Посвящается Михаилу Гитлеровичу, леди Винтер и их несравненной дочери
жүктеу/скачать 1.58 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Consulamentum
| Антихрист
Озаренной вечерним днем Я чувствовал мощь и крики Стай золотых – миллион Сорвался с кровли железной Солнца истошный цвет Детство мое воскресло Дедушкин черный берет Пальто зеленое, старое Резиновые сапоги И побежать по лужам Счастья хватая угли Девочка в свитере вязаном Возьмет меня за руку и Мы призовем того Кто будет нежнее ночи Ярче солнца черного Церкви стеклянные освещать Блики оконные в красное Платье мечты наряжать Я знаю. Он скоро придет Он явится Именно в этой стране Это будет, как эвтаназия Как сон наяву Во мгле Просиявшей Царственной Я хочу назвать твое имя! Я вижу Антихриста грозное вымя Уже излучает свет Я стоял один на улице Озаренной вечерним днем Тихо играла музыка В сердце моем *** Снова эта земля Этот холод И руки деревьев Тянутся сквозь облака В черную времени гладь На платье из латекса Едва-едва Различимы отверстия звезд Все быстрей и быстрее Несутся в кричащую пасть Скалятся зубы Ветра И торопятся снова Упасть В ПЕРВОЗДАННУЮ ТИШИНУ *** Дай мне руку Нас ожидает ладья Что проплывает по краю Юного бытия Ветви в танце сплетаются Словно клинки палачей В этой опасной песне Ты должна быть смелее Дай мне руку и мы умрем Прямо сейчас Пока в церкви язык огня Лижет иконостас Пока спят фараоны И ночь алым цветет имбирем И звезды горькие стонут За обнаженным окном Ты слышишь? Как тихо Раскрылись двери Самой коварной мечты Мы проиграли и только Птицы осени Пленники глубины Помнят все, что случилось Центр блуждающий тонет В ритме сердца - костер Летучим голландцем Кружится, бьётся о жизни ладонь В клетке берёз Лживым угрем Извивается Дай мне руку, ты чувствуешь? Мы задыхаемся МЫ ЗАДЫХАЕМСЯ Consulamentum «С этим словом святым поднимала пехота алый парус победы двадцатых годов» М.Анчаров На развалинах комнаты тлеет заря Ветка черная на ветру гнется Остывает лучей золотая зола Стон измученной кровли несется Мимо храмов зловонных и пенных витрин Мимо сердцу отрадных борделей Ты сегодня пройди Пустоты властелин Ржи отравленной чахлый владелец Чтоб в бетоне ожила уснувшая вошь Чтоб трава проросла из цемента У разбитой межи в темноте ты найдешь Слово жизни: Consulamentum Слово будет отныне навеки с тобой Как винтовки приклад сокровенно В купол мира направь его штык боевой И почувствуешь мыльную пену Как седой капитан просияет земля Без обетов, мольбы и проклятий Пробивается поступь живого огня Словно яблочный сок ароматен Порта гомон. За желтой полоской зари Краны ржавые руки подняли Кораблей набиваются трюмы Смотри! Как набухли багровые дали За мостом кипит белая скатерть реки Чаек дикая стая смеется Мне навстречу сталь верной руки протяни Солнца диск над тобою взорвется Купол мира стеклянный на клочья разбит Загорелись тела отражений Сквозь шквал света испуганный ветер шумит С неба падает пепел весенний Троя Когда вечер усталый Укроет крылом Остановку седьмого трамвая Ты сквозь тину пруда Вдруг, увидишь волну Что на пляж золотой набегает А на пляже доспехи Из бронзы блестят И корабль паруса надевает Так не медли! Скорее с земли подними Копис верный Царя Менелая Пентеконтор рогатый Тебя унесет по гремучему Пенному морю Ветер будет стонать На просторе седом Голосам демоническим вторя И на склонах зеленых Далеких земель Встретишь ласку и дикого вепря Ласка душу твою Срежет нежно с костей Будет тоньше Алмазного стебля Вепрь выколет глаз Острым белым клыком Станет черной от вихря дорога И на самом краю У садов Гесперид Ты найдешь Своенравного бога В тишине он у края Обрыва сидит Взгляд скользит по