План. Введение. Начало творческого пути. Серийное домостроение

1. 
   Введение.
   
2. 
   Начало творческого пути.
   
3. 
   Серийное домостроение.
   
4. 
   Революция или утопия.
   
5. 
   Ле Корбюзье – великий и ужасный.
   
6. 
   Заключение.
   

«Эстетика инженера и эстетика архитектора связаны единством, но первая из них переживает бурный расцвет, а вторая мучительно деградирует»

«Мои искания, так же как и мои чувства, сводятся к одному, к главному в жизни—к поэ­зии»

Jle Корбюзье.(«К архитектуре»)

В стремлении добиться нового расцвета эстетики архитектуры и в поэ­тизации этой важнейшей сферы человеческой деятельности — ключ к раскрытию творчества Ле Корбюзье — великого мастера, жизнь кото­рого связала два века в истории современной архитектуры.

Конец XIX века знаменовался небывалым размахом строительства, огромными достиже­ниями в науке и технике. Возникают новые сме­лые конструкции, применяются новые строитель­ные материалы, новая строительная технология. И наряду с этим обнаруживалась несостоятель­ность традиционных эстетических концепций в искусстве архитектуры. В архитектурной среде происходило расслоение: одни старались осмыслить новые возможности, другие вопреки конструктивной логике пытались спрятать но­вые конструкции за ложной декорацией обветша­лых архитектурных стилей.

В 1887 году в Париже началось строитель­ство Эйфелевой башни. 6 октября того же

года в горной швейцарской деревушке Ля Шо-де-Фон родился Шарль-Эдуард Жанне ре-Гри (спу­стя 33 года он возьмет имя Ле Корбюзье). В те времена, когда Адольф Лоос писал свою нашу­мевшую статью «Орнамент и преступление», юный отпрыск владельца эмалировочной мас­терской штудировал книгу Оуэна Джонса «Исто­рия орнамента" и покрывал узорами крышки ча­сов. Часы, отчеканенные пятнадцатилетним Шар­лем-Эдуардом Жаннере (будущим Ле Корбю­зье), получили почетный дип­лом Международной выс­тавки декоративных искусств в Турине в 1902 году.

Полученное по наследству ремесло могло стать занятием всей его жизни, если бы не вме­шательство директора Школы искусств Шарля Л'Эплатенье. «Он хотел сделать из меня архи­тектора. Я испытывал отвращение к архитекту­ре и архитекторам... Но мне было 16 лет, и я под­чинился", - вспоминал впоследствии Ле Корбю­зье.

«В семнадцать лет мне посчастливилось встре­тить человека без предрассудков, который пору­чил мне постройку своего дома. И в возрасте от 17 до 18 лет я построил этот дом с великим ста­ранием и целой кучей волнующих происшест­вий. Этот дом, по всей вероятности, ужасен»

Дом этот был первым и последним в творчест­ве Ле Корбюзье, выстроенным в духе декоратив­ного стиля 900-х годов модерн. Ле Корбюзье в 19 лет навсегда перевернул в сво­ем творчестве эту страницу в истории архитек­туры, чтобы никогда больше к ней не возвра­щаться.

«Но с тех пор я убедился, что дом строится из материалов, рабочими, по разработанному плану и разрезу и это определяет успех или неуспех произведения», — выводит для себя свой первый неизменный постулат будущий архитектор-новатор. Так, уже в начале века он задумывается о необходимости искать новые пути в архитектуре. Молодой Жаннере отка­зывается от канонических приемов и готовых рецептов, преподносимых в архитектурных шко­лах, от понятия о «великом вдохновении свыше», не имеющем отношения к реальности.

И в первом своем здании Ле Корбюзье уже искал эстетиче­ского единства назначения и формы, стремился поэтически осмыслить и органически включить архитектуру в окружающую природу.

«Жили­ще — это возможность свободно двигаться... отдыхать, погружаться в раздумье; возможность испытывать или вызывать присутствие среды: солнце — хозяин всего живого, движение воз­душных струй, чарующее глаз и несущее ду­шевное равновесие, зрелище трав, цветов, де­ревьев, неба, пространства».

Итак с гонораром в кар­мане, рюкзаком за спиной и блокнотом для за­рисовок в руках он спустился с гор в колыбель ро­манской цивилизации - Италию. Лихорадка пу­тешествий, прерываемая краткими периодами работы у Йозефа Гофмана в Вене, Огюста Перре в Париже, Петера Беренса в Берлине, заста­вила молодого человека исколесить полконти­нента. Это и были .его университеты. За год до смерти апостол модернизма напишет: «Архитек­тура не профессия, а состояние души». Не слу­чайно многие его работы будут выполнены в со­авторстве с двоюродным братом - архитекто­ром Пьером Жаннеро.

Он не верил учебникам, только собственным глазам: "Если вам доведется увидеть Рим как го­родской комплекс, состоящий из горизонталей, цилиндрических или полигональных призм, вам никогда больше не захочется создавать гнусные шутовские нагромождения с фронтонами, ко­лоннами, куполами etc». Римские впечатления Корбюзье не были следствием близорукости. Просто он видел то, что хотел увидеть. Это была точка зрения крепкого хозяйственника, который готовился почистить авгиевы конюшни «висящих над нами тяжелым грузом культур прошлого».

В 1917 году неугомонный паломник осел в Париже. Война шла к концу. Старушка Европа жаждала очищения и новой жизни. Пароксизмы омоложения сотрясали ее еще с конца прошло­го века. То и дело раздавался клич "долой эту за­раженную атмосферу!». Слово "новый" повторя­лось, как заклинание: новое общество, новая ре­лигия, новый стиль. Представители Ар Нуво испытывали отвращение к академизму. В свою очередь, будущий авангард c гадливостью взи­рал на чувственные формы Ар Нуво и видел в них лишь пышное надгробие ушедшей "прекрасной эпохе".

