Н. И. Косиненко на основе уже известных в литературе источников рассмотрел военную сторону Чигиринских поход ов и оценил русское военное искусство этого времени «в отношении идей выше тогдашнего западно-европейского»
жүктеу/скачать 488.71 Kb.
|
| ОБОРОНА ЧИГИРИНА В 1677 г.
Изучение Чигиринских походов 1677 и 1678 гг. связано с двумя основными проблемами: русско-украинскими отношениями и состоянием русской армии накануне петровских реформ. Уже в XIX в. сложился круг основных источников об обороне Чигирина в 1677 и 1678 гг. В первую очередь это дневник шотландца на русской службе Патрика Гордона и документы Малоросийского приказа, опубликованные позднее в XIII томе Актов Юго-Западной России. А. Попов, автор первой специальной работы о Чигиринских походах, привлек новые материалы, среди которых наибольший интерес представляет описание военных действий 1677 г., приложенное гетманом Иваном Самойловичем к письму литовскому канцлеру от 21 октября того же года. Отводя обвинения против воеводы князя Григория Григорьевича Ромодановского в беспечности и даже в измене, А. Попов указывал на более существенные причины неудач русской армии: «недостаток в устройстве войска, плохое управление и незнание военного искусства». 1 В обширном труде Н. И. Костомарова оборона Чигирина рассмотрена на фоне непростых русско-украинских отношений второй половины XVII в.: с одной стороны, как продолжение борьбы Речи Посполитой, Московского государства и Турции за обладание Украиной, а с другой стороны, как яркий эпизод совместной борьбы русских и украинцев против турецко-татарского завоевания. 2 Н. И. Косиненко на основе уже известных в литературе источников рассмотрел военную сторону Чигиринских походов и оценил русское военное искусство этого времени «в отношении идей выше тогдашнего западно-европейского», с той лишь оговоркой, что «применение этих идей оставляло желать многаго» благодаря «несовершенству всей военной системы стародавней России». 3 В советской историографии Чигиринские походы стали одним из примеров братских отношений русского и украинского народов, причем имевшие место противоречия затушевывались или оставлялись в тени. Задача проиллюстрировать этот тезис, причем уже на известных материалах, выполнена в диссертационном исследовании Д. И. Мишко. 4 Н. А. Смирнов, отметив «большие ошибки» русского командования, тем не менее решительно оспорил мнение С. М. Соловьева и других исследователей, рассматривавших войну 1677 — 1678 гг. как неудачную: «для этого у них нет никакого основания», — утверждал исследователь. Со ссылкой на показания турецких пленных Н. А. Смирнов отмечал высокие боевые качества русской пехоты, не уточняя, однако, о какой пехоте идет речь: солдтах или стрельцах. 5 В «Очерках истории СССР» автор раздела о Чигиринских походах Я. Е. Водарский отметил «огромное значение объединения сил русского и украинского народов в борьбе с иноземными захватчиками». С использованием новых [485] документов Разрядного приказа он попытался обосновать тезис о превосходстве полков «нового строя» над стрельцами и дворянской конницей. 6 Этот взгляд на так называемые полки «нового» или «иноземного строя» был оспорен в последнее время. Так, Е. В. Анисимов оценил их как «новый побег на старом дереве», поскольку они сохраняли основные недостатки дворянского ополчения, и в первую очередь поместное обеспечение службы. 7 В украинской историографии последних лет история русско-украинских отношений XVII в. существенно пересмотрена. В частности, обосновывается мысль о том, что главная тенденция в отношениях Московского государства и Украины состояла не в присоединении ее к России, а в последовательном стремлении создать независимое украинское государство. Этой идеи придерживались гетманы Правобережной и Левобережной Украины как до ее раздела по Андрусовскому перемирию 1667 г., так и после, вплоть до начала XVIII в. 8 Таким образом, две основные проблемы истории Чигиринских походов — русско-украинские отношения и состояние русской армии конца XVII в. продолжают оставаться