Н. Крадина, А. В. Коротаева. – Волгоград: Учитель. 2006. С. 85–163. 5

Раннее государство и его аналоги

Едва ли ошибусь, если скажу, что среди исследователей проблем генезиса государства (и шире – политогенеза в целом) взгляд на государство как на единственно возможный и потому безальтернативный итог развития догосударственных политий преобладает. Такой однолинейный подход, несомненно, усиливает методологические трудности, с которыми столкнулись многие политические антропологи при исследовании сложных негосударственных обществ (см., например: Белков 1993: 1995; Попов 1995а; 1995б; McIntosh 1999a; 2000; Possehl 1998; Vansina 1999). Нередко даже говорят, что исследования политогенеза вообще зашли в тупик (см., например: Bondarenko 2000a: 213; Бондаренко 2000: 198). Однако из этого методологического тупика будет легче выбраться, если отказаться от идеи, что государство было единственной и универсальной возможностью развития для усложнившихся позднепервобытных обществ, и признать, что были и иные, альтернативные пути для развития подобных обществ, помимо превращения в раннее государство (Bondarenko 2000a; Гринин 2001–2005; 2006а; Grinin 2003; 2004c). По счастью, сегодня мысль, что негосударственные общества не обязательно менее сложные, менее эффективные, конкурентные и успешные, чем государственные, выглядит уже не такой крамольной, как несколько лет назад (Bondarenko, Grinin, Korotayev 2002; 2004; см. также: Claessen 2002: 101; Классен 2006; Crumley 1995; 2001)¹. Достаточно успешно разрабатываются идеи альтернативных государству моделей политогенеза (см., например: Kradin, Lynsha 1995; Kradin et al. 2000; Kradin, Bondarenko, Barfield 2003; Bondarenko, Korotayev 2000a; Grinin et al. 2004; Бондаренко, Коротаев 2002; Крадин, Лынша 1995; Крадин, Бондаренко 2002).

Известно множество исторических и этнографических примеров политий, которые по политическому устройству, структуре власти и управления существенно отличаются от раннего государства, но аналогичны ему по размерам и сложности (Alexeev et al. 2004; Beliaev et al. 2002; Bondarenko 1995; 2000a; 2000b; Bondarenko, Grinin, Korotayev 2002; 2004; Bondarenko, Korotayev 2000a; Bondarenko, Sledzevski 2000; Crumley 1995; 2001; Grinin 2000; 2002a; 2002b; 2003; 2004c; Grinin et al. 2004; Korotayev 1995; Kradin et al. 2000; Kradin, Bondarenko, Barfield 2003; Kradin, Lynsha 1995; McIntoch 1999b; Possehl 1998; Schaedel 1995; Бондаренко 2001; Бондаренко, Коротаев 2002; Гиренко 1993; Гринин 1997; 2000a; 2001–2005; 2006а; Коротаев 2000а; 2000б; Крадин, Лынша 1995; Крадин, Бондаренко 2002; Попов 1995a; 1995б; 2000).

Наличие таких политий связано с тем, что, достигая определенных размеров и социокультурной сложности, с которых переход к государству, в принципе, уже возможен, общество может продолжать развиваться, но при этом долго не создавать раннегосударственную политическую форму. В частности, в социуме может быть очень высоким уровень социальной стратификации (примеры приводятся далее), но отсутствовать государственность. Эти альтернативные раннему государству формы названы мной аналогами раннего государства (см., например: Гринин 2001–2005). Их анализу и сравнению с ранними государствами посвящена данная работа. Но прежде необходимо указать, что в этой статье понимается под ранним государством.

Следовательно, важно подчеркнуть, что в данной работе везде ран-нее государство рассматривается не как особый тип общества (социума в целом), а, прежде всего, как особая политическая организация общества (система политических и административных институтов), возникающая – но не всегда, а лишь при определенных условиях – в обществе, которое достигло необходимого уровня развития, и, в частности, имеет определенный уровень социокультурной и политической сложности, объем прибавочного продукта и богатства, размер территории, численности населения². Важно также указать, что, если подходить к пониманию раннего государства, прежде всего, как к продукту непримиримости социальных противоречий (например: Энгельс 1961; Fried 1967; 1978; Krader 1978; и др.), тогда многие описываемые далее явления трудно поддаются объяснению³.

РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ. АНАЛОГИ РАННЕГО ГОСУДАРСТВА

1. Аналоги раннего государства: предварительные пояснения

Достаточно общепризнано, что для образования государства догосударственное общество должно обладать определенными минимальными характеристиками: по территории, населению, сложности, социальному неравенству и возможности аккумулировать прибавочный продукт (см., например: Claessen 1978a; 2000; 2002). Однако, как уже сказано, социумы могут существенно перерасти уровень таких показателей, но не образовывать государства. Как классифицировать такие общества? Как все еще догосударственные или как-то иначе?

