3. Смены в господстве идеационального, идеалистического и чувственного права
Как в области этических идеалов, изобразительных искусств и систем истины, каждая из этих трех форм права в истории греко-римской и западной культур поднималась до господствующего положения и затем вновь приходила в состояние упадка, уступая место другой законодательной сверхсистеме.
Ранний греческий и римский закон до V века до нашей эры был главным образом идеациональным. Он был преимущественно jus divinum1* со жречеством в качестве верховных правителей, законодателей, судей, с юридическими нормами, предписанными богами.
1* божеское право (лат.).
Поэтому он был священным и незыблемым. Правонарушитель становился sacer esto1*. Целью наказания было искупление. По словам некоторых историков, религия в Древней Греции была абсолютным властелином, государство было религиозным сообществом, правитель — понтификом, судья — жрецом, закон — священной формулой, патриотизм — благочестием, изгнание из общества — отлучением от церкви. По мнению других исследователей, в Древнем Риме (до V в. до н. э.) правитель был верховным понтификом (pontifex maximus, rex sacrificulus2*). Он осуществлял связь граждан сообщества с богами, к которым он апеллирует (auspicia publica3*); он же назначает всех жрецов и жриц. Уголовный закон
был ритуальным; большинство тяжких преступлений носило религиозный характер.
1 * Да будет посвящен божеству (лат.).
2 * верховный жрец (лат.).
3 * публичные ауспиции (лат.), т. е. наблюдения за полетом вещих птиц или за их криком, клевом и т. п., для составления гаданий, предсказаний по ним.
Словом, ситуация демонстрировала все характерные черты идеационального права. К концу VI века до нашей эры появились симптомы упадка, а в V веке возрождаются элементы чувственного закона. В период между III веком до нашей эры и V веком нашей эры чувственное право вырастает до господствующего в античном обществе положения, раскрывая все свои типические черты. Триумф христианства приводит к восхождению идеационального закона, который после V века нашей эры становится господствующим и остается таковым до конца XII века. В этот период христианский закон средневековой Европы (светский и канонический) приобрел все типичные черты идеационального закона. Средневековое уголовное законодательство, по сравнению с правом языческих племен и позднеримским правом, вводит много новых, жестоко наказуемых преступлений чисто религиозного характера, таких, как богохульство, отступничество, ересь, раскол, колдовство, препятствие проведению религиозных служб, несоблюдение религиозных обрядов, дня воскресения, нарушение "спокойствия Бога", надругательство над трупами, самоубийство, ростовщичество, связь с евреями, похищение, адюльтер, сводничество, кровосмешение, внебрачная связь, аборт и т. д. Большинство из этих "новых" преступлений с чисто утилитарной или гедонистической точки зрения вовсе не обязательно вредны и губительны для заинтересованных сторон. С идеальной же, христианской точки зрения они являются нарушением заповедей Бога, нарушением идеациональных ценностей, а потому считаются криминальными и наказуемыми. Переходя от сводов средневекового закона к кодексам XVII века и более поздних столетий, большинство из этих нарушений перестают быть преступлениями и исключаются из списка криминальных и наказуемых. Оставшиеся же "криминальными" изменили свою природу и караются по чисто утилитарным причинам. Поворотный момент в продвижении к чувственному уголовному праву наступает с введением советских законов 1926—1930 годов, когда все религиозные преступления были отменены, а с ними и многие нарушения, связанные с попранием идеациональных ценностей. Обольщение, адюльтер, полигамия, полиандрия, кровосмешение, содомия, гомосексуализм, внебрачные связи, непристойность в публичных местах перестали считаться преступлениями. Все такие действия стали некриминальными. Подобное изменение произошло и в области гражданского и конституционного права. Практически во всех западных странах законы стали почти полностью чувственными и остаются преимущественно таковыми по настоящее время.
Рассмотрим теперь современный кризис нравственных идеалов и права. Поскольку господствующие формы морали и права в западноевропейских странах чувственные, то и кризис, очевидно, будет заключаться в разрушении чувственных этики и права1.
1 См. об этом подробнее мою "Social and Cultural Dynamic", vol. 2, ch. 15; vol. 3, ch. 5.
4. Разрушение чувственных этики и права
Суть кризиса заключается в постепенной девальвации этических и правовых норм. Девальвация зашла уже так далеко, что сколь бы странным это ни показалось, но этические и правовые ценности потеряли свой престиж. В них уже вовсе нет той былой святости, в которую первоначально они облекались. Все больше и больше на истинные
нравственные ценности смотрят, как на всего лишь "рационализации", "выводы" или как на "красивые речевые реакции", маскирующие эгоистические, материальные интересы и стяжательские мотивы индивидов и групп. Постепенно их начинают интерпретировать как дымовую завесу, скрывающую прозаические интересы, эгоистичные желания и особенно страсть к материальным ценностям. Подобным образом юридические нормы все больше и больше рассматриваются как орудие в руках стоящей у власти элиты, эксплуатирующей другие, менее влиятельные, группы населения. Иными словами, они есть своего рода уловка, к которой прибегает господствующий класс для того, чтобы держать в повиновении и контролировать подчиненные классы. И юридические и этические нормы стали всего лишь румянами и пудрой для того, чтобы сделать макияж неприглядному телу экономических интересов Маркса, резидий Парето, либидо Фрейда, комплексов, стимулов и доминирующих рефлексов других психологов и социологов. Они превратились в простые дополнения к полиции, тюрьмам, электрическому стулу, подавлениям и другим формам проявления физической силы. Они потеряли свой моральный престиж, деградировали и снизились до статуса средства, используемого умными плутократами для одурачивания эксплуатируемых простаков. С потерей престижа они постепенно утрачивают и свою контролирующую и регулирующую силу — важный фактор человеческого поведения. Их "ты не должен" и "ты должен", как моральные императивы, все меньше и меньше определяют поведение людей
и направляют его в соответствие с нормами, а их роль постепенно сводится к нулю. Логически возникает вопрос: "Если соль утратила свои вкусовые качества, то чем же в таком случае солить? Ибо она бесполезна и годна лишь для того, чтобы ее высыпать и растоптать ногами". Утратив свой "вкус" и действенность, они открыли путь грубой силе, как единственному сдерживающему фактору в человеческих отношениях. Если ни религиозные, ни этические, ни юридические ценности не контролируют наше поведение, то тогда что же остается? Ничего, кроме грубой силы и обмана. Отсюда — современное "право сильного". И в этом — основная черта современного кризиса в этике и праве.
Кризис не пришел нежданно-негаданно. И разразился он не в силу некоего непредвиденного фактора, расположенного вне чувственной этики и права. Наоборот, он медленно накапливался в самой чувственной системе в ходе ее развития, распространяясь от скрытых в системе болезнетворных микробов. Самые ранние стадии чувственной этики и права — лишь инкубационный период современного кризиса.
Благодаря святости и ореолу идеациональных этических ценностей нормы раннечувственной этики и права еще рассматривались как священные и разумные, они все еще обладали моральным престижем и поэтому были действенной регулирующей силой и по-своему верной. В процессе дальнейшего разрушения идеациональной системы и заметного роста чувственной этики и права эти пагубные микробы становились вирулентными. Накапливая свой потенциал, они все более подрывали и разрушали чувственные ценности, лишая их постепенно святости и престижа, покуда последние и вовсе не утратили окончательно своего ореола.
Эти ядовитые бактерии чувственной этики и права были заложены в утилитарной и гедонистической, то есть в релятивистской и условной, природе этических и юридических ценностей. Любая чувственная ценность, так как она приравнивается к утилитарному и относительному условию, обязательно регрессирует, становясь все более и более относительной и условной, пока наконец не достигнет стадии "атомизации" в своем релятивизме и стадии полной произвольности в еще более тонкой и менее универсальной условности. Конечная стадия - полное банкротство. Это краткий очерк того, как и почему "соль" чувственных этико-правовых норм потеряла свой специфический вкус. Если суть моральных и правовых норм сводится к полезности и к чувственному наслаждению, то каждый вправе следовать этим ценностям ad libidum1*.
1* по желанию, по своему усмотрению (лат.).
Так как удовольствие, полезность и чувственное наслаждение разнятся у отдельных людей и народов, то и следуют они им, как пожелают, достигают их средствами, имеющимися в их распоряжении. Так как нет конечного предела чувственным желаниям, покрывающим все чувственные ценности, то допустимое количество этих ценностей становится недостаточным для удовлетворения всех желаний и потребностей групп и индивидов. Смерть этих ценностей и норм привела, в свою очередь, к конфликту между людьми и группами. А при таких обстоятельствах борьба непременно становится острее, интенсивнее и разнообразное и по своим средствам, и формам. Конечным результатом этого процесса будет появление грубой силы, которой содействует обман — как высшего и единственного арбитра всех конфликтов. При таких условиях никакая логика, философия и никакая наука не могут призвать на помощь трансцендентальную ценность, чтобы ослабить борьбу и отделить справедливый моральный релятивизм от несправедливого, правильные средства достижения счастья от неправильных, отделить моральные обязанности от эгоистических потребностей, право от силы. Кроме субъективной полезности и наслаждения, относительности и условности у чувственной этики и чувственного права нет абсолютного судьи, нет универсального и объективного критерия для решения конфликтных проблем. Поэтому мы выводим неизбежную "атомизацию" и самоуничтожение чувственной системы ценностей из самого процесса ее исторической эволюции.
Мыслители чувственной культуры XIV—XVI столетий, периода роста влияния чувственной культуры, уже хорошо осознавали эту опасность и пытались усилить чувственную этику и право путем "мифологизации" религиозной и идеациональной морали. Если вспомнить хотя бы П. дю Буа, Н. Макиавелли, Марсилия Падуанского и Дж. Бодена, то все они предупреждали, что чисто чувственный контроль полицейских и других носителей силы совершенно недостаточен. Поэтому они призывали к возрождению, пусть даже и искусственному, регулирования через абсолютистскую, религиозную и идеациональную моральную мифологию. Священник, играющий на "боязни ада", призван был дополнить полицию и тюрьму. Законодатели должны были вновь "изобрести" Бога, от которого ничего нельзя скрыть и который контролирует соблюдение закона потенциальной возможностью сверхчувственных кар. Умный политик всегда будет уважать религию, даже если он не верит в нее — так гласит одно из положений основоположников чувственной этики. К сожалению, они забывали, что если религиозные и идеациональные нормы суть всего лишь искусственная мифологема, изобретенная как полезное дополнение к жандармерии и виселицам, то такая иллюзия может существовать недолго — до тех пор, пока все не поймут, что все это — фикция. Когда же обман будет раскрыт, то сами чувственные ценности не смогут не потерять своего "достоинства", а вследствие этого и своего престижа, и контролирующей силы. Без нее они теряют свою действенность как чувственные нормы, и их все равно придется заменить простой физической силой.
Вступив на историческую арену как наследник и заместитель христианской морали и законности, современная система чувственной этики и права в процессе своего поступательного развития сеяла семена деградации человека и самих нравственных ценностей. Объявляя их чистыми условностями, она низводит их до уровня утилитарных и гедонистических конструкций, релятивных во времени и пространстве. Если они считаются подходящими для определенного человека или некой группы, то они принимаются, в обратном случае их отвергают как лишние препятствия. Таким образом, в мир моральных ценностей был введен принцип безграничного релятивизма, произвол которого порождает конфликты и борьбу, что, в свою очередь, вызывает ненависть, диктат грубой силы и кровопролитий! В хаосе конфликтующих друг с другом норм моральные ценности превращаются в прах, постепенно теряют свою интегрирующую силу и открывают путь грубому насилию. Пафос объединяющей христианской любви уступает место ненависти: ненависти человека к человеку, класса к классу, нации к нации, государства к государству, расы к расе. Физическая сила становится эрзац-правом. Bellum omnium contra omnes1* подняла свою уродливую голову. Именно с этим мы сейчас сталкиваемся.
1* Война всех против всех (лат.). 502
Едва ли есть общая этическая ценность, связывающая коммунистов и капиталистов, фашистов и евреев, итальянцев и эфиопов, союзников и нацистов, католиков и атеистов, мультимиллионеров и обездоленных, нанимателей и наймитов, эксплуататоров и эксплуатируемых и т. д. Их юридические и этические ценности противоположны и совершенно несовместимы. То, что одна группировка объявляет добром, другая клеймит как зло. Трагедия, однако, в том, что нет чувственного арбитра, приемлемого для всех группировок, чье решение одинаково авторитетно для всех. Если случайный примиритель и пытается выступить в роли третейского судьи, то он сам в свою очередь становится самостоятельной общественной силой, хотя и отрицаемой другими группировками. Таким образом, наш мир представляет собой общество бесконечно соревнующихся сторон без морального судьи, который мог бы разрешить эти споры. Результат — моральный хаос и анархия. Каждый становится для себя своим собственным законодателем и судьей, считая свой собственный поведенческий образец столь же прекрасным, как и чей-либо еще.
Инерция, правда, все еще порождает обращение к "общественному мнению" или к "мировому сознанию", но это либо глас вопиющего пустыне, либо дымовая завеса, маскирующая эгоистичные устремления той или иной "группы давления". Вместо одного истинного общественного мнения у нас существуют тысячи псевдообщественных мнений групп, сект и индивидов. Вместо "мирового сознания" у нас миллионы противоречивых "рационализации" и "заключений". Вся этика, соответственно, становится игрушкой в руках неразборчивых в средствах "групп давления", каждая из которых стремится урвать большую долю чувственных ценностей за счет других. При таких обстоятельствах движущая, связующая и контролирующая сила этических идеалов содержит в себе тенденцию к исчезновению. Так как нет единого морального кодекса, то нет и прессинга гомогенного общественного мнения, которое могло бы формировать чьи-либо нравственные чувства и убеждения. Нет поэтому и единого морального сознания, которое могло бы обладать эффективной регулирующей силой в межчеловеческих отношениях. Мудрено ли, что преступления, войны, революции все больше и больше тревожат западное общество? "Допустимо все, что выгодно" — главный нравственный принцип нашего времени. Он дополняется болезненной озабоченностью утилитарными ценностями. "Если вера в Бога полезна, то он существует, если нет, то нет и Бога". "Если наука дает жизненно важную ценность, то ее принимают, если нет, то она признается бесполезной". Отсюда наше помешательство на деньгах, наша бессовестная борьба за богатство. "За деньги можно все купить". Мы превращаем в деньги и прибыль любую ценность: пять близнецов, научное открытие, религиозные возрождения, новое преступление и многое другое. Удачливые стяжатели составляют нашу аристократию. Отсюда наше кредо "дело есть дело" и вся жестокость борьбы за чувственные ценности. Отсюда наши предположительно научные "нравы" и "обычаи" вместо моральных императивов, наше антропологическое и социологическое допущение, что нравы условны и варьируются у разных групп. Отсюда миллионы других характеристик нашего urbs venalis1* со всеми трагическими последствиями такого морального цинизма. Когда общество освобождается от Бога и от Абсолюта и отрицает все связующие его моральные императивы, то единственной действенной силой остается сама физическая сила.
Так чувственное общество с его чувственной этикой подготовило свое добровольное самоподчинение грубому насилию. "Освобождая" себя от Бога, от всех абсолютов, от категорических императивов, оно стало жертвой открытого физического насилия и обмана. Общество достигло крайней точки моральной деградации и сейчас трагически расплачивается за свое безрассудство. Его хваленый утилитаризм, практицизм и прагматическая целесообразность обернулись самой непрактической и неутилитарной катастрофой. Немезида восторжествовала!
1* продажный город (лат.).
Отсюда и трагедия самого человека чувственного общества. Лишая человека всего божественного, чувственное умонастроение, этика и право понизили его до уровня электронно-протонового комплекса и рефлекторного механизма, не имеющего никакой святости и телоса. "Освобождая" его от "предрассудков" категорических императивов, они отобрали у него невидимое оружие, которое безоговорочно защищало его достоинство, святость и неприкосновенность. Лишенный этого оружия, он оказывается игрушкой в руках самых случайных сил. Если он полезен по или иным соображениям, то с ним будут обращаться достойно и заботиться о нем, как мы заботимся о полезном животном. Его же можно "ликвидировать", если он приносит вред, как мы уничтожаем ядовитых змей. Для такого уничтожения не требуется ни вины, ни преступления, ни реальной причины. Самого существования человека или группы как непредусмотренного препятствия уже достаточно, чтобы их уничтожить. Без всякого раскаяния, угрызений совести, сожаления, сострадания уничтожаются миллионы людей, лишаются своего имущества, всех прав, ценностей, обрекаются на все виды лишений, изгоняются, и только из-за того, что само их существование является непредсказуемым препятствием для реализации жажды власти, богатства, комфорта или какой-либо другой чувственной ценности. Крайне редко с таким цинизмом люди обращались с тягловым скотом! Освобожденный от всех запрещений сверхчувственных ценностей, чувственный человек как самоубийца убивает чувственного человека, его гордость и достоинство, его ценности и достояние, его комфорт, удовольствие и счастье. В этом шквале необузданных чувственных страстей чувственная система в целом разбивается на куски и исчезает.
В безумстве декадентского мышления человек чувственного общества сегодня снова разрушает свой чувственный дом, который он с такой гордостью воздвигал последние пять столетий. Чувственные этика и право вновь зашли в тупик, отмечающий finis1* настоящей эпохи.
1* конец (лат.).
Без перехода к идеациональной этике и праву, без новой абсолютизации и универсализации ценностей общество не сможет избежать этого тупика. Таков вердикт истории в отношении прошлых кризисов чувственной этики и права, и таким должен быть приговор в отношении настоящего кризиса.
Содержание
СУДЬБЫ И ПРОРОЧЕСТВА ПИТИРИМА СОРОКИНА 1
Долгое путешествие 1
Интегральный синтез 9
ОБЩАЯ СОЦИОЛОГИЯ 13
СОЦИОЛОГИЯ № 1 13
СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ ЭТЮД ОБ ОСНОВНЫХ ФОРМАХ ОБЩЕСТВЕННОГО ПОВЕДЕНИЯ И МОРАЛИ 16
СОЦИАЛЬНОЕ ЯВЛЕНИЕ 16
§ 1. Природа социального явления 16
§ 2. Две стороны социального явления: внутренне-психическая и внешне-символическая 22
§ 3. Условия возможности правильного психического взаимодействия 26
КЛАССИФИКАЦИЯ АКТОВ ПОВЕДЕНИЯ 28
§ 1. Три основные формы актов поведения 28
§ 2. Три основные формы реагирования на чужие поступки 32
ПРЕСТУПЛЕНИЕ И ПОДВИГ 34
§ 1. Преступление 34
§ 2. "Подвиг" 45
НАКАЗАНИЕ И НАГРАДА 48
§ 1. Наказание и награда и их связь с преступлением и подвигом 48
§ 2. Условия "вменения" преступления и подвига 52
§ З1. Об элементах преступного и услужного акта 56
§ 4. Внешняя однозначность преступления и наказания, подвига и награды 62
§ 5. Классификация подвигов и наград (преступлений и наказаний) 65
§ 6. Шаблонизация кар и наград 69
ВЛИЯНИЕ КАР И НАГРАД НА ПОВЕДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА 70