дискуссионными. Новые материалы позволяют существенно расширить фактическую сторону обороны Чигирина в 1677 г. Во-первых, это подробное, на 28 сставах, описание обороны крепости, сделанное ее участником, полуголовой московских стрельцов Алексеем Лужиным в Малороссийском приказе в сентябре 1677 г. 9 Текст этих распросных речей помещен в приложении. Особенно ценны сведения А. Лужина о событиях с 4 по 9 августа, в которых он участвовал лично. Позднее его перевели на северную стену, и повествование о последующих событиях теряет в подробности и точности деталей. Рассказ А. Лужина — единственное описание чигиринской осады 1677 г. из первых уст. Впрочем, следует иметь в виду, что А. Лужин рассказывал о чигиринской эпопее в официальной обстановке. Его отчет — это победная реляция участника боев по поручению своего командира. Трудно ожидать от А. Лужина сведений о просчетах своего начальника, да таких и нет в его рассказе. Уникальный рассказ А. Лужина о чигиринской обороне 1677 г. заставляет уделить внимание его автору. В челобитной 17 июля 1676 г. Алексей Матвеев сын Лужин представил свой внушительный послужной список: служу «лет с сорок», в том числе в г. Валки с 1648 г. полтора года, в 1650 г. в Белгороде «новой Белгород делал и ров копал», в 1652 г. — «город Белой Яр делал», в 1654 г. под Смоленском «в шанцах сидел и на приступе каменьем розбит и в полских и в немецких походех был и под Канауском на приступе был же и под Ригою в шанцах сидел». В 1676 г. А. М. Лужин имел вотчины в Костромском, Кинешемском, Дмитровском, Алексинском уездах, всего 50 дворов. 10 Среди командиров московских стрельцов, своего рода дворцовой гвардии XVII в., А. Лужин пользовался особым доверием властей. В 1676 г. боярину А. С. Матвееву было предъявлено обвинение в колдовстве против здоровья царя Федора Алексеевича. В связи с этим делом на А. Лужина возложили ответственное поручение: догнать в дороге опального боярина и отобрать у него лечебники и людей, выступивших позднее свидетелями в колдовском [486] процессе. 11 Полгода спустя А. Лужина в составе стрелецкого приказа Г. Титова направили в Чигирин. После окончания осады командир гарнизона А. Трауэрнихт послал А. Лужина в Москву «с сеунчем». Среди распросных речей А. Лужина сохранилось сопроводительное письмо А. Трауэрнихта с известием об отступлении турок от Чигирина 29 августа 1677 г. 12 По сравнению с рассказом А. Лужина описание П. Гордона имеет ряд недостатков. Еще И. А. Смирнов заметил, что в описании Чигиринских походов П. Гордон «дает в общем довольно односторонний материал не в пользу русских войск», «всячески восхваляет себя и преувеличивает недостатки русских войск». 13 П. Гордон попал в Чигирин уже после снятия осады. По собственному признанию П. Гордона, его описание первой чигиринской осады основано на не дошедшем до нас отчете командира Чигиринского гарнизона Афанасия Трауэрнихта и инженера фан-Фростена. 14 Мы не знаем, насколько точно П. Гордон передал отчет А. Трауэрнихта, зато известно, что Гордон испытывал к нему крайнюю неприязнь. За несколько дней до выступления в поход между ними произошла крупная ссора, причем Гордон отверг попытки к примирению, заявив, «что скорее купит за 3 пфенинга веревку, чтобы повесить Трауэрнихта и всех, кто стоит на его стороне». 15 Примечательно, что в пространном описании осады 1677 г. Гордон ни разу не упомянул имени командира гарнизона, с честью выполнившего свой долг. В следующем 1678 г. на место Трауэрнихта был назначен сам Гордон, причем ему, в отличие от Трауэрнихта, не удалось удержать Чигирина. Можно допустить, что Гордоном двигало чувство соперничества к более удачливому недругу. В своем дневнике Гордон имел возможность изложить собственное, отличное от официального отчета, мнение о Чигиринских событиях 1677 г., основанное частично на собственных наблюдениях, частично на полученных от других данных. В этом состоит уникальность его повествования. Любопытно, что А. Лужин попал в поле зрения самого П. Гордона, находившегося в тот момент в войске Г. Г. Ромодановского в нескольких верстах от Чигирина: 29 августа «прибыл из Чигирина подполковник с шестью солдтами и привез известие, что турки сняли осаду и отступили в большом безпорядке». Далее П. Гордон рассказывает захватывающую историю: «Подполковник, прибьгвший из Чигирина (А. Лужин. — П. С.), был послан с другим подполковником в Москву с приятным известием об отступлении татар. полковник, прибывший из Москвы и в тот же день вновь туда посланный (А. Карандеев. П. С.), нагнал их на нанятых лошадях. Увидев, что и оба подполковника, и посланные с тем же известием от Голицына спали на лугу, а лошади их паслись, он послал к ним несколько человек, велев потихоньку перерезать подпруги и стремянные ремни и таким образом задержать их. Благодаря этому полковник прибыл первый около полудня с приятною новостью к царю, за что и получил 50 крепостных, брату же его был дан чин стольника. Подполковники же, прибывшие к вечеру, получили только благодарность и небольшие подарки». 16 На самом деле А. Лужин прибыл в Москву не вечером того же дня, а четверо суток спустя — 11 сентября. 17 В рассказе П. Гордона «полковник, прибывший из Чигирина», т. е. А. Лужин, оказался автоматически вовлечен в историю с подрезанием подпруги. Однако подлинный герой и участник обороны [487] Чигирина, А. Лужин (ему было около 60 лет), не участвовал в скачках на скорость с целью первым доставить в Москву известие об отступлении турецкой армии. Зато записанная с его слов в Москве, скорее всего в день приезда, история чигиринскои осады по сравнению с краткими известиями приехавших ранее 18 представляет собой подлинный и подробный рассказ очевидца. Неточно и утверждение П. Гордона о том, что прибывшие позднее подполковники получили только благодарность и небольшие подарки. В действительности это относится к посланцу В. В. Голицына, а что касается А. Лужина, то его сын Петр был пожалован в стряпчие уже 12 сентября, а сам он кроме чина московского дворянина получил 21 декабря «за Чигиринский осадной сеунч» 4 аршина сукна, а в январе 1678 г. «за чигиринскую отменную службу и за осадное сиденя» вместе с другими «Чигиринскими сидельцами» четырьмя стрелецкими головами — еще 10 аршин сукна. 19 История приезда в Москву гонцов с известием об отступлении турок от Чигирина только один из примеров продуктивности взаимной проверки дневника П. Гордона и материалов, связанных с приездом А. Лужина. Дальнейшее сопоставление двух подробных и независимых описаний, сделанных опытными командирами - А. Лужиным и П. Гордоном, - позволяет в деталях воссоздать оборону крепости. Исключительный интерес для понимания ситуации в самом Чигирине представляют также: подлинное следственное дело с распросными речами о намерении украинских казаков перебить московских служилых людей в крепости, отписки в Москву киевского воеводы боярина А. А. Голицына с изложением донесений полковника М. Кровкова из Чигирина накануне подхода турецкой армии, два отчета М. Кровкова о состоянии Чигиринского гарнизона зимой 1676/77 г. и другие неизвестные ранее источники. В 1676 г. польская армия под командованием короля Яна Собесского была окружена превосходящими силами турок на Днестре. 17 октября был заключен тяжелый для Речи Посполитой, но в тех условиях спасительный Журавинский мирный договор: к Турции отходили Каменец и почти вся Правобережная Украина, стороны договорились о совместных действиях против Московского государства. В ходе польско-турецкой войны гетман Правобережной Украины Петр Дорошенко отдался под покровительство Турции. Московское правительство посчитало момент удобным для присоединения Заднепровской Украины. Войска боярина Г. Г. Ромодановского и гетмана Левобережной Украины И. Самойловича подошли к столице П. Дорошенко Чигирину и 18 августа 1676 г. вынудили его присягнуть московскому государю. Дорошенко взяли под стражу и доставили в Москву. В день заключения Журавинского договора символы его гетманской власти были торжественно сложены у трона царя Федора Алексеевича. Это совпадение подчеркивало неизбежность войны Турции и Московского государства за Правобережную Украину — первое прямое военное столкновение этих двух крупнейших держав на востоке Европы. 29 октября 1676 г. в Чигирин прибыл полковник М. О. Кровков, временно возглавивший гарнизон. По своей инициативе он стал готовить город к обороне. 10 декабря 1676 г. в Москве получили составленный им чертеж крепости с подробным описанием: «Верхней, государь, город был рублен в тарасы и [488] обламы и мосты огнили и опали, в приход неприятелских людей по городу и по выводам по причинным местам пушек поставить и людей розвести немочно. А Нижнего, государь, города от науголной башни от болота и от реки Тясмины по Верхней город» — 632 сажени, «острог и замет худ, в ыных местех обвалился, а инде и нет, а как река Тясмин станет льдом и от болота и от реки никакие крепости нет и в приход неприятелских людей сидеть не в чем». В следующем донесении М. О. Кровков сообщал, что на 20 декабря в крепости находились: часть полка А. А. Шепелева — 757 чел., полк М. О. Кровкова — 1296 чел., — всего 2043 чел. крепостная артиллерия была в плохом состоянии: 40 медных и 11 железных пищалей, гранатных пушех — 4 железных и 1 медная, из них у 18 «болших у лучших медных... запалы россечены, к стрелбе не годятца, а ко всем пушкам ядер нет», кроме 400 ядер, специально присланных от Г. Г. Ромодановского. Кроме того, с собой московские люди привезли 12 полковых пушек длиною по 3 аршина, 1800 ядер, 100 больших и малых гранат. По сведениям И. Самойловича, в Чигирине было 54 крепостных орудия. Гетман был вынужден оправдываться в том, что казаки не имеют отношения к порче 18 больших пушек: «у тех де пушек запалы не розсечены, от многие стрельбы розстрелялись, потому что пушки старыя и много из них стрелено». Уже после окончания осады П. Гордон насчитал в Чигирине 45 пушек разных типов и калибров, в том числе только 10 больших. Сокращение общего числа пушек с 56 крепостных и 12 стрелецких в отчете М. Кровкова до 45 у П. Гордона отражает, видимо, убыль орудий во время осады. У крепостных пушек, сообщал далее М. О. Кровков, «пушечные станки и колеса огнили, станков и колес оковать нечем и к городовым воротам затворы зделать и замкнуть пробоев и запоров невчем, железа нет», бревен «на городовую починку» и на амбары привезти «не на чем» — «лошади от безкормицы повалялись». Учитывая настороженное отношение местного населения, Кровков не решился без царского указа конфисковать овес и сено в пустых дворах. Чигиринский полковник отказался дать железо, овес, сено и помогать возить лес на лошадях местных жителей под предлогом их бедности. полк Кровкова не получал жалования последние три месяца, а некоторые из солдт — пять месяцев. Последний небольшой запас хлеба и соли Кровков не раздавал солдтам, приберегая «на самое нужное время». 20 В январе 1677 г. в Москве стало известно, что гетман Иван Самойлович прислал в Чигирин миргородского полковника с 300 черкасами, «а стоят в Нижнем городе особ» от московских войск. В гарнизоне было «от голоду много болных». Из полков Кровкова и Шепелева бежало 237 чел., для ремонта укреплений не было сил и лошадей. 21 Ситуация осложнялась напряженными отношениями с местными жителями. 27 декабря 1676 г. дворовый гетмана П. Дорошенко бранил «матерны» полкового священника и писарей, которые пришли на гетманский двор славить Христа на Рождество: «Какое де вам дело маскали скурвые дети на двор и в хату ходить без ведома, здоров бы был пан гетман Петр Дорофеевич, всем вам маскалям скурвым детям здесь в Чигирине не быть». На другом дворе хозяин ругал солдт «неподобною бранью». Московский ротный писарь стал его «унимать: братец хозяин, не бранись ты с нами и он и меня учал бранить: [489] якие де вы нам братья, вы де с нами братайтесь, а камень держите в пазухе, здоров де бы наш гетман Петр Дорошенко, а вы де у нас в закладе: буде де што учинитца над нашим Дорошенком, вас де мы всех выстинаем и за ноги из Чигирина вытаскаем, станут де вашо мясо пси есть, не усидеть вам будет и в Вышнем замку, вы де начаятесь, что вас много, а нас