Глава 15 СТРЕМЛЕНИЕ К МИРУ

Глава 15

СТРЕМЛЕНИЕ К МИРУ

Как мы уже видели, первобытное общество состоит из маленьких групп людей, бок о бок борющихся за существование и часто вступающих в некое соревнование и конфликт. Внутри каждой группы преобладает мир, который необходим для совместных действий в борьбе за существование и отражение нападений врага, в то время как в межгрупповых отношениях преобладали ненависть, враждебность и война. В целом чем более неразвиты и примитивны эти группы, тем сильнее вражда и тем меньше сдерживающих факторов. В таких обстоятельствах за пределами своей группы человеческая жизнь никогда не была в безопасности; члены чужих групп подвергались грабежам и насилию, их жен похищали, а когда разные группы непосредственно сталкивались, подозрительность разжигала пламя вражды в открытый пожар боевых действий.

Эти враждебные межгрупповые отношения постепенно видоизменялись и сдерживались благодаря развитию нескольких факторов, которые способствовали предотвращению конфликтов. Это институты или регулирующие процессы, благодаря которым постоянная вражда заменяется определенной системой. Одной из самых ранних таких систем является практика, когда группы стремились породниться – соглашения, в соответствии с которыми члены одной группы брали в жены женщин из другой группы, и наоборот. В результате возникало «некое промежуточное состояние между войной и миром». К тому же этот обычай препятствовал похищению женщин и последующим войнам. Договоры о заключении подобных соглашений представляли собой начальную стадию развития международного права и весьма эффективно способствовали развитию дружеских отношений.

Тотемизм, который обычно подразумевает экзогамию, или заключение браков вне своей группы, способствует укреплению связей между группами. Это особенно наглядно видно в Северной Америке, особенно среди хаида (гайда), где «каждый индеец искал и находил гостеприимство и покровительство в доме, где он видит изображение своего собственного тотема, и если бы вдруг он был взят в плен, то его соплеменники выпустили бы его».

Тэйлор показывает на одном ярком примере политический, общественный и мирный эффект экзогамии. «Если взглянуть на различия между экзогамией и эндогамией... можно увидеть, что в развитии общества существует период, когда эти различия становятся политическим вопросом первостепенной важности. Хотя леса и прерии дают людям достаточно пищи для малочисленного населения, маленькие племена могут перемещаться или образовывать группы хозяйств, причем каждое племя или группа хозяйств отрезаны друг от друга, и браки в этом случае заключаются внутри своего круга. Однако когда племена начинают располагаться все ближе друг к другу, они теснят друг друга и неизбежно возникают конфликты, и тогда очевидной становится разница между заключением браков внутри группы и за ее пределами. Эндогамия – это политика изоляции, оторванности орды или деревни даже от родительской общины, если они существуют отдельно, пусть даже это отделение произошло поколение или два назад. Среди племен с низкой культурой существовало много способов поддерживать постоянные союзы, и одно из этих средств – межплеменные браки. Экзогамия, которая позволяла растущему племени сохранять свою компактность путем постоянных союзов между его разрастающимися кланами, также давала возможность превзойти любое число изолированных (и фактически беспомощных) племен, которые заключают браки внутри себя. Снова и снова в мировой истории дикие племена, очевидно, вставали перед выбором: заключать браки вне своего изолированного круга или быть убитым вне этого круга. И даже с развитием культуры политическая ценность межгрупповых браков остается. «Брачные союзы усиливают дружбу больше, чем что-либо еще» – это заповедь пророка Мухаммеда. «Мы отдаем тебе свою дочь и принимаем у себя твою дочь, и мы будем жить вместе и станем одним народом» – это хорошо известный пассаж из истории израильского народа. «Экзогамия – это институт, который противостоит тенденции нецивилизованного населения дезинтегрироваться, объединяя людей в нации, способные мирно жить вместе и вместе воевать до тех пор, пока они не достигли более высокой военной и политической организации». Умиротворяющий эффект межплеменных брачных союзов на межгрупповые отношения проявлялся на различных этапах истории первобытного общества.

Возвращаясь к экзогамным племенам Амазонии, Мархэм говорит: «Эти племена, заключающие матримониальные союзы между собой, всегда живут в мире». У народности асаба (у реки Нигер) «мужчина, женящийся на женщине из соседней деревни, получал определенное преимущество в контактах с этой деревней, поскольку он мог в беспокойное время [я имею в виду период двадцатилетней давности] свободно ходить из своей деревни в деревню жены без опасения быть убитым». Можно вспомнить, что в Нигерии, когда одна сторона устает от войны, женщины, которые были родом из другого племени, но вышедшие замуж за мужчин первого племени, отправляются к своим родственникам с предложением о мире. Они, естественно, неприкосновенны, поскольку у них есть друзья в обоих лагерях. Противоположный случай мы наблюдали в Юго-Восточной Африке, где межплеменные браки очень часты (особенно между семьями вождей), но это не исключает военных действий между племенами. Это происходит из-за того, что существует любопытный обычай, заключающийся в том, что вожди, занимающие равное положение, не могут встречаться друг с другом. Если вдруг они случайно встретятся, один должен поприветствовать другого, и это приветствие признает верховенство того вождя, к которому оно обращено. «Если приветствия нет, то последователи каждого вождя подвергаются ударам, и в результате начинается межплеменная война».

Однако в других местах межгрупповые браки помогают предотвратить войну или закончить уже начавшуюся. На острове Тимор племена, связанные узами брака, находятся в мирных отношениях и посылают мужчин на помощь друг другу, когда начинается война с другими племенами. Межплеменные браки имели место в племенах восточных нага, когда те находились в состоянии вражды друг с другом. Женщины племени лухупа (в составе куки-чин. – Ред. ), которые имели татуировки, были неприкосновенны в ходе войны: «Этих женщин ищут мужчины южных племен, потому что, какими бы яростными ни были их столкновения, татуированные женщины всегда находятся в безопасности». Благодаря межплеменным бракам мужчины маори в ходе войны могли свободно приходить к своим врагам. Человек, породненный с обеими сторонами, назывался taharua (двусторонний).

В Австралии мирное сдерживающее начало межплеменных браков особенно ярко выражено. Во всех племенах Юго-Восточной Австралии «существуют мужчины, которые, так сказать, свободны от одного или более соседних племен. Это являлось результатом межплеменных браков». Действительно, браки иногда организуются «согласно государственным интересам».

