Женщины рода дворян Толстых-Ивашевых

Мария Васильевна Ивашева - в замужестве Трубникова- получила широкую известность как одна из деятельниц женского образования в России. Она входила в число организаторов знаменитых Бестужевских курсов в Петербурге, стояла во главе женского движения в 1860-1870 г., встречалась с Герценом, Гарибальди, поддерживала отношения с членами I Интернационала. Известна она как публицист и переводчик.

К шестнадцатилетию Марии бабушка подарила ей первое собрание портретов Ивашевых. Ряд портретов Мария получила от Е.П. Хованской -своей тетки, в имении которой -Архангельском под Казанью, Мария жила до замужества вместе с братом и сестрой. В 1875-1876 гг. Марии Васильевне передавались реликвии сыном Александра Андреевича Головинского. А после смерти бабушки в 1863г. Трубниковой досталась большая часть мемориальных материалов, хранившихся у Григоровичей. Мария Васильевна превратилась в обладательницу практически всех материалов Ивашевых. Мария Васильевна передала своей дочери Вере Васильевне Черкесовой любовь и уважение к прошлому своей семьи. Её старшая дочь Ольга Константиновна позже писала: «У нас в семье вообще существовал культ декабристов; о них, об их борьбе за свободу родного народа говорили с благоговением; мы с детства знали их всех в лицо в мамином альбоме и десятки раз слышали рассказы о 14 декабря». Дочь Марии Васильевны Ольга Константиновна Буланова еще в молодости вошла в кружок помощи ссыльным и заключенным, оказывала революционерам финансовую помощь. В 1879г. она вступила в организацию «Черный передел» , в которую входили представители фамилии Решко, породнившиеся с Ивашевыми. В 1881г. Ольга Константиновна примкнула в партии «Народная воля». Вместе с мужем А.П. Булановым она отбывала ссылку в Минусинске. В 1906г. Ольга Константиновна вернулась в Петербург , где была избрана председателем Общества просвещения имени Н.А. Некрасова. после февральской революции работала в комитете помощи политическим амнистированным. Её муж Николай Александрович Дунаев долгие годы хранил шкатулку с реликвиями Ивашевых: четками генерала Петра Ивашева, волосами Камиллы Петровны, сплетенными В.П. Ивашевым в шнур после ее смерти. Прядь волос их первенца, умершего в Петровском заводе, детские рисунки М.В. Трубниковой и её личные вещи: коробочка для иголок, флакон для духов. Внучка декабриста Екатерина Петровна Александрова окончила женские медицинские курсы, и всю жизнь работала школьным врачом . Еще до революции она была в России одним из пионеров детского оздоровительного движения. Во время блокады Ленинграда она находилась среди тех, кто осуществлял эвакуацию детей.

Зубова Наталья
Село Красный Яр Ставропольского уезда принадлежало графу Платону Николаевичу Зубову, а позднее – жене его брата – Александра (1798-1875) - графине Наталье Павловне Зубовой (1801-1868), рожденной княжне Щербатовой.

Платон Зубов родился в семье обер-шталмейстера графа Николая Александровича Зубова 1763-1805 и Натальи Александровны Суворовой-Рымникской (1775-1844).

Николай Александрович Зубов - гигант, обладавший большой физической силой, в обращении он был груб и высокомерен, охотно пускал в ход свои крепкие кулаки. Один раз на пути из Москвы он приказал высечь кнутом видных чиновников Сената за то, что они не хотели уступить ранее занятого ими места ночлега. В 1793 г. 3убов получил графское достоинство. Осенью 1794 г. вступил в брак с дочерью Суворова, графиней Натальей Александровной (Суворочкой). 3убов первый известил Павла I в Гатчине о смерти императрицы Екатерины. В это время он был шталмейстером. При восшествии на престол Павел I пожаловал ему орден св. Андрея Первозванного. Но скоро 3убов вместе с братом Платоном был выслан, по приказанию Павла, в деревню. В конце царствования Павла I вновь возвращен ко двору и пожалован обер-шталмейстером. Он принимал участие в заговоре и убийстве императора.

