Леонид Никитинский («Новая газета»)
Будущая автотрасса (в том месте, где идет отец Петр) и будущее детей из обители (на пригорке у него за спиной) пересекаются в разных смысловых пространствах страны
27.08.2012
«Скажите, эта дорога приведет к храму? — Это улица Варлама. Не эта улица ведет к храму. — Тогда зачем она нужна?»
(финальный диалог из культового фильма 80-х «Покаяние»)
Пейзаж
Прежде всего, в Свято-Алексеевскую пустынь меня попросили съездить наши общие друзья, люди, как и я, светские, а отец Петр меня туда не приглашал, хотя, разумеется, не выгнал. О сложных отношениях СМИ и официальных кругов РПЦ, сложившихся в последнее время, батюшка узнал больше от меня. Он газет вовсе не читает и правильно делает: есть у него и дела важнее.
Плохо другое: эти батюшки — честные, искренние и делающие людям добро по разным углам, — часто и друг про друга-то ничего не знают, а собственную церковь представляют себе (как и мы) только по официально насупленному фасаду РПЦ. И ничего себе «тело Божье», зачем Он себе такое устроил? И так же, как нас неверие, их часто охватывает уныние и отчаяние.
Это, впрочем, уже не про отца Петра: у него там двести десять детей, не считая взрослых, коров и овец, пчел, двух медведей, гимназии, музеев и прочего, — когда ж ему успевать еще и отчаиваться. За «тарелку», по которой какое-то время попадали сюда TV-каналы, он забыл заплатить, а скоро понял, что без них оно и лучше. Сайт Свято-Алексеевской пустыни настоятель два года назад велел закрыть — восприняв его как рекламу, к ним отовсюду повезли еще и еще детей, да с претензией: вы же обещали! А куда их? Своих если только выгнать.
Отец Петр, совершенно и счастливо лишенный общественных амбиций, никогда не отчаялся бы на вылазку в публичное пространство, подвергающую опасности в первую очередь воспитанников обители, если бы не геодезисты. Они появились на полях под бугром в начале лета и пояснили, что метрах в трехстах от обители будет проложена трасса — параллельная, бешено ревущая ветка Ярославского шоссе. Так ее нарисовал на карте, в соответствии с генеральным планом развития Ярославской области, некий проектный институт, находящийся в Санкт-Петербурге.
Отсюда, с бугра, хорошо любоваться разнотравьем поляны, где гуляют дети из обители с детсадовского возраста, и изгибом маленькой речки, где они купаются, становясь школьниками. Ярославское шоссе километрах в полутора по прямой, в общем, впечатления не портит, хотя от него тошное жужжание, слышное по ночам. Если параллельная ветка будет проложена прямо под бугром, понятно, что ничего этого уже не будет. Тут все и очень крепко, и очень хрупко.
Спора нет, дорога нужна. Другой вопрос — где ее проложить и чьими интересами пожертвовать. Это всегда сложная дробь, надо внимательно смотреть, что тут есть в числителе и что в знаменателе. Еще один важный вопрос: кто именно и как на это смотрит — неведомый московский чиновник, анонимный питерский проектировщик или, например, живое сообщество жителей Переславль-Залесского района, а там и губернатор Ярославской области, или институты гражданского общества, или РПЦ.
И не для пропаганды (о ней позже), а лишь для понимания того, что может быть принесено в жертву трассе, я расскажу подробнее о другой дороге — о личном пути иеромонаха отца Петра, в чем секулярные люди ищут обычно причинную логику, а люди религиозные, глядя с обратной стороны, — промысел.
Вот что делает человека человеком в гимназии отца Петра
Путь
Алексей Василенко, историк по второму образованию, в середине семидесятых работал в Соловецком музее, семья жила в Ленинграде, и к тому времени, когда он решил избрать свою третью и окончательную «специальность», имел двоих детей (всего матушка родила ему пятерых). Пятнадцать лет он служил псаломщиком в одной из ленинградских церквей, что по тем временам, в отличие от теперешних, могло принести ему только неприятности. В 1990 году он перебрался с семьей в Ярославль, где был рукоположен священником кафедрального собора (положение, для многих в церковных кругах завидное), но решил для себя, что надо ему жить и служить в деревне.
Ярославский владыка назначил отца Алексея (как он станет Петром, я расскажу позже) настоятелем церкви Сошествия Святого Духа недалеко от Переславля-Залесского. Необычные голубые купола этого храма сегодня видны еще издали с пригорков Ярославского шоссе, но в то время храм бездействовал и требовал восстановительных работ. Жилья для о. Алексея с семьей тоже не было, купить дом в деревне в 1991-м было невозможно: все тогда решили, что, кроме картошки с огорода, есть в России теперь будет нечего, и цены были немыслимые.
