РЕКОМЕНДУЕМ ПРОСМАТРИВАТЬ В РЕЖИМЕ РАЗМЕТКИ СТРАНИЦЫ
ZALECA SIĘ PRZEGLĄDAĆ W WIDOKU UKŁAD STRONY
Олег Лещак
ЯЗЫКОВАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ Основы функциональной методологии лингвистики
ТЕРНОПОЛЬ
“Пiдручники & посiбники”
1996
Рецензенты:
доктор филологических наук, профессор В.В.Мартынов
доктор философских наук, профессор И.Т.Пасько
О.Лещак Языковая деятельность. Основы функциональной методологии лингвистики. - Тернополь: “Пiдручники i посiбники”,1996.
ISBN 966-562-037-1
Монография представляет собой систематизацию методологических подходов, сложившихся в лингвистике к концу ХХ века, на основе развития функциональных и прагматических философских взглядов И.Канта, В.Джемса и К.Поппера, а также лингвистических теорий Ф.де Соссюра, Я.Бодуэна де Куртенэ и В.Матезиуса. В книге предпринята попытка переосмысления с позиций функциональной методологии фундаментальных лингвистических положений и представления целостной картины индивидуальной языковой деятельности на материале славянских языков. Работа ориентирована на лингвистов, психологов и философов языка, а также на студентов гуманитарных факультетов.
Редактор - Я.Т.Гринчишин
Макет обложки - А.Л.Глотов
© О.Лещак,1996
ОГЛАВЛЕНИЕ
От автоРа
|
7
|
Введение
|
9
|
Раздел I.
Типологические черты функциональной методологии лингвистики
Глава 1. Проблемы онтологии объекта лингвистического исследования
§ 1. Онтология смысла как объекта лингвистического исследования и проблема языкового субъекта (предложение тетрихотомической методологии лингвистики)
1.1. Тетрихотомия в лингвистической методологии
|
15
|
1.2. Феноменализм как онтологическая позиция
|
25
|
1.3. Языковой субъект в позитивистской методологической
традиции
|
27
|
1.4. Проблема языкового субъекта в феноменологической методологии
|
30
|
1.5. Ментализм как глобальная методологическая установка
|
34
|
1.6. Картезианская языковая личность и методологические установ-
ки рационализма
|
39
|
1.7. Концепция языкового субъекта-микросоциума в функциональной методологии
|
44
|
§ 2. Сущностная характеристика формы смысла как методологическая категория
2.1. Постановка проблемы: инвариантность мира или инвариантность смысла
|
63
|
2.2 Категоризирующие и референцирующие теории
|
67
|
2.3. Инвариант как основа понимания
|
70
|
2.4. Структурный аспект проблемы: общий и частный смысл
|
73
|
2.5. Функциональный аспект проблемы смысла: модус покоя и модус движения
|
75
|
2.6. Лингвистический аспект проблемы инвариантного смысла
|
77
|
2.7. Двусторонний характер смыслопорождения в функциональной методологии
|
|
§ 3. Языковая деятельность как целостный объект функционального
лингвистического исследования: к онтологии соотношения языка,
речевой деятельности и речевых произведений
З.1. Языковая деятельность как объект функциональной лингвистики
|
91
|
З.2. Субституция и предикация как основа речемыслительной деятельности
|
92
|
3.3. Проблема индивидуального и социального в языковой деятельности
|
95
|
3.4. Типы организации языковой системы и речевого континуума
|
98
|
3.5. Речь и речевая деятельность
|
101
|
Глава 2. Проблемы гносеологии и генезиса объекта лингвистического исследования
§ 1. Методологические проблемы онто- и филогенеза языковой деятельности
1.1. Проблема генезиса смысла и философские истоки функциональной
гносеологии
|
104
|
1.2. Гносеологическая типология лингвистических теорий
|
106
|
1.3. Методологические проблемы функционального понимания филоге-
неза
|
112
|
1.4. Методологические проблемы исследования онтогенеза
|
115
|
1.5. Понятие онтогенеза в позитивистской, рационалистской и фено-
менологической гносеологии