Вспышка активности Ле Корбюзье в 20-е годы была проникнута стремлением подарить свет блуждающему в потемках человечеству. Вместе с художником Амедеем Озанфаном он декларирует принципы пуризма (от фр. pur – чистый. Полотна пуристов не стали заметным явлением в живописи. Им выпала роль цветных пятен на голых и белых стенах шедевров пурист­ской архитектуры). Затем друзья издают журнал «Эспри нуво» (новый дух), очень скоро ставший трибуной Корбюзье-пророка.

Он спешит перевернуть страницу истории. Он проповедует с одержимостью, с какой Лю­тер прибивал свои тезисы к вратам церквей: "Маши­на сверкает перед нами полированными стальны­ми дисками, сферами, ци­линдрами. Все детали сде­ланы с безукоризненной, теоретически рассчитан­ной точностью, которую природа нам никогда не показывает... эти диски и сферы чем-то напоминают нам божеств древнего Египта или Конго». Отсюда неизбежно следует: "Дом - машина для жи­лья", мебель - «предме­ты-органы», картина -«машина для эмоций". Бескомпромиссный рационализм («архитектор создает гармонию, которая является чистым продуктом его разума») сочетается с наивной попыткой уберечься от катаклизмов, призвав на­роды на большую стройплощадку («архитектура или... революция»). Производная от этой веры эстетика аскетична до предела («Простые геометрические формы прекрасны, потому что они легко воспринимаются. Прямой угол имеет законное право на существование, больше того, он обязателен.»)

-3-

Закон экономии властно управляет нашими действиями и мыслями.

Проблема дома — это проблема эпохи. От нее ныне зависит социальное равновесие. Пер­вая задача архитектуры в эпоху обновления — произвести переоценку ценностей, переоценку составных элементов дома. Серия основана на анализе и эксперименте. Тяжелая индустрия должна заняться раз­работкой и массовым производством типовых элементов дома.

Надо повсеместно внедрить дух серийности, серийного домостроения, утвердить понятие дома как промышленного изделия массового производства, вызвать стремление жить в та­ком доме.

Если мы вырвем из своего сердца и разума застывшее понятие дома и рассмотрим вопрос с критической и объективной точки зрения, мы придем к дому-машине, промышленному изделию, здоровому (и в моральном отноше­нии) и прекрасному, как прекрасны рабочие инструменты, что неразлучны с нашей жизнью.

Дом будет исполнен той одухотворенной красоты, которую человек-творец способен сооб­щить всякому простому и необходимому ору­дию труда».

В 1914 году Ле Корбюзье становится провозвестником унификации, стандартизации и типизации массового жилья, когда создает проект сборных серийных домов, названный им «Дом­ино» (первая в истории архитектуры идея кар­касного дома для серийного производства. Конструкция из шести стоек, трех плит и одной лестницы позволяет быстро собирать «этажерки» любой конфигурации. ). Проект не был реализован и получил призна­ние лишь в 1929 году.

...Строгий интерьер студии в Порт-Молиторе отражает характер ее автора и хозяина. Здесь просторно, удобно работать и тихо, как в му­зее. И как в музее, можно увидеть лишь те вещи, которые достойны созерцания и, очевидно, дороги владельцу. Произведения его друзей Пабло Пикассо, Анри Лорана, Фернана Леже.

С последним Ле Корбюзье связала особенно глубокая дружба. Оба художника во многом схожи не только взглядами на искусство, но и своим мироощущением, отношением к жизни. Оба они — из семьи тружеников, оба самородки я даже самоучки, обязанные всем достигнутым только самим себе, своему таланту.

Начиная с 1922 года Ле Корбюзье строит не­сколько небольших сооружений в окрестностях Парижа в совершенно новом стиле по пластике, композиции и форме. Это небольшие дома-вил­лы, мастерские для ближайших друзей-худож­ников: живописца Амедея Озанфана в Париже, скульптора Жака Липшица в Булонь-сюр-Сен. Вот её отдельные опоры поднимают над землей дом Ля Роша композитора Альбера Жаннере, брата Ле Корбюзье. Свободная планировка внутренних помещений создает здесь необычные, фантастические, но логически завершенные ин­терьеры. Плоская крыша — терраса с садом. Сад разбит и под опорами дома, и дом словно парит над зеленью. Вытянутые по горизонтали окна открывают вид на окружающую природу. Перед нами основные черты архитектуры Ле Корбюзье, которые мы узнаем во всех его — и малых и грандиозных — проектах.

В зданиях, построенных Ле Корбюзье, тор­жествует новая архитектурная эстетика, жиз­неутверждающая и глубоко человечная. Каж­дая новая постройка становится событием в художественном мире. Его произведения и проекты публикуются во всех архитектурных изданиях, он всюду пропагандирует новое сло­во в архитектуре. А когда в 1923 году выходит его книга «К архитектуре», Ле Корбюзье стано­вится одним из ведущих теоретиков архитекту­ры XX столетия.

В 1925 году вышел в свет капитальный труд Ле Корбюзье «Градостроительство». Книга эта оказала большое влияние на развитие молодой градостроительной науки, она вызывает значи­тельный интерес и в наши дни.

Начало архитектурной деятельности Ле Кор­бюзье совпадает с началом XX века. Это было время экспериментирования, поисков новой ху­дожественной правды, и ее находили иногда там, где, казалось, царила только утилитар­ность. Зодчие-новаторы стремились найти путь к новой архитектуре, учитывая потребности современного человека, назначение здания, ма­териалы и методы строительства.

