Б.П. Нарумов «Архитектура языка» в концепции Э. Косериу

Б.П. Нарумов

«Архитектура языка» в концепции Э. Косериу

Итак, поскольку Косериу считает необходимым отправляться в языковедческих исследованиях от конкретных процессов говорения, следует прежде всего посмотреть, каким образом он характеризует человеческую речь с точки зрения используемых в ней «техник». Речь в теории Косериу предстает принципиально неоднородной, поскольку в ней используется не одна гомогенная языковая система, а целая совокупность «языковых традиций», которые оказались связанными между собой в силу действия исторических факторов; эти традиции частично совпадают между собой, частично расходятся [Coseriu 1988, 280]. В речи человек попеременно может пользоваться формами, принадлежащими разным диалектам, разным языковым уровням (социолектам), разным языковым стилям [Coseriu 1956, 35; 1981, 25]. Например, в каждой точке дискурса на «испанском языке» реализуется не испанский язык вообще, а определенная его разновидность, один из многочисленных так называемых функциональных языков, объединяемых в понятие «исторический испанский язык» [Coseriu 1981, 13; 1988, 285]. Функциональный язык Косериу — это гомогенный, лишенный всякой вариативности язык, образуемый множеством функционально противопоставленных единиц; по существу он представляет собой традиционный объект структурного языкознания. Если речь идет о «точечном диалекте» (диалекте одной местности), то это не только синтопический, но и синстратический объект — язык, используемый в общении людей определенного социального слоя, а также симфазический объект — язык, используемый в строго определенной ситуации общения. Иными словами, функциональный язык должен однозначно определяться в пространстве, социуме и ситуации общения (и, разумеется, во времени как хронолект, лишенный диахронического варьирования). Косериу не задается вопросом о реальности существования подобных функциональных языков, лишь указывая иногда на трудность их обнаружения в речи. По нашему мнению, здесь кроется одно из фундаментальных противоречий теории Косериу, обусловленное его желанием во что бы то ни стало сохранить «соссюровский язык», понимаемый как жесткая система функциональных противопоставлений. Не приводя никаких доказательств, Косериу считает, что говорение возможно только на «полном» языке, каковым является функциональный язык. И в то же время у этого языка обнаруживается тот «недостаток», что его трудно вывести из реальных текстов [Coseriu 1988, 287]. В конце концов оказывается, что понятию функционального языка ближе всего понятие унифицированного и строго кодифицированного литературного языка (Hochsprache), хотя литературный язык не совпадает полностью с функциональным, ибо ему присуще значительное стилистическое варьирование [Там же, 285]. Но литературный язык — это артефакт, продукт сознательной денятельности людей, стало быть, идеалу языка структуралистов более всего отвечает именно искусственный язык, а не стихийно сложившиеся, отнюдь не жесткие языковые системы, предшествующие сознательной нормализаторской деятельности.

Но Косериу менее всего занимался литературными языками. Отметим, что свою теорию вариативности он строил, опираясь на один конкретный метод романского языкознания, а именно лингвогеографический. Отсюда проистекает его понимание языка как «системы изоглосс», то есть общих признаков, устанавливаемых исследователем на основе анализа конкретных языковых актов. Поэтому язык лингвиста предстает как некая абстракция, идеальный объект [Coseriu 1962, 91, 102; 1981, 2]. Систему изоглосс исследователь может устанавливать на основе чисто лингвистических критериев, как это наблюдается в романском языкознании, когда языки и их подразделения — диалекты выделяются на основе нескольких, чаще всего фонетических признаков. Однако системой изоглосс Косериу именует также языки, выделяемые на основе не только лингвистических, но и культурных критериев. Если язык лингвиста как полная система изоглосс, как функциональная система вкупе с ее нормальной реализацией (в смысле объективной нормы) есть понятие структурное и синхронное, то язык, определяемый на основе как лингвистических, так и культурных критериев, мыслится существующим не только в пространстве и социуме, но и во времени, поэтому он определяется как историческое понятие, «исторический язык». Косериу предлагает называть такой язык испанским словом idioma (idioma español, idioma francés), в отличие от функционального языка, именуемого lengua, lenguaje.

Как ни странно, именно временной параметр исторического языка Косериу оставляет без внимания, не рассматривая проблему установления начальной временной границы языков-idiomas. Главное для него — выделение критериев установления границ исторических языков в синхронии. В чисто структурном плане, как уже было отмечено, исторический язык предстает как система изоглосс — признаков, общих всем функциональным языкам, входящим в состав исторического языка. Но, поскольку речь идет только об общих признаках, то система изоглосс оказывается неполной; она не может непосредственно функционировать в речи. Среди экстралингвистических критериев выделения исторического языка выделяются субъективные и объективные. К субъективным относятся такие критерии, как языковое сознание говорящих и наличие взаимопонимания (ценность последнего критерия Косериу, как и многие другие лингвисты, оценивает невысоко). В этом плане исторический язык определяется как совокупность исторических традиций говорения, которая признается в качестве автономного «языка» его собственными носителями и носителями других языков, что находит свое отражение в обозначении этого языка особым именем прилагательным, то есть лингвонимом [Coseriu 1962, 150; 1980, 109]. Однако важнейшим критерием определения границ исторического языка является наличие общего языка или разработанного на его основе стандартного (литературного, образцового) языка. Если есть общий или стандартный язык, то все функциональные языки, связанные с ним теснее, чем с другим общим языком (Косериу, не будучи социолингвистом, никак не раскрывает характер этой связи), вместе с этим общим языком составляют один исторический язык. Последний, как совокупность общих черт представляет собой инвариант, по отношению к которому все охватываемые им функциональные языки предстают как его варианты [Coseriu 1981, 9]. Это прежде всего пространственные, или диатопические, варианты (диалекты), социальные, или диастратические варианты (социолекты, которые Косериу именует, на наш взгляд, неудачно «языковыми уровнями») и стилистические, или диафазические, варианты, понимаемые Косериу очень широко и называемые им «языковыми стилями» (к языковым стилям он относит не только варианты, обусловленные ситуацией общения, но и гендерные, возрастные, профессиональные и прочие варианты). Термины «диатопический» и «диастратический» Косериу позаимствовал у норвежского лингвиста Л. Флюдаля; термин «диафазический» он предложил сам, но все три термина стали широко употребительными в романистике именно после работ Косериу.