|
117
|
§ 2. Функциональное понимание становления и развития вербального смысла
2.1. Онтогенез смысла с позиций функциональной методологии
|
122
|
2.2. Методологические проблемы онто- и филогенеза составных языковой деятельности
|
127
|
2.3. Функциональные аспекты генезиса формы смысла
|
132
|
2.4. Функциональный и генетический аспекты познания: к проблеме апостериорно-трансцендентального характера онтогенеза языковой деятельнщсти
|
138
|
§ 3. Функциональная семиотика и проблема соотношения вербального и невербального смысла
3.1. Понятие означивания в функциональной методологии: постановка вопроса
|
145
|
3.2. Функции вербального знака
|
145
|
3.3. Проблема плана содержания вербального знака
|
147
|
3.4. Проблема плана выражения вербального знака
|
148
|
3.5. Проблема произвольности вербального знака
|
150
|
3.6. Двусторонность вербального знака как функциональное свойство. Знаки и сигналы
|
151
|
3.7. Проблема объекта вербализации
|
155
|
3.8. Слово и когнитивное понятие: семиотический аспект отношения
|
157
|
3.9. Языковая и речевая вербализация
|
159
|
3.10. Языковые и речевые знаки
|
161
|
3.11. К проблеме структурирования языкового знака
|
164
|
Глава 3. Типологические проблемы методики лингвистического исследования
§1. Постановка проблемы
|
171
|
§2. Лингвистическое исследование как предметно-коммуникативная мыслительная деятельность
|
173
|
§3. Характер теоретического познания и проблема источника базы лингвистических данных
|
175
|
§4. Соотношение лингвистического знания и вербального факта в процессе исследования
|
177
|
§5. Согласование онтологических, гносеологических и методических оснований лингвистической теории
|
181
|
РАЗДЕЛ II.
Языковая деятельность в свете функциональной методологии
Глава 1. Методологические проблемы структуры и объема вербального смысла и организация информационной базы языка
§ 1. Функциональное понимание познавательной деятельности и методологические проблемы структуры и объема вербального смысла
1.1. Источники познавательной деятельности и составные понятийного смысла
|
187
|
1.2. Категориальная часть структуры инвариантного понятия
|
188
|
1.3. Референтивная часть структуры инвариантного понятия
|
193
|
1.4. Структура инвариантного понятия и структура лексического значения языкового знака
|
196
|
1.5. Количественные и качественные характеристики структурных элементов понятийного смысла
|
198
|
1.6. Структура речевого смысла (общие замечания)
|
202
|
1.7. Гносеологическая и функциональная аспектуализация понятия
|
204
|
1.8. Генезис аспектов понятийного смысла
|
206
|
§ 2. Методологические проблемы формирования объема и структуры информационной базы языка
2.1. Постановка проблемы: номинация и предикация как способы означивания и их отражение в семантической структуре вербальных знаков
|
211
|
2.2. Номинативные и неноминативные языковые знаки
|
215
|
2.3. Семантическая и семиотическая структуры вербального знака
|
217
|
2.4. Принципы структурирования системы языка и его информационной базы
|
219
|
2.5. Категориальное структурирование информационной базы языка
|
222
|
2.6. Когнитивная и языковая картины мира и проблемы вариативности вербализации понятий
|
228
|
2.7. Проблема семантической структуры клишированных высказываний и текстов
|
234
|
2.8. Полевое (тематическое) структурирование информационной базы языка
|
237
|
2.9. Созерцательно-эмпирическая референтивная семантика знака
|
239
|
2.10. Понятийные (рациональные) референтивные семы в семантической структуре знака
|
245
|
§ 3. Семантическая структура речи и речевых знаков
3. 1. Речевой знак как продукт когитативно-коммуникативных актов.