Ле Корбюзье непосредственно приобщился к творчеству своих старших современников. В Вене он учился у архитектора Иозефа Гоф­мана, в Париже—у Огюста Перре, в Германии— у Петера Беренса и сблизился с группой архи­текторов «Веркбунд», куда входил и Вальтер Гропиус. Но все это были лишь этапы на пути создания собственного стиля, в наиболее чистых формах выразившего идеи функциональ­ной архитектуры, поэтически осмысленной Ле Корбюзье.

Особенности творчества Ле Корбюзье можно проследить на материале создания архитектур­ной композиции. Он создал свои самые значи­тельные произведения только после длительных и трудных поисков первичной архитектурной формы. Как бы ни был сложен план и объем здания, его укладывают из простых про­странственных элементов. Эту возможность Корбюзье обрел в железобетоне. На смену тра­диционным конструкциям пришла плита боль­шого размера, поставленная на вертикальные, тоже железобетонные стойки — колонны. Тем самым стена освобождалась от нагрузки: ко­лонны ставились внутри здания и стена прев­ращалась в ограждающую от внешнего про­странства плоскость, если угодно, мембрану, которую можно навешивать на конструкцию. Идеальным для стены материалом было стекло. « Дом-это коробка в пространстве, прорезанная на всю длину непрерывной лентой окна»- говорил он.

Железобетон и стекло впервые в творчестве Корбюзье получили свое принципиальное утвер­ждение. Предшественники Корбюзье, в том числе и его учитель Огюст Перре (1874—1954), в архитектуре фасадов все еще чередовали стену и проем. Корбюзье применяет сплошную ленту стекла.

Пространственная композиция складывается из принятых элементов, состоя­щих каждый из двух этажей, связанных лестницей. Эту простую форму Корбюзье бесконечно варьирует, создавая многообразие жизненного пространства. Отдельные ячейки архитектор связывает внутренними коммуни­кациями, которые он так и называет «улицей». Ле Корбюзье в замкнутом пространстве своего жилого дома размещает все необходимые функ­ции для обслуживания живущих в нем людей. Наиболее четко этот принцип получил свое выражение в знаменитом марсельском жилом доме, построенном зодчим в 1952 году.

К созданию первичной архитектурно-про­странственной композиции Ле Корбюзье пришел через применение стандартных строительных элементов. Корбюзье видел в стандартизации не только удобство и удешевление строительства, но главным об­разом вариантоспособность. Он нашел новое художественное выражение путем применения стандартной детали. Этому предшествовал дол­гий путь поисков. Развитие новых железобетон­ных конструкций дало возможность наиболее эффективно использовать стандартные элементы и на этой основе создать новую архитектуру. В известных «Пяти отправных точках современ­ной архитектуры» Ле Корбюзье четко сформули­ровал свои принципы.

1. Опоры — столбы: Дом на отдельных опо­рах! Раньше дом был забит в землю, в темных и зачастую сырых местах. Железобетон дает нам отдельные опоры. Теперь дом в воздухе, высоко над землей; под домом находится сад, на крыше дома тоже сад.

2. Крыши —- сады: Железобетон — это новый материал, позволяющий создать совмещенную кровлго здания. Соображения технологии, эко­номии, удобства и психологии приводят нас к выбору крыши-террасы.

3. Свободная планировка: До сих пор стены здания были его несущими элементами, плани­ровка дома полностью зависела от стен. Приме­нение железобетона допускает свободную пла­нировку. Этажи больше не будут отделяться один от другого, словно отсеки. (Отсюда — большая экономия жилого объема, рациональ­ное использование каждого кубического санти­метра, большая экономия материальных средств.

4. Расположение окон вдоль по фасаду: окно— один из важнейших элементов дома. Новейшие средства раскрепостили окно, железобетон произвел настоящую революцию в его истории. Окна могут быть протянуты вдоль всего фасада, от одного конца до другого.

5. Свободный фасад: опоры вынесены за пре­делы фасада, внутрь дома. Перекрытия кре­пятся на консолях. Отныне фасады — это лег­кие пластины изолирующих стен и окон. Фасад освобожден от нагрузки.»

Вилла в Пуасси материализовала в железобетоне знаменитые «пять отправных точек современной архитектуры», сформулированные архитектором в 1927 г. Справедливо заметить, что все эти инновации были сделаны до Корбюзье: еще в 1889 г. У. Ле Барон Дженни возводил в Чикаго каркасные строения с ненесущими стенами, в 1901 г. Тони Гарнье проектировал здания с плоскими крышами, в 1906-м Франк Ллойд Райт пришел к гибкому плану, ленточным окнам и свободной игре разновысоких жилых пространств, в 1909 г. П. Беренс снабдил фасады завода компании A.E.G. в Берлине обширными остекленными поверхностями. Собранные Корбюзье воедино, «пять отправных точек», как в середине XV века»шесть начал» Леона Баттиста Альберти, были начертаны на знаменах целой архитектурной эпохи.

Он впервые установил, что архитектура и градостроительство, или планировка населенных мест городского и сель­ского типа, в действительности представляют собою единую проблему, а не два отдельных вопроса. Архитектура и градостроительство тре­буют единого решения и предполагают труд людей одной профессии.

«Город есть орудие труда. Города больше не выполняют нормально своего назначения. Они становятся бесплод­ными; они изнашивают тело и противятся здравому смыслу.

Непрерывно возрастающая анархия городов оскорбительна, их вырождение ранит наше самолюбие, задевает наше чувство собствен­ного достоинства.

Города не достойны своей эпохи, они уже не достойны нас.

Город!

Это символ борьбы человека с природой, сим­вол его победы над ней. Это рукотворный орга­низм, призванный защищать человека и соз­давать ему условия для работы. Это плод че­ловеческого творчества.

«Планы всех городов нашего континента, в том числе — увы! — и Парижа, начертаны ослом.

