Олимп бизнес

Джозеф, который в прежние, более оптимистические, времена называл себя «добрым доктором» Drexel, попросил, как говорят, неделю и обещал устроить так, чтобы «все были довольны». Но это оказалось невозможно. Энгель вновь подал в отставку и вернулся к прежнему статусу консультанта.

Эпопея Энгеля заняла меньше месяца и на общем фоне невзгод Drexel казалась сравнительно мелким эпизодом. Но поскольку лю­ди Drexel уже были выбиты из колеи, испытывали тревогу, неуверен­ность и опасались за свое будущее, история с Энгелем еще более ухудшила моральный климат, в очередной раз показав всем непри­глядную сторону фирмы.

Моральный облик Drexel, конечно, не являлся непосредственным объектом правительственного расследования. Однако по сути дела именно в нем все и заключалось. Правосудие вряд ли могло предста­вить сводничество Энгеля как нечто уголовно наказуемое, но дея­тельность Энгеля проливала яркий свет на общие методы Drexel. Дей­ствительно, шла ли речь о рекрутировании «девочек» или об уламыва­нии клиентов с помощью угроз, все укладывалось в единое кредо: для победы любые способы хороши.

Перед лицом этого кредо прочее отступало на задний план. Мо­раль и законность превращались в пустые условности, нужные толь­ко людям заурядным, менее творческим, менее агрессивным, лишенным провидческого дара. Милкен, попиравший святыни и творивший Drexel по своему образу и подобию, неизменно презирал традицион­ные представления и общепринятые методы бизнеса. Но именно бла­годаря нарушению установленных правил Drexel и сумела из ничего стать богом.

Именно это кредо требовало вернуть Энгеля. Джозеф, как гово­рят, сам Энгеля не терпел. Весьма возможно, что и делишки Энгеля внушали ему отвращение, но ведь он наверняка о них знал и попусти­тельствовал много лет. В интервью «Institutional Investor» по поводу помещенной там в августе 1986 года статьи о Милкене (где упомина­лись дамы легкого поведения на ужине в «Chasen's» и в Бунгало 8) Джозеф выразил предельное, но лицемерное возмущение. Заявив, что у него «челюсть отвисла», когда он об этом прочитал, Джозеф доба­вил: «Я переговорил с Майклом и предупредил: „Если там действи-

тельно появится хоть одна такая дамочка, я тут же всех уволю, беспо­щадно...". Но меня все уверяли: „Да полно, Фред, никого такого там не было, ты шумишь на пустом месте, как ты мог подумать?". Я им сказал: „Ладно, но чтобы никогда ни одной дамы, которая может нас скомпрометировать своими занятиями". Думаю, могу вас заверить, что у нас бывают только те женщины, присутствие которых абсо­лютно оправданно, и среди них нет дам легкого поведения».

Если бы Джозеф твердо придерживался своего намерения создать организацию, сравнимую с Goldman, Sachs, он мог бы воспользоваться этими слухами, чтобы раз и навсегда расстаться с Энгелем и его свитой (в крайнем случае можно было бы признать и это) из начина­ющих актрис и моделей. Но когда почва под ногами начала колебаться, Джозеф и тут остался верен неизменному кредо Drexel. «Он якобы решил, — с усмешкой заметил один сотрудник, — что Донни поле­зен для бизнеса».

Вероятно, того же суперпрагматического кредо — для победы все средства хороши — Drexel придерживалась и в своей реакции на рас­следование. Первые месяца два после Дня Боэски фирма пребывала в замешательстве, явно без определенной оборонительной стратегии, и день ото дня все больше втягивалась в кризис. Всех очень беспоко­ило, не станет ли кто-нибудь сотрудничать с властями. В какой-то момент управляющие отдела корпоративных финансов в Нью-Йорке задумали оставить Западное побережье на произвол судьбы и заявить властям, что догадывались о тамошних махинациях (но никогда не име­ли надежных доказательств, а потому к властям не обращались), а сейчас хотят заключить сепаратный мир.

