительным, и все начинает казаться несложным и легкопреодолимым. Но только до тех пор, пока мы не представим себя вылезающими из спасительного снежного заноса, под которым пережидали вместе с собаками затянувшуюся пургу. Вся одежда просырела. Мороз за сорок. Надо непослушными руками откопать собак, запрячь их в уже поставленные на полозья нарты и сообразить, в какую сторону ехать. Это будни! Рабочие будни, которым нет места в отчетах и донесениях.
Вернемся к последнему этапу героического пути Челюскина. В те времена еще не знали хронометров, секстанты не могли дать точных показаний, и надо удивляться относительно малым погрешностям составленных карт. Примитивность огнестрельного оружия не гарантировала успешной охоты на медведя. Топливом служил случайно найденный кусок плавника. Спичек еще не знали, и разжечь его просоленную, сырую древесину было целым делом. Отсутствовала связь. Не было ни медикаментов, ни специальных очков, и люди надолго выходили из строя, пораженные снежной слепотой. Помимо здоровья, требовались исключительная воля и настойчивость, чтобы преодолеть все трудности и довести дело до конца.
Особенно поражает маршрут Челюскина. Поражает настолько, что известный полярный исследователь Врангель, сам прошедший путь от Колымы на восток, усомнился в его реальности. Потребовалось опубликование путевого журнала Челюскина, чтобы рассеять все сомнения и опровергнуть скептиков.
Игорь Рубан. Из книги «Льды.Люди.Встречи»
Р у́днев Все́волод Фёдорович (1855-1913)
герой русско-японской войны, контр-адмирал Российского Императорского Флота, командир знаменитого крейсера «Варяг», под его командованием принявшего неравный бой у Чемульпо. В 1907 году Руднев был награждён японским орденом Восходящего солнца — в знак признания героизма русских моряков, став одним из первых русских (и вообще европейцев), получившим этот орден.
В. Ф. Руднев родился в городе-крепости Динамюнде (ныне микрорайон Риги Даугавгрива). Род Рудневых, дворян Тульской губернии, с 1616 года владел имением у деревни Яцкой Ясенецкого стана Венёвского уезда (ныне Новомосковский район Тульской области).
Учёба
В Любани Всеволод Руднев закончил гимназию.
15 сентября 1872 года Всеволод Руднев поступил Морское училище в Петербурге (в то время в Российской империи было только одно учебное заведение по подготовке офицеров ВМФ — Морское училище, бывший Морской кадетский корпус). В училище он содержался и обучался за счёт государства, в память боевых заслуг его.
На действительную службу Руднев поступил 1 мая 1873 года, во время учёбы в училище.
Весной 1876 года сдал выпускные экзамены на отлично и получил Нахимовскую премию. 1 мая этого года получил воинское звание «гардемарин» (с 1860 по 1882 годы звание гардемарина существовало как строевое, тогда как в остальное время гардемаринами называли воспитанников военно-морских учебных заведений).
Руднев был назначен на учебный фрегат «Петропавловск» матросом. С 18 мая 1876 года по 25 августа 1877 года — в заграничном учебном плавании. Это был первый дальний поход Всеволода Руднева. Кроме обязанностей матроса, он нёс офицерскую вахту, на практике обучаясь ремеслу моряка.
Дальнейшая служба
Руднев был хорошо аттестован командиром учебного фрегата и 30 августа 1877 года получил чин мичмана. С 16 апреля 1880 года Руднев служил на крейсере «Африка». Командиром крейсера был капитан 1-го ранга Е. И. Алексеев. Крейсер прибыл на Дальний Восток, а затем совершил кругосветное путешествие. 6 октября 1880 года Руднев стал командиром 7-й роты на крейсере. 1 января 1882 года ему присвоили звание лейтенанта. Впоследствии Руднев написал об этом непростом походе книгу — «Кругосветное плавание крейсера „Африка“ в 1880—1883 годах».
В 1888 году Всеволод Фёдорович женился на Марии Николаевне Шван. Отец Марии, капитан 1-го ранга Н. К. Шван был героем обороны Севастополя в Крымской войне.
C 1888 по 1900 годы В. Ф. Руднев служил на кораблях Российского флота: «Пётр Великий». «Адмирал Корнилов», «Котлин», «Работник», «Гангут», «Император Николай I», «Адмирал Грейг», «Выборг». «Чародейка». «Скат»,
С 1 января по 9 декабря 1895 года «Император Николай I» находился в кругосветном плавании.
В декабре 1897 года Руднев стал командиром канонерской лодки «Гремящий», на которой он совершил своё первое самостоятельное кругосветное плавание. «Гремящий» отправился в плавание 1 марта 1898 года и благополучно возвратился в Россию 15 мая 1899 года. Следует отметить, что канонерская лодка — сравнительно небольшой корабль, кругосветное одиночное плавание на котором представляет определённую трудность.