Люди понемногу заселяли землю, и по земле кое-как, с грехом пополам тащились повозки. Они двигались, минуя рвы и колдобины, кам­ни и болота; даже ручей оказывался на их пути большим препятствием. Так возникли тропы и дороги, на перекрестках дорог, на берегах водоемов были построены первые хижины, пер­вые дома, появились первые укрепленные посе­ления. Дома выстраивались вдоль дорог и троп, проторенных ослами. Поселение обносили ук­репленной стеной, а в центре воздвигали здание городского управления. Дороги, проложенные ослами, были узаконены, ухожены, обжиты и пользовались всеобщим уважением. Пять ве­ков спустя был возведен второй пояс укрепле­ний, потом третий, еще более обширный. В тех местах, где дороги, начертанные ослами, выхо­дили за пределы города, строились городские ворота; на заставах стали взимать въездные пошлины.

Города, укрепленные лучше других, становились столицами. Париж, Рим, Стамбул были построены на перекрестках дорог, про­топтанных копытами ослов.

Столицы не имеют артерий, у них есть лишь капилляры; их рост знаменуется тяжелыми недугами, а иногда приводит к смерти. Чтобы выжить, эти города уже издавна прибегают к услугам хирургов, которые без конца кром­сают их.

В современном городе должна господство­вать прямая линия. Жилые дома, водопровод­ные и канализационные линии, шоссе, тро­туары — все должно строиться по прямой. Прямая линия оздоровляет город. Кривая несет ему разорение, всякого рода опасности и ос­ложнения, парализует жизнь,

Прямая линия есть путь исторического вития человека, это направление всех помыслов и действий.

Надо набраться смелости и взглянуть с вос­хищением на прямоугольные города Америки. Быть может, эстету они покажутся непривле­кательными, но моралист, напротив, должен к ним приглядеться особенно внимательно.

Кривая улица есть результат прихоти, не­радения, беспечности, лености, животного начала.

Прямая улица — результат напряжения, дея­тельности, инициативы, самоконтроля. Она пол­на разума и благородства.

Город — это место жизни и напряженной работы.

Пароды, общества, города, склонные к бес­печности, небрежению, подверженные лени и праздности, быстро сходят со сцены. Их по­беждают и ассимилируют другие народы, более деятельные и организованные.

Именно так умирают города, и на смену одним империям приходят другие.

Кривая улица — это дорога ослов, прямая улица — дорога людей.»

(Из книги «Градостроительство»)
В 1925 году в поселке Пессак под Бордо был вы­строен в очень короткий срок — меньше года поселок из 53 домов вытянутых «в линию» или сочлененных попарно на манер таун-хаусов. Окраска была заимствована из пу­ристических полотен. Первый эксперимент Ле Корбюзье в области социального жилища (как, впрочем, и все последующие) носил несколько «выставочный» характер и проходил не гладко: за­селен по вине администрации только в 1929 году, владельцы вносили разнообразные изменения по своему вкусу до тех пор, пока власти Бордо не приняли решения о возвращении здани­ям первоначального облика.

В дальнейшем этот поселок для рабочих из 51 дома стал образцом и местом паломничества многих архитекторов.

На международной выставке искусств в Париже (1925 г. ) самыми современными и самыми "бедными" были павильон СССР Константина Мельникова и павиль­он "Эспри-нуво». Это была модель квартиры-виллы с серийным оборудовани­ем, элемент конструктора для сборки многоквартирных домов "Парцелла пространства», заключенная в скорлупу из железобетона и стекла, демонстрировала новый об­раз мира. Все «несущественное» отсечено не­дрогнувшей рукой. Гладкие стены, картины пури­стов, металлическая лестница, мебель из фанеры и гнутого дерева полностью соответствовали ус­тановке на функциональность, экономичность и борьбу с украшательством.

Павильон «Эспри нуво»— квартира жилого комплекса на Выставке декоративного искус­ства в Париже и поселок Пессак знаменовали собой подлинную револю­цию в архитектуре. В 1927 году Ле Корбюзье принял участие в конкурсе на лучший проект здания Лиги Наций в Женеве. Он создает проект, ныне дав­но уже всеми признанный шедевром архитек­турного творчества. Жюри признало его проект лучшим, отвечающим всем требованиям и наибо­лее экономичным. Но тем не менее силы обвет­шалого академизма еще были в большинстве — проект отвергли к торжеству всех реакционе­ров.

Ле Корбюзье написал первую картину в возрасте 31 года. С тех пор он каждое утро отдавал живо­писи, рассматривая это как «секретную лабора­торию», разминку для послеобеденных занятий архитектурой. Первые 9 лет он изображал только «взаимопроникающие» стеклянные предметы: бутылки, стаканы, графины. С 1928 года на его полотнах появляются плотные материальные фи­гуры людей и животных.

Ле Корбюзье сулил алмазные копи городским властям, но его утопии встречали весьма холодный прием. Он разработал план реконструкции Парижа, который был назван "План Вуазен» (1923) по имени спонсора разра­боток - автомобильного промышленника Габриэ­ля Вуазена. Предлагалось пустить под бульдозер 240 га в самом сердце города. Планы Корбюзье были решительно отметены Академией архитектуры.

"Белые виллы" в восточной части Парижа (среди 16 построек наиболее известны дом Кука в Булонь-сюр-Сен (1926), вилла Штейна в Гарше (1927) и вилла Савой в Пуасси (1929-1931)) - немыслимые доселе здания, где нет ни стен, ни крыш, ни карниза, ознаменовали переход от теории к практике. Вилла Савой. «узкая коробка на тонких подставках» (опреде­ление Арнольда Уиттика)1\ с юга "вырезана" так, чтобы восходящее солнце заливало все внутреннее пространство.Окна основных жилых помещений выходят на внутреннюю террассу-сад. Единственные отступления от всеобщей ортогональности-винтовая лестница и криволинейные экраны для защиты от ветра на плоской крыше солярии.