Однако этот план был отвергнут как подлый и неблагодарный по отношению к властелину, который дал им несравненно больше денег, чем они могли получить без него, — да и непродуктивный, поскольку фирме все равно не удалось бы избежать ответственности. Вместо него Drexel приняла решение выступать единым фронтом и — если только правосудие не раздобудет неопровержимых улик — обороняться до конца.

Самой опасной уликой в руках правосудия были, естественно, 5,3 миллиона долларов, которые Боэски перевел Drexel в Бевер-ли-Хиллз. После того как аудиторы Боэски попросили документы о назначении платежа, Лоуэлл Милкен и Доналд Бальзер прислали счет-фактуру, удостоверяющий, что речь идет о комиссионных за «кон­сультирование и прочие подобные услуги». В феврале в «The New York Times» появилась статья Джеймса Стернголда. В ней приведены уточняющие свидетельства ряда управляющих Drexel; они утверждали,

344

Часть третья, глава 16


что речь идет о комиссионных за разработку нескольких операций по заказу Боэски (тендерных предложений на приобретение Financial Cor­poration of Santa Barbara, Scott and Fetzer и, в числе прочего, «U.S. News and World Report»), которые он не смог провести. Другой пред­ставитель Drexel добавил, что в ряде случаев Боэски снимал свое предложение в последний момент и что часть платежа является ком­пенсацией за разработку несостоявшихся сделок.

Однако подобные объяснения постфактум, без соответствующих документов, звучали весьма неубедительно, особенно в сравнении с документацией Боэски, подтверждавшей его версию, и теми докумен­тами, которые оказались в распоряжении властей (насколько можно судить по материалам, приведенным в «The Wall Street Journal» Стю­артом и Херцбергом).

По утверждению одного сотрудника Drexel, проблему (отсутствие отчетной документации со стороны фирмы) решили путем фабрика­ции нужных бумаг. В начале апреля 1987 года этот сотрудник заявил в интервью, что примерно месяц назад «книги подправили», и там появился, по меньшей мере, один документ, подтверждающий финансо­вые требования к Боэски (которых никогда не было) в рамках плате­жа: примерно один миллион долларов за подготовительные исследо­вания для сорвавшихся сделок Боэски. Если подделка действительно имела место, она, несомненно, была отчаянным и плохо продуманным шагом, поскольку вымышленная ситуация сразу же вызывала вопросы. Исследовательские разработки Drexel приобрели известность лишь в предыдущие два года, а в 1984 году, когда шла подготовка перечислен­ных сделок, уровень исследований был существенно ниже. Особенно сомнительно, что Боэски, гордившийся исследовательским потенциа­лом собственной организации, заплатил за материалы Drexel. Более того, когда Боэски все же использовал исследовательские материалы других фирм с Уолл-стрит, он часто получал их даром, в обмен на возможность заработать комиссионные на его сделках.

Официальный представитель Drexel заявил, что одновременно с оприходованием в марте 1986 года комиссионных поступлений на 5,3 миллиона долларов приказом по фирме эти деньги распределя­лись между отделом корпоративных финансов, исследовательским отделом и отделом высокодоходных облигаций и что никаких измене­ний впоследствии не было.

Глава 17

Уничижение

Через год после Дня Боэски Drexel все еще пребывала в состоянии неопределенности. Возможные обвинения уже много месяцев деталь­но обсуждались в прессе, но пока большое жюри не предъявляло их официально. Тем временем мир быстро менялся. Ужасный крах фон­дового рынка 19 октября 1987 года многие восприняли как конец эпо­хи — пятилетней эпохи «бычьего» рынка, который подстегивал дело­вую лихорадку на Уолл-стрит, эпохи, превращавшей самые смелые финансовые фантазии в реальность. В результате краха волшебные сущности «долг» и «кредит», которые еще совсем недавно казались по­истине магическими средствами, способными мгновенно создавать богатство на корпоративном поприще, подверглись демистификации и были объявлены плодом невоздержанности, грозившей теперь, перед лицом всеобщего отрезвления и возможной рецессии, собрать свою прискорбную дань. Чары — по крайней мере, на время — рассеялись.