Обратимся к мемуарам современников. При нанесенном ему оскорблении, император с негодованием оттолкнул левую руку Зубова, на что последний, сжимая в кулаке массивную золотую табакерку, со всего размаху нанес правой рукою удар в левый висок императора, вследствие чего тот без чувств повалился на пол. В ту же минуту француз-камердинер Зубова вскочил с ногами на живот императора, а Скарятин, офицер Измайловского полка, сняв висевший над кроватью шарф императора, задушил его им. (Другие очевидцы говорят, что Павел пробовал освободиться, и Бенигсен дважды повторил ему: «Оставайтесь спокойным, ваше величество, дело идет о вашей жизни!» Однако спустя немного времени сам же Бенигсен снял шарф и подал его князю Яшвилю. Подполковник Яшвиль, которого Павел однажды во время парада ударил палкой, накинул на шею императора шарф и принялся его душить.)

Николай Александрович Зубов был женат на графине Наталье Александровне (Суворочке), любимой дочери графа Суворова-Рымникского, получившей известность благодаря нежной привязанности к ней ее знаменитого отца, который и дал ей прозвище Суворочка. Мать ее Варвара Ивановна, урожденная княжна Прозоровская, не ладила с мужем, вследствие чего девочка уже 5 лет, по ходатайству отца, помещена была в Смольный институт. Здесь она воспитывалась и впоследствии училась под непосредственным наблюдением тогдашней начальницы института Софьи Ивановны де-Лафон, заменившей ей таким образом мать. Не отличаясь особенными способностями, Суворочка была, однако, очень прилежна и вела себя безукоризненно, отчего в институте ее и прозвали доброй и добродетельной маленькой особой. Отец редко имел возможность видеть свою любимую дочь, но когда она, подросла, он часто писал ей, причем в письмах его, написанных иногда непосредственно с поля сражения, веселая шутка нередко переплеталась с серьезным наставлением. В шутливом тоне описывал он своей Наташе кровавые схватки с неприятелем, посылал поклоны ее подругам «монастыркам», которых так же, как и свою дочь, называл «сестрицами», и просил не забывать его; а когда получал письма от дочери, то плакал над ними от утехи. В 1789 г., после взятия Очакова, Суворов приезжал в Петроград и имел свидание с дочерью, которая вскоре затем окончила институт и 3 марта 1791 г., во внимание к заслугам отца, пожалована была в фрейлины. Императрица взяла ее во дворец. Впрочем, здесь она оставалась недолго и вскоре, по желанию отца, переселилась в его дом на Итальянской улице Отец по-прежнему часто писал ей и, озабоченный будущностью своей Суворочки, подыскивал ей жениха. Сперва он прочил ее за одного из лучших своих офицеров, Золотухина, погибшего при штурме Измаила, потом между Суворовым и Суворочкой. После взятия Варшавы отец писал дочери из Польши:

Уведомляю сим тебя, моя Наташа,

Костюшка злой в руках; взяла вот так-то наша!

Я же весел и здоров, но лишь немного лих,

Тобою что презрен мной избранный жених.

Когда любовь твоя велика есть к отцу,

Послушай старика, дай руку молодцу.

Но, впрочем, никаких не слушай, друг мой, вздоров.

Отец твой Александр граф Рымникский Суворов.
Дочь отвечала тоже стихами:
Для дочери отец на свете всех святей,

Для сердца же ее любезней и милей

Дать руку для отца, жить с мужем неволе,

И графская дочь ничто ее крестьянка боле

Что может в старости отцу утехой быть:

Печальный вздох детей иль им в весельи жить?

Все в свете пустяки- богатство, честь и слава:

Где нет согласия, там смертная отрава.

Где ж царствует любовь, там тысячи отрад,

И нищий мнит в любви, что он, как Крез, богат.