Ле Корбюзье считал архаизмом мечту горожанина о маленьком домике в предместье («пригород - одно из наибольших зол века») и утверждал, что «человек, который смотрит на мир с высоты 100, 150, 200 метров, чувствует себя гораздо лучше». Он поразил нью-йоркцев, заявив, что их небоскребы недостаточно высо­ки. В это трудно поверить, но в 1962 году он на­писал мэру Венеции: «Да, я строил небоскребы двухсотметровой высоты, но я возводил их там, где они уместны. Заклинаю Вас, не губите Венецию!»

Поэтическая меч­та Корбюзье о сближении человека с природой не имеет ничего общего с сентиментальной идил­лией сельской жизни. Это — рациональное ре­шение градостроительной проблемы, создание наиболее эффективной среды для труда и от­дыха.

Ле Корбюзье видит город как сочетание от­дельных элементов, его слагающих. При пла­нировке города он применяет тот же метод, как и в решении композиции жилого дома. Только теперь жилой дом принимается им за первичную архитектурно-пространственную ячейку. В доме Корбюзье усматривает основу нормального существования человека. Компо­ненты жилых домов образуют город, где все его сферы — транспорт, зоны приложения труда, общественные центры — расположены с учетом рационального обслуживания человека. Исход­ный пункт планирования его «Лучезарного го­рода»— жилой район.

Почти всегда место, где человек трудится — завод, деловой центр,—возникало без учета его местожительства. Это создает мучительные трудности для населения. Ле Корбюзье предлагает преодолеть их, создавая так называемые «ли­нейные города». «Линейный город» Ле Корбюзье не прямая на плоскости, а линия, положенная на реальный рельеф, вписанная в него и исполь­зующая наиболее удобные места для всех эле­ментов города. Корбюзье не приспосабливает к проекту природу, пейзаж к надуманной, аб­страктной идее, а, наоборот, включает город в конкретный пейзаж. «Я... предложил комп­лексную идею,— пишет Корбюзье по поводу неосуществленного проекта планировки Алжи­ра.— Она единым ударом рассекает тупики, в которые заходит слишком быстро растущий город. Я задумал «Лучезарный город», распо­ложенный в центре великолепного ландшафта: небо, море, Атласский хребет, горы Кабилии. Для каждого из 500 тысяч жителей... для каж­дого из них я предусмотрел небо, море и горы, которые будут видны из окон домов и создадут для их обитателей благодатную и жизнерадост­ную картину».

Знаменательно, что первое свое крупное про­изведение Ле Корбюзье осуществил в СССР — стране победившего социализма, где многие мечты зодчего-новатора стали реальностью. В 1928—1933 годах Ле Корбюзье проектирует и строит в Москве Дом Центросоюза— ныне Центральное статистическое управление — на улице Кирова. Здание рассчитано на 3500 служа­щих, обеспечено всеми необходимыми условия­ми комфорта, большим центральным холлом, столовой, залом собраний. Ле Корбюзье при­думал для этого здания специальную систему кондиционирования, которую в те времена по техническим причинам невозможно было осуще­ствить. Отсутствие этой системы, к сожалению, отрицательно отразилось на эксплуатации зда­ния. В дальнейшем пространство между под­держивающими здание опорами было застроено, это лишило творение Ле Корбюзье первоздан­ной легкости, стройности.

Постройка Дома Центросоюза в Москве — первенца советских административных зда­ний нового типа — стала большим событием в развитии мировой архитектуры. Все здесь было ново: решение внутренних пространств, свободная планировка, лаконичное решение фасадов, построенных на контрасте остеклен­ных поверхностей и глухих стен, облицован­ных артикским туфом. При строительстве Дома Центросоюза были использованы все технические строительные достижения тех лет.

Пребывание в СССР произвело на Ле Кор­бюзье глубокое впечатление: «В Москве поразительное обилие всяких проектов: здесь планы заводов, плотин, фабрик, жилых домов, про­екты целых городов. И все делается под одним лозунгом использовать все достижения прогресса .»

В 1931 году Лс Корбюзье участвовал в кон­курсе на лучший проект Дворца Советов в Москве. Вместе с ним работал его двоюродный брат, молодой талантливый архитектур Пьер Жаннере. Проект Ле Корбюзье поражал остротой решения, в котором ощущалось и влияние советского конструктивизма. Сим­фония обнаженных конструкций, подчиненные им объемы, новые материалы.

В славной советской архитектурной когорте Ле Корбюзье видел своих единомышленников, и это было естественно. Многие советские ма­стера архитектуры и градостроительства рабо­тали одновременно с ним над теми же пробле­мами. Несомненно, они в свою очередь испы­тывали влияние Ле Корбюзье.

Работа над грандиозным проектом Дворца Советов стала новым этапом в творчестве Ле Корбюзье. Однако его проект вызвал много споров, главным образом потому, что, увлек­шись конструктивистскими идеями, Ле Корбю­зье не учел характера окружающей застройки и его решение не сочеталось с исторически сло­жившимся обликом дровней Москвы.

В 1929—1931 годах Ле Корбюзье в соав­торстве с Пьером Жаннере возвел одну из своих значительных построек в Париже — Дом Армии спасения. Здесь впервые в Европе была осуществлена система кондиционирова­ния воздуха в здании, имеющем сложное остекление, площадью 1000 квадратных метров.

В 1930—1932 годах Ле Корбюзье построил общежитие для швейцарских студентов в Па­риже, в студенческом городке. Эта постройка уже давно признана классическим произведе­нием архитектуры, стала важным этапом в твор­честве Ле Корбюзье, но не все современники сумели оценить новое достижение мастера. Бур­жуазная пресса даже подняла бешеную травлю, обрушивая потоки брани и на автора и на его создание.В 1928 году Ле Корбюзье организовал Об­щество Международных конгрессов современ­ной архитектуры (СИАМ).

