Миссия ассумпционистов

В годы гражданской войны Макеевка не раз переходила из рук в руки: казаков, большевиков, немцев, украинских националистов, — и все они жесточайше грабили население, поэтому, когда появилась возможность помочь нуждающимся, то Неве по поручению Французской военной миссии при Деникине стал распределять материальную помощь по всей области: и прихожанам, и обнищавшим русским. Пережив две революции, гражданскую войну, убийства и массовые расстрелы духовенства и мирян, в основном православного, отец Неве пришел к убеждению, что сейчас необходимо лишь одно — чтобы Папа Римский возвысил свой голос и сказал «слово утешения тем, кто столько выстрадал за веру во Христа»¹. Именно этот шаг разрушил бы огромную стену предрассудков между католиками и православными.

Этой уверенности ничего не поколебало: ни провал Генуэзской конференции и неудача в работе Папской миссии, ни смертные приговоры² и тюремные сроки для католического духовенства после завершения судебного процесса в марте 1923 года. Неве не сомневался, что только в случае дипломатического признания Ватиканом советской России у Католической Церкви появится шанс выжить, поэтому в своих посланиях в Рим он убеждал ускорить переговоры, заметив, что «каждый священник в этой стране — исповедник веры»³. И первым шагом отец Пи на этом пути стало его обращение⁴ к председателю Совнаркома Украины Раковскому, в нем утверждалось, что «ни для кого не является ни позорно, ни унизительно иметь прямые отношения с отцом многих сотен миллионов христиан, с человеком, голосу которого внимает весь мир и который обладает самым высоким нравственным авторитетом во всей Вселенной»⁵, что именно поэтому было бы полезно и необходимо для республики Советов установить дипломатические отношения с Ватиканом. Письмо, несомненно, было получено, но ответа Неве не получил⁶, хотя возможно, что тогда же чекисты и обратили на него свое внимание.

С 1918 года отец Неве со своим многолетним опытом жизни в России на долгое время стал для Ватикана важным информатором о положении католиков в большевистской стране. Его многочисленные письма в период 1922-1925 годов свидетельствовали о том, что антицерковная политика большевиков все более ужесточается, что после высылки из страны архиепископа Яна Цепляка⁷ почти двухмиллионная католическая паства осталась без духовного руководства, а отзыв Папской миссии лишил возможности вести переговоры с большевиками и защищать интересы католиков. В связи с отчаянным положением католиков отец Неве вопрошал⁸: «Неужели невозможно установить нормальные отношения между Россией и Святым Престолом? С каждым днем я все больше и больше убеждаюсь в том, что это соглашение необходимо»⁹.  

В 1920 году, в связи с обострением отношений между Францией и советской Россией, многие французы, проживавшие в Москве, выехали на родину. После ареста и последующего освобождения через три месяца из тюрьмы настоятеля храма отца Иосифа Видаля, он был вынужден покинуть страну, а храм Св. Людовика остался без надзора. Но перед отъездом отец Иосиф вызвал к себе француженку Алису Отт, возглавившую "двадцатку" приходской общины, и поручил ей заботу о храме, вручил ключи. С тех пор воскресные и праздничные богослужения по приглашению Отт совершали здесь священники польских храмов. Мадам Отт также в течение нескольких лет через польское посольство поддерживала нуждающихся французов продуктами и промтоварами, лишь с 1925 года денежную помощь им стало осуществлять французское посольство.

Непоколебимая убежденность отца Неве, что только в переговорах возможно решение всех проблем, вызывала уважение Папы Римского, поэтому выбор Ватикана пал на него в надежде, что именно такой епископ сможет восстановить и возглавить разгромленную иерархию Католической Церкви. При этом решался положительно и вопрос назначения настоятеля храма Св. Людовика, так как Неве был французским подданным. 9 марта 1926 года посол Франции был информирован о том, что Ватикан хотел бы иметь в России французского епископа при условии, что посвящение в сан священника будет проведено тайно. Исполнение миссии Ватикана было возложено на тайного епископа Мишеля д′Эрбиньи, и 21 апреля 1926 года в храме Св. Людовика отец Пий Эжен Неве был тайно посвящен в сан епископа¹² и назначен апостольским администратором Московского деканата¹³, включающего, кроме Москвы и области¹⁴, приходы десяти областей¹⁵. Позднее в его юрисдикцию вошел и экзархат восточного обряда, кроме того он считался первенствующим среди других администраторов.