Решение проблемы заключается в том, что – как я доказываю в целом ряде своих работ – раннее государство вовсе не являлось единственной формой политической организации усложнившихся позднепервобытных обществ. Были и иные типы политий. Причем длительное время они составляли достаточную альтернативу раннему государству. Такие общества я назвал аналогами раннего государства (Гринин 1997; 2000; 2001–2005; 2003а; 2003б; 2006а; Grinin 2000; 2002a; 2002b; 2003; 2004a; 2004b; 2004c; Bondarenko, Grinin, Korotayev 2002; 2004). Ведь, с одной стороны, по сравнению с бесспорно догосударственными, такими, как, например, коллективы во главе с бигменами, простые вождества, небольшие племена и другие, они не только более крупные, но и гораздо более сложные. А с другой стороны, они имели сравнимые с ранними государствами размеры и уровень сложности, а также решали сравнимые по масштабам и целям задачи. Потому в определенном смысле их можно считать находящимися на одном уровне социокультурного и/или политического развития с раннегосударственными обществами.

Последние, разумеется, существенно отличаются от аналогов, однако не столько уровнем развития, сколько, прежде всего, неко-торыми особенностями политического устройства и «техникой» управления (о которых см. дальше). Но, несмотря на различия в механизмах регулирования социально-политической жизни, и в тех и в других обществах реализовывались аналогичные функции, а именно:

– создание минимального политического и идеологического единства и сплоченности в разросшемся обществе (группе близких обществ) для решения общих задач;

– обеспечение внешней безопасности или условий для экспансии;

– обеспечение социального порядка и перераспределения прибавочного продукта в условиях социальной стратификации и усложнившихся задач;

– обеспечение минимального уровня управления обществом, включая законотворчество и суд, а также выполнение населением необходимых повинностей (военной, имущественной, трудовой);

– создание условий для воспроизводства хозяйства (особенно там, где требовалась координация общих усилий).

Ниже я даю некоторые примеры таких аналогов. Но предварительно требуются пояснения.

Раннее государство возникает лишь в обществе определенной сложности, которое достигло необходимого уровня развития. И чтобы стать государством, необходимы определенные критерии⁴:

1. Общества не могут быть меньше определенного размера и сложности (самое меньшее несколько тысяч жителей). Хотя чаще требуется больший размер, а по мере развития государства его объемы, как правило, возрастают до многих тысяч (часто до десятков и сотен тысяч и даже миллионов человек).

2. В обществе должен иметься определенный производственный базис в виде сельского хозяйства, ремесла и торговли (два последних в отдельных случаях заменяет военно-данническая эксплуатация соседей).

3. В обществе должна быть заметная социальная стратификация.

4. Необходим определенный уровень политической и структурно-управленческой сложности, по крайней мере, должно быть не меньше трех уровней управления, а чаще – больше (см., например: Carneiro 2000: 186), что при археологических раскопках нередко выражается

После обретения обществом таких объективных условий оно уже может стать государством. Но для такой трансформации, помимо указанных объективных параметров, требуются еще фактические (конкретно-исторические) возможности и способность стать государством. Особенности географического положения, производственная база, принципы организации общества, историческая ситуация, отсутствие нужного толчка и прочее могли препятствовать такой трансформации в государство, хотя и не останавливали развитие. Следовательно, при одних и тех же объективных данных: размере, численности населения, уровне социокультурной и/или политической сложности – в одних ситуациях при наличии конкретных благоприятных условий уже возникает возможность начать трансформацию в государство, а в других – нет⁵. В статье Х. М. Классена (2006) приводятся интересные примеры таких причин, которые он называет «спусковым крючком» для начала образования государств. Он также приводит примеры обществ, которые имели объективные условия для формирования государств, но не смогли стать государствами.

1) непосредственное преобразование в раннее государство;

2) трансформация в аналог государства.

В свою очередь, пути развития аналогов также различны. Одни оказываются вовсе не способными стать государством, как по самой своей природе, так и из-за того, что их политогенез был насильственно прерван (в нижеприведенных примерах это ирокезы, туареги, хунну, галлы и другие). Другие аналоги превращаются в государство. Однако такой переход осуществляется по достижении уже весьма высокого уровня развития и сложности, вполне сравнимого с уровнем многих государственных обществ. Причем уровень, с которого разные аналоги превращаются в государство, сильно варьирует. Одни аналоги трансформируются в государство, имея население в 10–15 тыс. человек, другие – уже много десятков тысяч, а третьи – сотни тысяч.

Все это значит, что переход к государству в разных обществах осуществляется не с одного и того же, как обычно полагают, а с очень разных уровней социокультурной и политической сложности.