Отнюдь не Милкен начал вакханалию слияний и приобретений восьмидесятых годов. Ведь поначалу он был всею лишь аутсайдером, вынужденным действовать на периферии. Сила у Милкена появилась лишь после того, как он с помощью коллег снабдил своих воинов оружием и преобразовал методику «фондов из воздуха» (придуман­ную на семинарах Гобхаи, но не применявшуюся на деле) в «очень ответственное» заявление. Однако стоило только Милкену войти в игру — и он как никто сумел изменить ее по своим правилам. Поэтому в каком-то смысле казалось даже естественным, что эпоха заканчивается именно тогда, когда ее главному импресарио подрезали крылья (правда, в начале 1988 года бизнес слияний и приобретений вновь пришел в себя, а Милкен был уже удален со сцены).

В течение нескольких лет, пока Drexel и ее конкуренты размещали «мусорные» бумаги на миллиарды долларов для финансирования де­сятков суперкредитованных приобретений, критики предрекали, что

346

Часть третья, глава 17

Уничижение

347

гороподобное наращивание долга пройдет истинную проверку — и при­ведет к краху — при ближайшей рецессии. Они указывали, что во вре­мя рецессии начала восьмидесятых годов «мусорные» облигации еще не использовались в крупных сделках, а кредитное качество «мусор­ных» бумаг в последние годы только ухудшалось. Поэтому, утверж­дали они, настоящей проверки на прочность «мусорный» рынок в его современном 150-миллиардном объеме еще не проходил.

После октябрьского краха «мусорные» бумаги действительно упали в цене, и средний «мусорный» портфель потерял до 10% стоимости. Это было вполне естественно, поскольку портфели состояли частич­но из долговых обязательств, частично из акций, и их стоимость зави­села от колебаний рынков акций не меньше, если не больше, чем от колебаний рынков облигаций, причем ключевая переменная (доход­ность) была гораздо меньше привязана к динамике процентных ста­вок, чем к предполагаемой способности эмитентов обслуживать свой долг. В то время как инвесторы бросились за облигациями Казначей­ства (спрос на них заметно вырос, когда фондовый рынок рухнул), «мусорные» бумаги по доходности опережали казначейские облига­ции (с сопоставимыми сроками погашения) на почти рекордные 5,5%. В первые недели после краха рынок новых «мусорных» эмиссий оста­вался весьма небольшим, даже при ставках 17-18%. В прессе стали мелькать заметки о скорой кончине «мусора».

Но мрачные прогнозы не сбылись. К середине ноября, через месяц после краха, стоимость более надежных «мусорных» бумаг значительно поднялась, хотя менее надежные (обслуживание которых зависело от продажи активов) остались на низкой точке. Иными словами, «мусор­ный» рынок не умирал, а отсеивал зерна от плевел.

Кроме того, бумаги и сделки, настолько сильно подкошенные кра­хом, что они в одночасье стали символом заката «мусорного» мира, в большинстве своем не имели отношения к Drexel. Например, обли- гации Fruehaf (до краха они шли по 82-84% от номинала, а недели спустя упали до 60-70%) размещала Merrill Lynch. В результате краха на промежуточной стадии приостановился также выкуп Southland Corporation ее управляющими, инициированный семейством Томсонов, поскольку не удалось продать «мусорные» облигации на 1,5 миллиарда долларов (даже под 18%). Риски в этой сделке при­няли на себя Salomon и Goldman, Sachs — и риски весьма сущест­венные, поскольку именно эти банки в прошлом августе предоставили Southland основную часть промежуточного кредита в размере 600 миллионов долларов, и теперь у них не было уверенности в его своевре-

менном возврате. Правда, через два меяца сделку по Southland реструк­турировали, предложив инвесторам варранты в качестве подсласти­теля, и ее удалось довести до конца. Промежуточные кредиты после краха тоже потеряли волшебный облик: их стали считать тем, чем они реально всегда были, — серьезным риском для инвестиционных банков, которые их предоставляют. Drexel в ряде случаев давала подоб­ные кредиты, но — по сравнению с большинством других крупных фирм — в сравнительно скромных масштабах.