Сын их, Платон Николаевич Зубов, ставропольский помещик, граф полковник, родился 26 июля 1798 г., образование получил в Пажеском корпусе, который окончил с отличием: имя его было записано на мраморную доску. Еще до выпуска его из корпуса в 1815 г., король Франции Людовик XVIII пожаловал ему орден Лилии. В следующем году Зубов был выпущен из камер- пажей корнетом в Кавалергардский полк, а в 1819 г. был произведен в поручики и назначен личным адъютантом к командиру полка. В 1827 г. он по домашним обстоятельствам был уволен от службы полковником, но вскоре подал прошение об определении его на службу по министерству финансов и был принят чиновником особых поручений при такой резолюции графа Канкрина: «Я душевно рад буду иметь такого товарища». Но 3убов прослужил в этой должности недолго. Насколько можно судить по отрывочным сведениям, дошедшим до нас, 3убов был любителем искусств. Известно, что он предложил К. П. Брюллову написать картину на тему «Невинность, покидающая", причем ассигновал на нее до 12 тысяч руб. ассигнациями и принимал на себя расходы по отправке ее на выставку в Париж в том случае, если Брюллов найдет ее хорошей. Неизвестно, как отнесся Брюллов к этому предложена. 3убов умер холостым в Москве 16 марта 1855 г. и погребен в Сергиевой пустыни, близ Петрограда. По смерти Платона Николаевича, село Красный Яр Ставропольского уезда перешло во владение брату Платона Николаю (1797-1875), а затем его жене – Наталье Павловне, дочери князя, действительного статского советника, камергера, сенатора Павла Петровича Щербатова (1762-1831,) и Настасьи Валентиновны Мусиной-Пушкиной(1774-1841). В дневниках Анны Алексеевны Олениной читаем о Зубовой-Щербатовой: «Мы сели за стол. Меня за обедом все поздравляли; я краснела, благодарила и была в замешательстве. После обеда стали играть в барры. Хорунжий в первый раз играл в эту игру. Наши неприятели, в партии коих он находился, отрядили его, чтобы он освободил пленных, сделанных нами. Он ловко зашел за клумбу и, не примеченный никем, подошел к плененному Наумову (он влюблен в Зубову) и освободил его. Увидев это, я то же решилась сделать. Прошла через весь дом, подошла на цыпочках и тронула Урусова. Все закричали: „Victoire, victoire».

Вяземский писал жене 18 апреля 1828 года: «Вчера немного восплясовали мы у Олениных. Ничего, потому что никого замечательного не было. Девица Оленина довольно бойкая штучка: Пушкин называет ее „драгунчиком“ и за этим драгунчиком ухаживает». В другом письме, от 3 мая, Вяземский пишет ей же о проведенном накануне дне: «После был я у Олениной, праздновали день рождения старушки. У них очень добрый дом. Мы с Пушкиным играли в кошку и мышку, то есть волочились за Зубовой-Щербатовой, сестрою покойницы Юсуповой (Княгиня Прасковья Павловна Юсупова, рожденная княжна Щербатова (1795-1820)., которая похожа на кошку, и малюткой Олениной, которая мала и резва, как мышь». Сестра Натальи Павловны Прасковья была замужем за князем Борисом Николаевичем Юсуповым. Она покоится у левого клироса в четверике церкви Спаса Нерукотворного.

      Граф Морков – Софи Юс

Ставропольский  помещик, действительный тайный советник, граф Аркадий Иванович Морков (Марков, 1747-1827) принадлежал к старинному дворянскому роду, происходившему из Новгорода. Морковы издавна имели поместья на Самарской Луке, брат Аркадия – Ираклий в 1812 командовал войсками Симбирской губернии.

Аркадий Иванович окончил курс в Московском университета, где, наряду с Богдановичем и Фонвизиным, считался одним из лучших воспитанников. В 1781 г. назначен был в помощь кн. Д. А. Голицыну вторым министром в Гаагу, со специальным поручением содействовать примирению Англии с Голландией, война между которыми тяжело отражалась на внешней торговле России. Несмотря на ловкость в ведении дипломатических переговоров, Моркову не удалось преодолеть французского влияния и выполнить данное ему поручение. С 1783 г. Аркадий Морков был послом в Стокгольме, где он для создания внутренних затруднений Густаву III вступил в деятельные отношения с представителями недовольного дворянства. В 1786 г. Моркова назначили членом коллегии иностранных дел и вскоре он стал правой рукой сначала Безбородко, а затем и князя Платона Зубова; в непосредственное заведование Моркова перешла вся иностранная переписка Екатерины II. Все время своей блестящей дипломатической службы Аркадий Иванович относился к числу людей, определявших судьбы мира. Как дипломат, по отзыву Н.М. Карамзина, Морков был знаменит хитростью дипло­матической науки. Он служил при трех императорах. Значение его в евро­пейской политике как самостоятельного и неуклонного представителя интересов России было причиной постоянного недоброжелательства к нему иностранцев. Морков получил от Екатерины II чин тайного советника и ордена св. Александра Невского и св. Владимира 1-й степени. В июне 1796 императором Францем II Морков был возведен, вместе с братьями, в графское достоинство Римской Империи. По воцарении императора Павла I (1796) был сослан в Подольскую губернию. Александр I назначил его в 1801 г. русским послом в Париже, как министра. В Париже Морков отличался резким поведением по отношению к Бонапарту, принявшим характер личной вражды.