Первый конгресс общества состоялся в 1928 го­ду в замке Ла Сарра в швейцарском кантоне Цо. Затем для обсуждения проблем рацио­нального строительства участники общества собрались в 1930 году в Штутгарте. В 1933 го­ду в Афинах общество обсуждало про­блемы градостроительства. Результаты этой работы легли в основу книги Ле Корбюзье «Афинская хартия». В 1937 году в Париже СИАМ обсуждало проблему «Жилище и отдых». Неизменным руководителем на этих конгрессах был Ле Корбюзье. При этом он ни на день не пре­рывал свою обычную кипучую деятельность. Он безвозмездно подготовил проект реконст­рукции города Алжира. Читал лекции, печатал статьи, писал книги «Когда соборы были белы­ми» и «Лучезарный город», излагая в них идеи совершенного человеческого поселения. Неисто­щимая и целенаправленная энергия художника и борца возбудила международный интерес к вопросам по-новому понимаемой градострои­тельной науки, к той современной архитектуре, которая сегодня все болыце определяет лицо городов, стран и континентов.

Такие люди, как Огюст Перре, Фернан Ле-же, Журден, Пикассо, принимали работы Ле Корбюзье с восторгом, поддерживали их, бо­ролись за них. Но создаваемые им проекты и построенные по ним здания встречали в ака­демических и буржуазных кругах резкое про­тиводействие. Его обливали грязью, осыпали грубой бранью. Его демократическое по своей сути новаторство эти люди ненавидели, его на­зывали «троянским конем большевизма».

Блестящий полемист, Ле Корбюзье не оста­вался в долгу, он расправлялся со своими про­тивниками в статьях и книгах, выдвигая в то же время все новые и новые проблемы, проб­лемы социального значения архитектуры. Он руководствовался в своем творчестве запросами всех слоев населения. Он знал и ценил архитек­турное наследие всех времен и народов, не только шедевры мирового значения, но и скром­ные крестьянские постройки, и это создавало прочный фундамент его архитектурного творче­ства.

Восстав против эпигонства и эклектизма в архитектуре, Ле Корбюзье уловил потребности грядущего.

И пусть не всегда был он последователен в своем мировоззрении, лежащем в основе его творчества, в направленности своего творчества он не ошибался. Он работал для будущего.

«Действуя подобно экспериментатору в лабо­ратории, я избегал частных вопросов, исклю­чил все элементы случайности; я обеспе­чил себе идеальные условия для исследова­ния.Цель состояла не в том, чтобы показать суще­ствовавшее прежде положение вещей, а в том, чтобы СОЗДАТЬ ЧЕТКУЮ ТЕОРИЮ И НА ЕЕ ОСНОВЕ СФОРМУЛИРОВАТЬ ОСНОВ­НЫЕ ПРИНЦИПЫ СОВРЕМЕННОГО ГРА­ДОСТРОИТЕЛЬСТВА. Эти принципы, если они достаточно обоснованны, могут составить костяк всей системы современного градо­строительства; они станут чем-то вроде правил игры.

Опираясь на выявленные истины, можно смело заняться рассмотрением всех частных случаев — будь то Париж, Лондон, Берлин, Нью-Йорк, будь то самый крохотный горо­док — и начинать разработку плана предстоя­щего сражения. Дело в том, что реконструкция крупного современного города — это поистине великая битва. А можно ли вступать в сраже­ние, не зная в точности целей, которых с его помощью собираешься достигнуть? Мы нахо­димся именно в такой ситуации. Власти, поставленные в тупик, бросаются во всякого рода авантюры, прибегая к помощи пеших и конных жандармов, звуковых сигналов и све­тофоров, навесных переходов, подземных пе­шеходных дорожек, городов-садов, упразд­няют трамваи и т. п. Делаются отчаянные усилия, чтобы сдержать дикого зверя. Но зверь — Большой Город — слишком силен, так можно лишь пробудить его ярость. Что при­думают завтра?

Нужна программа действий. Нужно располагать основными принципами современного градостроительства.»

(Из книги «Градостроительство»)

В годы второй мировой войны создается «модулор»—система новых пропорциональных отношений. Ле Корбюзье кладет в основу архитектурной метрики размеры человеческого тела. Причем берет не только средний рост человека, но размеры сидящей фигуры, стопы человека, длину его руки, шага и т. д. «Модулор»— не только теория, в нем содержится и подробно разработанное практиче­ское руководство по применению человеческих пропорций в сопоставлении с общепринятой метрической системой расчета.

Система пропорций Модулор была призвана «привести к человеческому масштабу дома, города и, если удастся, весь урбанистический мир». .Мишель Рагон назвал автора этого грандиозного замысла «человеком XIX века, которому удалось сохранить в наше жестокое время бдагородный идеализм и смешную научность.» По мнению Корбюзье, прежние методы-«египетский треугольник» и «золотое сечение»- были математически-абстрактными. Скрестив золотое сечение с размерами фигуры среднестатического человека, он вывел гибрид по имени Модулор - возрастающий ряд чисел, универсальный для сторонников метра и фута и применимый ко всей техносфере-от бытовых предметов до планировки городов ( кроме расчета строений выше 400 метров ). И с тех пор не расставался с расчетной таблицей и эталоном-градуированной лентой. Именно Корбюзье мы обязаны сближением пола с потолком до 2,26 метра-высоты мсье Модулора с вытянутой вверх рукой.