Милкен отверг основной тезис критиков, считавших, что «мусор­ный» рынок не прошел настоящей проверки. Критики, зявил он в конце ноября в интервью автору этой книги, исходят из ложных посылок, поскольку не учитывают исторической перспективы. Действи­тельно, широкая открытая эмиссия ценных бумаг неинвестиционного класса началась только в 1977 году. Но, настойчиво подчеркивал Милкен, значительный рынок высокодоходных бумаг (главным обра­зом «падших ангелов» и обязательств, выпущенных под обменные операции) существовал уже в 1960 году. И этот рынок прошел проверку на прочность в 1970-1971 годах, а еще более серьезную — в 1974— 1975 и 1980-1981 годах. А успех высокодоходных инвестиций в эти три периода свидетельствует о разнообразии и хорошем потенциале компаний-эмитентов. «Мы, — добавил Милкен, — как раз в эти пе­риоды испытаний консультировали компании и инвесторов, помогали обеспечить им ликвидность. И мы не бросим это дело. Ведь именно в трудные экономические времена и появляется наилучшая возмож­ность помогать, укреплять и создавать».

К концу 1987 года трудные времена пока не ощущались в стране, но уже затронули Уолл-стрит. Участники игры начали сворачивать операции еще до краха, когда несколько крупных фирм понесли серьез­ные торговые убытки в результате неустойчивости процентных ста­вок; после краха процесс стал развиваться с нарастающей скоростью. E.F. Hutton была приобретена Shearson Lehman Brothers. Некоторые специализированные фирмы перешли под крыло Drexel, Merrill Lynch, Bear Stearns и других. Сокращение персонала, премий и накладных расходов стало повсеместным явлением. То же самое делала Drexel, правда, в более скромных (по сравнению с некоторыми фирмами) масштабах: из 11 тысяч сотрудников уволили только сто человек и снизили премии (но звезды первой величины пострадали мало).

Наблюдая неурядицы на Уолл-стрит, корпоративная Америка, ве­роятно, испытывала своего рода злорадное удовлетворение. Многие сотни открытых акционерных компаний пережили шок реструктури-

348

Часть третья, глава 17

Уничижение

349

зации, снижения расходов, увольнений и сворачивания исследований и разработок, только бы вырваться из когтей очередного налетчика, а Уолл-стрит, подстрекавшая и обслуживавшая всю эту безумную свистопляску, только жирела. Но долго так продолжаться не могло. Кроме того, за последние десять лет уолл-стритские фирмы в боль­шинстве своем отказались от статуса частных партнерств и стали открытыми акционерными компаниями.

Теперь роли начали меняться. На Salomon, утратившую былой уровень доходов и руководства, уже в августе 1987 года положил глаз Роналд Перельман. Salomon спаслась от него, продав значительную часть своих акций Уоррену Баффетту, владельцу Berkshire Hathaway. Этот эпизод не только высветил всю уязвимость Уолл-стрит, но и еще раз напомнил, как быстро меняется мир. Ровно два года назад претен­зии никому не известного Перельмана на Revlon казались едва ли не забавными. С тех пор Перельман стал корпоративным титаном, с кото­рым опасно было не считаться.