Вот один случай. Наполеон Бонапарт еще не был развращен всеобщим поклонением, но уже привык видеть в Тюильри согбенные спины германских дипломатов, и ему не совсем-то был понятен этот русский гордец. Первый консул решился на маленькую провокацию, дабы проверить стойкость духа посла. Проходя мимо Моркова, он как бы нечаянно уронил свой платок. Морков это заметил, но спины не согнул. «Вы что-то уронили», - заметил он равнодушно. Между ними, как между дуэлянтами, лежал платок, казалось, определяя тот нерушимый барьер, который нельзя переступить при выстреле. И первый консул сдался. «Хорошо, - сказал он, поднимая платок с пола, - я надеюсь, подписание трактата менее затруднит вас». Сам Наполеон «жаловался на некоторую гордость и резкость характера Моркова, которая его оскорбляет, тем более что все остальные послы преклонялись перед ним. Бонапарт просил Александра I перевести посла Моркова в Россию. Моркова вернули, наградив орденом Андрея Первозванного, высшей наградой империи. По характеристике князя А. А. Чарторыйского, «в глазах русских это был человек чрезвычайно ис­кусный, прототип и, в некотором роде, последнее живое воспоминание дипломатии старых екатери­нинских времен.

Граф Морков не всегда оправдывал свою репутацию искусного дипломата. Его легкомыслие было причиной ужасного недоразумения, из-за которого расстроилось бракосочета­ние шведского короля со старшей великой княж­ной, что ускорило смерть Екатерины. Его лицо, изрытое оспой, постоянно выражало иронию и презрение. Круглые глаза и рот с опущенными углами напоминали тигра. Он усвоил себе речь и важные манеры старого версальского двора, при­бавив к этому еще большую дозу высокомерия. В его обращении было мало вежливости и ни сле­да учтивости. Он прекрасно говорил по-француз­ски, но его слова были большей частью едки, рез­ки и неприятны; в них никогда не проскальзыва­ло и тени чувства. Морков был расточителен в денежных делах. Он любил подарки, но принимал их лишь в тех случаях, когда был уверен, что это не заденет его гордости».

Как член Государственного Совета, А. Морков был назначен членом комиссии по рассмотрению дел декабристов в 1826.

Граф Аркадий Морков не был женолюбом, но всегда водил дружбу с женщинами, имевшими влияние в политических кругах. В Париже он был в дружеских отношениях с мадам Рекамье, женщиной удивительной красоты, тонкого ума и вкуса, законодательницы мод, в салоне которой восхваляли добрую душу Бонапарта. При возвращении в Россию Морков заехал попрощаться с Рекамье и сказал ей: «Нам следует ожидать скорой войны, мадам».

Граф Аркадий Морков страстно полюбил красавицу актрису. У Софьи и графа Аркадия Ивановича родилась дочь Варвара (1801-1835). Высочайшим Указом от 29 апреля 1801 г. было дозволено воспитаннице графа А. И. Моркова наследовать графский титул и имения воспитателя. Графиня Варвара Аркадьевна вышла за действительного статского советника Сергея Яковлевича Голицына (1792-1859), сына Якова Александровича Голицына и Натальи Николаевны Головиной. У них был единственный сын Аркадий (1819-1847). Варвара наследовала имения Моркова в Подольской и Самарской губерниях, огромный замок в Москве по Газетному переулку, 2, построенный Сергеем Александровичем Меншиковым и в 1809 г. купленный у внучки Федора Васильевича Наумова княгини Белосельской–Белозерской, графом Аркадием Морковым. Варвара Аркадьевна скончалась 33 лет. От второй жены Олимпии Густавовны Клингенберг у Сергея Голицына было еще четверо детей. Граф Аркадий Иванович Морков скончался в Петербурге 80 лет и был похоронен на Лазаревс­ком кладбище Александро-Невской лавры.

Мусины-Пушкины - древний российский дворянский род, представители которого владели землями в Ставропольском уезде, в селе Заборовке находилось их родовое владение. Владельцами Заборовской вотчины были Платон Иванович, Валентин Платонович и Василий Валентинович Мусины-Пушкины. С 1839 г. имение перешло к дочери Василия Валентиновича Мусина-Пушкина - Прасковье Васильевне, по мужу княжне Гагариной. Центром Заборовской усадьбы был господский каменный 2-этажный дом. Земельные владения - около 10 тысяч десятин, 2259 душ крестьян. Мусиным-Пушкиным, а впоследствии Гагариным принадлежали две мельницы. До 1917 г. Заборовка наследовалась по линии князей Гагариных.