Среди тех, кто первым оценил «модулор», был великий Эйнштейн, считавший, что разработан­ная Ле Корбюзье система имеет большое практи­ческое значение не только в архитектурном проектировании, но и в других видах человеческой деятельности.
-5-

В 1943 году в тяжелых условиях Ле Корбюзье основал Объединение строителей для обновле­ния архитектуры — «Аскораль». Главной зада­чей объединения становится создание жилища как градостроительной единицы. Рассматрива­ются три формы расселения: 1) сельское; 2) ли­нейный промышленный город; 3) радиально-концентрический торговый город. Работу объ­единения Ле Корбюзье распределил по соответ­ствующим секциям. Каждая решала свой отдель­ный вопрос. Деятельность объединения сплотила передовых архитекторов и градостроителей Франции, что дало хорошие результаты.

Сразу после окончания войны Ле Корбюзье приступает к разработке проектов реконструк­ции двух городов: Сен-Дие и Ла-Рошель—Ла-Паллис. И одновременно берется за осуществле- ние своей давнишней заветной мечты — проектирует единый жилой комплекс для Марселя — жилой дом на 1600 человек. В этой работе он впервые применяет на практике «модулор». Соз­дание этого дома-гиганта стало триумфом Ле Корбюзье и новой архитектуры.

Строительство «Марсельской единицы» стало пробным камнем осуществления мечты Корбюзье об идеальном жилище. Принципами организации быта проект напоминал дома-коммуны, увиденные архитектором во время визита в Москву в 1928 г. Число жильцов равнялось количеству обитателей фаланстера Шарля Фурье. Под влиянием «правильной» архитектуры «все люди приобретут новое сознание, новые чувства, новый дух и усвоят совершенно новые правила поведения», - обещал Роберт Оуэн еще в начале XIX века. Но обитатели дома не обнаруживали вкуса к жизни единой семьей и соразмеряли личное время отнюдь не только с солнечным циклом. Единственным гармоничным человеком оставалось изображение Модулора на стене дома. Встроенные магазины разорялись, предприятия бытовых услуг оказывались нерентабельными, только юные велосипедисты с гиканьем носились по безлюдной торговой улице. Надежда автора, что подобная «лабораторная стройка» распространится повсеместно, тоже сбылись не вполне-возникло лишь 4 подобных «единицы» в Нант-Резе, Брие, Фирмини, Западном Берлине.

4 000 указаний было дано Ле Корбюзье строителям «Марсельской единицы». Бездушной отчужденности стандарта не удалось превратить дом в очередной ящик или коробку. Стоящее на возвышении здание сравнивали с Парфеноном. Возможно, это преувеличение. Но ему, как и другим произведениям «бруталистского» периода Корбюзье свойственна скульптурность, особая тектоничекая солидность, острая динамическая игра непрозрачных и остекленных поверхностей. Виртуозное владение фактурой хранящего следы опалубки бетона сообщает искусственному материалу следы человеческих рук, а постройкам – ощущение прочности, особенно по контрасту с картонной эфемерностью пуризима.

Сегодня здание Марсельского жилого комп­лекса является гордостью не только Марселя. И не только гордостью Франции. Оно послужи­ло прототипом жилых комплексов для других городов Европы. Десятки тысяч туристов при­езжают ежегодно, чтобы увидеть это сооружение.

В 1950 году Ле Корбюзье вместе с другими передовыми представителями французской ин­теллигенции подписывает Стокгольмское воз­звание в защиту мира и о запрещении атомного оружия.

Ле Корбюзье был атеистом, но его лучшее произведение – церковь. Он поклонялся кристально геометрической форме, а совершенства достиг в пластицизме. Он слагал гимны «поэзии прямого угла» и представлял архитектора божественным демиургом с линейкой в руке, а формы капеллы в Рошане лепил ,как скульптор

Капелла Нотр-Дам-дю-О в Роншане, над созданием которой он работал с 1950 до 1954 года, создает ощущение единства мироздания. Здесь мастер впервые приме­нил упруго изогнутые плоскости несущих стен, над которыми как бы взлетает, образуя огром­ные навесы, также криволинейное перекрытие из монолитного железобетона. Небольшие окон­ные прорези разных размеров и форм, словно случайно разбросанные по фасаду, создают в ин­терьере сказочный эффект. Эти оконца подчер­кивают цельность и монументальность здания. Возникают какие-то далекие ассоциации с храмами древнего Пскова, а скорее всего, со старинными хижина­ми французских крестьян.

В 1956 году Ле Корбюзье приступил к работе над постройкой доминиканского монастыря в Ла-Туретте близ Лиона. Когда одного монаха спро­сили, почему постройку монастыря поручили именно Ле Корбюзье, доминиканец ответил: «Для красоты нового монастыря». Монахи знали, что знаменитый мастер создаст им архитектур­ный шедевр. Личные взгляды Ле Корбюзье на религию и церковь были им совершенно безраз­личны. Церковники не обманулись в своих расчетах: туристы со всего света стекаются в Ла-Туретт, так же как и в Роншан.

Таким образом Ле Корбюзье необыкновенно последователен в своих композициях. Он рас­сматривает город как организм, жизнь которого зарождается в первичной клетке и затем распро­страняется по всему обширному пространству. В этот непрерывный творческий процесс он вкла­дывает идею человечности, доброты и демокра­тичности.

Корбюзье архитектурное сооружение рас­сматривал как пластическую форму, полную света и тени, «вылепленную» из строительного материала. Скульптурны и построенный им дом в Марселе и его шедевр — капелла в Роншане. В первом случае пластичность достигнута лод­жиями, ритмически членящими прямой фасад. Во втором — пластикой изогнутых стен, на­висшей крышей и отсутствием прямых углов.

Наконец настало время, когда Ле Корбюзье засыпают предложениями. Он принимает уча­стие в строительстве здания ООН в Нью-Йорке. Строит музей в Токио. В ноябре 1950 года в Па­риж прибыли представители индийского прави­тельства с предложением построить у подножия Гималаев новую столицу штата Пенджаб. С Ле Корбюзье подписывают контракт на постройку города Чандигарха с правительственным цент­ром — Капитолием.