|
252
|
3.2. Коммуникативная интенция
|
254
|
3. 3. Номинативная и предикативная функции речевого знака
|
256
|
3. 4. Речевое содержание и речевой смысл как два плана семантики речи
|
257
|
3. 5. Содержательная структура и смысл речи
|
268
|
Глава 2. Методологические проблемы речевой деятельности и структура внутренней формы языка
§ 1. Составные речевой деятельности и их отражение в структуре внутренней формы языка
1.1. Постановка проблемы
|
273
|
1.2. Речепроизводство и знакообразование
|
276
|
1.3. Гносеологическая аспектуализация речемышления и мифологизм обыденной речевой деятельности
|
280
|
1.4. Структура речепроизводства: внешняя и внутренняя речь. Уровни речепроизводства
|
286
|
1.6. Речевая деятельность и оценка коммуникативной ситуации: режимы речевой деятельности
|
293
|
1.7. Оценка ситуации общения и модели внутренней формы языка
|
299
|
§ 2. Структура и функционирование моделей речепроизводства
2.1. Модели образования текста и текстовых блоков (СФЕ)
|
301
|
2.2. Модели образования высказывания и модели синтаксического развертывания (модели образования словосочетаний)
|
310
|
2.3. Модели образования словоформ
|
321
|
§ 3. Фонация и графическое оформление речи и их отображение во внутренней форме языка
3.1. Постановка проблемы
|
345
|
3.2. К онтологии фонации речи: фонема и фон
|
350
|
3.3. Модели суперсегментной фонации
|
357
|
3.4. Модели графического оформления речи
|
362
|
§ 4 Знакообразование и модели внутренней формы языка
4.1. Знакообразование как субститутивно-предикативный процесс
|
369
|
4.2. Мотивировка знакообразования
|
370
|
4.3. Мотивация знакообразования
|
382
|
4.4. Материализация знакообразования
|
385
|
Глава 3. Методологические проблемы речевосприятия и взаимопонимания в ходе речевой деятельности
1. Невербальный смысл и вербальная коммуникация
|
394
|
2. Речепроизводство и речевосприятие
|
400
|
3. Режимы речевой деятельности и проблемы понимания речи
|
411
|
КРАТКИЕ ИТОГИ
|
424
|
СЛОВАРЬ ТЕРМИНОВ
|
436
|
ЛИТЕРАТУРА
|
438
|
ОТ АВТОРА
Иммануил Кант, философ, чьи взгляды наиболее отвечают нашему пониманию функционального методологического подхода в сфере гуманитарных наук и к работам которого мы неоднократно будем обращаться в этой книге, писал, что “некоторые книги были бы гораздо более ясными, если бы их не старались сделать столь ясными”. Отдавая себе отчет в том, что понимание в гораздо большей степени зависит от компетенции читателя, чем от таланта пишущего, мы сосредоточились прежде всего на изложении собственного видения методологии лингвистического исследования, возможно, в ущерб понятности и доступности. В конце концов, сама тема данной книги требует максимального сосредоточения душевных сил и волевых усилий, поскольку демонстрационные возможности методологического исследования весьма ограничены. Не только квалификация языкового материала или оценка того или иного теоретического положения, но и само определение объекта исследования - методологического подхода - всецело положены в область теоретических размышлений. От ученого, пытающегося разобраться в вопросах методологии, требуется не столько даже наличие специальных лингвофилософских знаний, сколько непредвзятое отношение к взглядам других ученых, которые он не разделяет или разделяет лишь частично, а также искреннее желание понять причины подобного совпадения или несовпадения взглядов.
Работа, которую мы представляем на суд читателя, является попыткой систематизации методологических подходов, сложившихся в лингвистике к концу ХХ века, и определения на их фоне места функциональной методологии лингвистики, представляющейся нам наименее разработанной и наиболее перспективной. В философском отношении мы выводим методологический функционализм из трансцендентальной критики И.Канта, прагматизма В.Джемса и критического дуализма К.Поппера. В научном же плане мы возводим функциональную методологию к социально-психологическим теориям Я.Бодуэна де Куртенэ, Ф.де Соссюра, Н.Крушевского, В.Матезиуса, Н.Трубецкого, Р.Якобсона, В.Шкловского, Л.Выготского, В.Франкла, Я.Горецкого, Д.Дубровского, А.А.Леонтьева, М.Докулила, И.Торопцева, А.Бондарко и других лингвистов, психологов, литературоведов.