Граф Мусин-Пушкин был взыскан Императором Павлом I, который возвел его в достоинство шефа Кавалергардского корпуса (1796) и генерала-фельдмаршала 5 апреля 1797 года, пожаловал ему четыре тысячи крестьян в день своего коронования. Он скончался в Москве 8 июля, 1804 года, на 69 от рождения и погребен в Симонове монастыре, где супруга его графиня Прасковья Васильевна соорудила придел во имя св. мученика Валентина, упрочив вечное поминовение взносом двадцати тысяч рублей. Граф Валентин Платонович имел чрезвычайно доброе сердце, был ласков, обходителен со всеми, отличался благородным образом мыслей, честнейшими правилами, достигал желаемого терпением; в молодых летах был счастлив, любим прекрасным полом; собою видный, роста высокого, красивой наружности, но в старости пополнел, сделался сутуловат, имел лицо красноватое, покрытое угрями; должен стоять на ряду более с искусными царедворцами, нежели с победоносными вождями, по нерешительности своего нрава.

Имея единственного сына, Василия, Прасковья Васильевна Мусина-Пушкина, чтобы увеличить и без того огромное его состояние, женила его на богатейшей наследнице, графине Екатерине Яковлевне Брюс, своей племяннице, и исходатайствовала у Императора Павла разрешение сыну присоединить к его фамилии фамилию Брюс, а племянницу, как говорят, заставила перед свадьбой подписать завещание, по которому она оставляла все свое состояние мужу. Сын ее Василий Валентинович Мусин-Пушкин (1775-1836) - посланник в Неаполе, член масонской ложи. Жил в гражданском браке с известной русской актрисой Нимфодорой Семеновой. Сам факт того, что подобное неофициальное супружество не осуждалось в высшем свете, безусловно, подтверждает репутацию этой эпохи, в которой фривольное поведение не просто допускалось, но в аристократических кругах во многом и поощрялось. «Держать» певицу или танцовщицу почиталось признаком хорошего тона. Фривольностью часто бравировали как доблестью или завоеванием, в известной мере она была выражением вольности духа, своеобразным способом противостояния казенщине. Против такой однобокой оценки возражает Л. Гроссман. Нимфодора Семенова (1788-1876), в замужестве Ластрелен, обязана своим успехом не столько таланту, сколько своей красоте; она - сестра знаменитой трагической актрисы Екатерины Семеновой. Нимфодора поздно начала учиться пению, и голос ее был недостаточно гибок, техника недостаточно развита. Впрочем, симпатии и благосклонность публики к Нимфодоре объяснялись в значительной мере красотой ее. Ею всегда можно было любоваться. Репертуар ее был очень обширен: она выступала во всех известных операх своего времени, предпочитая роли эффектные, подходящие к ее красивой и видной наружности. По словам Головачевой-Панаевой, Семенова была высокая, стройная, с необыкновенно нежным цветом лица, с синими большими глазами и с черными, как смоль волосами. Она была строгая красавица в классическом стиле и особенно хороша была в „Весталке», причем могла служить моделью для воспроизведения типа римлянки, и исполнение ею этой роли вызывало восторги публики. Классические черты ее лица хорошо переданы на большом портрете кисти Ореста Кипренского, где она изображена в виде Сивиллы. Семенова отличалась кротким и приветливым характером, была очень сострадательна и делала много добра. Несколько бедных девушек в ее семье воспитывались вместе с ее дочерьми, а мелкие театральные служанке, в расчете на ее щедрость, приглашали ее часто крестить детей, и она никогда не отказывала, так что у ней крестники считались сотнями. В литературных кругах своего времени она пользовалась большим уважением, и ее частыми гостями бывали Грибоедов и Жуковский, Пушкин, расположением которых она пользовалась. Великий поэт писал в стихотворении «Нимфодоре Семеновой»:

Желал бы быть твоим, Семенова, покровом,

Или собачкою постельною твоей, -

Или поручиком Барковым. (поручик Барков Дмитрий Николаевич (1796- 1850)- офицер лейб-гвардии егерского полка, театрал, переводчик оперных либретто, театральный рецензент).