Служба на Дальнем Востоке
В 1900 году в Порт-Артуре проводились обширные работы по его модернизации: были проведены дноуглубительные работы на внутреннем рейде, перестроен и расширен сухой док, порт был электрифицирован, была укреплена береговая оборона.
В том же 1900-м Руднев становится старшим помощником командира порта в Порт-Артуре. В то время Порт-Артур был базой 1-й Тихоокеанской эскадры, основы силы Русского флота на Дальнем Востоке. Руднев не был рад своему назначению, но, тем не менее, он взялся за работу с энтузиазмом. В декабре 1901 года Руднев получил звание капитана 1-го ранга.
Крейсер «Варяг»
В декабре 1902 года вышел приказ по Морскому министерству, которым Всеволод Фёдорович Руднев был назначен командиром крейсера «Варяг». На «Варяг» Руднев пришёл уже опытным морским офицером, прошедшим службу на семнадцати кораблях и командовавший девятью, будучи участником трёх кругосветных путешествий, одно из которых он проделал в качестве командира судна.
Обстановка на Дальнем Востоке России ухудшалась. Япония форсировала усилия по подготовке к войне. Японцы сумели добиться немалого превосходства в силах над дальневосточной группировкой войск Российской империи.
Накануне войны «Варяг» распоряжением царского наместника на Дальнем Востоке генерал-адъютанта адмирала Е. И. Алексеева был направлен в нейтральный корейский порт Чемульпо (современный Инчхон, рядом с корейской столицей Сеулом), в котором «Варяг» должен был охранять русскую миссию и нести обязанности старшего стационера на рейде.
26 января (7 февраля) 1904 года японская эскадра остановилась на внешнем рейде залива. На внутреннем рейде были русские — крейсер «Варяг» и канонерская лодка«Кореец», а также иностранные военные корабли.
Утром 27 января (9 февраля) 1904 года Руднев получил ультиматум японского контр-адмирала Сотокити Уриу, объявлявший о том, что Япония и Россия находятся в состоянии войны. Японцы требовали от русских покинуть рейд до полудня, угрожая в противном случае открыть по ним огонь. Подобные действия в нейтральном порту явились бы нарушением международного права.
В. Ф. Руднев принял решение прорываться из залива. Перед строем офицеров и матросов крейсера он сообщил им об ультиматуме японцев и о своём решении. В частности, он сказал следующее:
Безусловно, мы идем на прорыв и вступим в бой с эскадрой, как бы она сильна ни была. Никаких вопросов о сдаче не может быть — мы не сдадим крейсер и самих себя и будем сражаться до последней возможности и до последней капли крови. Исполняйте каждый свои обязанности точно, спокойно, не торопясь. Особенно комендоры, помня, что каждый выстрел должен нанести вред неприятелю. В случае пожара тушить его без огласки, давая мне знать.
«Варяг» под японским огнём в бухте Чемульпо
Японская эскадра преградила путь в открытое море. В 11 часов 45 минут с крейсера «Асама», с расстояния 7000 м, раздался первый выстрел из 8-дюймового орудия, а затем вся эскадра противника открыла огонь, в основном по «Варягу». Русские матросы и офицеры вели огонь по врагу, боролись с пробоинами и пожарами под мощным огнём противника. По сообщениям из разных источников, огнём с «Варяга» были повреждены японские крейсеры«Асама», «Чиода», «Такачихо», и потоплен один миноносец. «Варяг» вернулся в порт, имея сильный крен на один борт. Машины вышли из строя, порядка 40 % орудий было разбито. Было принято решение: снять команды с кораблей, крейсер затопить, канонерскую лодку взорвать, чтобы они не достались врагу. Решение было незамедлительно исполнено. Раненный в голову и контуженный Руднев последним покинул борт корабля.
Моряки «Варяга» и «Корейца» несколькими эшелонами вернулись на родину через нейтральные порты. Дома им устроили достойную встречу. Офицеры и матросы были награждены Георгиевскими крестами IV степени. Капитан 1-го ранга В. Ф. Руднев был награждён орденом св. Георгия 4-й степени, получил чин флигель-адъютанта и стал командиром эскадренного броненосца «Андрей Первозванный» (ещё только строившегося в Петербурге).
После окончания службы
В ноябре 1905 года Руднев отказался принять дисциплинарные меры против революционно настроенных матросов своего экипажа. Последствием этого было увольнение его в отставку с производством в контр-адмиралы.
В 1907 году японский император Муцухито в знак признания героизма русских моряков направил В. Ф. Рудневу орден Восходящего солнца II степени. Руднев, хотя и принял орден, никогда его не надевал. Последние годы Всеволод Фёдорович жил в Тульской губернии в своей усадьбе в деревне Мышенки Алексинского уезда (сейчас Заокский район). 7 (20) июля 1913 года В. Ф. Руднев умер (в возрасте 57 лет). Похоронен возле церкви Казанской Богоматери соседнего села Савино Заокского района Тульской области.
Достарыңызбен бөлісу: |