* *
*
8
Хочется выразить огромную благодарность всем тем, кто вольно или невольно содействовал написанию этой книги. Это, прежде всего, преподаватели кафедры славянской филологии Львовского университета во главе с ныне, к сожалению, уже покойным профессором Константином Константиновичем Трофимовичем, сумевшим создать уникальную напряженно-творческую и одновременно с тем очень доброжелательную атмосферу как для преподавателей, так и для студентов. Особую благодарность выражаем нашим учителям Г.Тыртовой, В.Анделу, В.Моторному, И.Теплякову, А.Медовникову, Л.Гладкой. Среди тех, кому мы всегда останемся благодарны, и воронежский лингвист И.С.Торопцев, чьи работы были для нас образцом широты взглядов и научной незакомплексованности. Следует вспомнить и ученых, общение с которыми оказало значительное влияние на формирование наших взглядов. Это философ Я.Ядацки из Варшавского университета, лингвисты Г.Ковалев из Воронежского университета, А.Дуличенко из Тартуского университета, И.Бобровски из института польского языка ПАН в Кракове, В.Заика из Новгородского университета. Это и наши коллеги В.Зуев, С.Ткачев, А.Глотов, М.Лабащук, Э.Миляновский из Тернопольского пединститута .
Выражаем огромную признательность нашим рецензентам - белорусскому лингвисту Виктору Мартынову и украинскому философу Игорю Пасько за внимательное прочтение данной работы.
Отдельные слова благодарности родителям и жене Светлане за веру и терпение.
Надеемся, что наша работа окажется небесполезной как для начинающих лингвистов, так и для тех, кто уже в большей или меньшей степени определился в методологическом отношении, однако остается открытым для альтернативных мнений и потому испытывает сложности теоретического и методологического характера.
октябрь 1996 Олег Лещак
“В конце концов лучше получить приблизительно точный предварительный ответ на правильно поставленный вопрос, чем отвечать на ложно поставленный вопрос с точностью до последнего десятичного знака”
Гуго Мюнстерберг
ВВЕДЕНИЕ
Всякая теория, если она претендует на роль научной теории, должна содержать в себе, как минимум, два четко определенных положения: об объекте исследования и о наборе методов и приемов научного анализа объекта. Без этого непременного условия всякая теория становится неуловимым, ускользающим от рук и глаз фантомом, который, в лучшем случае, может произвести на читателя благоприятное впечатление и вызвать у него эстетическое удовольствие. Более всего это заметно в лингвистике, которая в силу специфичности своего объекта сплошь и рядом норовит сползти к состоянию именно такого фантома. Будучи одной из наиболее древних областей знания, лингвистика, тем не менее, до сих пор представляет собой набор разрозненных рефлексий по поводу чего-то неопределенного, что в быту называют языком. При этом только очень немногие лингвисты составляют себе труд определиться как в плане онтологического статуса объекта, так и в отношении гносеологических и методических основ своего исследования. Это совсем не значит, что их лингвистические исследования лишены методологических оснований. Речь идет о том, что ученые не всегда осознают эти аспекты, из-за чего их работы оказываются весьма противоречивыми в теоретическом отношении. Поэтому задачей данной работы является, во-первых, анализ существующих в настоящее время (а при необходимости, и существовавших ранее) методологических подходов к исследованию языка и обоснование на их фоне основ функциональной методологии лингвистики, а во-вторых, изучение возможности применения оснований функциональной методологии к исследованию конкретных аспектов языковой деятельности.
Понятие методологии, принятое нами в этой работе, согласуется с мнением тех ученых и философов, которые видят в методологии основания теоретической эвристики: “... под методологией следует понимать систему общих принципов (способов) организации и трактовки знания, а не только теоретические постулаты, на которых оно базируется” (Ярошевский,1984: 329), и, уж тем более, не только свод методических приемов исследования.
Говоря о неопределенности объекта лингвистики, мы нисколько не преувеличиваем. Термин "язык" безо всяких оговорок, как бы для простоты, очень часто используют и в смысле языковой системы, и в смысле речевой деятельности, и в значении языковой деятельности, и для обозначения
результатов речи, причем этот термин используется как в отношении естественной человеческой коммуникации, так и в отношении коммуникации животных или искусственных вспомогательных коммуникативных систем. При этом строгое размежевание данных понятий считается чуть ли не дурным тоном и огрублением, упрощением тонкой и многообразной материи языка. Такой подход к лингвистике, ставший модным в последнее время в так называемых "постмодернистских" течениях, представляется нам существенным отступлением от того уровня научности, которого достигла лингвистика во время расцвета структурализма, особенно в его пражской разновидности. И все же, несмотря на кажущуюся несводимость лингвистических исследований, исповедующих различные взгляды на то, что следует понимать под термином "язык", можно попытаться ввести в одну парадигму лингвистические школы и направления на основе целого ряда критериев онтологического, гносеологического и методического характера.