Нимфодора гордилась стремительным возвышением и любила афишировать свою «знатность», превосходя в изобретательности и фантазии светских дам. Ее щегольство, ставшее в закулисном мире притчей во языцех, не знало границ; все модные дорогие заграничные наряды она получала одной из первых. Правда, желание актрисы быть центром общественного притяжения и внимания порой ограничивалось свыше: современникам запомнился эпизод, произошедший на Петергофском празднике 1 июля 1830 года. Нимфодоре случилось надеть какую-то необыкновенную выписанную из Парижа шляпку из итальянской соломки, разумеется, баснословной цены. Точно такая же оказалась на императрице Александре Федоровне. Произведенный эффект льстил тщеславию актрисы. «Однако же эта бестактность недешево обошлась и ей, и ее покровителю. Император Николай Павлович через графа Бенкендорфа предложил графу Пушкину впредь быть несколько осмотрительнее при выборе мод для его Семеновой». Известный историк театра А.И. Вольф, когда, описывая последний сезон 33-летней Нимфодоры Семеновой, заключал: «Карьера этой замечательной певицы была продолжительной». Большинство исследователей также отмечают, что о женщине 30-35 лет в это время можно было сказать, что «она уже не в летах» (как, впрочем, и о мужчине). В 1851 г. Семенова оставила сцену, с пенсией в 4 тысячи рублей от Кабинета Министров. Обстоятельством, заставившим ее покинуть театр, была близость к обер-шенку графу Василию Валентиновичу Мусину-Пушкину. От графа Василия Валентиновича Мусина-Пушкина имела трех внебрачных дочерей (старшая Прасковья была за князем Гагариным). После смерти графа в 1835 г. Нимфодора вышла замуж за француза Лестерлена. Семенова дожила до глубокой старости, причем за 10 лет до смерти она ослепла; умерла в С.-Петербурге 28 марта 1876 года и погребена в Новодевичьем монастыре. Овдовев в 1804 г., графиня Прасковья Васильевна Мусина-Пушкина соорудила в Московском Симоновом монастыре внизу под Трапезной церковью, где находилась могила мужа, храм во имя св. мученика Валентина, упрочив вечное поминовение его вкладом в 20.000 рублей. Сама она скончалась в Петербурге 26 июня 1826 г., а в январе 1827 г. тело ее было перевезено в Москву и предано земле рядом с мужем в Симоновом монастыре. Здесь же похоронен и сын ее, обершенк граф Василий Валентинович Мусин-Пушкин-Брюс (1775-1856). После этого нижний храм запустел, в настоящее время от него ничего не осталось, а в 1845 г. признательными лицами к памяти графа Василия устроен наверху, в самом Трапезном храме, приделе во имя святых мучеников Валентина и Параскевы и святого блаженного Василия. Изображение этих же трех святых, писанное масляными красками прямо на стене, и местами уже обсыпавшееся, находится над тремя каменными плитами, обозначающими в мрачном и запустелом подземелье Симонова монастыря места упокоения соименных им графов Мусиных-Пушкиных.

Ставропольские народницы

Хорошо известно, что потребность пострадать за народ вообще была свойственна молодой российской интеллигенции во второй половине 19 века. Для женщин (фактически, для молодых девушек) уход в революцию означал сознательный отказ от нормальной личной жизни, от возможности иметь полноценную семью, домашний очаг. Типичен и показателен пример ставропольской помещицы Марии Аполлосовны Тургеневой, рожденной Бетевой (?-1892, умерла в Швейцарии), оставившей мужа ради революционной деятельности, имевшей сына от террориста Сергея Федоровича Чубарова (повешен 10 августа 1878). Чубаров был женат революционным, то есть условным браком, на Екатерине Челищевой. Сергей Федорович, как человек романтический, был влюблен в эту барышню, но история с пожертвованными на революцию Челищевой бриллиантами, требование их возврата, быстро охладила его влюбленность. Челищева, жившая в Петербурге на квартире со ставропольской мещанкой Марией Степановной Ивановой (в замужестве Карповой), бросила работу в революционном кружке и примкнула в группе питерских художников. Муж Марии Аполлосовны - Юрий Борисович Тургенев, любивший жену, дал прижитому женой на стороне ребенку свою фамилию и отчество, обеспечивал жизнь Марии Аполлосовны и приемного сына в Швейцарии (Александр Юрьевич Тургенев был известным в Швейцарии славистом). Хочу отметить, что Мария Аполлосовна не училась в Цюрихском университете и не была вольнослушательницей этого университета, она просто жила в Цюрихе, где было русское эмигрантское землячество.