мало, зараз де и нас будет богато, а маскалем де Чигириным не владеть». В кабаке шинкарь заявил солдтам: «дайте сроку, прирубим вас русских людей». Хозяева других дворов, напротив, предупреждали московских солдт о готовящемся против них выступлении. Один говорил: «маскали берегитес, караул бы де у вас был крепок, старшему своему скажите: у старших де наших быть над вами худу». Другой хозяин предупреждал: «на торгу чюв от казаков своих: хотят де вас маскалей всех выстикать, а иных в Крым отдать». солдт А. Якимов резонно заметил хозяину: «коли мы будем в Крыму и ты с нами будешь». Хозяин ответил: «коли ты мне будешь брат и я де тебе не велю стинать и в Крым отдавать... а тех де маскалев выстинаем, вы де маскали пришли нас обманывать, хто де у нас на Украине ни был, нихто нас не обманывал». Еще один хозяин сказал солдтам: «есть де у наших старших завод некакой... а есть де их заводчиков человек с тритцать... им де ничего, а нам де лихо, а какой завод, того не сказал: сами де увидите». Местные жители ругали и миргородских казаков, присланных с гетманом И. Самойловичем с Левобережной Украины на помощь московским войскам: «по какому вы указу в Чигирин приехали и для чего здесь живете, мы вас и русских людей выстинаем». 22 Как видим, чигиринцы по-разному вели себя с московскими солдтами, но, судя по всему, недовольство пленением Дорошенко и постоем солдт было преобладающим. Угрозы в адрес «маскалей» так и не вылились в открытое выступление. «Заводчиков» было немного, а две тысячи московских солдт представляли внушительную силу. К тому же они занимали Верхний замок, и любое выступление на посаде не имело бы шансов на успех. М. О. Кровков оказался на высоте положения и сумел в трудных условиях организовать ремонт укреплений. 14 февраля 1677 г. киевский воевода А. Головин получил от Кровкова отписку: солдты «многие заскорбели и стоят на караулех без перемены, и работают безпрестанно: лес из лесу возят, а городов Верхнего и Нижнего, не укрепя, в приход неприятельских людей и от шатости чигиринских жителей сидеть не в чем». Весной 1677 г. турецкая армия под командованием Ибрагим-паши, прозванного Шайтаном, перешла Дунай и двинулась на Украину, к Чигирину. В походе принимали участие те же войска, что и в успешной войне с Речью Посполитой, когда турки заняли 70 городов. П. Гордон приводит три известия о численности турецкой армии. Одно из них он узнал от направленного в Москву пленного, но передал его весьма приблизительно. Другое известие, «которое по мнению Гордона ближе всего к истине», не находит буквального подтверждения в документах Малороссийского приказа, хотя и не противоречит всей совокупности известных данных: около 15 тыс. янычар и другой пехоты, 30 тыс. турок и валахов, около 20 тыс. татар, 28 орудий, в том числе 8 крупных. 23[490] Ибрагим-паша планировал в три дня взять Чигирин, а затем Киев. Турецкое командование знало о малочисленности Чигиринского гарнизона. 25 июля 1677 г. беглый татарин сообщил в Москве, что, по турецким сведениям, в Чигирине было 1500 московских ратных людей и 3000 казаков. В турецком войске находился сын Богдана Хмельницкого — Юрий, провозглашенный султаном гетманом и князем Украины. Турки полагали, что когда он появится под Чигирином, то «казаки тотчас ему поддадутца, а Хмельницкой их в том крепко обнадеживает». Татарский выходец показал также, что у турок «слава носитца» будто московские ратные люди «подлинно хотят город покинуть и бежать на сю сторону Днепра». Однако эти победные настроения не имели оснований. Запорожская сечь не признала турецкого ставленника. Уже после переправы через Дунай «многие» янычары начали убегать из армии «для того, что ведомость у них была, что город Чигирин крепок и дачею его не здадут и отпор де из него станут чинить жестокой, не так как было в Польше, имали они городы без затруднения». 