В шести километрах на глиняном бугре находилось бывшее подворье бывшего Свято-Алексеевского монастыря. Отделение совхоза, располагавшееся здесь при советской власти, загнулось еще в 70-х, оставался полуразрушенный и без крыши двухэтажный кирпичный монастырский дом. Совхоз не возражал, и год о. Алексей этот дом восстанавливал, а потом сам там с семьей и помощниками и поселился.
Как раз вначале 90-х в России распространилась мода (не знаю, как правильнее назвать) на православие, но к о. Алексею на бугор рисковал добраться не всякий гость: моста через речку еще не было, глинистую дорогу после дождя преодолеть можно было если не пешком, то только на специально купленном «Урале». Ну и ничего, как-то добирались и на службу в храм, а когда надо, то и до столиц. А надо было чаще всего понятно, по каким делам: искать денег.
Однажды московские друзья, у которых о. Алексей останавливался, рассказали, что у них в одной из квартир в том же доме живет «Сережа-бомжик»: мама умерла в тюрьме, отца убили. Может, возьмете? Нашли одиннадцатилетнего бомжика, и о. Алексей спросил, не хочет ли тот переехать в деревню. Он стал первым птенцом собственно «обители». Сейчас этому Сереже уже за тридцать, он живет и работает в Переславле, у него жена, двое детей, а сироты и полусироты от пьяных и падших родителей потом посыпались в обитель вроде бы как-то сами собой. В 95-м вместе со своими здесь образовалась уже дюжина детей школьного возраста, возить их на «Урале» в школу было проблематично, да и школа в ближайшем селе, наверное (о. Петр мне, естественно, об этом не говорил), была не фонтан.
Между тем сюда, на бугор, одновременно подтягивало и взрослых, часто и с университетским образованием, они искали у о. Алексея неведомо чего, попросту сказать — веры, про которую мы не знаем, какой ей быть. Семеро этих взрослых решили, как-то распределив между собой школьные предметы, учить детей, а их параллельно с началом этой затеи почему-то становилось все больше и больше. Первое время аттестаты о среднем образовании они получали, сдавая экзамены в гимназии в Переславле, но вскоре получилось так, что эти дети увезли с собой и весь комплект школьных медалей, выделенных на район.
Своими силами (которые брались, если смотреть с секулярной точки зрения, неизвестно откуда) они построили деревянное двухэтажное здание гимназии, но его не принял пожарный надзор. Дети почти без осечки поступали в вузы в Москве, Питере и Ярославле, и, как говорит о. Петр (который знает, о чем говорит): «Никто из них не сел». Между тем школьную лицензию гимназия получила лишь в 2005 году, когда некий «менеджер из банка» (его имени о. Петр мне не назвал) построил трехэтажное каменное здание. В деревянном же здании тем временем образовались музеи (настоящие): минералов, археологических находок (в том числе привезенных учениками из экспедиций), старинных костюмов и утвари, чучел зверей (включая льва), а также отдельно рыб — даритель этой коллекции, профессор, посвятил жизнь тому, чтобы выловленные из воды раковины и рыбы сохраняли свою подводную окраску, а больше такого нигде и не увидишь. В зоопарке на крошечном пятачке бугра живут два медведя, привезенных кем-то «с варежку», и лисичка, которые едят кашу, потому как вроде бы монастырь. Сейчас привезли подобранного с берегов Белого моря орла, которого о. Петр решился принять после колебаний: орла-то придется мясом кормить, он кашу есть не станет.
Все это, включая детей, которые бегают тут между цветниками очень весело и свободно, наверное, надо описывать как-то не так, не в проброс, но это трудно в газетной заметке, особенно в «Новой», читатель которой скептичен, как и я сам. Тем не менее, я не побоюсь и поставлю здесь слово «чудо», поскольку, во-первых, я это видел сам, а во-вторых, это трудно объяснить естественными причинами.
Попробуем еще разок: вот однажды сколько-то лет назад знакомые знакомых привезли сюда знаменитого путешественника Федора Конюхова. Тогда ведь музея путешествий Конюхова тут еще не было, но он посмотрел и сказал, наверное: «Ух ты!» И подарил коллекцию, включая свои рабочие морские карты с маршрутами, проложенными старинными инструментами (они здесь же), кепку-шкиперку, три раза обошедшую вокруг Земли, и два старых заграничных паспорта, поразивших обилием и непонятностью виз даже меня. Так все постепенно и образовалось: кто ни приедет — что-нибудь подарит или даже построит. Вот вроде бы объяснение и вполне материалистическое. Но в нем все равно чего-то не хватает: противоестественно само это сгущение добра в окружении, по меньшей мере, безразличия. Или зла.
Достарыңызбен бөлісу: |