Важнейшими из указанных вариантов являются пространственные — диалекты. В чисто лингвистическом плане Косериу считает диалекты полноценными функциональными языками (при этом он не рассматривает современную ситуацию, характеризующуюся постепенным растворением диалектов в стандартном языке). Для Косериу различие между языком и диалектом заключается в их историческом статусе, а не в их структуре. Диалект — понятие реляционное, это языковая система, подчиненная историческому языку, выделяемая внутри этого языка [Coseriu 1980, 109). Здесь следует отметить, что, поскольку исторический язык — абстракция, а не полноценный язык, то при обосновании полноценности диалектной языковой системы ее следует сопоставлять не с ним, а с общим или стандартным языком; но различия между ними, разумеется, не сводятся к одним лишь статусным, поскольку стандартному языку присущи такие качества, как нормированность и полифункциональность (функционально-стилистическая дифференциация), которых лишен диалект. Косериу этого не учитывает, поэтому его уравнение «язык = диалект» следует понимать в сугубо структурном, «внутрилингвистическом» смысле.

Так как диалект в концепции Косериу — полный язык, то полноценное языковое общение может осуществляться средствами одного только диалекта. Этим последний отличается от уровней языка и языковых стилей, которые представляют собой неполные языковые системы. Поэтому диалекты в определенных исторических обществах могут оторваться от своего исторического языка, приобрести автономный статус и стать настоящими историческими языками (в пример можно привести галисийский, относимый Косериу к галисийско-португальскому историческому языку, но обнаруживающий стремление стать отдельным историческим языком); уровни языка и стили этого сделать не могут [Coseriu 1980, 11; 1981, 17].

Состав исторического языка Косериу именует «архитектурой» языка, заимствуя этот квазитермин также у Л. Флюдаля. Его введение обусловлено стремлением Косериу четко разграничить предмет структурной лингвистики — структуру функционального языка и предмет дисциплин, изучающих вариативность языковых структур. Часто это различие выражается диадой терминов «внутреняя структура vs. внешняя структура», но Косериу вполне обоснованно считает неадекватным именовать одним и тем же словом «структура» весьма разные реальности. Поэтому в его теории указанная диада заменяется диадой «структура (функционального языка) vs. архитектура (исторического языка)» [Coseriu 1981, 21-22; 1988, 294].

Выбор слова «архитектура» не случаен, ибо в концепции Косериу диатопические, диастратические и диафазические различия, обнаруживаемые в речи, на уровне абстрактного исторического языка предстают сведенными в ряд систем (изоглосс), которые наподобие блоков составляют здание языка. Важно отметить, что в структуре каждого функционального языка языковые единицы связаны отношением функционального противопоставления, в составе же исторического языка в целом языковые единицы, принадлежащие разным функциональным языкам, вступают в отношение не противопоставления, а соответствия, или эквивалентности (например, как в случае каст. acera и риоплат. vereda ‘тротуар’); аналогичные соответствия устанавливаются между разными языками. Однако Косериу неоднократно указывает на факт частичного совпадения функциональных языков, наличие у них большого количества общих элементов [Coseriu 1988, 294]. Если к тому же учесть, что только пространственные варианты — диалекты образуют полноценные функциональные языки, а уровни и стили суть неполные системы изоглосс, то становится совершенно неясным, можно ли отношения между языковыми единицами четко разделить на противопоставления и соответствия, а состав исторического языка описать архитектурной метафорой, которая навевает неадекватное представление о языке как собрании частей. Такой взгляд у Косериу обусловлен его стремлением дополнить, а не критически преодолеть структуралистскую доктрину с ее понятием языка, в котором все взаимосвязано.

Тем не менее концепция Косериу, несмотря на ее противоречивость и незавершенность, оказала большое влияние на романистические исследования. Самое ценное в ней, по нашему мнению, — это различие между языком лингвиста как системой изоглосс и языком говорящих как историческим языком. Последний термин прочно вошел в лингвистический обиход, как и соответствующее понятие.
Литература

Звегинцев В. А. Теоретические аспекты причинности языковых изменений // Новое в лингвистике. — М., 1963. — Вып. 3.

Косериу Э. Синхрония, диахрония и история // Новое в лингвистике. — М., 1963. — Вып. 3.

Coseriu E. La geografía lingüística. — Montevideo, 1956.

Coseriu E. Sistema, norma y habla // Coseriu E. Teoría del lenguaje y lingüística general. — Madrid, 1962.

Coseriu E. «Historische Sprache» und «Dialekt» // Dialekt und Dialektologie. Ergebnisse des internationalen Symposions “Zur Theorie des Dialekts”. Marburg/Lahn, 5-10 September 1977. — Wiesbaden, 1980.

Coseriu E. Los conceptos de «dialecto», «nivel» y «estilo de lengua» y el sentido propio de la dialectología // Lingüística española actual, 1981. — № 1.

Coseriu E. Einführung in die allgemeine Sprachwissenschaft. — Tübingen, 1988.