Исходя из того, что переход к раннему государству осуществляется от обществ разной сложности и размера, я предложил (Гринин 2001–2005; 2006а; Grinin 2003; 2004с) разделить все догосударственные общества на две группы: стадиально (принципиально) догосударственные и стадиально равные раннему государству. Первые – при наличном уровне сложности и размеров не могут образовать раннее государство. Вторые – объективно уже способны образовать государство. Они и есть аналоги раннего государства.

Но тут надо сделать два важных пояснения.

Первое. Стадиальное равенство означает только нахождение в объеме одной стадии развития. Но оно не означает равенства и по всем остальным параметрам. Одни социальные организмы и явления в рамках стадии выступают более развитыми, прогрессивными, универсальными, и в длительной перспективе более «проходными», чем другие. Именно так и обстоит дело в отношении ранних государств и аналогов. Иначе раньше или позже аналоги не стали бы трансформироваться в государства. Это подтверждает, что структурно-функцио-нально ранние государства отличаются от аналогов не столько уровнем развития, сколько, прежде всего, некоторыми особенностями политического устройства и «техникой» управления, а исторически – тем, что первые имели определенное, удачное для образования именно государства сочетание особых условий, а вторые не имели их.

Второе. Нахождение на одной стадии развития может совмещаться с тем, что исторически одна форма будет перерастать в другую. Поэтому, поскольку многие аналоги позже стали государствами, в этом смысле их можно рассматривать и как догосударственные политии. И это, на первый взгляд, означает как бы противоречие в моей теории аналогов раннего государства. В самом деле, как аналоги могут одновременно быть и догосударственными, и равными государству по уровню развития политиями? Однако никакого противоречия тут нет. Дело в том, что можно вести речь о стадиально догосударственных и исторически догосударственных обществах. А это большая разница. Аналоги выступают только как исторически догосударственные, но не как стадиально догосударственные.

Для лучшего понимания такого разграничения можно провести следующую аналогию. Скотоводство может исторически предшествовать земледелию, но стадиально – это равные виды производства. Можно провести и более близкую россиянам аналогию. Если считать капитализмом господство негосударственного капитала в экономике, то сегодня Россию в этом смысле уже можно назвать капиталистическим обществом. Но тогда социализм неожиданно оказывается докапиталистическим строем. Однако очевидно, что он не равен докапиталистическому феодальному строю. Феодализм был и стадиально, и исторически докапиталистическим, а социализм был индустриальным обществом и выступал как аналог капиталистического индустриального хозяйства.

Из сказанного вытекают важные выводы, позволяющие более адекватно представить ход политогенеза и формирования собственно государства в его рамках.

1. Хотя любое общество, которое исторически предшествует образованию раннего государства, является исторически догосударственным, однако оно может предшествовать не обязательно малому государству, а сразу среднему или крупному. При этом чем крупнее и сложнее «догосударственное» общество, тем вероятнее, что оно сразу перейдет и к более крупному государству, минуя этапы малого и среднего. В самом деле, правомерным ли будет считать, что сложное вождество на о. Гавайи (самом большом на Гавайском архипелаге) численностью до ста тысяч человек (Johnson, Earle 2000: 285) стояло по уровню развития и сложности ниже упомянутых Классеном мельчайших таитянских государств или «номового» государства Ур, указанного выше? Совершенно очевидно, что нет. И, действительно, с приходом европейцев на Гавайском архипелаге образовалось уже государство среднего размера, то есть численностью в 160–300 тысяч человек или несколько больше, если опираться на оценку численности населения до контактов (Seaton 1978: 270; Johnson, Earle 2000: 284; Earle 1997; Ёрл 2002).

2. Таким образом, я пришел к выводу, что общество может трансформироваться в раннее государство:

1) как с уровня стадиально догосударственного, например, путем синойкизма небольших общин. Такой путь отмечает Х. Дж. М. Классен со ссылкой на Коттака для бецилео на Мадагаскаре в начале XVII в. (Kottak 1980; Claessen 2000; Claessen 2004); такой способ был характерен также для греческих обществ (Кошеленко 1983: 36; также: Фролов 1986: 44), для Междуречья конца IV и III тыс. до н. э. (Дьяконов 1983: 110);

2) так и с уровней аналогов малого государства (например, именно на таком уровне начиналась великая монгольская империя Чингисхана [Kradin 1995: 137]);

3) с уровней аналогов среднего государства (Гавайи);

4) и даже аналогов крупного государства (скифы в начале IV в.
до н. э.). Известны и обратные метаморфозы от раннего государства к аналогу, хотя и более редкие (Коротаев 2000а; 2000б; Trepavlov 1995).

Все это значит, как уже сказано, что переход к государству в разных обществах осуществлялся не с одинакового, а с разных уровней социокультурной и политической сложности; и общество, достигая размеров и сложности, с которых переход к государству, в принципе, уже возможен, может продолжать развиваться, но при этом долго не создавать раннегосударственную политическую форму. Такие подходы позволяют полнее увидеть эволюционные альтернативы в политогенезе раннему государству как на любом уровне сложности и развитости государства, так и в плане соответствия его размерам.

Следует учитывать, что приведенные ниже в примерах аналоги сильно отличаются друг от друга по развитости и размерам. Однако во всех случаях речь идет либо об унитарных политиях, либо об относительно прочных политических союзах с институционализированными механизмами объединения. Последние имели какие-то общие верховные органы и механизмы, поддерживающие политическую устойчивость, и представляли, по крайней мере с точки зрения иных обществ, некое постоянное единство. Народы, имеющие только культурное единство, а политически способные объединяться лишь кратковременно для определенных действий, вроде нуэров (см.: Рэдклиф-Браун 1985) или берберов⁷, нельзя считать аналогами раннего государства.

Все приведенные ниже примеры – это общества, население которых достигает по крайней мере нескольких тысяч человек. Однако население ряда описанных ниже аналогов составляет десятки, сотни тысяч и даже миллионы человек.

Все аналоги отличаются от ранних государств особенностями политического устройства и управления. Однако в каждом типе аналогов это проявляется по-разному. Например, в самоуправляющихся общинах недостаточно прослеживается отделение власти от населения; в конфедерациях налицо слабость централизации власти и т. п. Поэтому я старался классифицировать аналоги по особенностям их политической формы, хотя полностью провести этот принцип достаточно трудно. Можно выделить следующие типы и подтипы аналогов.

А) городские и полисные.

Примерами таких самоуправляющихся городских общин являются города этрусков (о них еще будет сказано далее) и некоторые (но именно некоторые, а не все) греческие полисы⁸; гражданско-храмовые общины древней Южной Аравии (cм.: Korotayev et al. 2000: 23; Коротаев 1997: 136–137; 2000б: 266). Одной из таких храмово-гражданских общин древней Южной Аравии можно считать Райбун (I тыс. до н. э.), который включал в себя комплекс храмов и сельскую территорию в обширном оазисе на площади до 15 кв. км (Frantsouzoff 2000: 259). Райбун обладал сакральным статусом также и в глазах своих соседей (там же: 264). Ведущую роль в делах общины имело жречество, среди которого было много женщин. По мнению С. Французова, в случае Райбуна мы имеем дело с альтернативой государственной системе, с развитием, которое вело к возникновению высокоорганизованной культуры, но без формирования политических институтов, отделенных от общества. Однако, что очень интересно, он считает, что такой тип социальной организации мог существовать только в сравнительной изоляции от окружающих государств, и неумение вести войну и предопределило его падение в первом же серьезном конфликте с ними (Frantsouzoff 2000; Французов 2000). И этот момент влияния отсутствия войн на формирование особых политических форм прослеживается также и в некоторых других аналогах – в частности в Исландии.

Б) достаточно крупные самоуправляющиеся переселенческие тер-ритории (вроде Исландии X–XIII вв.).

Исландия также дает нам интересный пример превращения малого аналога в более крупный, а также того, как рост объема и сложности общества постепенно все же переводит развитие аналогов к государственному пути. В конце XI века в Исландии насчитывалось примерно 4500 сельскохозяйственных дворов (Филатов 1965: 342), а население, вероятно, составляло где-то 20–30 тыс. человек. Оно затем сильно увеличилось и в XIII в. достигло 70–80 тыс. человек (Филатов 1965: 343)⁹. Соответственно изменилась и социальная структура общества. В начале XI в. было принято решение о разделе крупных земельных хозяйств знати (хавдингов) между фермерами (бондами), который завершился в середине XI столетия (Ольгейрссон 1957: 179–191). Таким образом, Исландия превратилась в общество фермеров-середня-ков. Однако через некоторое время вследствие роста населения число арендаторов («держателей») земли вновь стало увеличиваться, и в конце концов они начали составлять большинство населения. В результате уже в XII столетии имущественное и социальное неравенство вновь так усилилось, что стало влиять на трансформацию основных институтов исландского общества (Гуревич 1972: 8, 9; см. также: Хьяульмарссон 2003: 53–55). Усилению неравенства и изменению структуры общества в обществе также способствовало введение в самом конце XI века церковной десятины (Хьяульмарссон 2003: 50).

Необычайно ожесточились и кровавые раздоры, хотя ранее военные действия не были ни столь жестокими, ни столь массовыми

В) территории, на которых жили крупные группы различного рода изгоев, имеющие свои органы самоуправления и представляющие собой организованную и грозную военную силу, например донские и запорожские казаки¹⁰ и, если Гумилев прав, возможно, жужани¹¹.