О всех событиях, происходящих в Советском Союзе, Пий Неве сообщал в своих посланиях Д′Эрбиньи¹⁶, ставшему референтом Комиссии "Про Русиа"¹⁷. В июне 1926 года Неве вернулся в Макеевку для передачи дел будущему настоятелю прихода, отец Давиду Майяну¹⁸, но в феврале 1927 года о нем дал нужные показания "добровольный свидетель" чекистов¹⁹: «Уезжая из Макеевки, Неве оставил там своего послушника, которого он рукоположил в священники в Москве, несмотря на то, что этот послушник не имел подготовки, отвечающей этому сану»²⁰. Результатом доноса стал вызов отец Давида в Юзовское ГПУ²¹, где его вынудили подписать обязательство не совершать мессы. Но после протеста посла Франции отца Майяна на какое-то время оставили в покое.

5 сентября 1926 года в храме Св. Людовика было объявлено верующим, что отец Пий Неве является настоятелем французского прихода. Его первая месса прошла 3 октября в храме Свв. Апп. Петра и Павла. В своей проповеди он возвестил: «Своими истинными братьями мы считаем русских, связанных с нами одной католической верой. Воздавать кесарю кесарево, а Божие Богу, любить своих врагов, благословлять проклинающих, делать добро ненавидящим, молиться за тех, кто нам вредит и преследует нас — если предположить, что такие люди найдутся, — вот единственная политика, которую мы признаем. Ибо это политика Евангелия»²².

Уже 18 октября Пий Неве был вызван в ГПУ, и от него потребовали либо прекратить священнослужение, либо в течение трех дней покинуть Советский Союз, так как, согласно новому законодательству, иностранцы не могут заниматься религиозной пропагандой в СССР. Посол Франции выразил протест, сообщив об этом в Париж. МИД Франции пригрозил о принятии соответствующих мер в отношении церковных деятелей и советских граждан в своей стране, в результате 21 октября послу передали, что Неве разрешено остаться, но при условии, что он будет исполнять обязанности пастыря лишь в отношении французских граждан.

С этого времени апостольским администратором Московского деканата официально стал Карл Лупинович, настоятель храма Свв. Апп. Петра и Павла. Власти решили пока не трогать Неве, но в его ближайшее окружение чекистами была внедрена агентура; на основании отчетов сексотов, переписки, встреч, посещений богослужений, исповедей на него собирался серьезный компромат, выявлялись многочисленные связи католиков друг с другом и через Неве — с Римом. Вскоре один из сексотов донес, что, «несмотря на то, что Неве формально по предложению НКВД сдал свои полномочия Лупиновичу, он продолжал и продолжает сейчас руководить управлением Московской и Смоленской епархиями»²³.
* * *

В январе 1927 года в селе Нижняя Богдановка был арестован католический священник восточного обряда, отец Потапий Емельянов. При обыске у него были найдены письма Пия Неве, они и подтвердили агентурные сведения, полученные чекистами ранее о том, что «Емельянов тесно связан с бывшим французским кюре в Макеевке, ныне епископом Неве, который занимался и занимается экономическим шпионажем и теснейшим образом связан с французским посольством в Москве»²⁴. Неве познакомился с отец Потапием в начале 20-х годов, они подружились и стали переписываться, а в голодные годы через представителей Папской миссии в Ростове Неве помог прихожанам-католикам Нижней Богдановки. Отец Потапий показал на допросе, что тогда «периодически получал материальную помощь не только деньгами, но и продуктами питания и одеждой».

С самого начала следствия от отца Потапия и других обвиняемых, арестованных в Москве, выбивался компромат на Неве. И хотя община католиков в Нижней Богдановке была зарегистрирована властями в мае 1922 года, "свидетели" подтвердили версию чекистов о том, что отец Потапий постоянно получал от Неве материальную помощь и что «за переход в католичество Емельянов обещал и раздавал денежные ссуды, покупал одежду, обувь и хозяйственный инвентарь». А выдержка из письма Пия Неве, изъятого при обыске, что «Папа доказывает свое внимание к русскому народу, свое миролюбие и желание, чтобы не было причин для недоразумений», подтверждала версию следствия, что Емельянов разлагал крестьян и «по заданиям Неве различными способами старался проповедовать унию и католизировать православных».