Предотвратить апокалипсис — цепную реакцию крушения десят­ков компаний, накачанных «мусорными» бумагами сверх разумного уровня, за которыми последуют «мусорные» же портфели страховых и ссудо-сберегательных организаций, пенсионных, взаимных и прочих фондов, — вот главная задача ближайших лет десяти, пока в полной мере не проявится истинное значение наследия Милкена. Поглоще­ния, выкупы и реструктуризации, несомненно, происходили бы и без Майкла Милкена, но трудно представить, что они происходили бы в таком количестве и объеме.

Немалое время понадобится и для того, чтобы выяснить, действи­тельно ли, по большиму cчетy, сии финансовые маневры способство­вали появлению более экономичных и жизнестойких компаний, то есть укрепили дисциплину жесткими долговыми обязательствами, привели к раздроблению неэффективных конгломератов и обеспечили переход их частей в руки управляющих, которые владеют долей капита­ла и, следовательно, лучше работают, или же, напротив, в результате появились компании, страдающие от нехватки средств, непродуктив­ные и неконкурентоспособные, придавленные долгом, который во многих случаях создавался лишь для обогащения краткосрочных инвес­торов и, разумеется, их инвестиционных банкиров. По всей вероят­ности, реализовались оба сценария, и вопрос в том, какой из них заметно превалирует.

Споры начались, естественно, еще в середине восьмидесятых го­дов. В своих выступлениях в 1986 году Милкен (который был тогда

в зените власти) охотно обращался к этой теме. Пельтц и Перельман, Beatrice и Metromedia — излюбленные примеры успеха. Но уже в кон­це 1987 года предметом гордости Милкена и Drexel стали другие ком­пании — компьютерная фирма Comdisco, строительная компания Hov-nanian и фирма Kinder-Care, предоставлявшая услуги по уходу за детьми (правда, в конце 1987 года эта фирма, вопреки тому, что о ней гово­рили в Drexel, переместилась в сферу финансовых услуг и стала поку­пателем «мусорных» облигаций). Все перечисленные компании в течение десяти предшествующих лет выпускали «мусорные» обли­гации и наращивали капитал, но не путем приобретений или выкупов. Казалось, Милкен потерял представление о времени и словно вер­нулся в конец семидесятых или начало восьмидесятых годов, когда он размешал «мусорные» бумаги мелких и средних компаний, нуждав­шихся в капитале и не способных добыть его иным путем. Казалось, и не было нескольких последних лет, когда он доставал сотни мил­лионов долларов для рисковых налетчиков, даже не знавших, как использовать такие деньги (пока он им не объяснил), когда он добы­вал миллиарды для самых крупных и высококредитованных приобре­тений в истории страны.

Широкая рекламная кампания в прессе, которую Drexel вела весь 1987 год, преследовала одну главную цель — затушевать «подвиги» фирмы 1985-1986 годов на ниве слияний и приобретений, стереть из общественной памяти воспоминания о сомнительной роли Drexel.

Первые месяцы кампания была по преимуществу оборонительной и не столь конкретной. В «The Wall Street Journal» появился огром­ный список с именами десяти тысяч сотрудников Drexel, набранными одинаковым крохотным шрифтом и бел указания дилжнис1ей. Так фирма решила показать, что в ней работают многие тысячи людей помимо тех, чьи имена регулярно появлялись на страницах «Journal» в связи с правительственным расследованием. А чтобы нейтрализо­вать ходившие по Стрит упорные слухи об упадке бизнеса Drexel, фирма публиковала списки сотен своих верных клиентов.

Но весной 1987 года Drexel повела себя более решительно, во всеуслышание заявляя, что «мусорные» облигации (руководство фир­мы никогда не любило и традиционно избегало этого термина, но теперь решило пойти ва-банк) — благо для Америки. В самой Drexel провели открытое для всех сотрудников двухнедельное «праздне­ство» — с семинарами, спортивными играми и фильмами, — посвя­щенное пропаганде «мусорных» бумаг. Были розданы тысячи прямо­угольных зеленых значков с надписью: «Мусорные облигации поддер-

жүктеу/скачать 2.5 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: