Глава 24 ТЯЖЕЛОЕ ПОЛОЖЕНИЕ СТАРИКОВ

Любой из нас, прогуливаясь по улицам города, обратит внимание на то, какие безнадежные, испуганные выражения лиц у пожилых людей, которые, испытывая страх перед смертью и даже перед жизнью, скорее доведут себя до последнего предела, чем проведут остаток дней в доме престарелых. Моя знакомая занимает ответственную должность в одном из самых новых и отлично оборудованных домов престарелых в Нью-Йорке. «Когда я состарюсь,

— сказала она, — пусть меня вывезут куда-нибудь и пристрелят, но я не хочу доживать свои дни в таком месте».

Врачи и служащие социальной сферы в гериатрии проводят различную конструктивную работу по оказанию помощи престарелым людям. Однако укоренившиеся страхи, съедающие умы и сердца их пациентов, остаются при этом нетронутыми. По словам д-ра Элизабет Кюблер-Росс, 80 процентов стариков живут последние годы своей жизни в горечи и депрессии. Они чувствуют себя обузой и бременем для окружающих. Один за другим уходят из жизни их друзья, и они ощущают себя все более одинокими. В обществе, где царит культ телесной красоты, они чувствуют себя похожими на высохшие мумии. Весь опыт, накопленный ими в течение долгой жизни, начинают расценивать как бесполезный и тщетный, поскольку вскоре он будет поглощен смертью. И сама смерть, несмотря на религиозные верования, часто внушает им жуткий страх, как прыжок в бездну небытия.

Если бы было доказано, что перевоплощение действительно существует (а серьезные научные исследования в этой области уже проводятся), то подобные страхи и волнения у людей прекратились бы либо намного уменьшились. Я лично знала людей, которые, несмотря на немощь, не боялись смерти и относились к ней спокойно, потому что верили в перевоплощение. У них живой ум, они интересные собеседники, не скучны ни самим себе, ни другим, и в них нет жалости к самим себе. Даже внешне они выглядят моложе людей своего возраста. Они считают, что жизнь не ограничивается узкими рамками короткого существования и, следовательно, не вращается исключительно вокруг родственников и нескольких друзей. Смерть приветствуется как возможность покоя и дальнейшего духовного развития.

С точки зрения теории перевоплощения циклы жизни и смерти аналогичны бодрствованию и сну. Кто из нас боится засыпать ночью? Лишь немногие, большинство же радуются, что наступает время ночного покоя, когда можно восстановить свои силы, и засыпают, уверенные, что утром проснутся и продолжат дела вчерашнего дня. Люди, верящие в перевоплощение, так же рассматривают и смерть. Все, чему они научились в этой жизни, может быть использовано в их следующем «дне» — воплощении. Даже последние минуты земного существования они воспринимают как способ извлечь для себя уроки, которые затем войдут в урожай будущего. «Когда окончится дневная работа, ночь приносит блаженство сна. Смерть есть конец большого дня, и в ночи, которая следует за ней, все находят покой до тех пор, пока по собственному желанию не возвратятся к новым попыткам и новой работе. Так было с нашим другом, так будет и со всеми нами» — эти слова произносят буддисты во время погребального ритуала.

В Индии существует вера в перевоплощение. Граф Герман Кейзерлинг в «Путевом дневнике философа» пишет: «Бенар переполнен больными и немощными. Неудивительно — ведь сюда приходит огромное количество пилигримов, чтобы умереть на берегах Ганга... Эти мученики страдают так мало; прежде всего, у них нет никакого страха перед смертью. Большинство из них в высшей степени счастливы; что же касается их немощи, они считают, что ее надо терпеть; в любом случае много времени это не займет. Они верят, что за это время с них снимется какой-либо старый грех. Говорят, что вера индусов пессимистична. Я же не знаю ни одной, которая была бы менее пессимистична» [1].

Эти люди примирились со смертью задолго до того, как умереть. Мы склонны откладывать размышления о своей кончине до тех пор, пока она не подступит слишком близко, и потому оказываемся плохо подготовленными, чтобы встретить ее. Фрейд писал об этом в книге «Мысли о временах смерти и войны»: «Любого, кто слушает нас, мы были готовы убеждать, что смерть является необходимым следствием жизни. Однако в действительности у нас есть желание отстранить смерть, убрать ее от жизни. Это культурно обусловленное отношение к смерти дополняется нашим полным крахом, когда смерть забирает у нас кого-нибудь из близких» [2]. Но наш крах становится еще более явным, когда неминуемой оказывается наша собственная смерть, как замечает д-р Льюис Томас в работе «Жизнь клетки».

Смерть в глобальных масштабах нам не мешает жить. Мы можем сидеть за обеденным столом и разговаривать о войне, унесшей души 60 миллионов человек, как будто бы мы говорим о плохой погоде; мы можем наблюдать сцены, где умирают люди, каждый день по телевидению, не уронив при этом ни слезинки. Только когда смерть забирает дорогих людей, наши мысли начинают лихорадочно кружиться в голове. В самом центре проблемы ждет своего часа голая и холодная смерть, которая коснется каждого из нас, нашего «я», единственная реальность в природе, в которой мы абсолютно уверены, и она непредсказуема, немыслима [3].

В завершение я хотела бы процитировать полные вдохновения слова из письма Ганди к Маделин Слейд, дочери британского адмирала, которая отказалась от своего положения в обществе ради работы с этим великим человеком.

Ваша мать медленно угасает. Будет хорошо, если конец наступит скоро. Лучше оставить тело, из которого вырастаешь. Желание видеть своих самых дорогих людей как можно дольше во плоти эгоистично, оно исходит от слабости или недостатка веры в жизнь души после смерти тела... Чем больше я наблюдаю и изучаю мир, тем сильнее мое убеждение, что печаль, вызванная разлукой и смертью, является самым большим заблуждением. Осознать это — значит стать свободным. Смерти нет, нет разъединения истинной сущности. И все же трагедия состоит в том, что, хотя мы любим друзей за их духовную сущность, мы оплакиваем разрушение того незначительного — физического, которое определенное время носит в себе эту сущность. Форма меняется и погибает. Наполняющий ее дух никогда не меняется и не погибает. Истинная любовь состоит в перемещении себя из тела к обитателю, находящемуся внутри, и в понимании единства всей жизни, населяющей бесчисленные тела. Кажется, вы уловили истину сейчас. Пусть она навсегда пребывает с вами [4].

Эти слова были ответом на письмо, где говорилось об ухудшении здоровья больной матери Маделин Слейд, возможно, они помогут как пожилым людям, чья смерть приближается, так и тем, кто останется и будет по ним скорбеть.

Гете. «Беседы с Иоганом Фальком»

ГЕНРИ ФОРД И ЭРА МАШИН

Интервью, переданное по радио в Американском университете в Вашингтоне, заставило одного из авторов приехать в этот город весной 1980 года, когда в Смитсоновском институте, демонстрировался новый экспонат в экспозиции «Модель Т. Форд». Форд создал свой первый автомобиль в 1896 году, когда ему было тридцать три года. Автомобильная эра, изменившая все западное общество, началась с 1900 года. 1 октября 1908 года Форд представил свою первую «Модель Т». Из двух интервью с Фордом мы узнаем о том, что ему было двадцать шесть лет, когда он открыл для себя перевоплощение, и о том, какой результат эта теория возымела на всю его карьеру. Одно интервью появилось в газетах Херста 27 и 28 апреля 1938 г. Приведем из него небольшую цитату.

В молодости я, подобно многим другим, задавал себе вопрос: «Зачем мы здесь?» — и не находил ответа. Без какого-либо ответа жизнь кажется пустой, бесполезной. Один из моих друзей как-то предложил мне книгу... Эта небольшая книга дала мне ответ, который я искал. Она изменила всю мою жизнь. Она обратила мое мировоззрение к цели и смыслу. Я думаю, что мы здесь сейчас находимся по какой-то причине и затем вернемся вновь... В этом я уверен... Мы здесь ради какой-то цели. Разум и память — вечные [1].

Другое интервью появилось десятью годами раньше в «The San Francisco Examiner».

Я принял теорию перевоплощения, когда мне было двадцать шесть лет... Религия по этому поводу ничего не предлагала... Даже работа не могла дать мне полного удовлетворения. Работа тщетна, если мы не можем пользоваться опытом, накопленным в прежней жизни. Когда я открыл для себя перевоплощение, мне показалось, что я обнаружил универсальную схему. Я понял, что есть шанс воплотить свои идеи. Время раздвинуло для меня свои границы. Я больше не был рабом у стрелок часов... Гений — это опыт. Некоторые думают, что это дар или талант, но это плод опыта, накопленного во многих жизнях. Души некоторых из нас старше, и поэтому они знают больше.. Открытие перевоплощения успокоило меня... Если вы сохраните запись этого разговора, то напишите его так, чтобы он успокоил других людей. Я бы хотел сообщить людям о том умиротворении, которое дает нам длительная перспектива жизни (28 августа 1928 г.).

ЭРНСТ СЕТОН-ТОМПСОН — ОСНОВАТЕЛЬ ОРГАНИЗАЦИИ БОЙСКАУТОВ АМЕРИКИ

В Америке миллионы людей были бойскаутами³⁵. Интересно, многие ли из них знали истинную историю, приведшую к основанию этой организации, и ту роль, которую в ней сыграло перевоплощение?

Сетон-Томпсон писал книги, он сделал свои иллюстрации к сорока книгам о природе. Полный творческой энергии, когда ему было уже под девяносто, он умер в деревне Сетон в Нью-Мехико накануне отъезда в лекционное турне. В «Time

Magazine» была опубликована статья о нем, в которой говорилось, что это «человек, который в век стремительной механизации продолжал любить землю, природу, времена года и всех живых существ, он обладал редким пылом и необыкновенным даром в передаче своего видения мира другим» (4 ноября 1946 г.). Его дочь Аня Сетон пишет новеллы.

Сетон сделал много для американских индейцев. Вместе с женой Джулией Сетон, специалистом в области этнографии индейских племен, написал книгу «Евангелие Краснокожего». В предисловии жена Сетона пишет о значительнейшем событии, происшедшем в его жизни за пять лет до основания им организации бойскаутов Америки в 1910 году. Далее она называет его Вождем — под этим именем он стал известен всему миру. Прозвище вошло в обиход после того, как Сетон возглавил организацию бойскаутов.

В марте 1905 года мы находились в Лос-Анджелесе в рамках лекционного турне. Утром после лекции нас встретили в гостинице «Van Nuys» несколько наших друзей с Востока. Они обратились к Вождю: «Мы пришли передать, что женщина, живущая на холмах, хочет вас видеть». Мы сели в трамвай, доехали до конечной остановки и начали взбираться по тем местам, которые, как я думаю, сейчас называют Беверли Хиллз. На зеленом склоне стоял небольшой белый коттедж; мы увидели женщину, одетую как жена фермера...

Ее представили нам как Махатму из Индии, хотя она была уроженкой штата Айова. Она покинула дом маленькой девочкой, провела много лет в обучении у Великих Учителей и теперь вернулась в Америку с какой-то миссией. Она была странным человеком. Мы не могли понять, было ли ей тридцать или сто тридцать лет... У нее был загадочный, туманный взгляд мистика. Подавая кофе и пирожки, она разговаривала в обычной манере. Почему она послала людей вызвать нас? Наконец, спустя час, мы поднялись, чтобы уйти.

Внезапно она повернулась к Вождю с полностью переменившимся выражением лица, поведение ее тоже изменилось. Ее глаза сверкали, когда она произнесла властным тоном: «Разве вы не знаете, кто вы?» Пораженные, мы молчали. Она продолжила: «Вы Вождь краснокожих индейцев, воплотившийся, чтобы передать послание краснокожего белой расе, которая так в нем нуждается. Почему вы этим не занимаетесь? Почему не приступаете к работе?» На Вождя это подействовало как укор совести. По дороге назад он ничего не говорил. Впоследствии мы долго не упоминали об этом случае, но я знаю, что эта странная женщина сосредоточила его мысли на миссии, над которой до встречи с ней он работал довольно нерешительно в течение нескольких лет. С тех пор он никогда не отступал от этой миссии, которую она назвала «его работой» [2].

МИСТИЧЕСКИЙ ПОЛЕТ ЛИНДБЕРГА ЧЕРЕЗ АТЛАНТИКУ

Когда пятьдесят лет назад Чарлз Линдберг готовился к своему путешествию, которое должно было охватить два континента и положить начало эре международного воздушного сообщения, он даже не подозревал, что его ожидает мистическое приключение, которое не только преобразит его собственное сознание, но и обеспечит успех его предприятия. Общественности о необыкновенных происшествиях этого полета не было известно до публикации в 1956 году «Духа св. Луи».

Когда Линдберг сел в самолет на поле Рузвельта, он был агностиком и атеистом. Если бы в те дни в аэропорту стояла часовня Неба, он бы не зашел в нее, чтобы помолиться об удаче. Его взгляды были твердо основаны на научных открытиях того времени. Если его путешествию было суждено закончиться вморской могиле, оно было бы заключительной главой его жизни.

В «Автобиографии ценностей», которую он написал незадолго до смерти, он пишет: «В Миссури, в возрасте двадцати лет, я был учеником восходящего божества Науки, готовый совершать ежедневные жертвоприношения для механистического будущего, которое, казалось, готовило для людей большие блага» [3].

В те ночи и дни, которые предшествовали перелету через Атлантику, Линдберг почти не спал. Следовательно, не заснуть во время тридцатичетырехчасового полета было бы сверхчеловеческим подвигом. Линдберг сообщает читателю, что на самом деле он несколько раз надолго засыпал во время полета. Почему же тогда его самолет не упал в океан?

По его словам, внутри него произошла странная диссоциация³⁶ состояний сознания. Сначала он заметил, что разум отделился от тела, то есть произошло отделение, которое в принципе он считал невозможным. Побеждаемые дремотой чувства и органы стремились ко сну, хотя для него это означало верную смерть. Но сущность, называемая разумом, стоявшая «отдельно», была непоколебима. Однако мозг стал неспособен поддерживать состояние бодрствования и уступил место трансцендентальной силе, о существовании которой в себе Линдберг никогда не подозревал. Наконец разум крепко уснул, когда летчик находился над океаном, и этот третий элемент, это новое «необыкновенное сознание», которому поначалу он боялся доверять, стало направлять полет.

На восемнадцатом часу Линдберг почувствовал себя «сознанием, распространявшимся через пространство, над землей и в небеса, которое не могло удержать ни время, ни материя». Его тело было невесомым, а руки не чувствовали штурвала. И вот он видит, что фюзеляж заполонили призраки людей — прозрачные и невесомые. Их появление не вызвало у него никакого удивления, не поворачивая головы, он видел их всех, ибо его голова стала «одним большим глазом, смотрящим одновременно во всех направлениях». Казалось, что они могли исчезать и появляться по своей воле, проходить через стены самолета, как будто их вовсе не существовало. Иногда в самолете звучали голоса, знакомые голоса, дающие ему советы о полете, ободрявшие его, передающие сообщения, которые нельзя получить в обычной жизни.

Какая связь могла существовать между всеми этими «духами» и им самим? Это было больше похоже на встречу друзей после долгих лет разлуки. Линдберг пишет: «Как будто бы я всех их знал прежде в каком-то прежнем воплощении. Возможно, они — творения векового опыта, обитатели царства, в настоящее время закрытого для людей нашего мира». Он почувствовал себя в состоянии перехода между земной жизнью и еще более обширной областью, находящейся за ней, как будто он был пойман магнитным полем между двумя планетами и его направляла мощь, которую он не мог контролировать, «представлявшая силы несравненно более могучие», чем те, которые он когда-либо знал.

Только когда от него требовалось сознательное направление курса самолета, он на мгновение просыпался, но за этим вновь следовали долгие и странные интерлюдии³⁷ «сна» с широко открытыми глазами. В его сознании изменялись ценности. В течение двадцати пяти лет оно томилось в костяном футляре, и он не осознавал бесконечность жизни, бессмертное существование вне его. Может, он уже «умер» и вот-вот присоединится к этим «призракам»? У Линдберга изменилось отношение к смерти: он понял, что ошибался, считая ее концом всему. В полете он почувствовал, что живет одновременно в прошлом, настоящем и будущем. Он был окружен «старыми связями, давно прошедшей дружбой, голосами времен далеких предков». Да, он летел в самолете над Атлантикой, но также жил в давно минувших веках [4]. Из-за густой облачности ему пришлось лететь вслепую большой отрезок пути. Его самолет был оснащен довольно примитивными навигационными приборами по сравнению с теми, которые существуют сейчас. И все же, когда он наконец увидел землю, он был поражен, что сбился с курса всего на несколько миль! Его небесные проводники — эти друзья, возможно, из прошлых воплощений, более развитые, чем люди, — конечно же, не сбили его с дороги. Таким образом, становится понятно, почему в 1936 году Линдберг скромно озаглавил свою первую книгу о полете словом «Мы».

В «Автобиографии ценностей» — в своем последнем завете — отражены мысли Линдберга о перевоплощении. Там есть рассказ о небольшом отпуске, проведенном на одном из островов Тихого океана во время Второй мировой войны после опасного боевого задания, в котором он чуть не погиб. Эти мысли пришли к нему, когда вода горного озера держала его, а он лежал на спине и не испытывал потребности ни в одном из сделанных людьми предмете.

«Никакая роскошь не могла дополнить то умиротворение, красоту и удовлетворение, которые я испытал. На том озере находилась моя сущность, бежавшая из внешних рамок жизни, подобно тому, как душа Будды бежала от тела в промежутках между своими воплощениями. Оглядывается ли душа на тело, как я оглядывался на мой боевой самолет как на внешнюю скорлупу, удобный инструмент для материальных достижений?» Он задает себе вопрос, какой силой должна обладать отдельная жизнь, чтобы так манипулировать течением его жизни, чтобы радикально изменить его расу и характер в будущих жизнях, и как он может сформировать последующие воплощения, подобно тому, как скульптор придает форму своей глине? Излишества нужно избегать, заметил он, ибо в следующей жизни он может захотеть действовать иначе. Линдберг пишет, что «интуиция говорит нам, что сознание будет продолжать развиваться», ибо его потенциал беспределен. «Чем дальше мы проникаем в неизвестное, тем больше и чудеснее оно становится» [5].

МЕТАМОРФОЗЫ В МУЗЫКЕ

РИХАРД ВАГНЕР

Интерес к перевоплощению появился у Вагнера в двадцатилетнем возрасте, после того как он увлекся изучением восточной философии. В то время он жил со своим свояком, Германом Брокгаузом, ученым, преподавателем санскрита. В 1855 году он пишет своей знакомой Матильде Вессендонк, советуя ей достать индусские легенды под редакцией Хольцмана. «Они все прекрасны, но если ты хочешь узнать о моей религии, прочитай «Усинар». Какой пристыженной выглядит вся наша культура по сравнению с этими чистейшими откровениями благороднейшего гуманизма на Древнем Востоке!» [6]. В 1857 году он признался ей, что он «бессознательно стал буддистом» [7]. Его любовь к буддизму была также вызвана изучением философии Шопенгауэра. Он с вдохновением сочинил оперу с мотивом перевоплощения «Победители» («Die Sieger»), основанную на буддийском сказании. Грэнвиль Пайн, специалист по творчеству Вагнера, являющийся председателем общества имени Вагнера в Англии, написал о «Победителях»:

В этом материале Вагнера мы обнаруживаем огромную сокрытую красоту, композитор передает тему перевоплощения средствами музыки, через особую технику музыкальной драмы, когда музыка описывает прошлое, в то время как слова говорят о настоящем. Этот материал оказал огромное влияние на его последующее развитие [8].

Вагнер писал о своей опере:

Для духовного зрения Будды прошлая жизнь любого человека, которого бы он ни встретил, подобна открытой книге... Простая история [в «Победителях»] обрела значимость путем слияния прошлой жизни главных героев с нынешним существованием с помощью музыкального сопровождения-воспоминания. Мгновенно прочувствовав, как представить эту двойственную жизнь через музыку, я принялся за работу над поэмой с особым пылом [9].

Пайн добавляет, что идея «Победителей» преследовала воображение Вагнера в течение двадцати лет, но так и не была осуществлена. Эмоциональный и метафизический импульс, вызванный в Вагнере «Победителями», получил разрядку в «Тристане и Изольде», продолжение темы перевоплощения мы находим в его последней работе «Парсифаль»... Несомненно одно: буддизм наложил отпечаток на неистовый гений и бурную личность Рихарда Вагнера, благодаря чему его произведения стали именно такими, какими мы их знаем [10].

В письме Вагнера к Матильде Вессендонк, которая вдохновила его на создание оперы «Тристан и Изольда», мы находим его высказывание о том, что «в отличие от перевоплощения и кармы» все другие взгляды кажутся ему «мелкими и узкими» [11]. В другом письме он признался, какое утешение он нашел в этой философии, когда задумывался о неравенстве в развитии людей.

Вагнер пишет:

Скоро будет издан перевод в прозе четырех опер — «Летучий голландец», «Тангейзер», «Лоэнгрин» и «Тристан и Изольда». Я только что просмотрел переводы; при этом мне нужно было ясно вспомнить все подробности моих поэм. Вчера «Лоэнгрин» очень тронул меня, и я не могу не считать его самой трагической поэмой, поскольку только чрезвычайно широкий взгляд на жизнь может примирить Лоэнгрина и Эльзу.

Лишь глубоко понятая идея перевоплощения может хоть как-нибудь утешить меня, ведь это прекрасное буддийское верование показывает, что все в конечном счете могут достичь полного искупления, таким образом, незапятнанная чистота Лоэнгрина находит простое объяснение в факте, что он есть продолжение Парсифаля, который должен был бороться за его чистоту. Точно так же и Эльза в своем воплощении достигнет высоты Лоэнгрина. И вся ужасная трагедия жизни заключается в чувстве Разделенности во Времени и Пространстве [12].

Великие Учителя человечества стоят выше на шкале развития, чем Лоэнгрин или Парсифаль. Вагнер писал Августу Рекелю в 1855 году:

Во все времена умы, достигшие ясного восприятия, обращались к умам масс, все еще находящихся в рабстве, и, чувствуя к ним сострадание, искали средства общения с ними. В первом ряду среди просветленных духов стоят основоположники религий. Конечно же, индусский принц Будда говорил на языке, который наиболее близок к выражению возвышенного просветления... Если пробовать выражать это высочайшее восприятие в понятиях, доступных людям, то придется это делать только в форме чистых первичных буддийских учений. Особенно важна доктрина трансмиграции душ как основа истинно человеческой жизни [13].

В «Парсифале», последней опере Вагнера, нашло отражение его христианское мировоззрение в том виде, в каком оно существует сейчас. Возможно, его взгляды включали также и буддийские учения, да и сам композитор твердо верил в перспективу перевоплощения. Как уже упоминалось, незавершенная опера Вагнера с буддийскими мотивами — «Победители» — нашла воплощение в «Парсифале». Некоторые подробности жизни Будды были положены в основу этой онеры, они узнаваемы в подтексте. Это, например, хорошо известный эпизод, где двоюродный брат Будды убивает лебедя. Сексуальный танец девушек-цветов во втором акте «Парсифаля» непосредственно исходит из сцены танца обольщения, когда Будда в ночь своего просветления отражал войска Мары. Злей волшебник Клингсор бросает в Парсифаля копье, так же как в древних буддийских сказаниях искуситель Мара бросает копье в Будду.

Что же касается перевоплощения и кармы, то в первом акте рыцарь Гурнеманц поет о Кундри, единственной героине: «Здесь она сейчас живет, возможно, снова, чтобы страдать от наказания за долги в прошлой жизни, которые еще должны быть прощены». Кундри говорит во втором акте: «Ты была Иродиада — кем же иначе? Гундриггия там. Кундри здесь». Иродиада, как мы помним, была женой Ирода, в «Евангелиях» говорится, что Иоанну Крестителю из-за нее отрубили голову. В опере она была осуждена на мучительное существование в течение долгих веков. «Теперь я попытаюсь, — говорит Кундри, — от мира к миру снова отыскать Его». Идея заключается в том, что даже у ничтожных и деградировавших человеческих созданий есть возможность искупления в этой и будущих жизнях.

ГУСТАВ МАЛЕР

В Европе и Америке Малер был знаменит как дирижер, и лишь после его кончины в 1911 году о нем стали говорить как о композиторе. Его симфонии и другие сочинения опередили свое время и были приняты скорее с недоумением, чем с шумным одобрением. Он предрекал, что его время придет, и оно пришло. Сейчас он везде признан великим музыкантом.

В биографии композитора его близкий друг Рихард Шпехт приводит разговор с Малером в Гамбурге в 1895 году [14]. Малер сказал с большим убеждением: «Мы все возвращаемся; именно эта уверенность придает смысл жизни, и не имеет значения, будем ли мы помнить прежнюю жизнь в последующем воплощении. Важен не индивидуум и его комфорт, а великое стремление к совершенству и чистоте, которое продолжается в каждом воплощении».

В этот же год Малер начал свою третью симфонию. По своей сути все его ранние симфонии трагичны, они раскрывают горькое разочарование в жизни, третья же была названа «Радостное знание». По словам Дерика Кука, известного специалиста по творчеству Малера, это произведение «говорит о вновь обретенном оптимизме или, скорее, о некоем мистическом откровении, о смысле существования». Эта симфония представляет перевоплощение жизни через царство природы и за его пределами.

Кук цитирует письмо, где Малер пишет о том, что он хотел выразить в этой работе эволюционное развитие природы, прячущее «внутри себя все пугающее, великое и вместе с тем прелестное». «Конечно же никто никогда это не поймет,

— говорит он. — Мне всегда казалось странным, что большинство людей, говоря о «природе», имеют в виду только цветы, маленьких птичек и лесные запахи. Никто не знает бога Диониса, великого Пана. У вас нечто вроде программы, то есть образец того, как я сочиняю музыку. Везде и всегда это только голос природы!» Великое первое движение представляло «природу в ее цельности... пробудившуюся от непостижимой тишины, чтобы звучать и отдаваться эхом». Последующие движения показывают стадии восхождения через перевоплощение от растения и животного, через человечество к всезнающему, всемогущему Божественному Источнику [15].

Бруно Вальтер, сторонник теории перевоплощения, выдающийся дирижер [16], протеже и близкий друг Малера, первым оценил музыку композитора и, часто включая ее в программу, в итоге убедил музыкальный мир в истинном достоинстве Малера.

ЯН СИБЕЛИУС

По случаю девяностолетия со дня рождения Сибелиуса в «New York Times» была напечатана статья, где музыкальный критик писал:

Взаимосвязь между жизнью и искусством у Сибелиуса чрезвычайно велика... Отождествление себя через творчество с природой, с полями, лесами, морем и небом — основная его задача, она пронизывает его музыку... Ребенком Сибелиус бродил по диким местам своей родной провинции Хяме. Птицы всегда завораживали его слух. «Миллионы лет назад, в моих прежних воплощениях, — сказал он однажды своему зятю Яласу, — я, наверное, был лебедем или диким гусем, потому что все еще чувствую эту связь» (4 декабря 1955 г.).

Друг семьи Сибелиуса, миссис Ида Зольман (в шестидесятые годы она жила в Нью-Йорке), сообщила одному из писателей, что Сибелиус открыто говорил с близкими людьми о своей вере в перевоплощение, а также о своих прошлых жизнях.

В 1982 году это подтвердил Харрио Каллио, который преподает в калифорнийских школах. Мы встретились с ним в Институте мировой культуры в городе Сайта-Барбара, штат Калифорния. Он рассказал нам, что был некоторое время в Финляндии и встретился там с Сибелиусом. Йрио Палохеймо, археолог, живший рядом, рассказал, что композитор и группа музыкантов, окружавших его, занимались изучением теософии. А, как мы упоминали в гарвардской лекции (см. главу 3), теософия пронизана идеями перевоплощения.

ВЛИЯНИЕ ИДЕИ ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЯ НА ЛИТЕРАТУРНЫЙ МИР

ДЖЕЙМС ДЖОЙС И ПУТЕШЕСТВИЕ УЛИССА

«Произведения Джойса, хотя они воспринимаются многими не столь однозначно, стали классикой, оказав влияние на несколько поколений писателей. Подсчитано, что каждый год в Америке пишут от тридцати пяти до сорока докторских диссертаций по творчеству Джойса, а библиография исследовательских работ по Джойсу, опубликованная в 1975 году, насчитывает 8 тысяч названий» («После Джойса, без Джойса мира нет», «New York Times», 31 января 1982 г.).

По случаю столетия со дня его рождения около 550 ученых собрались в Дублине на VIII Международный симпозиум, посвященный творчеству писателя. В «Time» вышла заметка под заголовком «С Днем рождения: Дублин рад за Джойса», где говорилось:

В прекрасном городе Дублине неяркий домик из красного кирпича на улице Аппер Кланбрассил, 52 украшает новая мемориальная доска. Она указывает на место рождения человека, который никогда не жил и который никогда не умрет, пока есть читатели... [На доске написано]: «Здесь в воображении Джойса в мае 1866 года родился Леопольд Блум — гражданин, муж, отец, странник, воплощение Улисса» (12 июля 1982 г.).

Говоря об исследовании в «Улиссе» глубин человеческой души, ирландский автор Джордж Рассел пишет: «Нужно вычерпать огромные глубины во всех нас, прежде чем мы сможем очиститься... Если бы Джойс написал о Чистилище и о Рае, ведущем к Аду, чем является его «Улисс», у литературы было бы одно из величайших произведений» [17].

«Улисса» очень трудно читать без комментариев, раскрывающих его подтекст, внутреннее значение. Первая из многих книг, в которых была сделана такая попытка, была подготовлена в Париже при участии самого Джойса. Это известная книга Стюарта Гильберта «Одиссея Джеймса Джойса». В разделе с забавным заголовком «Встретил-его-узкие-чулки»³⁸ Гильберт пишет:

Уже в первом эпизоде («Калипсо») возникают несколько тем, которые будут сквозными для всего «Улисса». Что характерно для метода Джойса, один из этих лейтмотивов должен быть представлен в непринужденной манере в нелепом контексте. Миссис Блум читала в постели «Рубин: Гордость кольца»... Она спрашивает своего мужа, что означает фраза, прочитанная ею в книге, — «Met-him-pike-hoses». Наклонившись, он прочитал рядом с ее полированным ногтем. «Метемпсихоз? — спрашивает мистер Блум. — Некоторые люди думают, что мы продолжаем жить в других телах после смерти, что мы жили раньше. Они называют это перевоплощением. Что все мы прежде жили на земле тысячи лет назад или на какой-нибудь другой планете. Они говорят, что мы забыли об этом. Некоторые говорят, что помнят свои прошлые жизни».

Гильберт цитирует еще несколько отрывков о перевоплощении и подчеркивает, что «они указывают на стойкость этой идеи или, скорее, слова «метемпсихоз» в памяти мистера Блума. Доктрина перевоплощения упоминается в «Улиссе» не только в связи с мистером Блумом. Намеки на нее, прямые и косвенные, встречаются часто, и она фактически является одной из направляющих тем произведения... Ссылки на вечное повторение личностей и событий изобилуют в «Улиссе», и многие из более туманных мест можно сразу понять, если помнить об этом» [18].

Гильберт прослеживает интерес Джойса к перевоплощению в соприкосновении с теософией и ирландскими теософами [19]. Цитируем из предисловия:

Когда мы случайно обсуждали «Разоблаченную Изиду» мадам Блаватской, Джойс спросил меня, читал ли я какую-нибудь книгу Синнета. (А.П.Синнет, образованный, интеллигентный человек, член круга мадам БлаватскоЙ в Индии, ее биограф). Естественно, я понял намек и приобрел его «Эзотерический буддизм» и «Рост души» [книги по теософии], книги, из которых Джойс наверняка черпал свой материал [20].

Теме перевоплощения отведено большое место в других произведениях Джойса. В «Поминках по Финнегану», — пишет американский поэт Юджин Джолас, — Джойс нарисовал вращения колес жизни. Он сделал героя из Времени: постоянное творение и возвращение. Он вновь выстроил город через века в многочисленных метаморфозах Финна» [21]. В «Книгах поминок» Джеймс Атертон пишет: «Джойс верил, что перевоплощение было компенсацией смерти; не результатом невежества, неудовлетворенного желания и не причиной печали» [22].

«Портрет художника в юности» — книга Джойса, которая, по сообщению «New York Times» от 26 декабря 1982 года, разошлась 23-миллионным тиражом заканчивается трогательными словами, когда молодой герой Стефен Дедал отправляется в мир:

Приветствую тебя, жизнь! Я ухожу, чтобы в миллионный раз познать неподдельность опыта и выковать в кузнице моей души несотворенное сознание моего народа.

Древний Отче, древний Мастер, будь мне опорой ныне и присно и во веки веков [23].

УИЛЬЯМ БАТЛЕР ЙИТС — «ПОЭТ ВЕКА»

С 1923 года, когда Йитс получил Нобелевскую премию по литературе, было опубликовано невероятное количество книг об этом «поэте века», каким его многие считают.

Обозреватель «Newsweek» пишет, что «принятие идеи перевоплощения пришло к Йитсу не со вспышками интуиции, а было результатом исследований и размышлений... В молодости он был ярым поклонником философии мадам Блаватской, он также изучал аспекты восточного мистицизма» [24].

Профессор Ричард Эльман (знаменитый биограф Джеймса Джойса) сообщает в своей книге «Личность Йитса»:

Тема многих жизней пронизывает поэму «Канва о себе», она противостоит страху смерти, ибо смерть приходит как ключ к следующей жизни. В поэме «Образ из прошлой жизни», в сноске, Йитс объясняет, что в основе стихов лежит та идея, что наши жизни преследуют воспоминания прошлых воплощений [25].

Шанкар Макаши-Пунекар в исследовании «Более поздний этап творчества У. Б. Йитса» замечает: «Сравнив главу о посмертных состояниях из «Ключа к теософии» Блаватской с «Судом души» Йитса, даже скептик убедится, что Йитс действительно продолжал выражать ту же мудрость... Непредвзятый наблюдатель не может не заметить, сколь многим обязан Йитс теософским текстам» [26].

В последней поэме Йитса «Под Бен Бульбеном», написанной за три месяца до его смерти, мы читаем:

Нам жить и умирать не раз, Ведь есть две вечности у нас, Что расе и душе Всевышний дал, И в старину гаэл все это знал. В тиши и мире ль смерть придет, А может, выстрелом убьет, С любимыми на краткий срок расстаться Есть худшее, что мы должны бояться. Могильщики, хоть мышцами крепки, Проворны, и лопаты их остры, Вновь посылают мертвецов своих Назад в мир разумов людских [27].

ПОЛЬ ГОГЕН

В 1898 году Гоген закончил большую картину, которую назвал «Откуда мы пришли, кто мы и куда идем?» Книгу «Современная мысль и католицизм», над которой он работал в то время, он начал с тех же самых вопросов и приложил немало усилий, чтобы дать на них ответы.

Искусствовед, преподобный Томас Бузер, замечает в статье «Религия

Гогена», опубликованной в «Художественном журнале» за лето 1968 года, что «Гоген ни в коем случае не был творческим или последовательным теологом, тем не менее его религиозное верование выходило за рамки обычного антиклерикализма и представлений апологетов того времени. Его вера, несомненно, была более мистической, чем та, что господствовала тогда в церкви». Откуда он ее взял? Ответ прост: Гоген, кажется, был увлечен теософией... Человеческой душе, по теософским взглядам Гогена, суждено быть подверженной метемпсихозу и входить в определенные рамки эволюции.

В книге «Современная мысль и католицизм», написанной в годы пребывания Гогена на Таити и наиболее ярко выразившей его творчество, он писал об идее перевоплощения и путешествии души:

Душа составляет порождающий центр всего организма, стержень, к которому все притягивается... Именно душа сформировала свой организм; именно душа дала ход эволюции живых организмов, составляющих виды... Материалисты ухмыляются, когда им говорят о воплощенной или развоплощенной душе, отвечая, что никому никогда не удавалось увидеть ни одну из них ни через увеличительное стекло, ни невооруженным глазом. При этом они забывают, что никто никогда не мог видеть атом воздуха или материи...

Душа, временно живущая в организме, развивает в нем его животные свойства... и когда этот особый организм разрушается, то, поскольку душа выживает, он становится зародышем, пригодным для восхождения к главной жизни от одной метаморфозы к другой.

Таким образом, по словам Гогена, «идея метемпсихоза, признанная в индусской религии и которую Пифагор, взяв от индусов, преподавал в Греции, содержит в себе принцип постепенного восхождения».

Гоген полагал, что притча о лестнице Якова, простирающейся от земли до Небес, по которой шаг за шагом восходят и спускаются ангелы Господни, — имеет сходство с процессом перевоплощения. По ней постепенно восходят «от самых низких до высочайших форм жизни», и во время такого подъема существо «опускается на более низкие или поднимается на более высокие ступени в соответствии со своими достоинствами или недостатками».

Божественность как символ чистого вечного духа — основа всякой гармонии — является целью, которую необходимо достичь, как было показано Христом и до него Буддой. Все человеческие существа однажды станут буддами [28].

ПРЫЖОК КАНДИНСКОГО В АБСТРАКЦИЮ

«Абстрактное искусство изменило лицо современного мира», — пишет выдающийся искусствовед Хильтон Крамер в статье, вышедшей в «New York Times» и посвященной столетию со дня рождения одного из основателей абстрактного искусства Василия Кандинского.

Прослеживая тенденции развития творчества Кандинского, Крамер пишет о решающем периоде, когда художник увлекался теософией, в результате чего стал возможен «его революционный прыжок в абстракцию... Кандинскому требовалась теоретическая основа для изображения... Для такого ума, как у него, — одновременно интеллектуального и мистического, ищущего «законы» и принципы, — прежде чем решиться на практическую работу, идея должна всегда предшествовать своей реализации. Его приверженность теософии сыграла основополагающую роль в том, что абстрактное искусство достигло в его творчестве более высокого духовного смысла» (18 декабря 1966 г.).

Трое других художников, основателей абстрактного искусства — Мондриан, Поль Кли и Малевич - также серьезно интересовались теософией. Они «искали с ее помощью более глубокие и общие ценности, внутренний смысл, новые измерения для понимания» [29].

Какая связь существует между идеей перевоплощения и абстрактным искусством? Перевоплощение подразумевает, что физические формы непостоянны, эфемерны, находятся в непрерывном видоизменении, и когда они становятся более непригодными к использованию, то заменяются другими формами или телами. Отсюда проистекает обращение этих художников к символическим приемам и их пренебрежение к копированию неподвижных моделей. Именно невидимый, но бессмертный дух, спрятанный за форами, привлекал их интерес.

Конечной целью было достижение «более высокого нирванического мира», и Кандинский полагал, что для этого потребуется много циклов эволюции и много воплощений [30].

МОНДРИАН «УСОВЕРШЕНСТВОВАЛ ВИДЕНИЕ В ИСКУССТВЕ»

Недавно одна из картин голландского художника Пита Мондриана была продана более чем за два миллиона долларов. Это самая большая сумма, когда-либо уплаченная за произведение искусства в стиле «модерн». В статье «Мондриан усовершенствовал не только стиль, но и видение», появившейся в «New York Times», Хильтон Крамер замечает, что значение его творчества выросло со временем. Одна из причин этого явления кроется в той связи, которая прослеживается между его произведениями и их метафизической основой.

Мы не чувствуем, глядя на полотна Мондриана, что нам предлагают лишь эстетическое удовольствие. Мы свидетели большей борьбы — большего мира, в котором разум схватился с вечной угрозой своего распада на части и разрушения... Сегодня в искусстве проблемы метафизических дискуссий и социального освобождения сведены до проблем стиля и вкуса. Неизбежно отсутствует необходимое напряжение — внутренняя драма главного героя, совершенствующего не стиль, а видение (24 февраля 1974 г.).

Специалист по истории искусства Роберт Уэлш посвятил статью «метафизической основе» творчества Мондриана, назвав ее «Мондриан и теософия». Она была представлена к открытию выставки, посвященной столетию со дня рождения Пита Мондриана, и опубликована музеем Гуггенгейма в Нью-Йорке в 1972 году, где эта выставка проводилась. Уэлш объясняет, что «идеи, имеющие отношение к тому, что [он] обсуждал, были распространены в многочисленных текстах и лекциях мадам Блаватской и ее последователей, а также в дискуссиях, в которых они участвовали... Монументальный труд Блаватской в двух томах «Разоблаченная Изида» (1877) составит основу нашей дискуссии», так как у Мондриана был голландский перевод «Изиды».

Связывая некоторые из картин Мондриана с теософским взглядом на эволюционное развитие через перевоплощение, Уэлш указывает на «Метаморфозу» и другую картину — знаменитый триптих «Эволюция». Он пишет:

Эволюция не что иное, как основная заповедь космологической системы, о которой заявила мадам Блаватская, она заменяет христианское объяснение творения мира. Эта космология аналогична индусской и другим мифологиям, которые подчеркивают вечный космический цикл создания, смерти и возрождения.

Она также имеет много общего с научной теорией эволюции Дарвина.

Единственной серьезнейшей ошибкой Дарвина, по мнению Блаватской, была подмена духа материей как мотивирующей силы во вселенной. В ее мировоззрении материя хотя и составляет необходимый носитель, через который приближаются к миру духа, но она, безусловно, стоит по значимости после духа...

Этот взгляд на эволюцию пронизывает работы Мондриана по теоретическому искусству. В своих «Зарисовках» (1912-1914) «он ссылается на теософскую доктрину эволюции как определяющий фактор в истории искусства. Мондриан не мог бы выбрать темой для своего монументального триптиха доктрину, которая была бы важнее в теософском учении, чем эта»

Оценивая свои собственные достижения в искусстве, Мондриан в письме своему другу Михелю Зойфору писал: «Именно в своем творчестве я хоть что-то значу, но по сравнению с Великими Посвященными я ничто» [31]. Кого он имел в виду под «Великими Посвященными?» Он ссылался на цветы человечества, совершенные души, подобные душам Христа и Будды, которые стали такими, пройдя через многие циклы перевоплощений. Что же касается самого выражения, которое нас заинтересовало, то Мондриан, вероятно, заимствовал его из одноименной книги, имевшей большое влияние на художников, композиторов и писателей. Она была опубликована в 1889 году, переиздавалась 220 раз на одном только французском языке и была переведена на многие европейские языки. Английское издание можно найти в продаже и сегодня.

Автор — Эдуард Шуре, был известным журналистом и музыкальным критиком, другом Вагнера, Ницше и других знаменитостей того времени. Его имя часто упоминается в работах по истории модернистов. Шуре написал «Великие Посвященные» под влиянием видения, пришедшего к нему в то время, когда жил во Флоренции: «В одно мгновение я увидел Свет, истекавший от одного могущественного основателя религии к другому. Эти Великие Посвященные, эти могущественные личности, которых мы называем Рама, Кришна, Гермес, Моисей, Орфей, Пифагор, Платон и Иисус, появились передо мной в однородной группе». Все они, казалось, принадлежали к Одному Братству [32].

Слова Шуре, касающиеся перспективы перевоплощения, волнуют умы художников и писателей до сих пор.

Доктрина восходящей жизни души через ряд существований является общей чертой эзотерических традиций и венцом теософии. Добавлю, что для нас она имеет чрезвычайную важность, ибо сегодняшний человек отвергает с одинаковым презрением абстрактное и туманное бессмертие философии и детский рай младенческой религии. И все же он питает отвращение к сухости и пустоте материализма. Бессознательно он стремится к осознанию органического бессмертия, немедленно отвечающего требованиям разума и неуничтожимым потребностям своей души...

Хотя у каждой жизни есть свой собственный закон и особая судьба, последовательность воплощений управляется общим законом, который может быть назван последствием жизней. «Нет ни одного слова или действия, у которого не было бы эха в вечности», — гласит пословица. С точки зрения эзотерической доктрины эта пословица может быть применима к перевоплощению [33].