волнам убегая За блестящую сыпь Золотых гребешков Счастлив он Пустоту наблюдая Но моргнет И корабль о скалы разбит Утопая под бурной волною Менелай! Посмотри Алый саван горит Над непокоренною Троей На высокой стене Дева факел зажгла Звездный ворс подпалив в нетерпении Все созвездия в танце сошлись не дыша И миры замерли на мгновение Сколько б лет ни прошло Пламя ярко горит И утопленник видит В глубинах Как сиреневый кит Поднимает крыло И плывет среди авантюринов *** Не грусти по миру друг Все это — пустое Сигарету и вино Ты бери с собою Мы на кладбище пойдем Станем веселиться Мертвых лиц — друзей, подруг Встанет вереница Будут мертвые плясать А когда устанут Из кармана для тебя Кое-что достанут Круче водки, лсд Секса и веселья Тает мелом на руке Снега откровенье Первый снег Такой простой Лужи под ногами Там всех чувств и звезд круги Чавкают под нами Посмотри на небеса Видишь снег летящий? Не грусти по снегу друг Он ненастоящий Тысяча анаконд ***
***
рассеянно перебирая
десять
тысяча миллион упасть на кричащий паркет сдавить горло потными клешнями кривляться, плакать умолять требовать смерти чтобы вновь вырвавшись из душного ограниченного пространства бежать спотыкаясь о досадные закономерности память шум голоса строительный мусор грязь и иссохшим пупырчатым языком лизать мокрые гладкие камни и тогда
и ветра который кружит подобно голодному зверю в коричневых складках пальто после неподвижного безразличия усталости вымученной радости смеха после спонтанных и горьких ноэматических семяизвержений после времени после войны после потопа после долгой скрипучей зимы стряхнуть облупившуюся краску порвать истощившуюся желтую бумагу сознания нетерпеливыми руками открыть потрескавшееся окно окончательно задохнувшись В НЕОГРАНИЧЕННЫХ ВОЗМОЖНОСТЯХ *** крики чаек над водой скоро лето перебитый солнечный таз брызги света крики чаек над синей рекой - души мертвых косматых поэтов я люблю, проходя по мосту стрелять по вам из винтовки криворотые наглые дети симулянты чудес проходимцы пришло ваше время заряжать шприцы кетамином делать мумии из брезента устраивать подвальные сейшены неожиданные путешествия философские семинары за бутылкой портвейна теплый ветер в лицо работа без сна руки в мозолях девственные города и села, южные страны куда мы доберемся только зачем эти южные страны новорожденные на кухнях ядреная вонь тротуаров нарастающий гул наступление невиданных армий это будет, как последний поход налегке на край света как Ирландская Республиканская Армия вышедшая из подполья как вздернутый на суку Достоевский поножовщина в пьяном угаре задыхающиеся голоса на заборе звонкий пепел в кормушках весны и глотая ошпаренным ртом зараженный радием воздух протяни мне навстречу руку я сожгу твой белый нерожденный мир ***
когда золотая свеча горит
даже если внезапно, среди сверкающих тел кладбища падает снег и воздух морозный, как тысячи стрел одиночества окутывает исподтишка я думаю о Фотисе Тибризи в самой глубокой ночи среди пуль, летящих со скоростью льда и оставленных на столе сигарет среди крыш, разрываемых ветром в окружении пламенном вечных берёз и навстречу несущихся прерывающихся мгновений заиндевелого молчания в грохоте искр бескрылых выпущенных наружу кишок или твоих тонких отчаянно-отстраненно и безжалостно желанных запястий я думаю о Фотисе Тибризи ***
мы - старые автомобили