Емельянов был вынужден признаться в том, что Неве «рассказал о своем посвящении и посвящении новых епископов, попросив сохранить это в тайне», что, направляя его с пакетом в Крым к епископу Александру Фризону, Неве объяснил ему, что «менее опасно и подозрительно использовать для этой цели» священника восточного обряда, поскольку «за католическими священниками следят». После таких показаний его поездка в Крым была представлена следствием как распространение им «секретных инструкций из Ватикана». После завершения следствия Потапий Емельянов 12 сентября 1927 года был приговорен к 10 годам концлагеря и отправлен на Соловки. Но набранный на Неве компромат, очевидно, не вполне устраивал чекистов, поэтому слежка за ним продолжалась: в доме, в храме, во французском посольстве.

Отец Михаил дал также подробнейшие показания и о тайной миссии епископа Д`Эрбиньи, показав, что тот, как представитель Ватикана, «приехал неофициально и провел реорганизацию среди католичества в СССР, назначил ряд епископов и разделил весь СССР на администраторства, назначив администраторов». Для органов ГПУ не составило труда вскоре определить имена этих тайных епископов²⁶, и к концу 1927 года изолировать их от паствы: Антоний Малецкий был выслан, Болеслав Слоскан отправлен в лагерь, а Александру Фризону сначала запретили выезд из Симферополя, а затем арестовали.

"Свидетель", назвав также хороших знакомых Неве в Макеевке, как основных его "информаторов" о положении дел в Макеевке, дал следствию материал для обоснования дальнейших арестов и сбора компромата на Неве. Сначала был арестован отец Майян, которого "свидетель" представил «лицом для связи Неве с оставшимися в Макеевке доверенными лицами, от которых он получал все сведения и сообщал Неве», но за него вступилось посольство Франции, и его оставили пока в покое. 8 марта 1928 года был арестован по подозрению в шпионаже Элиас Вуцинас, бывший служащий завода. Он получил уже французскую визу, но выехать не успел. По словам "свидетеля", в Макеевке был обыск в костеле и там были найдены «планы и чертежи заводов», принадлежащие Вуцинасу, от которого чекисты и хотели получить подтверждения шпионской деятельности епископа, но так и не добились этого.

Судебный процесс прошел в ноябре в Харькове, и имя Неве, как «тайного агента Ватикана», фигурировало в приговоре суда. По этому поводу посол Франции заявил протест, и, опасаясь дипломатического скандала, органы ГПУ не стали предъявлять обвинений епископу. А в июне 1929 года были арестованы Станислава Панкевич, бывшая экономкой у Неве, и Сергей Клочков, помогавший ей по хозяйству. От них на допросах также добивались признаний, что Неве использовал их в качестве «агентов контрреволюции», но сломить их также не удалось. Узнав об отправке их на Соловки, епископ направил докладную послу Франции, с горечью отметив в ней: «Нас считают шпионами, мы приносим горе нашим друзьям… Все, кто имел с нами дело, брошены в тюрьмы»²⁷.

20 февраля с подобным же обвинением был арестован настоятель храма Свв. Апп. Петра и Павла Карл Лупинович. Ему задавались те же вопросы, и он дал нужные следствию показания против Неве: «Неве особенно сблизился с Соловьевым, подчинил его материально, и Соловьев весьма часто посещал Неве и информировал по всей деятельности, а от Неве получал исчерпывающие указания». Отец Карл также был освобожден под подписку о "добровольном" сотрудничестве с органами ГПУ²⁹. Оба священника после освобождения сразу же попросили Сергия Соловьева не совершать богослужений в их храмах, убежденные, что их вызовы в ГПУ были связаны с интересом ГПУ к русским католикам. Для членов Соловьевской общины наступили тяжелые дни: польские храмы для них закрылись, а богослужение в храме Св. Людовика закончилось бы арестом отца Сергия. Единственным выходом были бы богослужения в православных храмах у знакомых священников, но отец Сергий не хотел давать повода к разговорам о его якобы возвращении в православие. Оставалось одно — тайные богослужения на квартирах духовных детей, именно они позднее дали основание чекистам представить участников Соловьевской общины как членов «тайной контрреволюционной организации».