В любом случае для женщины-революционерки возврат к прежней жизни был если и возможен, то крайне затруднен, в отличие от мужчин, которым «грехи молодости» не слишком мешали карьерному росту. Революционный выбор предопределял и образ жизни. Люди, ставившие смыслом жизни служение высшей цели, должны быть выше ее неудобств и мелочей. В этом смысле революционная «профессия» всего ближе к монашеству, точнее, к схимникам. Однако и в том, и в другом случае главный побудительный мотив одинаков – экзальтация души, более свойственная женской натуре. Ее подосновой могли быть религиозность, характер воспитания. Дочери ставропольских мещанин Ивана Леонтьевича и Ольга Ивановны Сахаровых - Ольга (1854 г.р.) и Елизавета (1872 г.р.) обе стали революционерками. Ольга ходила в народ, обучалась на курсах у М.А. Тургеневой, была арестована вместе с Надеждой Александровной Юргенсон (в замужестве Головина), очутилась в Самарском остроге в общей женской камере с уголовными; администрация не подготовилась к таким многочисленным арестам, да еще женщин. Ее провезли через Саратов, Тамбов в Москву, где продержали два года, а затем в Петербург, где продержали три года. Сахарова состояла под судом по делу 193-х народовольцев и была оправдана. Ольга Сахарова в 1879 г. родила вне брака дочь Александру, которая жила с ее родителями в Ставрополе. А сама Ольга в Петербурге состояла под надзором полиции 15 лет и продолжала заниматься революционной работой. Елизавета Сахарова ушла в революцию по следам сестры в 1899 г. Выделим среди революционерок два типа: искательниц приключений и фанатичек, с явным преобладанием первых. Это подчеркивало приоритет революционного романтизма у женщин. Конечно, раньше или позже романтика уходила, а с нею уходили и некоторые ее приверженки. Многие народницы 1870-1880-х гг. после тюрем и ссылок отошли затем от активной подпольной работы, не одна из них стала «не деятельной участницей жизни, а только внимательной зрительницей.

Усвоенная с детства православная религиозная традиция и связанная с нею этика, имевшие в женском воспитании особое значение, разрушались страстной проповедью Писарева, сочинениями Сеченова, Бюхнера, рушились религиозные традиции.

При отсутствии реальной свободы личности естественные отношения между полами принимали сугубо практический характер, тоже подчинялись интересам революционного дела. Человек – существо не только социальное, но и биологическое и даже, судя по современным исследованиям в этой области, в гораздо большей степени, чем кажется. Его поступки мотивированы не только разумом, волей, но и подсознанием, в конечном счете – обычными человеческими страстями. Развенчивая буржуазную, «мещанскую» мораль, особенно в сфере семьи, наши героини шли, по сути дела, тем же путем. Фиктивные браки, как средство избавления от родительской опеки, становились маскировкой новых, по существу извращенных семейных отношений. То же было с «семьями», создаваемыми для маскировки от окружающих и от полиции, но вряд ли ее обманывавшими.

Ставропольская мещанка Мария Григорьевна Семенова окончила Калинкинские акушерские курсы. В 1879 г. в Петербурге подвергалась обыску и домашнему аресту за связь с террористом Александром Константиновичем Соловьевым (1846-1879), стрелявшим в царя и казненным в Петербурге в 1879 г. Соловьев, женатый на Челищевой, с женой, естественно, не жил, а проживал в одной квартире с Семеновой, которая родила в Петербурге ребенка вне брака. Мария вернулась в Ставрополь и была взята под негласный надзор, так как стало известно из агентурных данных, что на ее квартире после суда скрывалась террористка Засулич.

У революции «неженское лицо», хотя символически она обычно изображается в женском обличье. Видя в ней не только социальный катаклизм, но и психический пароксизм, приходишь к выводу, что участие в ней женщин не делало это «лицо» привлекательнее.