кроны деревьев качаются в такт нашим диким мечтам проспекты шуршат серебряным гравием словно берега чужеродной реки вырви эту страницу брось в лицо остывающей Лете и увидишь, как сходят с ума тополя и колесоотбойные тумбы как птицы сверкают во тьме как перешептываются одуванчики на призрачном поле как они поют тебе знай! они говорят только с теми кто остался верен с мертвыми котятами, играющими под мусорным баком со скрипучими воротами полыхающими в темноте когда солнце кончает с собой падая в лунную щель острова очи истинной смерти наливаются рубиновыми гроздьями проливного пожара на стене истерически безмятежно скрипят остановившиеся часы и ветер пускается вскачь ветер указывает дорогу шепот вырванных строчек доносится все сильнее, все громче там, там
за черным, дубовым столом на потерянном переулке я жду тебя все ещё жду ***
детский смех в конце переулка замер и ждет
девушки в платьях с колясками в сиреневой влаге встали, как нежные пальмы с раскидистыми ветвями чтобы ты всадил нож по самую рукоятку и в моргающем веке ужаса прочел японское хокку что такое осень? это дракон, распускающий красные крылья, на его жилах горят листья, страницы и руны в заговорах отражений, в сиянии белоснежных вершин, у покрытого тиной пруда стоит кто-то с ножом в руке краска давно облупилась на коже больного Исуса напрасно ты рыщешь среди пыльных холмов разговаривая с тенями и призраками пустырей ***
часы
в темной комнате среди деревьев, стоящих, как часовые на изломе твоей самой жестокой мечты в однообразном сумраке истоптанных мостовых горящих руин иллюзий касания я был тем, кто создал эти деревья, эти улыбки и эти двери на краю выстрела на краю леса здесь тогда
*** ты словно в тумане ты ждешь пока дождь барабанит по окнам пока проплывают грязные облака весь мир на столе только серая точка где-то в уголке глаза плывет вздрогнула форточка воздух сырой, стылый мимо улиц перронов в рытвинах рыжих ям на пустыре упругий ветер ворочает ржавое тело вечера вываливая его кишки в примерзлую грязь и они начинают кричать они идут за тобой в завываниях стекол в шепоте проводов по измятым канавам в направлении сумерек крадутся чтобы перерезать горло нефритовым детям спящим уютно в исторической пустоте чтобы всадить свои когти в хрустальный обморок осени убить тебя убить тебя убить твою тень кровь покрывается пылью ***
вставленный в скважину ночи младенец оставленный, убаюканный в безвременье в городе давно и навсегда умерших за секунду до воспоминания в окончательной неподвижности устаревших вещей треснувших стен забытых имен рождается чтобы быть черными окнами комьями снега осколками смерти брошенными в тебя когда ты жив когда ты идешь слышишь чувствуешь он нигде
он наблюдает *** через раны бетонных заборов и вознесшихся вверх сухих богоизвранных в сале ветвей крестом выбив в тумане трепещущие стигматы безволия изливается благодать на серовоздвиженный город уродливой голодоманией вырванных настежь охразверинозловонных далей олени альцгеймера в завороженной грязи из-под мира взирают нейлоновый брак пиона с тысячеглавым червем в сочащемся розовым мясе тенистые щели истертые зубодробительным кашлем гильотированных дирижаблей туберкулезных птиц копрофагии бешеной греза единственно-ликой не проси милосердия ночи и тогда сквозь бетона органные бивни и медленный дым безвременья из толщи асфальтовых складок чешуйчатых необъятною жаждой развоплощений разверзшихся в изнурительном грабеже замерзающих танцев подземной метели возникнут глаза прорастут апельсиновые деревья и черная форель зашуршит по скатам страниц *** облупившиеся двери на жабросапфировых петлях в израненной снежности пленного нетопыря песня песков в обезглавленном воздухе из места в место бесцветное перемещение лиц заскрипели, как оглушительная гортензия надкусанной инкрустации немеркнущей ивы в глинобитных строениях на окраинах жадных расщелин безответная тень, мировое кочевье по глазам изумрудных лагун, ядовитое марево света искусанный самками гроз в гомерической жажде низвергнутый Крез изрыгающий опустошение и только там за зелёной прохладой, в пыльной зале шуропочерным огнем вставленная в плоть беспричинной лестницы тонкая стая перил переливающаяся субстанция притворно-кровавых дождей иссушенных гекзаметров вереницей цистерн спаянных из-вот-рождением свято-химический лай механически вырванной плоскости среди разошедшихся швов из шипящих щелей колыхается ливнем руин беззастенчивый берег ***
воскрешение в пыльных оврагах бестелесных сумерек
подкрались беззвучно, но всегда было поздно вырванные когти времени ускользнули мох прорастает жабрами сквозь сапфирную жимолость (субстанцию ночи) как бы ты ни хотел - совокупность изучаемых вопросов не создаёт единства, всегда остаётся изолированный конвой, продирающийся в беспокойство рассвета золототканый инцест кипенно-белый рот, задушенной жены Альтюссера расскажи, что ты чувствовал искатель пепельной правды, когда ее эго растворялось в семиотике рваных обоев, потрескавшихся глубин неприметных вещей? кристаллический свет кровоточит скатами мрака поденки успевают отложить яйца для новых парений во лжи ***
в звездохляби разверзлись звериные зори
гаснет земля и в золе изломанный новосблеванных истинно-пенных желаний так спокойно и неуверенно льет по поветриям ржавых равнин исчерченный шрамами лун ждёт, забывшись в инфузорной орде диких оз и кишащих, как улей извергающийся напрасно и во веки веков вязких вшей говорящих в самом сердце пурпурного жала пилигрим внутривенных воспоминаний нежноизмято ложись в грязеслезную шершавонебесную знобь лижущего в ошейнике ребра пшеницы между огня первозданное имя опрокинутый навзничь моста кварцевидный двойник отраженный в неотражаемом мертвогрезит струей метеоритная пыль ***
внутренне сущий звон безутешного крабосмешения в изжоге невымытой совести пределы и власти стоят нерушимо только в твоей маленькой комнате остался труп безобразной сестрёнки для невинной копрофагии ангело-черепных украшений когда ты спишь, клоуны мастурбируют в дымно-розовом небе присваивая твою субъективность скакни сюда, повернись, скакни туда ползи, лжесвидетель обветшалых колоний постигай червоточную суть заурядных вещей ***
листья лавровых венков, рассыпанные на рынках и площадях безрукие нищие, бредущие в поисках света пленники мы и карнавальный тиран гонит стадо свое ослиным хвостом вдаль уходит тропа, изломанная вихрями пепла, возвращаясь к пустому истоку лишь на миг обструкция невесомости обернется кровавой иглой ***
неоны ничто тактильная дрожь напряжение стекольной поверхности на твоих изуверских запястьях вывернутых медузах атласном, как небо влагалище черные бесформенные лебеди возносятся героиновой радугой пупырышками вожделения в отвратительно снежном эфире если бы ты только знала, как я хочу тебя трахнуть чертова кукла бессмысленная богиня ***
ночь открывает двери тем, кто идёт ночь направляет ладью Осириса в изумленную пропасть мира ночь тиха и спокойна, как мертвый щенок перед оком Луны ***
слюноотделением вулканической интенсивности бьющим в слепую рожь промежуточной орбиты отравленных труповращений раз за разом входящих во внутрь, вьющихся в изъятиях алых швов зернисто-пряного имени непроизносимых туннелей орошающих неба измятых птиц, кружащих в недосумраке страстоцвета давление сорок на семьдесят сизые пятна сгоревших детей на обугленной простыне до скончания экскремента вырванные ногти гортензий, цеппелины исполосанные бритвой весны навзничь смердящие в газовом облаке сбежавшие искры винно-терпких ресниц жужжание преподобных ос под звероподобной рясой расстриги проклятый танец бесцельно алчущие дожди изрубленной ветошью сочащийся нож в засвеченной фотопленке крики раненных, оставленные на вздыбленных полках суспензии неограниченно бледного хлорированного покаяния сросшиеся клубни вершин из ниоткуда, механически сотканные перила прорастают сфабрикованной манной землистые гнойники отсветов искрятся злосчастными швами в блуждающих скотобойнях косоглазые клети возводят обет опресневения присно жалких глазниц, расцветающих мертвенными осаннами сгорбленным спинам вослед рыжегазые вестники унижений жаждут напиться красного перегноя бледнозадой грезы загнанных уст полыхает ядовитым ливнем каркас заколоченных ставней опавших туда, где растут тысячей связанных глаз расчлененные жабы по углам анатомической оперы превращения свет тина, будящая язвами солнца коллапсары остроконечных лагун с самого дна приподнятых междуклетий чревоцарствия огненной манны блеет восставший опал сперможил бьется в сумерках слюна горизонта чтобы вместо отдохновения в медленно-сизой пыли обернутся в стучащий по краю фосфат желто-терпкая примесь шипящей резины упокоение выстрелом извивающийся гомон реки залитой плеском акул безрассудный кристалл телескопа устремлённого в шизолесую гладь блудопламенных сталей атомарная сущность морщин неизбывного моря не-из-вместо обращённых турбин взметенной в крике чумы прерывающейся сполохами криптогенных мельниц электроразряд сорок вольт инфузорная рябь амперметра дребезжащей рапсодии снега тучеслезная толчея сплетенных медуз звездевеющая жидкой конвульсией харчебогой мочи отлетающей хмурой пыльцой к ветрогонам вечерних предместий прокричит вздохом теплого леса хрустом синей Гвианы на пологих вмятинах пляжа оставляя эхо скользящих криворотых волн ***
до самого конца извращённой прогулки по ступеням спряжений огненно-ветхих изгибов наивный философ фосфорецирующей гиены в грязи, в изумительных гранях волны ты стоял и смотрел, как все, что ты любишь сжигают катары в черно-льющихся робах, как змеи с серебряными черепами на коже расстреливают и режут проливая изумрудную кровь священных животных на хрупкие кости травы твоего сна будет достаточно для оправдания отсутствия изъятие беременных стен исчислимость пристыженных парадоксов в гранитных соцветиях ничто окаянное бродяжничество по переливам лазурных ран машина языка за пределом различий *** мы сплавлялись на черной каноэ сквозь пламени слизь издевательски девственной рыжеискусанной жести стекла стали плевали нам в рот истерзанный, в дым превратившийся ветер овражных зазвездий мертвых тел хоровод, поцелуев червивая желчь только б снова ей на перо не попасться иди через дым, летящий навстречу чешуей извиваний он нагонит тебя, чтобы вновь обратиться в бескрылый гранит свежесрезанных пальцев и подхватит, чтоб подло блистал злоименный предел ***
покрытые сажей скелеты отправляются в путь светопреставление в пепельных маках огня зелёные переливы на крыльях шуршащих скатов сокрушительные аттракционы, древние обряды в звериной стране на лужайках перед сияющими глазницами заговоренные цветы леденеют прорастая из тела павшего знаменосца когда вороны станут рвать его алую кожу вырви язык и закопай там, куда доходит отлив ***
в последнем стоне травы остался недочерченный знак все это зыбко, быть может, совсем невесомо но уже здесь осталось только накинуть пальто и побежать туда, где скованные морозом буквы и небрежные склоны оврагов в занесенной ветром тюрьме оцепеневшего луга за сизой чертой первобытного снега за больной бирюзой отлива рушатся ветхие стены и прямо отсюда, из четырех углов твоей ванны полноводной рекой сверкает желание лавой текут по небу ликующие народы освобождённые корабли бесконечно смещаются в краснокожие лица пигмеев искры родили костры вспыхнули гнезда и продолжают гореть безнадежная кузница, мировое кочевье в звенящих ударах о борт неистового ковчега немеркнущий дождь в опустевших глазах ноября ***