24 В Чигирин были посланы три стрелецкие приказа — Г. Титова, Н. Борисова и Ф. Мещеринова всего 2197 чел. 25 В подлиннике дневника П. Гордона численность этих приказов оценена приблизительно в 2400 чел. В немецком издании и русском переводе она превратилась в 24 000 чел. и так закрепилась в исторической литературе. Так, Н. И. Костомаров полагал, что в 1677 г. Чигирин защищали 24 тыс. стрельцов и около пяти тысяч казаков. 26 В этом случае турецкая армия лишь в два раза превышала бы Чигиринский гарнизон. Это недоразумение существенно искажает картину осады. На самом деле в крепости находились: солдты Кровкова и Шепелева, за вычетом беглых, около 1800 чел., стрельцов 2197 чел., гетман И. Самойлович прислал четыре казацких полка 4500 пехоты с мушкетами, а перед приходом турок --- еще 500 казаков, всего около 9 тыс. чел. 27 Следовательно, турецко-татарское войско превосходило защитников Чигирина не менее чем в семь раз. Начальником крепости был назначен генерал-майор А. Трауэрнихт. Через приехавшего в Чигирин волошенина в Москве 4 марта стало известно, что в захваченных турками городах поляки побили турок и татар, договор с султаном о мире «ни во что того не поставили» и собирают войска для войны. 20 марта об этом же сообщал на родину нидерладский резидент в Москве. 28 В марте начале апреля московские власти решили направить против турок две армии. «Большой полк» под командованием В. В. Голицына должен был разместиться в Севске, Белгородский и Севский полки под командованием Г. Г. Ромодановского собирались в Белгороде. Размещение главных сил далеко от Днепра было вызвано необходимостью прикрыть собственную границу в связи с возможностью враждебных действий со стороны Речи Посполитой. 9 мая В. В. Голицын был «у руки», а 23 мая — пошел из Москвы в Севск. 29 18 июня царь с боярами слушали показания малороссийских казаков о движении турецкой армии к Чигирину. В письме 17 июня нидерландский резидент отметил, какое впечатление произвели эти известия: «здесь при дворе сильно напуганы неожиданным вторжением турецких и татарских сил». И. Келлер сообщил о посылке на юг «большого количества войск» и возвращении на службу уволенных иностранных офицеров. 30 [491] В Москве приняли решение немедленно усилить армию В. В. Голицына. Еще 7 июня П. И. Хованскому было указано собираться с полком на Туле, идти в Мценск и быть сходным воеводой В. В. Голицына. 18 июня боярину В. Д. Долгорукову было велено собрать в Брянске Новгородский полк, также подчиненный В. В. Голицыну. 18 июня они оба были на отпуске, В. Д. Долгоруков выехал к месту службы уже 19-го, а П. И. Хованский — 26 июня. В эти дни В. В. Голицын писал в Москву о прибавке войск, особенно стрелецкой пехоты. Однако вскоре решение было изменено. 29 июня В. Д. Долгорукову было велено остановиться и идти к Пскову. Одновременно В. В. Голицыну отказали в прибавке стрелецкой пехоты. В письме 3 июля И. Келлер сообщил, что в Москве «испуг, порожденный известем о приближении больших турецких и татарских армий начинает проходить» и «стало известно, что турецкие армии... не представляют той огромной силы, как говорили поначалу». 31 Эти изменения привели к тому, что В. В. Голицын не только не получил верховного командования, но и остался с незначительными силами. Сходный воевода В. В. Голицына боярин И. В. Бутурлин тут же воспользовался неопределенным положением своего начальника и отправил в Москву сына с жалобой, что В. В. Голицын велит «без вестей» идти к нему на соединение. 32 По местническим понятиям идти к кому-либо «в сход» означало признать себя значительно ниже, поэтому служилые люди старались этого избежагь. 15 июля в Москве получили подтверждение, что неприятель намерен идти к Чигирину и оттуда к Киеву. В этот же день бояре приговорили: если турки пойдут на Чигирин, то В. В. Голицыну идти на помощь Г. Г. Ромодановскому, а если Муравским шляхом — на сходного воеводу В. В. Голицына П. И. Хованского, то Г. Г. Ромодановскому помогать В. В. Голицыну. 33 Это решение таило в себе большую угрозу. Воеводы соперничали между собой, и, не назначив одного главнокомандующего, московское правительство ставило на карту исход военных действий. жүктеу/скачать 488.71 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|