§ 1. Мотивациокное действие наград и наказаний 70
§ 2. Основные теоремы мотизационного влияния наказаний и наград на поведение людей 72
§ 3. Дрессирующее влияние кар и наград 84
СОЦИАЛЬНАЯ РОЛЬ КАР И НАГРАД 86
§ 1. Социальная борьба как следствие и симптом антагонизма моральных убеждений 86
§ 2. Внутригрупповая роль санкций 87
§ 3. Внегрупповая роль кар и наград 92
СТРУКТУРНАЯ СОЦИОЛОГИЯ 97
СОЦИОЛОГИЯ КАК НАУКА 97
§ 1. Мир надорганики 97
§ 2. Описание надорганики 97
§ 3. Область надорганики 98
§ 4. Человеческая личность как продукт социокультурных сил 99
§ 5. Социология в системе общественных наук 100
§ 6. Отличие социологии от других общественных наук 100
§ 7. Пределы возможностей специальных дисциплин 105
§ 8. Социология как особая наука 106
§ 9. Взаимозависимость между социологией и другими науками 106
§ 10. Общая и специальная социология 108
РАЗВИТИЕ СОЦИОЛОГИИ 109
§ 1. На Древнем Востоке, в Древней Греции и Риме, в средневековой Европе и в мусульманском мире 109
§ 2. От Возрождения к Новому времени 110
§ 3. Новая и современная социология 111
§ 4. Космосоциология 112
§ 5. Биосоциология 112
§ 6. Механистическая школа 113
§ 7. Психологическая школа 114
§ 8. Социологистская или социокультурная школа 115
§ 9. Специальные отрасли социологии 118
Родовая структура социокультурных явлений 118
§ 1. Значимое человеческое взаимодействие как родовое социальное явление 118
§ 2. Компоненты родового социокультурного явления 120
§ 3. Субъекты взаимодействия 120
§ 4. Значения, ценности и нормы в родовых социокультурных явлениях 125
§ 5. Материальные носители как универсальный компонент социокультурных явлений 128
§ 6. Личность, общество и культура как неразрывная триада 136
§ 7. Критические замечания 137
Революция и социология 138
БОЙНЯ: РЕВОЛЮЦИЯ 1917 ГОДА 138
День первый: 27 февраля 1917 года 139
День следующий 140
Назавтра 141
Раз свобода, то все позволено 142
Свет и тень 144
Агония 145
Трагедия 147
Новый кризис 150
Пучина 151
ПРОБЛЕМА СОЦИАЛЬНОГО РАВЕНСТВА 153
НАЦИОНАЛЬНОСТЬ, НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС И СОЦИАЛЬНОЕ РАВЕНСТВО 153
ПРОБЛЕМА СОЦИАЛЬНОГО РАВЕНСТВА И СОЦИАЛИЗМ 157
СОЦИОЛОГИЯ РЕВОЛЮЦИИ 166
Революционные отклонения в поведении людей 166
Причины революций 170
СОЦИАЛЬНАЯ СТРАТИФИКАЦИЯ И МОБИЛЬНОСТЬ 185
СОЦИАЛЬНАЯ И КУЛЬТУРНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ 185
СОЦИАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО, СОЦИАЛЬНАЯ ДИСТАНЦИЯ, СОЦИАЛЬНАЯ ПОЗИЦИЯ 185
Геометрическое и социальное пространство 185
Горизонтальные и вертикальные параметры социального пространства 187
СОЦИАЛЬНАЯ СТРАТИФИКАЦИЯ 188
1. Понятия и определения 188
2. Основные формы социальной стратификации и взаимоотношения между ними 189
3. Социальная стратификация как постоянная характеристика любой организованной социальной группы 189
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ СТРАТИФИКАЦИЯ 192
1. Два основных типа флуктуации 192
2. Флуктуации экономического статуса группы как единого целого. 192
ФЛУКТУАЦИИ ВЫСОТЫ И ПРОФИЛЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СТРАТИФИКАЦИИ 197
1.Основные гипотезы 198
2. Гипотеза колебаний высоты и профиля экономической стратификации 202
3. Периодичность флуктуации 207
4. Существует ли предел флуктуации экономической стратификации? 207
5. Существование постоянной тенденции во флуктуациях высоты и профиля экономической стратификации 209