в золоте листьев лежащих у старой ограды ледяная пустыня Харара в каждом подъезде нас ждёт радиатор и тусклая в небе звезда раскрываются бурные реки, пенные гривы лесов поднимаются к шлюзам солнца алкающий дервиш в неистовом опьянении не будет больше нужды с каждым шагом твоим расступаются травы красные стяги роняя на обожженный рассвет в посвисте пыльных равнин навстречу несутся повозки в горизонте событий зажглись волнорезы страниц дамбы сверкающей плоть обрела изваяние ветра все дальше и дальше от загнанных в клетки зверей от отношения масс, сложенных нитью числа в тихой струе пустоты на неведомой глазу планете пробудились из пепла лианы и вихрями света вздымают пламенную чешую *** день, прохожий, огни, беспричинно, как спички, отель, домофон, ещё один шаг и врезались в кожу подземные окна разрушенного отеля без вины твои вены шумят измерениями света и чем ближе киты в оковах нездешних значений распускающиеся хвосты на спине исполосанные ветрами крестообглоданной смерти падай вниз через них огибая осенние крововращения полых глубин исхлестанных гримуарами гнева падалью снов сочись вне диагонали истерзанных лет и как бы ты ни хотел прекратить лишь сильнее играет мелодия имени непроизносимые не обратятся откуда нет разрешений бес мысленной жалости градом коробит крюки качаются ввысь с ними сгорают последние неандертальцы ***
через черный буран в город голодный звёзды ввалились промозглой ордой тихо, как сажа, крадись по траве, по трещинам в стенах в шуме утерянных слов, в гомоне скрытых глубин ещё один миг и задрожали подъезды машины вспыхнули, факелы в окнах плывут, как бессовестные ножи с кладбищ весенних подул беззастенчивый ветер дети целуются в парках, в грезы вплетая ядовитые языки взрывоопасный секс на развалинах лета кибитки уйгуров снова идут на восток, оставляя в озёрах распятия бессмысленной боли флаги горят на ветру, одурманенный остров кочует так через вены земли проникает в мир Хаос ***
из усталой земли вырастают папоротники раскидистыми угрями
из раскрытых ладоней текут мимо нас трамваи как огромные струги с красными парусами их кили пускают искры мглистую плоть Невы рвут на куски альбатросы ты говоришь: плыви, плыви по этой реке звон трамвайных колес сыпется как шелуха с обветренных губ река – восставший виварий ангел - бирка на трупном мешке шпиль – игла, вставленная в закат девушка с серебряным шприцем сделает точный укол в воду опустит мешок волны оближут его змеями овевая раны расщелины задрожали жаворонками стонов упругих взрыв - это в небе терпит крушение Титаник огня ты говоришь: плыви, плыви по этой реке в сторону снов утонувших, в страну немых облаков как я могу уплыть, забывая колоть себя бледными струями глаз твоих рук твоих Ариадна бездна моя, нераскрывшийся дикий цветок песней осенней выстрелом пушки в порту бесполезных блужданий туда и обратно скомканных утро мыслей лелеет траву выцветших спичек промокших объятия тлеют неслышно яростной грезы ты говоришь: плыви, плыви по этой реке ***