Всю свою жизнь Архитектор искал место для своего Лучезарного города. И нашел только одно. Чандигарх (Чанди-богиня-покровительница злых демонов), новая столица индийского штата Пенджаб, появился на карте в 1957 г.

Ле Корбюзье закончил разработку города в четыре месяца, с марта 1951 года началось строительство. Президент Неру сам следил за строительством Чандигарха, часто посещал его и оказывал поддержку строителям в трудное время. В материальном отношении работа была для архитекторов невыгодной. Жить приходи­лось в невероятно тяжелых бытовых условиях, в непривычном для европейцев климате. Но ар­хитекторы, вдохновленные небывалой по мас­штабам задачей, работали с энтузиазмом. . Казалось, что проектом были предусмотрены все условия для здоровой и гармоничной жизни. Но исследователи не раз отмечали в нем черты неорганичности: гигантоманию ансамбля правительственных зданий, отдеделенного полосой отчуждения от стелющихся по земле однообразных жилых домов. Впервые был применен принцип разделения на функциональные зоны (административный центр, промыш­ленные районы, жилые комплексы, Долина досуга) и строгой иерархии транспортных связей (7 уровней от ав­томагистралей до пешеходных улиц). Сектора 800х1200 м рассчитаны на полный 24-часовой жизненный цикл населения от 5 до 25 тыс. жителей.

Дворец Правосудия в Чандигархе (1956). Впечатляющая монументаль­ность и тектоническое напряжение разноцветных опор, поддерживающих массивный бетонный козырек. «Солнцерезы» придают неожиданную дина­мику и глубину плоскости фасада.

Когда-то, еще в 30-е годы, Ле Корбюзье разработал план реконструкции Парижа. Этот проект произ­вел впечатление разорвавшейся бомбы. Ле Корбюзье, по существу, предлагал снести старый Париж, чтобы на его месте возвести новый, выдержанный в строгой геометрии город. То были первые шаги Корбюзье в градостроитель­стве. Тогда он был убежден в превосходствепрямой линии и противопоставлял хаосу капи­талистического города чисто геометрическое градостроительное решение.

С годами зодчий пришел к новым концепциям, теснее связанным с реальной жизнью. И, получив возможность возвести новый город, который можно было решить в прямых линиях, чисто геометрически, Ле Корбюзье пошел по другому пути. Не зря отчаянный Корбю, как называли его близкие друзья, говорил о самом себе: «Дались они мне с их приписанным мне собственным стилем! Вот я им покажу нечто новое: торжество наклонной линии, которая то победно и легко взмывает вверх, то как бы с улыбкой свергается вниз в легком слаломе».

Постоянно выдвигая архитектурные новшест­ва, идеи, приемы, он никогда из своих предло­жений не делал догмы. Его творчество всегда было связано с конкретной реальностью, кото­рую предлагала ему жизнь, а его мозг ненасыт­но и неустанно решал все новые задачи, по­ступавшие из этого неиссякающего источника. И этот органический, вечно живой обмен, назы­ваемый творчеством, никогда не прекращался. Для Корбюзье творить значило дышать. Трудно себе это представить, но в годы возведения Чан­дигарха он еще построил музей и другие здания в Ахмедабаде — центре текстильной промыш­ленности Индии. В книге «Лучезарный город» Ле Корбюзье сформулировал пять отправных точек для современной архитектуры.

На всей нашей планете мы видим архитектуру, созданную по этим четко сформулированным им законам. Однако для Корбюзье это были только этапы его творчества. А дальше идут другие: постройки в Ахмедабаде, павильон Филипса на Брюссельской всемирной выставке 1962 года, музей в Цюрихе, выстроенный уже после смерти великого мастера.

Ле Корбюзье считал, что не архитектура должна подчиняться пейзажу, а пейзаж—архи­тектуре. Не холм Акрополя диктует архитек­туре, утверждает Ле Корбюзье, а Парфенон.

Например, на Нерли маленький храм Покрова создает и держит огромный пейзаж...

Искания в пластике приводят Ле Корбюзье к живописи и скульптуре. Он сближается с Леже и Пикассо, и в своих ярких и локальных по цвету живопис­ных композициях и многоплановых обобщен­ных скульптурах он ищет прежде всего преодо­ления двухмерности плоскости и четко выражен­ной архитектоники.

Мечтатель и рационалист, убежденный в пра­воте своих идей, перешагнувший границы своего времени и в теоретических выводах и в осуще­ствленных архитектурно-градостроитольных проектах, Корбюзье во всем своем творчестве шел впереди века, предвидя наиболее рацио­нальные формы будущего человеческого посе­ления и быта.

Нельзя оспаривать заслуги Ле Карбюзье в истории мировой архитектуры, но правильность ряда его утверждений можно поставить под вопрос - как убежденный конструктивист, Ле Карбюзье отвергает декор, ордерные приемы, слишком много внимания уделяет каркасным системам. Идеальные пропорции не всегда диктуются оптимальной конструкцией, и красота механизма - тоже спорнаКроме всего прочего нельзя не учитывать исторический фактор - памятники архитектуры. Новая архитектура должна отвечать современным требования , но не идти в отрыве от исторического наследия.

Осенью 1965 года 78-летний архитектор утонул в Средиземном море. Он регулярно совершал дальние заплывы, но на этот раз сердце не справилось с нагрузкой. Титан погиб и был причислен к сонму богов, геров и мучеников современной архитектуры. Но яростные споры о нем не утихают.

Литература:
1.Ле Корбюзье :

«К архитектуре»,

«Градостроительство»,

«Лучезарный город»,

«Уточнения по поводу современного состояния архитектуры и градостроительства», «Модулер»,

«Жилой комплекс в Марселе»,

2. К.Т.Топуридзе «Ле Корбюзье. Архитектура ХХ века».