Браки между диери (жили к востоку от оз. Эйр. – Ред. ) и соседними племенами очень часто являлись делом «государственной важности». Такой брак в течение многих месяцев являлся предметом переговоров. «Прикладывались дипломатические усилия, поскольку одна сторона желала по возможности выяснить реальные причины, вынуждавшие другое племя желать заключения этого брака». Предварительно отцу девушки, вождю и старейшинам посылались хорошие подарки. «Если обе стороны желали прекратить споры и уладить конфликты, договоренность могла быть достигнута за несколько недель». По заключении такого соглашения выбиралось место, где будет происходить бракосочетание (обычно на границе между племенами, где на время торжеств запрещались все бои). Результат можно видеть в утверждениях Ховитта, что «в случае возникновения серьезной проблемы между племенем мужа и племенем родителей жены она, естественно, имела больший вес, чем посторонний человек». Она и другие женщины использовались как посланники, когда между племенами возникало недопонимание. Такие люди были священны и не могли подвергаться нападению, и им часто удавалось поддерживать дружеские отношения между племенами.

Торговые договоры очень тесно связаны с брачными, причем первые способствовали дружескому взаимодействию, сначала видоизменяя, а затем полностью заменяя ими враждебные межгрупповые отношения. В борьбе за существование торговля играет важную роль, поскольку она зиждется на специализации каждой конкретной группы людей и обмене товарами между такими группами. Например, одно племя обладало природными ресурсами, например солью, которой не было у другого племени и которая ему была необходима. Точно так же одно племя могло быть особенно искусно в производстве некоего продукта, на который другое племя хотело обменять товар, производство которого, в свою очередь, у него было хорошо налажено. Поэтому торговля подразумевает разделение труда, сотрудничество и переговоры. Это – мирная адаптация к условиям существования, а потому несовместима с войной. В простейших случаях торговля часто является альтернативой войне, и то, как она осуществляется, свидетельствует о том, в какой степени она может заменить последнюю.

Постоянная враждебность некоторых диких народов делала все попытки начать переговоры о торговом обмене почти невозможными. При наличии большого количества грабительских племен торговцев часто убивали, а переговорам предшествовали жестокие нападения. В таких условиях торговля – это трудное и опасное дело. Это наглядно видно на примере многих африканских племен, например теда (тибу), живущих к северу от озера Чад, среди которых совершались «обмены отравленным оружием, стороны приближались и удалялись друг от друга тайком, с величайшей осторожностью – готовые напасть или бежать – и в самом подозрительном расположении духа». Трудности торговли на острове Новая Гвинея видны из того факта, что «во время ежегодных торговых экспедиций, которые моту совершали к людям из племени элема, женщины моту никогда не сопровождали своих мужей по той простой причине, что их могут украсть темнокожие мужчины элема, которые любят светлокожих (в данном случае – относительно. – Ред. ) женщин». Когда диери и другие австралийские племена отправлялись в долгосрочную экспедицию, которая должна была добыть необходимую для племени охру, такая экспедиция обычно состояла из лучших воинов племени. «Такой поход всегда считался очень опасным и сопровождался многочисленными тяготами и лишениями. Аборигенам надо было преодолеть 300 миль (482,6 км) туда и обратно, пройдя через территорию, населенную враждебными племенами, нести круглосуточную охрану экспедиции и обеспечивать себе продовольствие. На обратном пути каждый мужчина нес от 60 до 100 фунтов (от 27 до 45 килограммов) красной охры. «Эта ежегодная экспедиция была одной из наиболее важных обязанностей племени, и возглавлять такой поход избирался уважаемый член племени. Красная охра использовалась для боевой раскраски, для приворотов и других целей, и она была одним из наиболее важных предметов обмена с соседями: ее меняли на пики, щиты и другое оружие. В Виктории (Южная Австралия), поскольку никто не мог чувствовать себя в безопасности вне своего племени, все переговоры, связанные с бартером, велись посланниками, личности которых, как мы уже знаем, были священны. В Южной Америке вооруженный отряд, высланный для добычи соли, должен был пробиваться сквозь враждебные племена и терпеть трудности и лишения.

Еще одно доказательство постепенной трансформации войны в торговлю – это «молчаливый бартер», при котором обмен товарами происходит без непосредственного контакта между сторонами. Геродот пишет, как карфагеняне вели торговлю с местным населением северо-западного побережья Африки в таких условиях, когда стороны не осмеливались приближаться друг к другу на расстояние возможного нападения. «Приблизившись к побережью, карфагеняне обычно подавали местным жителям сигнал о своем прибытии клубами дыма. Тем временем их товары сгружались на берег, а сами карфагеняне возвращались на корабли. Местные жители, спустившись к берегу, изучали товары и клали возле них те товары, которые они хотели бы обменять на привезенные, а затем тоже удалялись. Торговцы, вернувшись на берег, либо принимали товары местного производства, и тогда они забирали их на корабль и уезжали, либо отвергали их количество как недостаточное (в этом случае они возвращались на корабль и ожидали дальнейших предложений).

В этом случае местные могли добавлять к предложенному новые товары, пока их количество не удовлетворяло торговцев, и последние принимали предложенные условия.

Племя кубу (остров Суматра) торгует с малайцами примерно подобным образом до сих пор. Форбс так описывает эту ситуацию: «В небольших торговых операциях между ними [кубу] и малайскими торговцами из Палембанга и Джамби сделки совершаются без личного контакта сторон. Малайский торговец, прибывая на место встречи, особым образом ударяет в гонг, чтобы дать знать о своем прибытии. Услышав сигнал, кубу, достав те дары леса, которые они смогли собрать, раскладывают товар на земле и постепенно удаляются в укрытие, также ударив в гонг, давая знать, что все готово. Затем торговец медленно и осторожно приближается, расстилает на земле ткань, ножи и другие предметы бартера, которые он привез с собой, – в том количестве, которое считает достаточным для обмена, – ударяет в гонг и снова исчезает. Кубу подходят, чтобы изучить привезенное; если они считают сделку удовлетворительной, забирают товары, ударяют в гонг и удаляются, а торговец собирает то, что осталось лежать на земле. Если предложение не устраивает местных, то они отделяют какую-то часть принесенных ими продуктов, чтобы обозначить цену предложенных им товаров. Так продолжается, пока сделка либо не заключается, либо не срывается».

Несмотря на подозрительность и воинственный характер всех упомянутых случаев, тем не менее налицо тенденция к миру. Одним из первых результатов торговли была замена воинственных переговоров на мирные. Поскольку вполне ясно, что если бы стороны встречались без этого влияния, то неизбежными были бы враждебные действия. Как мы уже указывали, торговля антагонистична войне, и дикие племена пытались изменить условия, чтобы иметь возможность вести торговлю.

Эти изменения – договоры о торговле, то есть промежуточное состояние между войной и миром. Враждебные действия приостанавливаются на некоторое время, чтобы можно было осуществить торговые операции. Важным примером такого рода является свободный доступ, который племена, обладающие природными ресурсами, дают другим племенам, желающим приобрести эти ресурсы. В Западной Австралии, где племена из внутренних районов континента ежегодно приходили на побережье, проход разрешался только для этой цели. Некоторые австралийские племена имели в своем распоряжении камень, используемый для производства каменных топоров, которые они обменивали на красную охру, смолу и связки травы, предназначенную для разжигания огня трением. Иногда для этого проходили до 700 миль (1126,3 км). Один из кланов племени бунуронг имел в собственности каменный карьер, о котором заботился глава одной из семей билли-биллери. «Когда соседние племена хотели получить немного камня, они посылают гонцов к билли-биллери, говоря, что пошлют товары в обмен на камень, например шкуры животных. Когда люди прибывали после такого сообщения, они разбивали лагерь недалеко от карьера, и однажды один из берак услышал, как глава клана биллибиллери говорил им: «Я рад видеть вас и дам вам то, что вы хотите, и удовлетворю ваши потребности, но вы должны вести себя тихо и не причинить беспокойства ни мне, ни друг другу». Если же люди приходили и брали камень без разрешения и не уходили, то это вызывало конфликты и, возможно, столкновения между ними и людьми биллибиллери». Тот же обычай мирного доступа преобладал и в Северной Америке. «Индейцами поддерживался мир на священных землях, где имелся катлинит [разновидность глины красного цвета]». Соль – это еще один товар, который требовался многим и который содействовал ограничению военных действий. Залежи соли часто объявлялись «святыми землями», где были запрещены боевые действия и где производились бартерные и торговые операции. Липперт показывает, как соль и предметы роскоши заставляли мужчин заниматься видами деятельности, которыми они занимались не часто, а также способствовали общению и торговле, а значит, миру.

Торговля носила воинственный характер у древних финикийцев, греков и римлян. Как сказал Гете: «Война, торговля и пиратство идут рука об руку». Это было особенно справедливо в отношении финикийцев, которые изначально были пиратами. «Все, о чем беспокоились финикийцы, – это коммерческая выгода: будучи в силе, они всегда разбойничали, грабили и занимались пиратством; если они оказывались слабее, то прибегали к шантажу, обману и похищениям людей. Гомер знал их как негодяев и воров; однако всю античность их терпели именно из-за того прогресса, который они приближали своими действиями. Среди самих греков войны ради добычи были обычным и распространенным делом, и они вовсе не считались чем-то аморальным – и на суше, и на море процветало пиратство.

«Прибывший с моря был либо купцом, либо пиратом. Но если он приходил с миром, его в обоих случаях приветствовали от души».

Для развития торговли абсолютно необходим мир. Поэтому чем меньше было войн, тем больше торговли, и наоборот. Эскимосы Берингова пролива наглядно иллюстрируют это утверждение. «В древности межплеменные связи вдоль береговой линии были нерегулярными, и все это – из-за враждебного отношения племен друг к другу. По этой причине торговля велась только в тех селениях, которые находились между собой в дружеских отношениях. Теперь старые барьеры ломаются, и отличительной чертой их жизни становятся активные бартерные отношения между различными общинами». Многие дикие племена находились на промежуточной стадии, когда в период торговли преобладали мирные отношения, но после завершения торговых операций враждебные действия немедленно возобновлялись. Говоря об австралийцах, Курр утверждал: «В отношениях между племенами, занятыми торговлей, конечно, преобладает мир; однако этот мир не является гарантией ни от обид, ни от ночных рейдов по завершении торговли, что столь характерны для военных действий и которые ведет местное население». Точно так же бангала (в Конго) щадили (то есть не грабили и не убивали) только тех чужаков, которые приходили торговать с ними.

Когда торговля начинала играть все более важную роль в жизни группы, периоды мира становились все более продолжительными. Выше мы уже отмечали, что посланники, ведущие переговоры о торговых операциях, неприкосновенны и что были запрещены всякие враждебные действия вблизи от мест добычи важных полезных ископаемых. Помимо этого, состояние мира распространялось на рынок и на торговцев, едущих на рынок (как это было в Средневековье в цивилизованных регионах).

Когда племена поняли, что кооперация лучше, чем вечная борьба, постепенно мир и торговля вытесняли войну. Торговля во многом способствовала умиротворению племен нага в Индии, и повсюду, где власть Британии распространялась среди отсталых народов, торговля начинала быстро развиваться (что часто приводило к вымиранию местных производств, например ткачества в Индии, и миллионов индийских ткачей, кости которых, как писалось, усеяли страну. – Ред. ). «Примерно к 1855 году выяснилось, что торговля настолько укоренилась среди восточных нага, что вслед за практикой закрытия рынков в случае убийства или вспышки гнева со стороны жителей гор укоренялась и практика выдачи виновных». На Соломоновых островах до недавнего времени война, убийство и насилие были обычным делом; однако теперь мир преобладает среди коренных народов и вполне возможен диалог между ними. Все это стало возможным благодаря торговле. Когда, например, торговцы сделали выгодным для жителей острова Шортленд (Алу) поставлять больше партий коры, эти люди быстро заключили мир со своими извечными врагами на соседнем острове Бугенвиль, поскольку это место было богато кокосовой пальмой.

Так торговля сумела победить войну, потому что давала возможность лучшей адаптации к условиям жизни. Развитые торговые отношения способствуют развитию цивилизации. Сообщества людей вступали в мирные контакты, и делался возможным обмен знаниями, а не только товарами. Торговцы несут свои представления о неизвестном туда, куда они едут, и распространяют знания, почерпнутые ими во время своих путешествий. Поэтому вполне можно говорить о «культурной миссии» – конечно, бессознательной – финикийцев и других. Они не думали ни о чем другом, кроме материальной выгоды, однако, удовлетворяя свои собственные интересы, они делали очень многое для распространения «семян цивилизации» среди народов, которых они посещали.

Помимо умиротворяющего влияния межплеменных браков и торговли, тенденцию препятствовать возникновению вооруженных конфликтов имеют и некоторые другие практики диких народов. Например, у племени камиларои (Австралия, Новый Южный Уэльс) разногласия по поводу охотничьих угодий и посягательств на оные иногда разрешались путем переговоров, а не вооруженного столкновения. На острове Тимор, когда одно племя совершало набег на поля или пастбища племени из соседнего царства (карликовые образования, до XVI в. данники яванского государства Маджапахит, а с XVI в. объект колонизации сначала португальцев, а затем и голландцев, разделивших остров на соответственно юго-западную голландскую и северовосточную португальскую части. – Ред. ), к правителю (радже) отправляется гонец с соответствующей информацией. Если правители двух царств были объединены узами дружбы, то проблема разрешалась (после долгих переговоров и споров) путем выплаты оговоренной суммы денег. Если между двумя царствами отношения были напряженные, то удовлетворяющее всех решение не принималось, и тогда начинали готовиться к войне. Но даже тогда прилагались усилия к тому, чтобы избежать конфликта, и, «когда встречались армии, представители каждой стороны делали последнюю попытку договориться. Если они не приходили к соглашению, начиналась битва».

Точно так же батаки (север острова Суматра), перед тем как взяться за оружие, несколько дней проводят за переговорами, произносят пылкие речи, ну а вожди соседних племен тоже пытаются оказать влияние на расклад сил. Племя буби на острове Фернандо-По (современный остров Биоко, Экваториальная Гвинея) предоставляло третьей стороне (арбитражному суду) разрешить конфликт между деревнями, а чинуки (Северная Америка), прежде чем объявлять войну, всегда предпринимали усилия, чтобы разрешить все разногласия мирным путем.

Институтом, который оказывал еще большее влияние на укрепление мирных связей, были первобытные тайные общества. Основная задача этих организаций состояла в том, чтобы посвятить молодых людей во взрослую жизнь; они также обладали большой политической и общественной властью, особенно в отсутствие настоящего руководства (вождя) или там, где вождь не обладал достаточным авторитетом. Членами этих организаций были почти все взрослые мужчины племени, а иногда эти общества носили межплеменной характер. Посредством своих тайных обрядов эти общества имели огромное влияние на людей. Вебстер пишет, что они производили на людей неизгладимое впечатление: «Они возбуждают любопытство, страх и благоговение; они окружают себя завесой тайны, которая столь любезна неразвитым умам и душам во всех уголках земли; они со все возрастающей силой воздействуют на социальные и познавательные стороны человеческой натуры, чувства самоуважения и исключительности, а также осознание наличия материальных привилегий, связанных с членством в этом обществе. В этих условиях вполне естественно, что тайные общества племенного типа широко распространены среди варваров. Наряду с семьей и племенем они являются еще одной организацией, которая обладает еще большей властью и единством. В своей развитой форме они составляют самый интересный и характерный для первобытного общества институт».

Тайные «ордена», особенно в Западной Африке, занимаются всеми проблемами, представляющими интерес, – как гражданскими, так и религиозными. «Они карают за преступления и выступают как общественные обвинители, служат как ночная полиция, собирают долги, защищают частную собственность и, насколько возможно, поддерживают мир между племенами». Они были эффективной машиной управления. Вот как характеризует их мисс Кингсли: «Эта власть сама по себе – просто великолепна. Она может справиться с вождем-тираном, держать в узде женщин и даже регулировать численность свиней и кур, как никакая другая организация в Западной Африке». «Все они вполне законны, – пишет она в другом месте, – и, взятые все вместе, они делают очень много хорошего. Однако методы, которыми они пользуются, иногда сомнительны. Бегать по улицам в маске и чужом обличье и бросаться на каждого первого с кнутом и кинжалом – не европейский способ поддержания мира, или, возможно, мне стоит сказать, «поддержания закона и порядка». Однако дисциплину поддерживать необходимо, и в Западной Африке эта задача решается именно таким путем».

В редакционной статье одной из газет в Сьерра-Леоне говорится, что три тайных общества в дельте Нигера, Сьерра-Леоне и острова Шербро (также Сьерра-Леоне. – Ред. ) «имеют и выполняют функции судопроизводства, которые имеют серьезное дисциплинирующее воздействие. С их помощью поддерживаются закон и порядок». Таким образом, и речи нет о вспышках насилия и неповиновения. Общество Огбони племени йоруба «действительно держит в своих руках бразды правления, и сами короли обязаны подчиняться его распоряжениям. Считается, что члены этого общества обладают тайной, в которой черпают свою силу, но, судя по всему, их секрет заключается в могущественной и неразборчивой в средствах организации, члены которой должны помогать друг другу, и все обязаны выполнять и при необходимости обеспечивать выполнение приказов общества».

Обладая такой властью, тайные общества являются мощным фактором для поддержания мира и порядка внутри племен, и они часто обеспечивают полюбовное решение межплеменных споров. Общество Дак-Дак в Меланезии, например, описывается как «сила с достаточным влиянием, чтобы установить мир между соперничающими сторонами». У негритянских племен баитов (Бенин) и банту (остров Кориско и дельта реки Огове) «существовала сила, которая была известна как Эгбо, Укуку и Яси (это названия одной и той же организации), которую племена, местные вожди и старейшины деревень призывали в качестве суда последней инстанции для принятия необходимых законов или улаживания некоторых конфликтов, которые обычные семьи или советы деревень не могли разрешить».

У некоторых из этих обществ был свой тайный язык и знак, по которому члены общества могли узнать друг друга. Это часто защищало местных жителей, когда они путешествовали за границей своего племени. Голуб говорит о том, как он повстречал нескольких людей из племени коранна с тремя разрезами на груди у каждого. Они признались, что принадлежат к тайному обществу. Каждый из них сказал: «Я могу пройти через все долины, населенные людьми коранна и гриква. Куда бы я ни пошел, когда я распахиваю одежду и показываю эти порезы, я знаю, что примут меня везде хорошо».

После того как ученик общества Нкимба изучит тайный знак общества и станет его полноправным членом, члены того же общества в других регионах «принимают его как брата, помогают ему в его делах, оказывают ему гостеприимство и свободно разговаривают с ним на тайном языке». Те, кто принадлежат к обществу Старый Калабар, «таким образом могут путешествовать по стране, не опасаясь ничего».

Тайное общество Укуку «могло положить конец внутриплеменным распрям, объявить и поддерживать мир тогда, когда ни один царь или вождь не мог бы этого сделать». Иногда представители этого братства из различных племен «встречались и обсуждали межплеменные проблемы и тем самым избегали войны». Не так давно на острове Кориско длительная вражда между двумя племенами закончилась при участии общества Кимбе Укуку. «Общество Пуррах (Сьерра-Леоне) было раньше самым эффективным инструментом предотвращения конфликтов между племенами; его представители, которые направлялись с целью примирить конфликтующие стороны, всегда пользовались уважением». Есть еще очень много примеров того же рода. Тайные общества, помимо сохранения мира, ратифицируют договоры и обеспечивают их выполнение, сурово наказывая сторону, нарушившую договор, и таким образом они играют важную роль в предотвращении войн.

Несмотря на материальную выгоду от разбойничьих рейдов и рабов, приобретенных в ходе военных действий, войны являются по меньшей мере большим неудобством и стрессом для людей, и существует отчетливая тенденция к тому, чтобы лучше приспособиться к существующим условиям путем переговоров и договоренностей или приостанавливать в некоторых случаях военные действия. На церемонии инициации, переговорах или других встречах мир является необходимым условием, чтобы церемония или любое другое мероприятие состоялось, поэтому в таких случаях любые стычки, драки и столкновения просто-напросто запрещены. Можно спокойно приглашать другие племена, а начавшиеся контакты всегда ведут к более дружескому общению. В Австралии, например, проводились специальные сходы, на которые могли прийти все соседние племена и мирно решить любые разногласия.

Арауканы (Южная Америка) считали необходимым временами приостанавливать военные действия, поскольку война мешала им обеспечивать себя всем необходимым. Основой всего их существования является плод сосны (кедрового дерева), и каждую осень племена совершают походы в сосновый лес, где и остаются, пока не сделают достаточного запаса до следующего года. «У каждого племени есть свой участок, по обычаю передающийся от поколения к поколению, и по неписаному закону никто не может посягнуть на него, даже во время войны. Этот урожай имеет такое огромное значение, что все межплеменные распри и войны приостанавливались по обоюдному согласию на период сбора урожая. Племя ньяму (Восточная Африка) поливало свои угодья из канавы, вырытой в период засухи. На церемонии открытия канавы все ссоры и военные действия были запрещены. Здесь, чтобы не допустить войны, религия объединялась с необходимостью самосохранения и выживания.

На острове Новая Британия (архипелаг Бисмарка) военные действия минимизировались по-другому, но тоже через обеспечение самосохранения. На этом острове каждая взятая жизнь и каждая нанесенная во время войны рана или обида должны были быть оплачены в денежном эквиваленте, в противном случае мир не мог быть заключен. Поскольку запрашиваемая компенсация была велика и должна была быть выплачена в обязательном порядке, соображения разумности и экономической целесообразности в значительной степени перевешивали жажду крови. Таким образом, частота и неизбежность войны уменьшались.

В своих попытках предотвратить конфликты и войну бангала в Африке изобрели забавную процедуру, действуя, так сказать, в обход и используя подручные средства, чтобы разрядить ситуацию. Уикс так описывает этот обычай: «В регионе обычно был вождь, которого назначали города района, чтобы он выступал как судья во всех важных вопросах – на переговорах между городом и другим городом, между семьями. Во время его назначения главы семей, живущих в районе и не желающих перейти под его юрисдикцию, срубали его банановые деревья и пизанги (тоже род бананов). Это давало ему казус белли (повод к войне) против всех городов, которые не признавали его судьей. После того как срубали его деревья, он становился пострадавшей стороной и, как таковой, имел право на агрессивные действия по отношению к своим обидчикам. По обычаю, поселение, нанесшее оскорбление, не могло пойти войной на оскорбленную сторону, но обязано было ждать, пока оскорбленная сторона не нападет первой. Ни одна последующая ссора не могла возникнуть, пока не разрешена первая. Поэтому вышеупомянутый вождь, назначенный судьей, мог своим решением привести в ярость определенный город и мог призвать другие города помочь ему воплотить свое решение в жизнь, и все же этот самый город не мог атаковать город верховного судьи из-за той самой древней традиции срубания деревьев. Из этого следует, что верховный судья имел иммунитет от ссор с людьми, которым не нравились его решения, а поскольку для него не было прямой опасности от таких ссор, то существовала гарантия определенной доли справедливости и беспристрастности в принимаемых им решениях. Ему платили как судье те, кто нуждался в его услугах, и эта плата компенсировала его временные потери от вырубленных деревьев».

Сомалийцы в районе Харардере (к северо-востоку от Могадишо) установили временные границы как средство ограничения военных действий: все ссоры должны были быть разрешены военным путем в течение трех дней, после чего еще три дня их можно было улаживать путем переговоров.

Состояние постоянной войны, преобладавшее среди столь многих нецивилизованных племен, в некоторых случаях еще более сдерживалось при помощи религии. Могилы вождей и предков священны и неприкосновенны, равно как и алтари и храмы, находящиеся вокруг них. В таких священных местах военные действия приостанавливались.

Так, например, жители островов Тонга «считали святотатством сражаться среди захоронений вождей; и злейшие враги должны были встречаться там как друзья под угрозой встретить преждевременную смерть». Из таких идей возникло право получать убежище и мир на территории храма. То там, то здесь у диких племен встречаются запретные (табуированные) дома или «дома фетиша», где были гарантированы защита и покой всякому входящему. Такое же убежище представляло собой священное хранилище в Центральной Австралии: ни при каких условиях оно не могло быть разрушено; человек, преследуемый другими, был в безопасности, пока находился там. Во время церемоний, когда священные предметы приносили на место проведения обряда, где собиралось много людей из разных племен, не разрешалось демонстрировать оружие, а ссоры должны были быть на время забыты.

Религия эффективно приостанавливала войну на Самоа. На ежегодном строительстве храма старые ссоры могли быть урегулированы неким условным сражением, которое заканчивалось с завершением строительства храма. Этого должно было быть достаточно на год. «Ссора с соседями в любое другое время и начало сражения не одобряется богом Фе, потому что они не были отложены до следующего года и времени строительства храма».

Иногда у нецивилизованных племен войну можно было предотвратить при помощи молитвы. Среди фиджийцев племя, связанное с другим племенем общим богом (но ничем более), не поднимало против такого племени оружие. «Члены этого племени могут войти в их деревню, убить животных и разорить плантации, а они будут терпеливо сносить все это, потому что все они братья и сестры, имеющие одного бога; общее поклонение богам также породило обычай запрета на военные действия во время религиозных празднеств и гарантии безопасности паломникам. Так, таитяне не убьют врага, который принес подношения общему национальному идолу. Если говорить о чибча (Центральная Америка), то «паломники... были защищены религиозным характером страны даже во время войны». Амфиктионии (в Древней Греции союзы племен и полисов для охраны общего святилища (например, дельфийско-фермопильская Амфиктиония). – Ред. ) гарантировали безопасный проезд к местам жертвоприношений и праздников даже через враждебные полисы эллинов.

В древние времена поддержание мира было религиозной обязанностью всех арабов в течение священных месяцев. Во время латинского (римского) фестиваля, когда приносились жертвы Юпитеру, соблюдалось перемирие во всем Лациуме. Влияние церкви заставляло на неделю приостанавливать сражения между феодалами в Средние века. Так возник «божий мир», который является самым замечательным в истории примером того, как закон наложил временное табу на войну и насилие.

Религия и другие факторы также смягчали ужасные последствия одной из самых распространенных причин войны среди нецивилизованных племен – кровной мести. Законы кровной мести требовали возмездия за каждую смерть, поэтому ответный удар просто был выполнением моральной обязанности, и, если стороны не достигали взаимопонимания, их ждало взаимное уничтожение. Сосуществование стало бы просто невозможным, если бы законы кровной мести не удалось смягчить. Однако такое бывало очень редко, и в некоторых местах законы кровной мести могли использоваться, чтобы предотвратить кровопролитие. Так, у нага месть столь предопределена и ужасна в своих последствиях, что люди крайне неохотно вступают в конфликты, которые могут повлечь такие последствия. Буркхардт говорит, что кровная месть по той же причине больше чем какие-то другие обстоятельства препятствовала уничтожению друг друга воинственными племенами Аравии. Среди других племен кровная месть прекращалась, когда с обеих сторон было уничтожено одинаковое число людей, хотя в целом, следуя принципу групповой ответственности, общественное мнение племени взывало к каждому своему члену для поддержания мира. Поэтому люди воздерживались от беспорядочных и бездумных убийств, поскольку этот шаг сказывался не только на них самих, но и на всей группе в целом. Таким образом, групповая ответственность является эффективным способом поддержания закона и порядка.

В большей степени кровную месть можно было ограничить внутри одной группы, поскольку она означала распад группы и внутренние беспорядки. Поэтому на убийство было наложено табу, а религия санкционировала переговоры и перемирие. Убийство соплеменника стало считаться смертным грехом, и оно навлекало на убийцу гнев богов. Этот грех мог быть искуплен только смертью, но иногда ее могло заменить жертвоприношение во искупление грехов, при этом было необходимо соблюсти определенный ритуал. Однако убийство чужака считалось меньшим грехом, и убийца скорее боялся бестелесного духа соплеменника, чем такого же духа члена соседнего племени.

Религия также с успехом заменяла реальную месть обетом или мучительным испытанием. Обвиняемый очень часто подвергался такому испытанию, которое должно было явить чудо – ему, например, предлагалось выпить яд или принести клятву, взывая к богам свидетельствовать в его пользу или наказать, если он виновен. Его вина или невиновность определялась по исходу испытания. Основной добродетелью этой процедуры было то, что, когда обвиняемый подвергался испытанию, исход решал проблему раз и навсегда и завершал все возможные смертельные распри и кровопролитие, а заодно избавлял многих людей от постоянного страха перед своими врагами.

Также существуют способы, посредством которых можно было положить конец существующей кровной вражде и предотвратить будущие распри. Например, иногда эскимосы прекращали вражду, придя к взаимному согласию, и в качестве символа примирения обе стороны дотрагивались до груди друг друга, произнося при этом: «Илага (мой друг)». Люди из племени ба-янзи прекращали вражду, когда одна сторона передавала другой стороне раба на съедение. Банту прекращали вражду, когда покупали женщину и расчленяли козу. Аборигены острова Борнео (Калимантан) прекращали вражду, отрубив голову цыпленку и натерев грудь и руки всех присутствующих его кровью.

Поскольку кровная вражда столь серьезно осложняет существование, то время от времени племена предпринимали объединенные усилия, чтобы избежать вражды и обеспечить лучшую адаптацию к жизненным условиям. Арауканы, «чтобы избежать вражды и мести, часто возлагали вину [за смерть] на действия злого духа, который принял обличье живущего человека».

У жителей Южной Калифорнии убийца мог чувствовать себя в безопасности, если получал убежище в храме, и в этом случае право его наказания предоставляли богам. У некоторых племен в ходу было временное табу. «Месть должна быть осуществлена в течение двенадцати месяцев после убийства или никогда».

У народа акамба существовала сложная система, посредством которой человека, признанного источником опасности, приговаривали к смерти. При этом вина за его смерть не возлагалась ни на кого конкретно, поэтому кровная месть была невозможна. Некоторые нага решали все ссоры и конфликты единственным известным им способом, но при этом избегали кровопролитной вражды, собрав все племя в оговоренное время и в месте, где и происходила «всеобщая драка, но оружие при этом не использовалось». В результате участники выходили из схватки с синяками и ссадинами, но это никогда не служило основанием для новой ссоры.

Примерно так же австралийцы прибегали к испытанию оружием. Этот метод использовался для снятия обвинения в убийстве и для предотвращения войны. В Танжере (север Марокко) о законах кровной мести вполне можно было смело забыть, поэтому многие рифы, возможно, и переселились на эту территорию. Жители Черногории успешно сдерживали кровную месть, расширяя состав мирных групп. Такие отношения искусственно создавали путем заключения браков и считали их реально достижимыми. Ведь между кровными родственниками не может быть вражды. Подобные же отношения устанавливались, когда члены одного клана или племени становились крестными родителями детей из другого клана или племени. Этот метод не только вел к окончанию кровной мести, но и делал из сторон союзников, а не врагов.

Примерно в том же направлении шло развитие одного из основных способов предотвращения вражды и одновременного расширения мирных групп, чтобы включить в них бывших врагов, создав так называемое кровное братство.

Изначально подобная организация строилась на идее кровного союза, и, как сказал Тэйлор, «было бы невозможно более ясно изложить великий принцип нравственности, который стар как мир, что человек обязан состоять в дружеских связях не со всем миром в целом, а только со своими родными, и, чтобы отнестись к незнакомцу с добротой и доверием, он должен связать себя с ним узами крови». Группа, объединенная узами крови, была по своей природе ограничена в размере. Однако она могла быть искусственно увеличена, если подлинное кровное братство заменялось фиктивными (вымышленными) узами. Среди некоторых нецивилизованных народов это достигалось буквально путем смешивания крови. Кровь одной стороны втиралась в раны другой; при другом варианте обе стороны должны выпить кровь друг друга. Позже кровь смешивалась с пищей или напитками, ну а еще позже этот обряд стал чисто символическим.

Ниже рассматривается пример объединения религиозных и общественных мотивов создания кровного родства. Искусственные узы создаются путем кровного жертвоприношения, но кровные узы становятся также культовыми узами. Священность этих уз санкционирована богами, которые накажут преступившего закон поведения кровных братьев – жить в мире и защищать друг друга; поэтому, когда враги становятся друзьями, мирная группа расширяется, вбирая в себя новых членов, и кровопролитие откладывается на неопределенное время.

В Африке сила кровного братства проявляется очень отчетливо. У бангала «кровное братство было распространенным явлением, а его создание сопровождалось мирной церемонией. Действие этого обряда было таковым, что прекращались все распри, и противоборствующие стороны начинали сосуществовать как кровные родственники. «Это поддерживало мир внутри племени, а также между несколькими племенами, поскольку, когда вожди двух племен становились кровными братьями, под это соглашение подпадали и все члены племени». Договор освящался религией, и многие произведения фольклора отображают неприятности, грозящие тому, кто нарушит кровные узы.

Ба-мбала часто оказывались в положении, когда вожди соседних племен заключали пакт о непролитии крови. Если в одной деревне совершалось убийство, каждая из других деревень имела право требовать компенсацию за эту смерть. Точная сумма выплаты достаточна для того, чтобы разорить убийцу, и деревня или ее вождь должны были урегулировать этот вопрос. При условии, что такое наказание неотвратимо, убийства случались не очень часто. Узы крови считаются священными, и любое нарушение их может расцениваться как повод к войне.

У баганда, когда двое людей из различных кланов или племен желали вступить в неразрывные узы крови друг с другом, они проглатывали кофейные зерна, пропитанные кровью друг друга. Люди бахима заключали кровный союз, смешав кровь с молоком; ва-сания и ва-гириама съедали куски мяса, политые кровью другой стороны; галла, афары и другие пьют кровь друг друга и т. д.

В некоторых случаях узы кровного братства передаются детям. Ливингстон, который случайно стал кровным родственником местной женщины, когда некоторое количество ее крови попало ему в глаз, когда он удалял опухоль с ее руки, говорит, что она сказала при этом: «До этого ты был другом; теперь ты мой кровный брат; и если ты будешь здесь когда-нибудь еще, скажи мне, я приготовлю для тебя еду». Он говорит о нескольких случаях, когда местные жители заключали такие пакты в разных деревнях, чтобы заручиться добрым отношением и помощью. Стэнли был кровным братом одного африканского царька; и многие европейцы проходили через такие обряды, а мусульманские торговцы часто вступали в кровные узы, чтобы их не считали иностранцами и не относились к ним как к врагам.

Папуасы использовали кровные узы, чтобы скрепить договор, а кеньяхи с острова Борнео (Калимантан) таким образом клали конец кровной вражде. Священность кровных уз часто препятствовала распространению войны на острове Тимор, в горах Чин и среди племен Ассама, а в Австралии обряд «испития крови» был связан с особыми сходами примирения, на которых решались все межплеменные проблемы.

У арабов две группы часто становились кровными братьями, смешивая кровь, а затем обрызгивая ею идола, чтобы сделать его участником церемонии. Кровное братство преобладало среди индоевропейских народов. Скифы, лидийцы и армяне выпивали воду или смешивали ее с напитком, как и рыцари Средних веков. Викинги и германцы также образовывали подобные союзы. Последние смешивали кровь с пивом, а позднее просто макали пальцы в пиво. Впоследствии от этой церемонии осталось только то, что мы называем «пить на брудершафт».

Еще один эффективный способ смягчения и неодобрения войны появился, когда месть стала заменяться компенсацией собственностью. Обидчик мог остаться в родстве с близкими убитого человека, заплатив им «кровные деньги». Эта практика получила название «вира» – от англосаксонского понятия «человеко-деньги» (это не «англосаксонское», а древнегерманское и славянское понятие. – Ред. ). Позднее появился обычай компенсировать деньгами и меньшие обиды – за потерю человеком ноги, глаза, уха и т. д. У дикарей все, что используется в качестве денег, может быть компенсацией за причиненный ущерб. Идея семейной или групповой ответственности при этом сохраняется, и все члены данной группы должны были помочь своему соплеменнику собрать необходимое количество денег для выплаты компенсации. После того как вопрос был улажен, он не мог повторно становиться предметом рассмотрения, поэтому была возможность предотвратить кровную вражду, а значит, не допустить пролития крови и сохранить мир.

По мере того как усиливалась власть вождя, право личной мести или выплаты компенсации передавались из рук отдельного человека в руки правителя. За убийство виновный наказывался всей группой, но инструментом являлся политический лидер группы, а виновного подвергали штрафу, отлучению от группы или смерти. Переходный случай можно наблюдать, когда правитель осуждал убийцу, но передавал его в руки семьи убитого, и члены этой семьи могли делать с преступником все, что хотят.

По мере развития политической системы подобные преступления начинают расцениваться как общественные, а не личные правонарушения, и поэтому наказания за такие правонарушения все чаще стали определяться правительством. Поэтому отдельный человек постепенно теряет право на личную справедливость: в качестве мстителя его заменило государство. Таким образом, возник «королевский мир», который победил частные войны и стал законом.

Правами короны изначально считались те действия, когда корона претендовала на исключительную юрисдикцию на том основании, что в данном случае пострадал королевский мир; позже под эту категорию подпали все преступные деяния. Однако прежнее положение вещей существовало еще довольно долго – в Англии до XV века, а кое-где и до сегодняшнего дня (1920-е гг. – Ред. ) – в Аравии, на Балканах и в других местах, причем как в развитых странах, так и среди нецивилизованных народов.

В высокоразвитых частях света сегодня государство заменило отдельного человека, хотя наше уголовное законодательство и выросло из законов личной мести. Последняя форма «личной войны», которая просуществовала дольше остальных, – это дуэль, и, когда она исчезла, можно сказать, что государство полностью взяло на себя функцию наказания за преступления.

Еще одним первобытным способом укрепления дружеских межплеменных отношений и предотвращения всплесков насилия является обычай считать другом своего гостя. Благодаря этому обычаю дружба, гостеприимство и безопасность возобладали над старой практикой грабежа и убийства чужаков, и, таким образом, узы между мирными группами еще более расширились. Этот обычай представляет собой попытку обеспечить лучшую адаптацию в межгрупповых отношениях. Ни одно племя не может долгое время оставаться в абсолютной изоляции, его члены постоянно пересекают границы других племен – они навещают друг друга, ведут торговлю и т. д. Таким образом, оказывается взаимовыгодным распространить законы гостеприимства и на чужаков. Как и другие институты, дружба-гостеприимство зиждется на силе хозяина, и если его права отрицаются гостем, то нанесенной обиды достаточно, чтобы два племени вступили в войну.

Среди эскимосов гостеприимство всегда считалось священной обязанностью, поскольку от него зависело само существование каждой общины. Неблагоприятные условия жизни делали взаимопомощь, доверие и партнерство необходимыми условиями для выживания. Поэтому следующей обязанностью являлось гостеприимство, и были примеры, когда убийцы приходили в дом ближайших родственников жертвы, а их там принимали и давали кров и пищу в течение долгого времени.

Даже среди самых неразвитых народов имеются многочисленные примеры такой дружбы и гостеприимства. В частности, такие примеры мы находим среди индейцев арауканов. «Негостеприимный человек, как правило, подвергается общественному осуждению, и его считают низким и отвратительным человеком. Гость считается священным для тех, с кем он находится под одной крышей, и для членов этого клана в целом; все члены клана обязаны защищать его и его имущество, пока он находится под их покровительством. Любое посягательство на это правило сурово наказывается».

А вот бангала считали, что «в общении с чужаками не зазорно их грабить, бить, оскорблять и даже убивать, если только чужак не пришел в гости ради торговли или с какой-то другой целью к кому-либо в городе (селении). В этом случае он находился под защитой вождя города и должен был принять его гостеприимство, а значит, и гостеприимство всего селения и соседних деревень. Ну а у принимающей стороны будет повод начать войну против любого, кто причинит вред их гостю».

Такие же нормы преобладали и у других диких племен, однако только у более развитых народов дружба-гостеприимство становится сформировавшимся общественным институтом и является общепризнанной практикой. У древних греков институт дружба-гостеприимство имел очень большое общественное и политическое значение. Любой вошедший в ворота города получал все свободы и привилегии, также часто формировались сердечные связи, сохранявшиеся в течение поколений.

«Однажды установленные отношения давали каждой группе (стороне) и их потомкам особого покровителя на чужой земле, где в противном случае у них не было бы даже простых знакомых. Эти обязательства принимались всеми членами семьи каждой стороны в случае смерти или отсутствия изначально гостя-друга (то есть родоначальника этой традиции). Такие отношения, передаваемые по наследству, считались особенно святыми и сильными и передавались, словно сокровище, из поколения в поколение. Эти узы сохранялись благодаря регулярным взаимным визитам, а значит, обмену знаниями, взаимопроникновению этнических элементов (одновременно это взаимопроникновение было и одним из результатов таких традиций)». (В Греции «взаимопроникновение этнических элементов» было весьма небольшим – в основном в пределах своего, эллинского, мира. – Ред. ) Эти отношения сохранялись и в период битвы: каждый был обязан спасти тело погибшего друга, чтобы предать его земле, или выкупить его, если он был взят в плен. Серьезным преступлением считалось посягнуть на права гостя, и одной из причин Троянской войны явилось то, что Парис нарушил законы дружбы-гостеприимства, и именно в рамках той же системы эллины собрали силы почти со всех районов Греции. «Вся сила общественного мнения поддерживала экспедицию так, что была ясно обозначена коллективная цель отомстить за посягательство на коллективную собственность». Среди положительных моментов этого обычая – огромная помощь путешественникам, помощь в развитии связей и коммуникаций и, как следствие, взаимопроникновение культур и знаний. Эта традиция разрушала барьеры племенной ограниченности и расширяла границы групп, которые находились в состоянии мира. Чужой человек больше не являлся врагом, он становился другом.

В Аравии неизменным было одно правило: личность гостя неприкосновенна. Истоки этой традиции уходили своими корнями в условия существования, поскольку в отсутствие стабильного правительства, да еще в пустыне, где племена постоянно перемещаются с места на место, жизнь была бы просто невозможна, если бы не существовало некоего сдерживающего элемента межплеменной вражды.

Дружба-гостеприимство – это залог мира в пустыне и практически это единственно возможный мир для племен бедуинов. «Быть бедуином, – говорит Буркхардт, – это значит быть гостеприимным хозяином; его положение столь неразрывно связано с гостеприимством, что, какими бы срочными или непредсказуемыми ни были обстоятельства, он никогда не может пренебречь этой своей общественной добродетелью». Личность гостя священна, и нарушение законов гостеприимства (то есть предательство) никогда не встречалось среди этих людей. «Сказать арабу, что он пренебрегает своим гостем или недостаточно хорошо принимает его, – значит нанести ему страшное оскорбление». Благодаря этой традиции путешественники получали гарантию безопасного передвижения; они знали, что их всегда защитят, накормят и обеспечат надежные средства сообщения. Без этого жизнь человека за пределами своей группы всегда находилась бы в опасности. Поэтому этот обычай являлся (и является) эффективным сдерживающим средством в межгрупповых отношениях. Насколько важным является этот сдерживающий фактор, можно судить по тому, что «бедный одинокий сириец, который полностью доверяет гостеприимству бедуинов, может преодолеть огромное расстояние через пустыню, полагаясь лишь на их помощь и поддержку. Среди этих бедных людей, коими и являются бедуины, нет более сильного доказательства гостеприимства, чем когда голодный бедуин делит свой скудный паек с еще более голодным путешественником, хотя, возможно, у него самого нет возможности добыть себе пропитание, и никогда бедуин не даст путешественнику знать, насколько он пожертвовал ради него своим благополучием».

У берберов тоже не было стабильного правительства, а мелкие войны практически никогда не прекращались. При таких обстоятельствах любой путешественник был бы отдан на милость врагов, которые были бы повсюду, если бы не этот обычай гостеприимства. Путешественнику давали платок или тюрбан, который он носил на голове в качестве своего особого положения, либо ему давали в качестве сопровождающего члена племени и таким образом обеспечивали его безопасность. Он мог абсолютно свободно пройти по территории этого племени. За любое несчастье, которое могло произойти с ним, отвечал собственник эмблемы, которую нес на себе путешественник. Другими словами, путешественник на время становился членом племени и наслаждался миром и правом на жизнь и собственность, что характерно для внутригрупповых отношений. Таким образом расширялись границы мирной группы – за счет приема в нее чужаков. Иногда целые группы вливались в отношения дружбы-гостеприимства, как это случилось в поздней греческой истории, в Риме, в Египте и других местах.

Дальнейшее расширение мирной группы может происходить за счет групп, входящих в мирные альянсы. Лига ирокезов, возможно, была самым ярким примером экстенсивно развивающейся мирной группы или мирной конфедерации среди нецивилизованных народов. Существуют и другие примеры того, как изменялась этнография альянсов с целью совместных действий в войне; однако Лига ирокезов является уникальной в том смысле, что она была создана и нацелена на поддержание мира. Образование лиги приписывают Гайавате, который, по мнению Хейла, был реальным, а не вымышленным человеком, вождем племени онондага, который воодушевил свой народ на выполнение поставленной им задачи установления всеобщего мира. Лига должна была по возможности расширяться путем добровольного присоединения племен. Однако не исключались и насильственные присоединения. В какой-то момент лига обещала стать доминирующей силой на континенте, однако после столкновения с европейцами наступил закат лиги. Однако до того момента она была эффективным инструментом поддержания мира. Она положила конец кровной мести, заменив ее законом и гражданской властью, прекратила бесконечные войны, в целом смягчила военные действия и их последствия и расширила территорию, на которой преобладал мир. «На этом этапе это был великолепный продукт государственности, каким сейчас являются США, которые сами представляют собой великую мирную конфедерацию».

Благодаря этим разнообразным средствам территория мира расширялась все больше и больше, постепенно охватывая все государства. Старое положение вещей, представленное многочисленными мелкими племенами, живущими в состоянии постоянной вражды, уступает место порядку, при котором группы объединяются в более крупные агломерации с общими интересами и связями. Этот процесс, обусловленный в основном политическим развитием, состоит в расширении границ входящих в союз групп, которые и являются мирными группами. Та же цель достигается созданием мирных федераций между крупными группами или странами. Вывод, который можно сделать из этого, заключается в том, что война постепенно уменьшает свои объемы и теряет влияние, а узы между все большими и большими по размеру мирными группами укрепляются всеми странами мира. (Дальнейшее развитие событий в XX в. не подтвердило эти прекраснодушные высказывания американского автора. – Ред. )