Разногласия (не в смысле конфронтации, но в смысле разноголосицы) в вопросе онтологического статуса объекта исследования и гносеологических основ его изучения, как правило, начинаются уже с вопроса о том, что же должны исследовать лингвисты: письмена, звуки, тексты, значения, поведение, действия и отдельные поступки людей, их психическое или физиологическое состояние, абстрактные идеи или конкретные предметы и наблюдаемые ситуации и т.п. Даже определившись в этом отношении, исследователь еще на закрыл для себя вопрос о методологических основаниях своего исследования. Следует еще ответить на вопрос: а что есть данный объект исследования, где и как он есть, почему и зачем он есть, как мы можем знать, что он есть и почему мы можем быть в этом уверены, каким образом мы сумели обнаружить его и каким образом мы можем что-либо о нем узнавать. Весь этот комплекс проблем и заставляет лингвиста определиться в теоретическом и философско-методологическом отношении, занять определенную позицию относительно других ученых. Именно ответ на эти вопросы заставляет лингвистов организовываться (не обязательно как-либо обозначая этот акт) в школы, направления, течения. Различное видение онтологических, гносеологических и методических аспектов исследования, как правило, имплицитно присутствуют в любом теоретическом, а подчас и практическом споре между лингвистами. Многие лингвисты не отдают себе отчет в том, что их теоретическое противостояние с тем или иным оппонентом разрешимо только в том случае, если они стоят на идентичных методологических позициях, в противном случае их спор либо превращается в разговор слепого с глухонемым, либо должен быть переведен в плоскость методологической дискуссии о самих основаниях исследования.
Таким образом, первый серьезный критерий лингвистической методологии - онтологический - должен касаться центральной проблемы всякого лингвистического исследования: что есть объект исследования лингвистики и каковы его главные характеристики.
Однако само по себе представление об объекте исследования не порождает научную теорию и не образует направления в лингвистике. Для этого необходимо еще осознание гносеологических принципов изучения данного объекта. Мало знать объект своего исследования. Для лингвистики как гуманитарной дисциплины проблема гносеологического критерия является не менее значимой, чем проблема онтологии объекта. Лингвист должен четко отдавать себе отчет в том, что представляют из себя все его познавательные шаги относительно объекта и как следует интерпретировать все наличные и возможные результаты его исследовательской деятельности. Прежде всего он должен понимать сущность связи между объектом его исследования и собственной гносеологической позицией, а также осознавать прямую зависимость между этой позицией и возможными последствиями его исследования.
Наконец, третьей, равноценной составляющей методологической специфики любой теории является позиция ученого касательно характера и места тех или иных научных методов и исследовательских приемов, которыми он пользуется в ходе исследования. Методика исследования в значительной степени может испытывать на себе влияние онтологической или гносеологической позиции, но может быть и свободной от них, особенно тогда, когда эти позиции четко не осознаются лингвистом или являются смешанными в типологическом отношении.
Последовательно отстаивая позиции апостериорного ментализма, мы полагаем, что по своему объекту лингвистика представляет собой весьма своеобразную отрасль знаний как со стороны онтологии ее объекта, так и со стороны познания этого объекта.
Прежде всего, ее объект является одновременно продуктом психической деятельности конкретного индивида и межличностной коммуникации множества представителей некоторого социума, а, значит, он в равной степени естественен и искусственен. Несомненно, языковая способность - продукт человеческой деятельности, но это продукт не всегда или всегда не сознательной деятельности. Даже столь крайние формы сознательного лингвистического конвенционализма, как искусственные языки, отличительными чертами которых являются такие рациональные характеристики, как обратимость структуры и однозначность единиц, в случае их социализации и последующей психологизации претерпевают изменения и постепенно приобретают черты всякого естественного языка, как то: полифункциональность единиц, историческая изменчивость, динамичность связей и отношений единиц в системе и функциональная гибкость в их использовании. Именно этот аспект имел в виду Ф. де Соссюр, когда описывал язык в качестве самонастраивающейся системы. Сам по себе процесс самонастраивания системы ни в коей мере не означает ее статичности. С одной стороны, будучи естественным коммуникативным средством, язык подчинен психологическим законам развития человеческого организма (и в этом смысле не терпит вмешательства факторов, являющихся несвойственными его внутренней организации), но, с другой стороны, будучи продуктом межличностной коммуникации и предметной деятельности, язык постоян-
но приспосабливается к их нуждам, изменяясь формально и содержательно. Таким образом лингвист имеет дело с постоянно изменяющимся и, вместе с тем, с постоянно целостным объектом.
Еще одна специфическая онтологическая черта объекта лингвистики - это его одновременная единичность и множественность. Нет двух людей, обладающих идентичной языковой способностью, идентичными языковыми возможностями и идентичным речевым опытом. Нет человека, чьи языковая компетенция и интуиция оставались бы неизменными на протяжении сколько-нибудь продолжительного временного отрезка. Тем не менее, ни у кого не возникает малейшего сомнения в том, что его язык - это именно его язык (и вчера, и сегодня), что эти два человека говорят на одном и том же диалекте или языке, что все люди говорят на языке (не важно, на какой из его типологических или этнических разновидностей именно). Исследуя язык, лингвист должен постоянно учитывать то, что исследует свой объект одновременно как нечто индивидуально-психологическое и социальное.
Язык, как известно, по отношению к лингвистике является одновременно и объектом, и средством исследования. “Слово есть философия факта, - писал Лев Выготский, - оно может быть его мифологией и его научной теорией” (Выготский,1982,I:365-366). Это делает любые попытки лингвиста хоть как-то объективировать свою деятельность тщетными, если, конечно, под "объективацией" понимать поиск некоторой объективной, независимой от исследователя истины.
[Эта проблема практически не видна в науках, исследующих чувственно наблюдаемые объекты (вроде естественных наук) или в науках, изучающих высококонвенциональные смысловые объекты (вроде математики). Так, если естествовед или математик ошибутся, ошибочность их методик и подходов видна практически сразу. Смысловой режим относительно их объектов задан либо естественным развитием человеческого сознания (т.н. "здравым смыслом"), либо теоретической конвенцией исследователей. Практически нельзя встретить естествоведа, который бы усомнился в том, действительно ли то, что он исследует, является "Солнцем", "ветром", "камнем", "растением", "человеком", "животным", "светом", "температурой" и т.д. не в смысле их названий (в этом случае легко и охотно вводятся условные символы), а в смысле их наличия в качестве таковых. Уилфрид Селларс, один из наиболее функционально мыслящих рационалистов об этом написал так: “Структура здравого смысла совершенно ложна, то есть такие вещи как физические объекты и процессы структуры здравого смысла, реально не существуют”, но тут же объясняет, что “конечно это не означает, что не существует столов или слонов. Данное утверждение нужно понимать в том смысле, что столы и слоны реально не существуют так, как они представляются здравым смыслом...” (Селларс,1978:376). Точно так же ни один математик не сомневается в том, что существуют числа, математические действия, что "2" есть продукт прибавления "1" к "1" или вычитания "1" из "3". Иное дело гуманитарий. Нельзя
себе представить, например, языковеда (если не брать во внимание дилетантов, ориентирующихся на школьные грамматики), который бы однозначно соглашался с тем или иным высказыванием другого языковеда без учета методологической позиции последнего.]
В лингвистике метод, подход играет едва ли не доминирующую роль. Подход в лингвистике определяет не только характер и средства исследования, но и самое объект. “Оказывается, что факты, добытые при помощи разных познавательных принципов, суть именно разные факты” (Выготский,1982,I:359) [выделение наше - О.Л.]. Зная, на каких позициях стоит исследователь, в принципе, можно спрогнозировать результаты его исследований. Вместе с тем, не зная методологических основ той или иной теории, практически невозможно интерпретировать содержащиеся в ней положения. Это предопределяется именно специфическим характером объекта лингвистики. Истинность или ложность научных представлений в лингвистике целиком зависит от системы координат, заданной тем или иным методом или подходом. Поэтому единственное требование, которое можно выдвинуть к лингвистической теории любой методологической ориентации, - это непротиворечивость положений в пределах заданных теорией критериев.