Резюме 210
ПОЛИТИЧЕСКАЯ СТРАТИФИКАЦИЯ 210
1. Изменения верхней части политической стратификации 211
2. Изменения политической стратификации внутри целостной . политической организации 212
3. Флуктуации политической стратификации 218
5. Есть ли предел во флуктуциях высоты и профиля политической стратификации? 221
6. Есть ли периодичность во фяуктуациях политической стратификации? 222
Резюме 222
ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ СТРАТИФИКАЦИЯ 223
1. Внутрилрофессиональная и межпрофессиональная стратификация 223
2. Межпрофессиональная стратификация, ее формы и основания 223
3. Внутрипрофессиональная стратификация, ее формы 227
4. Изменение профессионального состава населения 227
5. Высота, этажность и профиль профессиональной стратификации 228
6. Флуктуации высоты профессиональной стратификации 228
7. Флуктуации этажности (градации) профессиональной стратификации 231
8. Флуктуации профиля профессиональной стратификации 231
9. Флуктуации страт интеллектуального и ручного труда 235
СОЦИАЛЬНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ, ЕЕ ФОРМЫ И ФЛУКТУАЦИИ 237
1. Концепция социальной мобильности; ее формы 237
2. Интенсивность (или скорость) и всеобщность вертикальной социальной мобильности 238
3. Подвижные и неподвижные формы стратифицированных обществ 239
4. Демократия и вертикальная социальная мобильность 239
5. Общие принципы вертикальной мобильности 239
Резюме 249
КАНАЛЫ ВЕРТИКАЛЬНОЙ ЦИРКУЛЯЦИИ 249
1. Армия как канал социальной циркуляции 249
2. Церковь как канал вертикальной циркуляции 250
3. Школа как канал вертикальной циркуляции 251
4. Правительственные группы, политические организации и политические партии как каналы вертикальной циркуляции 253
5. Профессиональная организация как канал вертикальной циркуляции 254
6. Организации по созданию материальных ценностей как каналы социальной циркуляции 255
7. Семья и другие каналы социальной циркуляции 257
МЕХАНИЗМЫ СОЦИАЛЬНОГО ТЕСТИРОВАНИЯ, ОТБОРА И РАСПРЕДЕЛЕНИЯ ИНДИВИДОВ ВНУТРИ РАЗЛИЧНЫХ СОЦИАЛЬНЫХ СТРАТ 257
1. Определения 257
2. Семейный статус как косвенный тест способностей к как фундамент социальной селекции и распределения индивидов 258
3. Школа как тестирующий, селекционирующий и распределяющий механизм 260
4. Церковь как тестирующее, селекционирующее и дистрибутивное средство 263
5. Семья, школа и церковь как средства тестирования общих свойств 263
личности. Их решающая роль в определении типических черт 263
различных социальных классов 263
6. Профессиональные организации как тестирующие, селекционирующие, дистрибутивные средства 267
Резюме 269
Социокультурная динамика 270
КРИЗИС НАШЕГО ВРЕМЕНИ. ДИАГНОЗ КРИЗИСА 270
Три диагноза 270
КРИЗИС ИЗЯЩНЫХ ИСКУССТВ 277
1. Идеациональная, идеалистическая и чувственная формы изящных искусств 277
2. Сдвиги в формах изобразительных искусств 280
3. Современный кризис в западных изящных искусствах 289
КРИЗИС В СИСТЕМАХ ИСТИНЫ: НАУКА, ФИЛОСОФИЯ И РЕЛИГИЯ 301
1. Три системы истины: идеациональная, идеалистическая и чувственная 301
2. Периодичность в господстве систем истины в истории 310
3. Кризис современной чувственной системы истины 316
КРИЗИС ЭТИКИ И ПРАВА 323
1. Идеациональная, идеалистическая и чувственная системы этики 323
3. Смены в господстве идеационального, идеалистического и чувственного права 332
4. Разрушение чувственных этики и права 333
Достарыңызбен бөлісу: |