«В самый год кончины государя Александра Павловича был в Петербурге поединок, о котором шли большие толки: государев флигель-адъютант Новосильцев дрался с Черновым и был убит. Он был единственный сын Екатерины Владимировны Новосильцевой, урожденной графини Орловой, дочери Владимира Григорьевича. Екатерина Владимировна была во всех отношениях достойная, благочестивая и добрейшая женщина, но с мужем не очень счастливая: он с нею жил недолгое время вместе, имел посторонние привязанности и несколько человек внебрачных детей. Сын Новосильцевой Владимир был прекрасный молодой человек, которого мать любила и лелеяла, ожидая от него много хорошего, и он точно подавал ей великие надежды. Видный собою, красавец, очень умный и воспитанный как нельзя лучше, он попал в флигель-адъютанты к государю, не имея еще и двадцати лет. Мать была им очень утешена, и так как он был богат и на хорошем счету при дворе, все ожидали, что он со временем сделает блестящую партию. Знатные маменьки, имевшие дочерей, оказывали ему внимание, да только он сам не сумел воспользоваться благоприятством своих обстоятельств. Познакомился он с какими-то Черновыми, у которых была дочь, особенно хороша собой, и молодому человеку очень приглянулась (Екатерина Пахомовна Чернова, в замужестве Леман). Он увлекся и зашел так далеко, что должен был обещать на ней жениться. Стал он просить благословения у матери, та и слышать не хочет: «Могу ли я согласиться, чтобы мой сын, Новосильцев, женился на какой-нибудь Черновой, да еще вдобавок на Пахомовне: никогда этому не бывать». Как сын ни упрашивал мать, та стояла на своем. Видно, орловская спесь брала верх над материнской любовью. Молодой человек возвратился в Петербург и объявил брату Черновой (Константин Пахомович Чернов (1803-1825), подпоручик лейб-гвардии Семеновского полка, член Северного общества декабристов), что мать его не дает согласия, Чернов вызвал его на дуэль за бесчестие сестры Причиной дуэли послужил отказ Новосильцева под давлением родственников жениться на сестре Чернова уже после состоявшегося обручения. Секундантом Чернова выступил Кондратий Рылеев, который против обязанностей секунданта ничего не сделал для примирения противников, а наоборот, исходя из своих политических взглядов, только подогревал Чернова. Он же принял участие в написании последнего письма Чернова к Новосильцеву, после которого примирение стало уже невозможно. Другим секундантом Чернова был Павел Пестель.

«Кроме церкви, митрополита Филарета и самых близких родных, она нигде не бывала. Она была в отчаянии и говорила Филарету: «Я убийца моего сына, помолитесь, владыка, чтобы я скорее умерла». Она часто бывала у Филарета на Троицком подворье и молилась в темной комнатке, смежной с церковью и молилась у окошечка. Лет десять спустя после смерти сына, она овдовела и в память сына старалась благотворить не только посторонним, но и детям своего мужа и была ко всем его родственникам хорошо расположена. Она скончалась в 1840 г. 80 лет от роду. Так как она была последняя в роду Орловых, то ее племянник и наследник Давыдов выхлопотал высочайшего соизволения прибавить к своей фамилии фамилию Орлов и получил графский титул. Новосильцева из дочерей графа Владимира Григорьевича была самая старшая, жила в своем доме на Страстном бульваре с правой стороны напротив Страстного монастыря, оставила после себя очень большое состояние, ценимое не в один миллион» (из воспоминаний Благово).

Екатерина Владимировна Новосильцева была одной из самых умных и ярких женщин своей эпохи. Ею было создано первое в России Женское патриотическое общество, мысль о создании которого возникла в среде женщин, для которых «Благотворить - есть жить, наслаждаться жизнью». Это ощущение полноты жизни, деятельности на благо общества, свидетельствует о невозможности для передовой русской женщины оставаться в стороне от исторических событий эпохи. Благотворительность не была чисто женской формой проявления участия в общественной жизни. Ранние декабристские организации придавали большое значение филантропической деятельности, как способу влияния на общество. И пример членов Патриотического общества и других женщин, объединившихся в разных городах империи, позволил декабристам, составлявшим в

1818 г. «Устав Союза Благоденствия», написав сначала, что «женский пол в Союз не принимается», прибавить, что «стараться склонять женщин к составлению человеколюбивых и частных обществ, соответствующих цели Союза». Екатерина Владимировна учредила сеть училищ, названных в ее честь екатерининскими, в которых девочки осваивали грамоту и швейное мастерство, эти училища просуществовали с 1830 по 1910 год. В 1848 году княгиня Софья Степановна Щербатова основывает Никольскую общину сестер милосердия в доме кавалерственной дамы Екатерины Владимировны Новосильцевой, урожденной Орловой. Никольская община приняла активное участие в уходе за раненными на полях Крымской войны. 7 февраля 1856 года был получен рескрипт Императрицы Александры Федоровны о награждении сестер Никольской общины серебряными медалями «За оборону Севастополя». Муж Екатерины Владимировны Дмитрий Александрович Новосильцев (1759-1935), бригадир, сподвижник Ф.В. Растопчина (московский генерал-губернатор), тесть М.Н. Загоскина, слыл одним из оригиналов своего времени. «Он был каким-то таинственным нелюдимом, запертым в своем недоступном доме. Москва только и знала его как какого-нибудь стамбульского пашу. С трубкой во рту разъезжал он по городским улицам на красивом коне, покрытом богатым и золотым вышитым чепраком и увешанном богатой цепочной сбруей. Народ, встречаясь с ним, снимал шапки, недоумевая, как его величать» (из воспоминаний П.А. Вяземского).