Лишь в августе 1930 года отец Алоизий был арестован и стал давать развернутые показания о своей «контрреволюционной деятельности». Прежде всего, следствие интересовали его поездки за границу за сбором средств в пользу голодающих Поволжья в 1922 и 1924 годах. В материалах дела они были представлены как поездки в Рим для отчета «о проделанной шпионской работе и получение директив Ватикана для дальнейшей работы», что вынужденно подтвердил на допросах отец Алоизий: «В Риме мы составили меморандум, который подали Папе. В меморандуме было 4 раздела: церковь, школа, духовенство, народ... С одной стороны, мы подчеркнули политику репрессий по отношению к Церкви и к нашему народу со стороны советской власти, с другой стороны, указали на активную политическую позицию, которую занимало духовенство против власти и в борьбе с нею».

Далее отец Алоизий дал подробные показания о том, что Папу Римского «особенно интересовала жизнь католического духовенства», что он задал ему ряд вопросов: сколько священников арестовано, какие обвинения им предъявлялись; сколько их еще осталось на свободе; в каком материальном положении находятся церкви, размер налогов на церкви, сколько церквей закрыто; сколько неверующих в стране и каково влияние коммунистов; какие эмиграционные и антисоветские настроения у прихожан. Завершил отец Алоизий показания утверждением, что «Папа одобрил те твердые, непримиримые позиции, которое занимало католическое духовенство… он обещал свою поддержку и дал благословение».

«Созданию контрреволюционной фашистской организации католического духовенства Поволжья, имеющей своей целью свержение советской власти», посвящены многие страницы группового следственного дела, по которому были арестованы 37 человек, и среди них 20 католических священников. Ее руководителем-идеологом был назван отец Августин Баумтрог, а практиком-организатором — отец Алоизий Каппес. Оба они подтвердили, что связывались с представителями посольства Германии в Москве и что получали «для ведения контрреволюционной работы директивы, указания и деньги из-за границы от Папы Римского и от германских фашистских и религиозных организаций».

Контактов епископа Пия Неве с отцами Августином Баумтрогом и Алоизией Каппесом доказать следствию не удалось, поэтому компромата на Неве в материалах дела нет. Но заключенный, сидящий в камере вместе с отцом Августином, донес, что «у Баумтрога есть близкий знакомый, гр<ажданин> Соловьев Сергей, о чем он умолчал при допросах в ОГПУ, который является главным деятелем Католической Церкви в Москве по вербовке русских в католицизм». Доносчик утверждал, что в 1928 году Соловьев приезжал в Саратов, встречался с Баумтрогом и «тайно совершил службу в Саратовском костеле». Так что все-таки следствию была дана информация о связи отца Августина Баумтрога с епископом Пием Неве через отца Сергия Соловьева.

Мало этого, сам отец Сергий подтвердил, что «по своей собственной инициативе написал доклад в 1926 году, касающийся двух религиозных вопросов», который позднее «через Неве и через французское или итальянское посольства был направлен в Ватикан», что свою декларацию к православному епископату, выступившему против митрополита Сергия (Страгородского), он также «понес на санкцию к епископу Неве»³⁴. Эти показания давали следствию основание обвинять Неве в непосредственном руководстве отцом Сергием. Новые обвинения, подписанные отцом Сергием против себя, вызывают серьезные подозрения в его душевном нездоровье: «Я не принадлежу к толстовцам и в беседах указывал моим единомышленникам, что Христос на землю принес не только мир, но и меч. Одним из исходов из создавшегося тяжелого положения Католической Церкви в СССР мне представляется интервенция, о которой я беседовал с моими единомышленниками». Ему вторил "свидетель", заявляя, что члены Соловьевской общины часто посещали богослужения в храме Св. Людовика и исповедовались у епископа Пия Неве, в связи с чем утверждал, что «вся эта община восточников рассматривалась Неве, как одна из вспомогательных сил, долженствующих помочь Франции в ее деятельности против СССР».

10 мая 1931 года следователю был передан акт медицинской комиссии о «нервно-психическом расстройстве заключенного Соловьева», с выводом, что больной «нуждается в специальном лечении». Возможно, болезнью можно объяснить тексты двух писем, переданных отец Сергием следователю. В одном из них он писал: «Обдумав свое положение в Католической Церкви в данное время, считаю возможным заявить, что в виду политической деятельности многих польских ксендзов и близости епископа Неве к представителям французской дипломатии, русские католики восточного обряда невольно попадают в положение двусмысленное и опасное, обыкновенно сами о том не подозревая». Завершал он письмо обязательством «прекратить всякие связи с епископом Неве, как близко стоящим к французскому посольству».