время, листья, стучит нарастающий гул утро разбитое встало на место и как обалдевший от ветра, рваным ртом хватающий искры незримого белого, смотрящего вечно в студёные окна домов что ты хочешь узнать, почему молчишь, словно газовый клён, словно птиц груда парящих и невесомых? А - крылья стай журавлиных, уносящих в бескрайнюю ночь исступлённого дня И - синее, дивное море, раны излеченной звёздная россыпь нагая О - взгляд недоверчивый, детский будто сумерки вдруг, но это глаза пленку снимают снова светится он Меркурий, вспоминающий алфавит в коконе бьётся излом, света хижина стонет догорая в бездомном тумане листья стучат, безымянные искры, молчащие вечно и пламенно реют слова? голос? следы остывающей глины тонет ли это корабль, гибель ли это грозящая каждый цвет сделать данником ночи? рыбы ли золотые по пустыне плывущие вдаль? останови их. смотри, как бледнеет октябрь *** чужие фантазии заразны в кровь проникает мера невесомого жара и вот ты видишь, как ветер в поле сгибает упрямую рожь девушка в платье стоит на крыльце полдень уже миновал, лишь бренное солнце полощет листы киновари поезда на опустевших вокзалах застыли в оконном проёме часы отражаются в сентябре и только серые травы трепещут, кругообразно взвивая границу холста ветхий пергамент руки опускается ниже больше нет синих гор, озера и гремящего эха снежный дым, сигареты и ты забываешь ***
каждую осень мальчик гонит велосипед через вечера воск
ветра ревнивый огонь в волосы врезался тлен дом напротив - креол, раджа индийский в зрачке исполинский магнит я слез с велосипеда: эй, подруга, привет! ты под кайфом? да. что это? героин тело ее прильнуло, как чайка к волне руки обняли шею так неожиданно словно в бою, в первый раз когда гнется стали каркас и падают в замедленной съёмке тела при этом ты ничего не помнишь это все ерунда в сравнении с губами ее которые Будда пьет, как молодое вино свежесрезанный стебель и дождь маковое молоко вечна одна только ночь, вечны клена листы, пламенный океан, юбки приподнятой сны, вечно море зелёное глаз сверкающее, как трава под героином одеяла волна в сверкающих лунных снегах не счесть алмазов в каменных пещерах, не счесть жемчужин в море темно-синем когда во прахе нервная Россия сливает с юной Индией уста смех, кровь, чума с трудом после долгой болезни я вынырнул из ее волос какая там к черту рифма - это апофеоз ностальгии зеркальный мираж она была, как богиня, стан ее гибкий, змеиный знаешь ли ты мальчик, кто я? я - Шива! подожди, что? что ты сейчас сказала? ты не в себе но на зыбучем дне порхают мертвые рыбы я юной девой была, в храме молилась весь день и красную ночь беззубую, как звезда брызнул он, возник хромосомой ада, я нежною лилией черной землей истлевающей точкой в папирусе Наг-Хаммади через все испытания пройдя, я светом предвечных озёр и берез, вереском синим излилась на коже без окон, костер, спираль, пламя, грязь! слушай, слушай: губы мои мраморными угрями впиваются в ласки зари Шиве я вся отдалась и белую красоту бросила в пыльный буран чтобы плыть в жернова его, в мглисто-зловещую слизь взбесившихся гарпий и струн, натянутых словно бархат кишок я - Шива! маленький, мерзкий сученок. я твой гребаный бог ползай, как червь в осени трупе прохладном, будет хабарик - сокровищем хана приятным нищем ты будешь, уродливой рака клешней чтобы петь, как ветер, калины сверкающий гром, чтобы заполнил грудь видеть во всем красоту, слов безобразный дурман, жизни пустую труху чтобы крушил ураган и уносил по степи дикие стрелы огней, молчащих над вздохом канала клена звенящая ртуть в калейдоскопе бокала чтобы каждую осень мальчик гнал свой велосипед ***
ты, как демон чудесный, насмешливый ангел трогаешь деревья, кончиками пальцев задевая отражения веток ты позволяешь им, безумным, бредить ты - жар-птица заключённая в клетку стекла Астарта, Исида, Диана это ты и никто другой - в окружении роз, в витрине, в воде это твоя тоска и твой гнев пенятся рожью огней это ты играешь сердцами прохожих в бильбоке Сатаны и делаешь так, чтобы руки мальчика на скамейке опустились на колени его странной подружки заскользили по колготкам вниз туда, где брызжет рассвет панцирем черепахи разноцветные птицы ранят крыльями кожу залива и застенчивый ветер вырывается на простор ***