Естественно, данное положение может оказаться губительным для всяческой возможной критики, поскольку всякая теория верна уже сама по себе, если она внутренне непротиворечива. Однако это не так. Для языкознания очень сложно выстроить абсолютно конвенциональную систему координат, которая бы никак не соприкасалась с предметно-коммуникативной деятельностью, т.е. была бы абсолютно спекулятивной. В этом смысле лингвистика напоминает любую естествоведческую дисциплину. В крайнем случае, об объекте можно судить по внешнезвуковым сигналам и поведенческим реакциям испытуемых (что зачастую и принимается за лингвистическое исследование). И все же, указанные феномены, хотя и не являются собственно лингвистическими объектами, могут и должны учитываться как факторы, объективизирующие исследование. Та или иная лингвистическая теория может быть верифицирована (или, скорее, фальсифицирована) не только со стороны собственной внутренней непротиворечивости, но и со стороны предметно-коммуникативных результатов ее применения. Нельзя не согласиться со Стефаном Тулмином, что “изучение отдельного концептуального выбора в науке на его историческом и общекультурном фоне не оправдывает автоматически ни самого этого выбора, ни критериев, которыми он детерминирован. Однако такой анализ дает нам возможность увидеть все богатство рассуждений, которые привели к соответствующему решению, и его следствия, как ожидаемые, так и неожиданные” (Тулмин,1978:189).
[Важным гносеологическим фактором лингвистического исследования является личность самого исследователя. Знание языка, языковая компетенция и языковая интуиция (именуемая иногда "языковым чутьем") в
значительной степени предопределяют и методику лингвистического анализа, и научную картину языка, создаваемую лингвистом в своих работах. Польский лингвист Иренеуш Бобровский на одной конференции обосновал блестящую и очень простую мысль о том, что, несмотря на источник базы лингвистических данных, декларируемый лингвистом в качестве основного или единственного, таковым является всегда только его собственная языковая компетенция и интуиция. Лингвист не в силах обнаружить в речи окружающих то, что не является частью его собственной индивидуальной языковой способности. Вилем Матезиус в заключение статьи “Функциональная лингвистика” заметил, что “Не может быть лингвистом нового типа тот, кто не наделен тонким чутьем языковых ценностей” (Матезиус,1982:38).
Значит ли то, что единственным источником базы данных является психика самого исследователя, необходимость использования исключительно интроспективных методов познания? Отнюдь. Каждый психолог знает, что сознательная и целенаправленная интроспекция практически никогда не ведет к удовлетворительным результатам. Менее всего человек способен сознательно объективно охарактеризовать собственные действия, поступки, знания, в том числе и лингвистические. В этом состоит еще один парадокс лингвистики. Лингвистическое исследование по своему направлению может быть только интенциональным, направленным вовне, на чужую языковую деятельность. Но по своей сущностной характеристике оно всегда интроспективно. Иными словами, исследуя других, мы исследуем в первую очередь себя. Но исследовать себя непосредственно, без опосредующего звена в виде партнера по коммуникации невозможно]
Основной мыслью, которую нам хотелось бы подчеркнуть, прежде чем приступать к подробному анализу методологических подходов в лингвистике, является то, что в силу изложенной специфики человеческой языковой деятельности в языкознании невозможно построение какой-либо стройной теории без последовательного решения методологических проблем и, в первую очередь, без тщательной синхронизации всех трех составляющих методологии: онтологии объекта, гносеологии исследования и методики исследовательских приемов.
В данной работе мы не ставим перед собой задачи охватить все вопросы и проблемы современной лингвистики и, тем более, дать единственно верные ответы на подобные вопросы. Это и невозможно, так как сам по себе язык (как некая “вещь-в-себе”) непознаваем ни эмпирическими описательными методами, ни трансцендентальными спекуляциями. Познавать можно лишь язык как конкретное явление, т.е. функцию человеческой деятельности. Гораздо более важной нам представляется задача полноценного обоснования самой постановки лингвистических вопросов с последовательных позиций функциональной методологии. Ханс-Георг Гадамер в свое время очень справедливо заметил: “Чтобы быть в состоянии спрашивать, следует хотеть знать, то есть знать о своем незнании” (Гадамер,1988:427).
16
Достарыңызбен бөлісу: |