чёртово колесо - все перекрёстки пусты
я стою посреди улицы, машины чертят меня, как хотят а ты, как дева чиста, из магазина в платье трепетном, наркотическом, снежном или даже без платья выходишь деревья плачут и ветер обвил свой рыжий хвост вокруг кабин карусели жутко скрипит железо, как гимн молчаливый, огненно-черный и всегда, когда слышу его - умираю ты плывешь, словно гильза весны на самый верх, туда, где город, где облака - солдаты несут ненастный дозор россыпи змей грозовых - это цепи звенят в вышине это юноша бледный, как очи убийцы на главу твою возлагает урею ты - Геката, богиня червей дождевых зелени, что укрыла мой взгляд мою память черничным ковром я там, я иду через лес я на кухне чай кипячу, вижу, как наяву, как сейчас Дмитрий, студент второго курса философского факультета СПбГУ сидит на стуле яйца свои обнажив, прямо в пах вставляет иглу слышу, как блеет он, как ногу свою подгибает, спрятать пытаясь копытце это ты сотворила с нами. вот уже третий день выхода нет из квартиры. ночь, как пыльца ясновидящих, знойных растений третий день распинаешь на лунном кресте, вертишь на чёртовом колесе бесконечно жилы мои истязая это ветер, туман или бред? кости полощет в воздухе обледенелом это ты по дороге идёшь в платье снов изнывающе-белом если нет из квартиры той страшной пути если в серое море крыш открыть исцарапанное окно что увидишь ты там? на дне города, в переулках злосчастных и странных? как стрела, как огонь, дней истлевших прозрачный родник, кружится и поет в опустевшем, сияющем парке чёртово колесо ***
не забудь, что самое главное - беспочвенные химеры и неоправданный произвол птиц, утонувших в лазури нет цвета более странного, чем перо канарейки нет вещи более невесомой, чем внутренняя сценография рафинированных поверхностей спокойно кури сигарету под разрывами мин и увидишь как красная рожь прорастает из неизвестных краев как вертится колесо с привязанными конечностями и новое тело рождается из вскрытых взрывами ран мосты образуют каркас, сверкающий в гомоне утра возлюбленная ведет тебя к морю в ее корзине вино, хлеб и гречневые цветы она ни страдает, ни причиняет страданий белый шум на песке у подножия мельницы-фортуны *** лис смотрит на стылую воду озеро завернуто в листья и флаги, отступающих в глубину отражений того кто скрывается в неизведанной темноте за дуновением камня, за комьями выдранной шерсти в неподвижности смятой травы бродит затхлая тень неубитой добычи чтобы мучить эхом несбывшихся лун, разрывающим медленным, безумным напряжением черных зрачков, проникающих в вены леса за измятую стужу рябин обернутых в голубую труху светозарного голода ***
юная дева слышала звуки хоров православных птицу нашла у скалы ветер ли, волны, вдруг, погубили тебя? птица моя! птица живая! нет, никуда ты теперь не взлетишь никогда ты уже не воскреснешь море холодное свищет, черные тучи летят в эти дни я был молод и не знал, кто погубил эту птицу целый день сидишь дома одна, может быть солнце вернётся? нет. солнце твое не вернётся. в алой зияющей тьме шел, как Исус я по морю и на волнах птица лежала твоя девушка, милая, вот она, душа ее словно песня во клюве беззвучно застыла и унеслась в те края, где до неба подняли руки деревья где песчаная колея отлива бьётся о неба ладонь и юноша с ангелом схожий в рваном хитоне спускается вниз туда, где солнце, как белый цветок горит непрерывно в сиянии икон голубых и растворяясь в белом, становится птицей жүктеу/скачать 1.58 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|